I meow you pt. 2

Разговор с отцом оставил неприятный осадок. С одной стороны, он прав, Юнги это понимает, ведь от этого брака зависит развитие семейного дела, которое, получив больше доступа к заграничным предпринимателям, наберёт новые обороты. С другой стороны, на кону его личная жизнь и не только — вся его сущность кричит о том, что вон его пара, почти каждый день посещающая их дом, вон тот парень, который пережил утрату и горе, который продолжает улыбаться, заботиться и оберегать своих родных — он настоящая пара Юнги, дарящая ему живительный кислород, который, оказывается, он до этого не вдыхал полной грудью. Хосок потрясающий, Юнги смотрит на него влюблённым взглядом, сочащимся даже сквозь годами выработанную маску отчуждения и хладности. Даже Чонгук, не принимающий подобного рода отношения всерьёз, признаёт, что лишь рядом с Чоном его брат впервые чувствует не только долг перед семьёй, но и новые ощущения, окрыляющие его и превращающие словно в другого человека. Человека, а не нагоняющего страх зверя-перевёртыша, которым привыкли его видеть чужие. Юнги соглашается на встречу с Хван Сухёком, наследником семьи Хван, уготовленным для него супругом. Чон предлагает провести так называемое свидание в кафе, в котором подают лучший молочный коктейль (не то что бы Юнги разбирается в коктейлях, просто во время долгой прогулки с Хосоком он заслушался его рассказами об этом месте, когда они проходили мимо, направляясь в дом омеги, поэтому и предложил Сухёку именно его). Напиток и правда был волшебным, и всё впечатление улучшала клубничка, насаженная на край бокала. Сухёк не заставляет долго себя ждать, объявляя о своём присутствии звоном колокольчика над дверью заведения. Альфа обводит взглядом помещение, натыкается на светловолосого и направляется в его сторону, отодвигая стул и расстёгивая пуговицу пиджака. «Какой идиот летом добровольно будет носить костюм?» — думает Юнги, радуясь своей лёгкой сорочке и брюкам из тонкой и дышащей ткани. — Я за омегами не бегаю, — говорит вместо приветствия. Альфа выглядит божественно: смоляные уложенные волосы, в меру густые брови, прямой нос и губы приятной формы, костюм, подчёркивающий подкачанное телосложение. Даже то, как он достаёт сигарету и зажигает её выглядит эстетично. Юнги немного склоняет голову и выгибает бровь — во всём этом совершенстве у альфы глаза гнилые. Таких как Сухёк Чон распознаёт с первого взгляда: они профессиональны, преданы своему делу и традициям, но характер явно мерзкий, стоит остаться с ним за закрытыми дверьми наедине. — А я и не предлагал устраивать догонялки, — Юнги отпивает через трубку сладкий напиток, успокаиваясь любимым клубничным ароматом, и смотрит из-под ресниц, одновременно показывая свою красоту и колкий нрав. Сухёк глядит пронзительно в ответ, выпуская в сторону омеги дым, но Юнги лишь усмехается, зная, что его собственный природный табачный сладкий запах намного привлекательнее любых дорогих сигар. Он расстёгивает ворот сорочки, помахивая ладонью, причитая, что жарко, а на самом деле давая услышать собственный аромат. — На семейном ужине ты был более робким, — альфа ухмыляется, заостряя взгляд на выглядывающих ключицах, пока Юнги «невинно» хлопает ресницами. Официант приносит за столик чёрный кофе. — Я уверен, что такому человеку, как ты, не нравится сладкое, так что заказал горький, — мило улыбается, кладя в рот сливки с поверхности коктейля с помощью соломинки. Хван проглатывает очередную колкость, сжимая челюсть до выглядываемых желвак и отпивая кофе, от которого не привык отказываться. — Чон Юнги, мой будущий муж, — Сухёк криво улыбается, наслаждаясь подкосившимся выражением лица омеги на эти слова. — Давай проясним. Я человек деловой, поэтому не люблю ходить вокруг да около, — альфа дожидается сосредоточенного внимания. — Наши отцы договорились о свадьбе, и мы оба знаем, к чему это приведёт. От нас теперь будет зависеть будущее сплочённости наших семей, поэтому мы обязаны не подвести своих людей. Ты понимаешь, о чём я? Юнги понимает, но всем своим естеством не хочет этого принимать; у него противные мурашки по спине от осознания, что его обрекают на жизнь с этим человеком. — Родишь наследников, — продолжает альфа, словно произнося приговор. — Таким образом укрепим наши узы. Веди спокойный образ жизни, воспитывая наших детей, и не создавай проблем. Говоря проще, будь примерным мужем, и мы сладим, котёнок. Каждое слово режет уши, режет по собственному достоинству. Его — свободолюбивого, знающего себе цену и уважаемого члена семьи Чон — хотят приструнить, хотят поставить на место серой мышки, в то время как он почитаемый и достойный сын, брат, перевёртыш. Юнги чувствует, как невольно вырастают у него во рту клыки и заостряются когти. — Будем мирно сосуществовать, и я не буду против, если ты вдруг решишь посетить отцовский дом, что всё же не желательно по нашим традициям. — Как добродушно, — шипит сквозь еле удерживаемую улыбку. — Более того, — Сухёк расслабляется, удовлетворяясь яростным видом омеги, — я прощу тебе того… как его звали? — щёлкает пальцами, будто хочет вспомнить. — Хо-что-то-там. — Хосок. Его зовут Чон Хосок, — глаза понемногу меняют цвет, крапинки в них окрашиваются янтарным. Юнги в гневе, и он не понимает, то ли его собеседник глуп, то ли слишком самоуверен, раз не страшится тигра семьи Чон. — Да, — громко соглашается, поддаваясь вперёд и кладя ладонь поверх ладони омеги. — Ну вот, мы отлично друг друга понимаем, сладкий. Выкинешь из головы несуразные мысли о вшивом парнишке оборванце, и мы заживём жизнью настоящей семьи. Юнги плавно кладёт свободную ладонь поверх чужой. Его гнев не просто пассивный — он спокойный, тихий, но способный пробить железные стены, он самый прекрасный, ведь нацелен на защиту любимого. Юнги непростой омега, и он поможет осознать этому альфе, кто он на самом деле такой. — Дорогой муженёк, я отлично понимаю, в чём состоит роль мужа в семьях, подобных нашим, — Чон сверкает злыми глазами, когти впиваются в чужую ладонь, которую Юнги удерживает другой рукой, чтобы Сухёк не посмел убрать её слишком рано. — Свадьба, дети, игра на публику — это одно, но помыкание и ограничение моих действий, не касающихся этого, — совсем другое. Сломить мою волю не способен никто. Даже ты. Его улыбка больше оскал напоминает. Альфа впереди весь багровым заливается, стараясь не закричать от наносимых ран, его глаза красные от напряжения и попыток избавиться от болезненной хватки — теперь Юнги доволен. Он наклоняется через столик, всё ещё слишком красив, даже если опасен, и шепчет в ухо, выпуская из горла звуки рыка. — Никто, — говорит через паузы, — не смеет мне что-либо указывать, если я этого не захочу. Слад-кий, — целует чужой висок и садится на место, как ни в чём не бывало, направляя пальцами соломинку в рот. Любимый вкус. Юнги тянется за салфетками, пока Сухёк достаёт из нагрудного кармана дорогой платок, обматывая им свежие порезы на дрожащей от боли руке. Теперь Юнги лучше, потому что надменность в чужих глазах сменилась на привычные страх и неприязнь, которыми его сопровождают все, кто так или иначе вставал у него или у его семьи на пути. — Муженёк, сейчас я тебя не трону, — шумно дышит через нос альфа, стараясь игнорировать острую резь на тыльной стороне ладони. — Ты только дождись дня свадьбы. Обещаю запоминающуюся ночку. Улыбка, которую Хван пытается натянуть на лицо, безумной выглядит, как и его взгляд. Юнги невозмутимо поднимает бровь, наблюдая, как альфа небрежно поднимается со стула, не давая подошедшему охраннику помочь с сопровождением, и уходит прочь. Юнги морщится — как бы он сейчас не противился, но запах гнили будто остался рядом с ним и всё ещё витает в воздухе. Он допивает коктейль, просит принести ещё один и видит на пальцах под ногтями кровь альфы, когда поднимает ладонь, чтобы подозвать официанта. Вернувшись из уборной, в которой отмыл чужие следы, омега хмурится, приметив кого-то со спины, сидящим за его столиком. Картина перед глазами Юнги словно проясняется, словно солнце заходит в это непримечательное кафе и заселяется в его глазах, сверкая ярко-ярко. — Что ты здесь делаешь? — Юнги садится, невольно выдавая собственное поднявшееся настроение своим будто ожившим видом. — Ждал, когда ты останешься один, — Хосок улыбается, и Юнги чувствует, как всё его нутро наполняется чем-то мягким, неосязаемым и тёплым, готовым сочиться из него от переизбытка. Омега видит на альфе форму в красной и синей расцветке, той же, в которой отделана кофейня, и понимает. — Я тут ещё клубники подложил. Специально для тебя, — Хосок неловко прокашливается, потирая шею и пододвигая стакан с молочным коктейлем и ягодой по краям ближе к младшему. Юнги тут же откусывает одну, слизывая брызнувший сок с губы настолько аппетитно, что Чон чуть ли не давится воздухом, следя за его каждым действием. — Спасибо, — младший чувствует, как кровь приливает к его щекам, и тянется за соломинкой, начиная выпивать сладкий напиток. — Это ведь тот самый, — атмосфера резко меняется, словно температура падает от предположения альфы, — за которого тебя хотят выдать? — нервно рвёт на куски салфетку. Юнги коротко кивает, вытягивая ногу под столом так, чтобы касаться голенью до голени старшего. Хосок от этого незамысловатого жеста даже немного успокаивается, будто получая энергию через место соприкосновения. Но он всё равно хмур и далеко не в порядке. — У нас как бы было свидание, — Юнги раздражается от того, что эту недовстречу приходится так называть. — И… как он тебе? Он ведь красив и явно очень богат, — Чон уныло усмехается. — Я ему не ровня, — уже тише бурчит. — Не ровня, — омега вскипает по новой при всяком упоминании Сухёка, который во время ужина с родителями вёл себя более воспитанно и почтительно, нежели сегодня. Всё же чутьё у Чона не ошибается, и он в очередной раз в этом убедился. — Он умный, статный, выглядит так, словно из какого-то журнала — это всё снаружи, а внутри он кусок дерьма, на который даже мухи не слетятся. Меня передёргивает от одного воспоминания о нём. В жизни его видеть больше не хочу. — Юнги?.. — Этот выродок мало того, что ставил мне условия, которые будто из средневековья пришли, так ещё и о тебе плохо выразился. Мне надо было его красивое личико разукрасить, чтобы гонор умерил и спустился с высоты своего полёта, потому что змеи летать не умеют. — Юнги, — Хосок готов повторять его имя из раза в раз — это лучшее слово, которое он способен произносить. Младший продолжает грязно выражаться, пару раз даже взмахнув руками, что довольно нетипично для его спокойного характера. Альфа улыбается от всего сердца, не веря, что родился таким счастливчиков, что сам Чон Юнги сидит перед ним и защищает его. — …ещё и это дурацкое свидание, — закатывает глаза, немного устало упираясь локтями о столик от столь энергичных движений. — В моей жизни было всего два свидания, и я думал, что хуже первого не будет. — Не хочешь третье? — тут же выпаливает, заставая младшего врасплох. — Что? — хлопает удивлённо открытыми глазами. — Идём на свидание, Юнги. Прямо сейчас. Хосок берёт его ладонь в свою, держит как самое драгоценное сокровище — Юнги рассыпается песком, на котором пальцем проведи — выйдет любой рисунок. Альфа не напирает, не указывает и не душит никак — младший сам делает выбор, решая позволить нарисовать на себе что угодно, добавив новых красок. Юнги улыбается еле заметно, сжимая чужую руку, чувствуя тепло, переполняющее его изнутри — вон она та рука, в которую он готов вложить свою, оставив там навечно. — Куда пойдём? — взгляд Юнги выдаёт его чувства ярчайшими искрами в глазах. — В кино, — говорит, подумав несколько секунд, но тут же тушуется, так как это довольно банальное место для свидания. — Ты не против? Менеджер как раз мне только что проспорил и отпустил раньше окончания смены. Иронично вышло: он не поверил, что ты мой омега, и проиграл мне деньги, на которые мы пойдём сейчас на свидание. Подожди меня тут, выпей коктейль, а я пока переоденусь. — Постой, — Юнги удерживает его за руку. — То есть не поверил, что я твой омега? Младший встаёт с места, всё ещё смотря прямо в чужие глаза. Хосок сглатывает боязно, думая, что сказал глупость. — Ну, — заикается, — ты ведь только что сидел с тем мужчиной, который выглядит сногсшибательно. А я всего лишь студент, работающий в кафе и измазанный в масле от плиты, на мне пятна от напитков, и менеджер, ясное дело, лишь фыркнул, когда я ему сказал, что ты мой… Старший всё продолжает неуверенно лепетать себе под нос, пока Юнги встаёт плотнее, сжимая губы от несуразицы, льющейся через любимые уста. Омега кладёт свободную ладонь на плечо альфы, чуть подаётся вперёд и целует, твёрдо прижимаясь. — Чтоб больше не сомневался в том, чей я, — Юнги говорит уверенно, но данный поцелуй и собственная активность смущают его, и он, поджав губы, садится обратно, показывая свою чрезмерную занятость питьём коктейля. Хосок, чувствуя себя окрылённым и в то же время как никогда приклеенным к кафельной плитке, выходит из ступора, поворачивается в сторону кассы и посылает стоящему выше по званию менеджеру взгляд победителя, хотя внутри чувствует тот же невинный трепет, что и Юнги.

***

— Ты правда не против, что это мистика и немного ужасы? — Юнги высматривает в темноте зала Хосока, вцепившегося пальцами в подлокотники и слишком резко качающего головой. — Просто я люблю мистику — она мне близка, а ужасы и экшн придают перчинки картине, — омега берёт его за руку, чувствуя чужой учащённый пульс, и виновато заламывает брови. — Мы можем уйти… — Нет, — тихо и резко выпаливает, переплетая пальцы с пальцами младшего. — Это же всего фильм, с чего ты взял, что я боюсь? «— С того, что тебе даже страшно слушать рассказы Чонгука о том, кто я на самом деле такой», — думает Юнги, садясь удобнее и второй рукой обнимая руку Хосока крепче. Омега смотрит с интересом, вроде как вникает в сюжет, но проходит половина фильма, действия становятся активнее, и на каждых резких и неожиданных моментах Чон прижимается ближе, даже убирая подлокотник. Юнги уже не может следить за экраном, всецело исследуя глазами старшего, прижавшегося непозволительно близко. Хосок прячет голову на плече Юнги, когда из-за призрака на экране резко загорается и отключается свет, отрывает медленно лицо и смотрит на младшего, чувствуя его дыхание на своей коже. На этот раз поцелуй мягкий. Юнги кладёт ладонь на грудь старшего, чувствуя, как сердце успокаивается, умиротворяясь, он гладит её, останавливаясь ладонью на шее и наклоняя голову, чтобы попробовать поцеловать по-настоящему. Процесс дарит лёгкость, создаёт чувство правильности, вызывает новое желание — хочется ещё. Сердце Хосока снова заходится в диком темпе, но теперь причина этого рвётся сесть к нему на колени, ощутив тягу и острую потребность в чужий губах. Юнги будто всю жизнь ради того, чтобы целовать эти губы прожил, ради этих рук, обнимающих его, ради этого альфы, любящего его — омега себя живым чувствует. Хосок опускает ладонь со спины ниже, сжимает упругий зад ластящегося парня, который будто мурчит, ёрзая на его коленях, он сильнее его прижимает, дышит глубоко, закрывая глаза от блаженства, когда младший, отрываясь от губ, примыкает к шее, покусывая и посасывая кожу. Хосок его губы боготворит, из-за острых и царапающих зубок, выдающих неопытность и нетерпение, посмеивается, пальцы, цепляющиеся за него, хочет до конца своих дней сжимать. Этот омега, ворвавшийся в его мысли несколько лет назад на школьном дворе, теперь в сердце окончательно обосновался, устраиваясь поудобнее. Яркий свет слепит глаза, вырывая из блаженных дум о своём любимом. Хосок еле различает силуэт, который продолжает светить прямо на них фонариком, и понимает, что сейчас их выгонят за шкирку. — Юнги? — шепчет, похлопывая по спине омеги и пытаясь сесть прямо. — Юнги… Доносится строгое «на выход», и Хосок готов поклясться, что ему привиделись янтарные глаза, ужасающе сверкнувшие на работника кинозала. Он промаргивается, чувствует холод на ногах от того, что омега встал с него, и думает, что это всё фильм на него так повлиял, скидывая всё на разыгравшееся воображение. Они выходят в просторный холл, щурясь от разницы в освещении, получают предупреждение от работника и молча идут на выход. — Прости, я увлёкся, — виновато говорит Юнги, хмурясь из-за досады и скрещивая руки на груди. — Из-за меня нас выгнали из зала, и мы так и не досмотрели фильм. Омега чувствует смесь обиды и раздражения, желая, чтобы их так и не поймали там, но ничего с этим не может поделать, поэтому бессильно топчется на месте и иногда морщит нос, отводя взгляд с альфы. Хосок же стоит истуканом и будто только начинает осознавать, что происходило минутами ранее, когда кровь приливает обратно к мозгу из нижней части тела: Юнги поцеловал его, они целовались глубоко, они целовались в чёртовом кинотеатре и их поймали из-за того, что они были слишком… шумными и заметными. Он окидывает взглядом младшего, нервно стучащего носком по асфальту, а после себя, замечая насколько его волосы взлохмаченные, сорочка помята сильнее должного и торчит одним краем из-под пояса. Хосок улыбается до ушей, еле сдерживая смех; он подходит к Юнги, поворачивает лицом к себе, вглядывается. «Любимый», — вертится в мыслях волчком. — Любимый, — тихо-тихо срывается с губ альфы. Хосок кладёт ладони на его мягкие щёки, водит подушечками больших пальцев и смотрит со всей нежностью, на которую только способен, наклоняясь ближе и ласково целуя губы, чтобы те больше не произносили слов недовольства в свой же адрес. Юнги услышал признание — не мог не услышать. Его дыхание дрожит, пальцы находят опору на плечах альфы. Омега не думал, что когда-нибудь почувствует счастье, которое не будет умещаться в его теле, обретая очертания в виде конкретного альфы по имени Чон Хосок.

***

Они гуляют уже больше часа в ближайшем парке. Юнги здесь частенько дразнил местных собак в виде кота, сидя на высоких ветках деревьев, пока ему не становилось скучно для того чтобы после сбежать. Хосок же здесь гулял с семьёй, играя с младшим братом в футбол иногда даже под присмотром папы. С этим местом у обоих связаны различные воспоминания, но прямо сейчас они строят новое. Обычная прогулка под обычным летним солнцем, семьи вокруг со своими детьми, мелкие карусели и ларьки со всякими вкусностями — Юнги не думал, что способен так долго улыбаться, а Хосок даже не представлял, что ему посчастливится лицезреть самую прекрасную улыбку на свете. Альфа уже так долго не выпускает руку младшего, что даже то, что ладони запотели, не заставит его отпустить их. Юнги немногословен в силу своего характера, он слушает Чона, как и делал столько месяцев, слушает те же истории, которые старший рассказывал Сахарку, повторно, не перебивает, а просто наслаждается чужим голосом, нежно окутывающим, словно огромным пушистым пледом. День складывается чудесным образом. Уже вечереет, солнце окрашивает парк вокруг новыми переливающимися тёплыми цветами, словно создавая атмосферу волшебства; листья на деревьях шуршат в своём темпе, шепча между собой песнь, люди общаются друг с другом, музыканты настраивают струны и обустраиваются. На широкой дорожке парка под тихую мелодию уличной группы образуются пары, как молодые, так и пожилые. Заслышав переливающиеся звуки, Хосок оглядывается на Юнги, стоявшего с расширенными глазами от понимания, куда его ведут, и хватает крепче за спину, обнимая и не давая вырваться. Омега утыкается носом в ложбинку между ключицами альфы и не отрывает головы, чтобы не видеть, как на них смотрят другие. — Никто не смотрит, — шепчет старший, считывая чужие мысли. — Юнги-я, тут не только мы танцуем, так что было бы более заметно, если бы мы стояли столбом. Хосок ласково посмеивается с младшего, боднувшего его лбом в подбородок и смотрящего теперь из-под нахмуренных бровей, кладёт руки на его талию и плавно ведёт, медленно покачивая из стороны в сторону. Юнги цепляется за плечи старшего, сжимая его сорочку в своих пальцах, мельком оглядывается по сторонам, убеждаясь, что альфа был прав, и только потом кладёт голову на него, обнимая смелее за шею. Он играется с короткими волосами Чона на загривке, чувствуя, как этот незамысловатый танец баюкает его настолько, что он даже мурлычет от его тёплых объятий. Юнги тягуче медленно ластится к Хосоку, прижимаясь ближе, будто это возможно. — Юнги-я, — ласково тянет последнюю гласную, — ты сейчас как Сахарок, — омега опасливо распахивает глаза, внимательно следя за тем, что дальше скажет старший: — Он тоже любит ко мне крепко льнуть и не отпускать, даже когда я собираюсь уйти, — Юнги снова прикрывает веки, понимая, что это не то, чего он боится. — Немного глупое имя я дал твоему коту, но он так сладко пахнет тобой, что я просто не могу по-другому его называть. А ещё ты такой игривый сегодня, — Хосок говорит вкрадчиво, поигрывая бровями. — Мы наконец-то остались вдвоём. — Вокруг куча людей. — Поправочка: мы наконец-то остались только вдвоём среди кучи людей, — Юнги посмеивается, и Хосок продолжает: — Сегодня второй лучший день в моей жизни, котёнок. — И что же смогло сместить этот день на второе место? — говорит, не меняя тона и выражения лица, но альфа распознаёт ревность по коготкам, играющим с волосами настойчивее. Хосок целует его в висок, гладит ладонями спину, ощущая косточки позвонков и острые лопатки, снова опуская на талию нежными движениями. — На первом месте день, когда я встретил необыкновенного омегу с запахом сладкого табака посреди толпы на школьном дворе, — рассказывает, будто погружаясь в тот момент. — Твои светлые волосы словно маяк направили мой взгляд прямиком на тебя. Ты сидел один в тени под деревом и читал книгу, дожидаясь, когда тебя заберут. Остальные обходили тебя стороной, а я даже дышать не мог, не то чтобы подойти — влюбился с первого вдоха и первого взгляда. У Юнги от Хосока сердце наполняется таким обилием чувств, что тот удивляется, как оно может столько вмещать. Из-за альфы у него душа трепещет и крылья расправляет. Из-за Хосока Юнги дышать начинает полной грудью, словно до этого находился под водой с тоненькой трубкой, тянущейся к поверхности. Для Юнги это всё ново, он прежде и не думал, что жизнь подкинет ему подобные повороты судьбы. Однако вся эта эйфория граничит с жужжащим глубоко внутри страхом, порой ослепляюще мигающим неоновым «нельзя больше скрывать». — Я так не могу… — говорит тихо, но слова режут на куски. Сказанное альфой так прекрасно, каждая буква пропитана его мыслями и эмоциями, но Юнги чувствует, как предаёт его, слушая всё дальше и дальше. — Что не можешь? — гулко спрашивает Хосок, непонимающе подняв брови. Юнги пытается сморгнуть моментально накопившуюся на глазах влагу, но роняет одинокие слёзы на щёки, всхлипывая и выпутываясь из родных рук. — Твои чувства такие искренние и чистые, а я… — омега снова всхлипывает, потирая нос тыльной стороной ладони, и притихает, смотря заплаканными глазами на старшего, когда тот обхватывает его лицо. — Ты боишься своих чувств, Юнги-я? — Хосок старается смотреть мягко и успокаивающе, но подрагивающие брови выдают его нервность. Омега качает головой, и Чон продолжает: — Тогда, что ты не можешь? Что тебя держит? Это из-за брака? — предполагает самое очевидное, но самое ужасающее. — Я обманываю тебя, — шепчет хрипло. — Я-я тоже люблю тебя. Не с первого взгляда, как ты, но я правда люблю тебя. Я видел тебя чуть ли не каждый день, а когда не видел, скучал и хотел дойти до твоего района, чтобы тайком просто взглянуть на тебя из твоего окна. Особенно скучал, когда не видел целый год, когда ты окончил школу. А потом… потом ты со своим отцом оказался в моём доме на полу при не самых лучших обстоятельствах. И-и сейчас мы здесь и… — осекается, собирая слова по частицам. — Ну и в чём же ты лжёшь, Юнги-я? — Хосок целует его в покрасневший кончик носа, успокаивая. — Сахарок, — омега берётся пальцами за чужие запястья, сжимая, — я… Сахарок. — Что «Сахарок»? Что-то не так с Сахарком? — альфа путается, не понимая, что до него хочет донести младший. Юнги дышит глубже, стараясь звучать увереннее. — Страшилки Чонгука об омегах-перевёртышах не просто страшилки, а Сахарок не кот. Он это… Я. Юнги понимает, что звучит он далеко не правдоподобно. Чонгук действительно рассказывал Хосоку правду, хотя и добавлял не самые радужно-сказочные детали, которые нехило пугали старшего. Однако омега знает, что нельзя скрывать такое и дальше, если он намерен попридержать Хосока рядом с собой хотя бы до конца своих дней. — Ещё скажи, что ты хочешь моё сердце, — Хосок припоминает деталь из рассказов Чонгука и смеётся, после стараясь сдержаться из-за строгого взгляда младшего. — Хочу, — уверенно произносит Юнги, видя мимолётно появившийся страх на дне чужих глаз, сменившийся на неуверенность. — Но ты уже его отдал. Возврату не подлежит. Юнги тут же куксится, поняв, что сморозил слишком слащавую глупость, а Хосок откидывает в сторону странное предчувствие, умиляясь словам младшего. — Это был флирт, — альфа расплывается в ехидной улыбке. — Забудь, — Юнги отводит глаза в сторону и полностью разворачивается, когда альфа пытается поймать его в свои объятия, чтобы задушить льющейся через край нежностью. Омега краснеет, утопая в чужих руках. Уголки его губ невольно приподнимаются, не смотря на все его усилия сохранить серьёзность и рассказать о правде своей сущности. Недолго поныв о том, что Хосок слишком жаркий для лета, Юнги натыкается взглядом на стоящую у дороги чёрную машину, тут же леденея внутри, однако решаясь наконец взять судьбу в свои руки. — Хосок, послушай меня внимательно. Чон мычит в ответ, и прижимается щекой к волосам Юнги, игнорируя протесты последнего. — Хосок, единственная кошка в нашем доме — это Кицу. Больше питомцев у нас нет. Сахарком ты назвал не белого кота, а меня, когда я был в своём животном виде. Я Сахарок, — Юнги вцепляется пальцами в руки Хосока, видя, как опускается стекло заднего сидения машины. — Да-да, а я Чонгук тогда? Юнги-я, кажется, мы слишком долго пробыли под солнцем. — Ты пока что подумай о моих словах, — омега убирает его руки, поворачивается и смотрит с такой серьёзностью, что старший даже не смеет больше улыбаться, так и застыв и вглядываясь в лицо напротив. — Я бы показал тебе сейчас, но мы на людях. На данный момент просто прими мои слова, а после я докажу тебе, что это правда. Мне нужно идти, — у омеги отчаянная печаль в глазах, из-за чего старший не знает, что ответить. Юнги уходит, оставляя за собой вопросительно глядящего вслед Чона, и садится на заднее сидение автомобиля. Пока водитель закрывает дверь и садится на своё место, омега старается приготовиться к разговору, который долго откладывал, накапливая смелость крупица за крупицей. — Приятная прохлада для лета, правда, сынок?

***

Всю тишину дороги до дома заполняло радио, вещающее о пробках и недавних событиях в городе. Нынешнее же молчание нарушить сложнее, потому что Юнги стоит посреди отцовского кабинета, а сам Минсу — у широкого окна, в дневное время освещающего всю комнату, а сейчас позволяющего любоваться садом и вечерним небом. Младший вглядывается в чужую спину, выглядящую устрашающе из-за падающей тени, и скрещённые сзади руки, пытаясь уловить настроение, но больше не может держать всё в себе, ведь данный разговор должен был состояться давно. — Отец, я глубоко тебя уважаю, — Юнги сжимает кулаки, придавая себе уверенности и не позволяя идти на попятную. — Я чту наши традиции и устои, следую твоим словам беспрекословно. Вся семья меня поддерживает в решениях. Я показал всем вокруг, что не обычный омега, который зазнался, родившись в главной семье, а достиг всего упорным трудом. Каждый день, неделю вместе с тобой я работаю для клана и вместе с ним. Отец, ты научил меня многому. Но одну важную вещь мне помог понять папа: он помог мне выяснить, кто я такой и чего стою — я ваш сын и я не позволю своему счастью и своей любви ускользнуть из моих рук, как и вы когда-то не позволили. Юнги делает глубокий вдох перед тем как высказать решающее «но» всего вышеперечисленного. — Моей свадьбе с Хван Сухёком не быть, — он закрывает глаза, ощущая прошедшие словно электрическим разрядом по всему телу мурашки. Он сказал это, назад пути больше нет, и не то чтобы Юнги собирается сдаваться, но сделанный шаг задал направление, с которого он ни за что не свернёт. — Я… — Хорошо. Это всё, что тебе нужно? — … обязательно найду… — Юнги словно просыпается, промаргиваясь, — что? — Я всё улажу, если это всё, чего ты желаешь, — не поворачивается, даже с места не сдвигается, лишь словами будоражит всё нутро сына. — Я думал, что нам нужен этот брак, — омега хмурит брови, осторожно уточняет, готовый защищать свои желания, если отец изменит решение. Минсу тяжко выдыхает, в комнате устанавливается тяготящая тишина, прерываемая лишь тиканьем напольных часов. — Похоже, я должен извиниться перед тобой. Новые пути торговли, лёгкий и быстрый способ заполучить доступ к ним затуманили мой разум. Однако твой папа напомнил мне, что и без всего этого мы сможем достичь бо́льших высот. — Не хочу показаться неблагодарным, отец, — Юнги удивлённо переваривает услышанное. — Я правда чувствую невероятное облегчение, но ты ведь так горел этой возможностью. И-и ты был так строг и даже... — память услужливо подкидывает картины с замазанным толстым слоем макияжа лицом папы, который был против званого ужина. Минсу оборачивается, оглядывая сына и понимая, чем вызвана эта заминка в его речи. Юнги видит перед собой губы, растянутые в слабой улыбке, взгляд, полный усталости, но в то же время — нежности, заботливости и любви. — Так значит… — открывает и закрывает рот, понемногу осознавая действительность и не зная, что добавить, ведь подобное стечение обстоятельств он ожидал лишь во снах. — Наша семья славится тем, что омеги имеют право участвовать в важных решениях. Это стало возможным благодаря тебе, Юнги. Уверен, что ты всё хорошо взвесил. А теперь иди к себе и дай своему старику подумать, как обойтись дальше с кланом Хван. Я найду другой способ, не причиняющий боль моей драгоценной семье. Юнги всматривается в отца ещё недолгие несколько секунд, принимая его новое решение, с каждой секундой всё сильнее и сильнее понимая, что больше ничего не помешает его зарождающемуся счастью. Сердце бойко стучит в груди и просто радостно кричит о том, что он был услышан. Юнги приподнимает руки, что всё это время были сжаты в кулаки, и раскрывает пальцы, видя на коже мелкие следы с образовавшимися ранками в форме полумесяцев от собственных ногтей — не сон. Облегчённый выдох вырывается из груди. Юнги не сдерживает искреннюю улыбку, обнажившую ряд ровных зубов с дёснами, низко кланяется с благодарностями и покидает кабинет отца, уже на ходу строя планы на Чон Хосока. Минсу же остаётся стоять на месте, вновь устремляя взгляд в сторону окна. Альфа не просто так выбрал эту комнату для кабинета, потому что каждый раз, заскучав по любимому, он может повернуться к окну и найти его в саду, либо попивающим чай за очередным увлечением, либо ухаживающим за растениями. Сейчас Минсу смотрит вниз, видит омегу и придаётся воспоминаниям почти двадцатилетней давности. — Весь в тебя, Сумин, — печальная улыбка трогает его губы, когда он вспоминает о трудностях, вставших на пути их с мужем счастья. Минсу расслабляет галстук, прислоняется ладонью к оконной раме и смотрит через стекло на своего любимого, заботящегося о цветках камелии в саду.

***

Юнги уже так давно не видел Хосока. Сначала омега работал не покладая рук, чтобы не взваливать всё на отца, при этом не забывая о школе, а после пришла пора промежуточных экзаменов, во время которых альфа занимался собственной учёбой, взяв перерыв в занятиях с Чонгуком. Прошло столько дней, в течение которых омега ломал голову над тем, что же сейчас думает о нём Чон после его прощальных слов в парке. Юнги до этого и не представлял, что тоска бывает настолько удушающей, он даже выяснил дни экзаменов альфы, радуясь, что сам заканчивает раньше него, и что будет время, чтобы подготовиться. Солнце беспощадно припекает головы, асфальт словно раскалённый и от машин у ворот веет жаром даже с расстояния. Юнги стоит в тени деревьев, держа в руках два больших контейнера и игнорируя любопытные взгляды немногочисленных прохожих. Омега постоянно проверяет время и в нетерпении топчется на месте. Юнги наконец-то чувствует любимый клубничный аромат сквозь чужие запахи и взволнованно приглядывается к входной двери, из которой со звонком понемногу выходят студенты, сдавшие свои предметы. Юнги удобнее перехватывает контейнеры, всецело направляя своё внимание к тому, чтобы встретить Хосока, и не ожидает, что сделать ему этого не удастся. Хосок почувствовал его, подойдя ближе к воротам. Вокруг редкие компашки студентов обсуждают, кто как будет отдыхать и проводить летние каникулы или же готовиться к пересдаче. Чон выходит за ворота, но обладателя табачного аромата не находит, вместо этого натыкаясь на то, как несколько птиц слетелось на еду из коробок под деревом. Хосок прошёл бы дальше, но плохое предчувствие вместе с запахом любимого ведёт его в эту сторону. Он хмурится, увидев торчащую из-под крышки бумажку, опускается на корточки и потягивается к ней, читая содержимое. «На случай если я облажался с приготовлением, во второй коробке пицца из пиццерии (надеюсь, я всё же не облажался). Уж прости, но ананасы на пицце — это странно, но я признаю, что у твоего брата отличный вкус.

— Твой Сахарок.»

Хосок чувствует, как у него пересыхает в горле, он бегло осматривает обе коробки, убеждаясь, что в обеих ананасовая пицца, о которой он рассказывал… коту и только ему, когда готовил перед ним. Невозможно. Всё это время Чон предполагал, что Юнги что-то задумал, но с каждым днём подмечал всё больше и больше моментов в странности поведения как Сахарка, так и самого омеги. Альфа резко встаёт с места и оглядывается по сторонам. Где сам омега, понять не может. — Юнги?.. — сипло зовёт, ловя прохожих и спрашивая, не видели ли они его.