***
Юнги любит проводить время в их огромном саду с кучей деревьев и кустарников, иногда Кицу всё же составляет ему компанию, когда не занята с Чонгуком, и вместе с ним придаётся кошачьим утехам. Участок выполнен в традиционном стиле, так же на нём присутствует искусственный водоём с обитающими в нём карпами кои, на которых Юнги сейчас открыл охоту, свесившись с деревянного мостика над водоёмом. Белый котёнок выжидает момент, когда лучше всего напасть, осторожно заносит лапку над очередной проплывающей рыбой и от внезапно раздавшегося шума листьев подпрыгивает на месте, соскальзывая прямиком в воду. Юнги выбирается на берег, обставленный камнями, шерсть вся слиплась, вода льётся ручьём и ощущение, что рыбки сзади гогочут над его неуклюжим падением. Он уже хочет принять человеческий облик, когда слышит обеспокоенный голос. — О боже, котик, прости-прости-прости. Я тебя напугал? Хосок показывается перед Юнги, падает на колени и протягивает руки, желая взять кота, однако тот цапается, не хотя, чтобы его трогали в таком состоянии, и грозно мурчит. Альфа меняет тактику: снимает с себя ветровку, озадачивая на мгновение этим жестом внимательно наблюдающего за его действиями Юнги, быстро обхватывает ей мокрое животное и прижимает к себе, принимаясь вытирать шерсть. — Ай-ай-ай-ай, щиплет, — болезненно проговаривает. — Ну котик, хотя бы ты не царапайся. Один уже исцарапал меня всего, и теперь мне даже переодеваться больно. Хосок говорит это обиженным, но заискивающим тоном. Юнги, до этого намертво вцепившийся коготками в его грудь, тушуется под жалостливым взглядом, заменяя гнев чем-то не понятным. Кажется… Юнги чувствует вину, ведь альфа явно имел в виду его. — Спину щиплет ужасно, — беседует так, словно собеседник способен его понять. — Отец помог перевязать раны… Альфа продолжает говорить о больной спине, пытаясь завладеть вниманием кота своим спокойным и мелодичным голосом, и омега убеждается в том, что это действительно чувство вины. Юнги стыдится и затихает, полностью успокаиваясь в руках Хосока, который продолжает его обтирать ветровкой, шагая по просторному саду. — Ну что за хоромы, а? В который раз заблудился, — цокает, однако не унывая. «Что за дурак будет сворачивать с тропинки?» — думает Юнги, вылизывая лапу и мурлыча от обтирания, больше похожего на поглаживание. — Хоть я тут и получил «боевое» ранение, но мне нравится здешняя атмосфера, — кот располагается удобней, чувствуя рядом с собой биение чужого сердца, и продолжает слушать монолог альфы, который решил поговорить с животным. — Этот сад просто чудесный. Вокруг участка за изгородью только бетонные джунгли, а тут... воздух словно волшебный и манящий. Думаю, ты понимаешь меня лучше всех, котик. Ты такой беленький и сладенький, пожалуй, назову тебя Сахарком. Ты пахнешь одним омегой, проживающим тут, похоже, ты его питомец. Хосок всё говорит и говорит, блуждая по огромной местности и глядя по сторонам, а Юнги уже и забыл, что из-за альфы упал в воду и, вообще, чувствовал себя отвратно и обессиленно последние несколько дней. Омега сейчас у него на руках, и все тревоги уходят, вместо себя заполняя маленькое тело котёнка умиротворением и даже блаженством. — Ох, вот и ворота. Сахарок, пора прощаться, — Хосок останавливается неподалёку от тропинки, ведущей к выходу, ловя на себе бдящие взгляды охраны. — Каждый раз смотрят так, будто я стащил у них последний кусок хлеба. Ну правда, где их воспитание? Альфа тяжело вздыхает, опускается на корточки и кладёт котёнка на траву. Он смотрит ему в глаза, гладит меж ушами и улыбается тепло — у Юнги рождаются бабочки в кошачьем животе и зрачки большие-большие, затапливающие и так тёмно-карюю радужку. — Передай Юнги, что мне было очень больно, но… спасибо ему. Он действительно помог мне. Хосок уходит, напоследок ещё раз погладив его, и котёнок зарывается головой в ткань, чувствуя, что вся его шерсть покраснела бы словно пунцовые щёки, если бы это было возможно. Он берёт в зубы ветровку, тащит её за собой в глубину сада подальше от чужих глаз и оборачивается в человека, тут же надевая и заворачивая всё своё тело в заботу альфы, принявшую вид обычной ярко-красной одёжки. Юнги застёгивает доходящую до бёдер куртку, по самый подбородок, прячет в воротник лицо и держит курс к дому, чувствуя, как холодок от почвы и травы лижет ступни. Он проходит мимо встречающихся на пути людей с гордо поднятой головой, как и предстало сыну дома Чон, даже не думает чувствовать стеснение за свой вид и поднимается к себе в комнату, замечая рядом с ней папу. — Ты ко мне? — спрашивает Юнги, заходя внутрь и оставляя для родителя дверь открытой. — Я кое-что принёс, котик. Младший решает проигнорировать всезнающий взгляд папы, садясь на край постели и упираясь на руки, поставленные позади. — Для твоего альфы. Раны, оставленные подобными нам, не так легко заживают, — лукаво улыбается, ставя на стол небольшую стеклянную баночку. — Он не мой… Юнги тут же подбирается на месте, выпрямляясь, он сжимает длинные рукава и понимает, что весь пропах им. Он буквально только в его одежде, и даже кошачьи уши словно выпрыгивают, показываясь, стоит ему опять подумать о клубничном альфе. Сумин подходит к сыну и кладёт ладонь на его щеку, поднимая лицо и засматриваясь в глаза, ищущие ответа на вопросы своего сердца. — Твой зверь отзывается на него, не ври папе. — Прости, — тихо проговаривает. — Ты поэтому так поступил, да? Он выбрал защитить отца, и ты последовал его воле. Сумину и не надо слышать ответа, чтобы понять свою правоту. — Котёнок, ты правильно поступил, не переживай, — говорит мягко и обнимает. Сейчас его задача — облегчить мысли сына и помочь разобраться в самом себе.***
Сегодняшний день выдался не самым солнечным, прямо как настроение Юнги. Учёба в школе проходит гладко и без проблем. Омега уже в выпускном классе, и единственной его заботой является окончить учреждение на отлично, поддерживая лицо семьи. Однако стоит ему вернуться домой как вся былая лёгкость сдувается, словно плохо запечатанный воздушный шарик. Отец сообщает о гостях на вечер, говорит одеться покрасивее, прихорошиться, ошарашивает тем, что прибудет жених с семьёй, и уходит к себе в кабинет, оставляя Юнги склеивать разбившиеся чувства в одно целое. Он ведь… сильный, он справится. Часы до встречи проходят мимолётно, омега всё это время пытается не дать эмоциям выход, иначе он снова разнесёт всё вокруг, как в детстве. Сумин находит его не в самом лучшем состоянии и помогает привести себя в порядок. Юнги хочет попытаться хотя бы возразить, всем видом об этом кричит, смотрит наливающимися слезами глазами и различает толстый слой макияжа на скуле старшего. — Папа… — произносит сорванным голосом. — Потерпи. Просто потерпи, мой мальчик, — улыбается, но в глазах видна вся боль за сына. — Я не оставлю всё так, малыш. Спустя полчаса от былой истерики не остаётся и следа; омеги спускаются вниз, становятся рядом с главой семейства и встречают гостей. Юнги ведёт себя как подобает выходцу подобного клана: он учтив, вежлив и совладает с манерами на отлично, но Сумину время от времени приходится брать сына за руку, чтобы поддержать и придать сил. Младший узнаёт в прибывших конкурентов своей семьи на подпольном рынке и понимает, почему отец ответил таким образом на попытку папы хоть как-то остановить это недоразумение. Юнги и сам знает, что его ждёт подобная судьба, он смирился с ней. Но омега давно не задумывался о подобном стечении обстоятельств: примерно год, если быть точнее, когда встретил альфу со сладким запахом. Ужин заканчивается, ничего особенного не было сказано: главы назначили новую встречу для очередного обсуждения рабочих моментов и намекнули, что молодым стоило бы провести время вместе наедине. На это Юнги лишь скромно улыбнулся, не желая отвечать, ведь иначе изо рта полились бы тонны желчи и яда. Теперь же омега изнеможённо поднимается по лестнице, на пути в свою комнату решив зайти к брату. — …и если ты так расставишь блоки, то вес груза уменьшится в четыре раза, — объясняет физику, ручкой вырисовывая тему для наглядности. — То есть, если я могу поднять омегу просто так голыми руками, то с помощью блоков подниму четверых?! — с горящим интересом спрашивает, понимая озвученное на свой лад. Юнги моргает несколько секунд, разглядывая альф, усевшихся вокруг низкого столика на полу, и проходит дальше. — Рано тебе об омегах думать, — отвечает Юнги вместо весело хмыкнувшего старшего, привлекая к себе внимание. — Гости уже ушли? — интересуется младший, поглаживая Кицу, разместившуюся на его коленях. — И ничего не рано, ты просто завидуешь, что вместо меня мне не выбирают пару, — Чонгук показывает язык и тут же съёживается от взгляда брата, способного прибить на месте. — Я-я пойду за закусками. Гук подхватывает мяукнувшего рыжика на руки и быстро скрывается из поля зрения, стараясь не смотреть брату в глаза. Юнги прикрывает веки и старается успокоиться, сжимая кулаки и убеждая себя, что мелкий не специально. — Привет, — говорит неуверенно, но заставляя омегу вздрогнуть от неожиданности. Хосок выглядит взволнованным, нервозно потирает шею и поднимает на младшего взгляд, продолжая: — Мы тут физику учим, — неловко посмеивается. — Кстати, прекрасно выглядишь. Тебе идёт оранжевый. Юнги смотрит на себя, будто одевался не сам. На нём пушистые белые тапки, приталенные узкие светло-серые брюки, выгодно подчёркивающие худые ноги и округлый зад, ремень красиво выделяет тонкую талию, тонкий браслет, цвета серебра, в тон ему цепочка с миниатюрным рубином-капелькой и лёгкая заправленная рубашка, колыхающая даже от лёгкого дуновения или движения. — Это персиковый, — Юнги заканчивает осмотр самого себя и переводит взгляд на альфу. Омега тут же тушуется от слишком очевидного разглядывания и прокашливается, сам начиная нервничать. — Спасибо. Омега теперь сам разглядывает Чона, подмечая скованность некоторых движений. — Подожди здесь, — говорит, будто тот куда-либо собирался уйти, и разворачивается, направляясь в свою комнату. Юнги берёт баночку, оставленную папой, смотрит несколько секунд на красную ветровку, лежащую на кровати, соглашается с идеей сохранить её на ещё один день и возвращается в комнату брата, прикрывая за собой дверь. Омега останавливается напротив старшего, решая, стоит ли ему сделать это, и резко опускается перед ним на колени. — Разденься. — Что? — резко выпаливает Хосок, подбирая ноги к груди. — Не волнуйся, на этот раз больно не будет, это целебная мазь — цокает, будто уговаривает ребёнка. Но, подумав, добавляет: — Нет, погоди, будет. Они оценивающе смотрят друг другу в глаза недолго, Хосок делает первое мелкое движение, Юнги чуть поддаётся вперёд, и альфа резко разворачивается, чтобы рвануть, но оказывается прижатым в пол животом вниз. Омега задирает легко поддающийся свитшот, открывая своему взору перевязанную спину, он садится сверху на задницу альфы и удлинившимся коготком разрезает бинт ленту за лентой, до конца снимая верх. — Не двигайся, — шипит, придерживая парня за шею, — иначе будет только больнее. Хосок покрывается стаей мурашек, пока за спиной доносятся звуки режущейся ткани. Он, конечно, не против такого тесного контакта, но не в такой ситуации: боль от ран ещё слишком свежа, из-за неё он просыпается ночами в холодном поту, вспоминая как кожа под хрупкой рукой разрывалась, выпуская наружу собственную кровь. Бинты отлепляются от спины вместе с засохшей коркой, ощущаются холодок от воздуха и жгучая лава от боли, сквозь шум в ушах доносятся звуки откручивающейся крышки, и до ран нежно касаются подушечки пальцев, покрытые мазью с запахом трав. — Ужасная перевязка, неаккуратная работа. Почему в больницу не пошёл? Тебе повезло, что инфекция не попала внутрь и не началось заражение. — Я… — Чон дышит прерывисто, хватая пальцами ворс ковра, пот от напряжения образуется на висках, скатываясь вниз. — У нас нет лишних денег. — Всё настолько плохо? — Юнги хмурится, но продолжает покрывать кожу зелёной смесью явно домашнего изготовления. — Вы брали у нас деньги в долг, но неужели ничего не осталось даже на необходимую первую помощь? Омега ждёт ответа, но Чон больше не произносит ни звука, разве что иногда шумно дыша и шипя от жжения. Младший заканчивает с мазью, встаёт с парня и говорит ему подняться и сесть. У альфы красные глаза, которые он уводит, боясь посмотреть на Юнги, он время от времени шмыгает носом, пока омега достаёт новые бинты из принесённой аптечки, и разводит руки в стороны, когда тот принимается обматывать его по кругу. — Прости, — шепчет младший, затягивая слой за слоем. От близости волоски встают дыбом. Юнги скрепляет конец, ощущая взгляд на себе, он стойко держится и уже собирается молча уйти, когда Хосок перехватывает его за кисть, вглядываясь в лицо, и притягивает обратно. Альфа упирается лбом в его плечо, которое вскоре покрывается влагой. — Папа забирал вечером брата из кружка по карате, когда их сбила машина. Обоих доставили в больницу. — Хосок… — Дай мне рассказать, пока я могу, — перебивает, сильнее сжимая чужое запястье. — Срочно нужна была операция, и мы-мы обратились к вам. Папа потерял слишком много крови и… — альфа гулко сглатывает, Юнги чувствует, как сильная дрожь пробирает его тело. — Брат сейчас заново учится ходить. Отец работает, где только попадётся, расходы на больничные счета просто огромные, мы… — Чон Хосок, заткнись, иначе я не оставлю на тебе живого места, — омега отнимает его лицо от себя, угрожает, серьёзно нахмурившись и удерживая его за щёки ладонями. — Прости. На самом деле я не такой плакса, — из горла вырываются пару разбитых смешков. — И это не способ надавить на жалость, правда, — безуспешно стирает слёзы с лица. — Я знаю — чувствую. Альфа неверяще смеётся, морщась и обильнее проливая слёзы. Юнги и сам не верит, но сидя вот так рядом с ним, выслушивая его душевную боль, он словно живёт тем же, чем и Хосок. Омега ощущает эту связь, расплывающуюся по венам вместе с кровью, она будто всё время была с ним и ждала своего момента. Юнги сильнее впивается пальцами и поддаётся вперёд, зажмуривая глаза и прижимаясь своими губами к чужим. — Я чувствую, — говорит, отрываясь и слыша шумный вдох альфы. Ощутив тёплый воздух на своей коже, Юнги словно только осознаёт всю интимность ситуации. Смущение, которое он никогда толком в жизни не испытывал, сейчас переполняет его с каждым стуком собственного сердца. Движимый очередной волной новых чувств, он наспех собирает аптечку и оставляет ошарашенного парня разбираться с произошедшим и со своими мыслями. Омега запирает за собой дверь, натыкается на Чонгука, смотрящего слишком понимающего для четырнадцатилетки, и говорит, когда уже почти скрывается из виду: — Будь с ним помягче, не выводи, как своих учителей в школе.