Пересекая

Его толкают на кровать и сразу залезают сверху. Чанёль еле сбежал в душ, чтобы не быть изнасилованным прямо на месте. Бэкхён ухмыляется. Лукаво, притягательно, и это заводит даже сильнее, чем всё остальное. Когда он чувствует себя уверенно, Чанёль, как его парень, тает, и гордится, как человек, которому небезразлично его восстановление. Странная смесь, но Чанёль совершенно не жалуется. Бэкхён устраивается на его коленях, как им обоим нравится. Раздвигает бёдра, чтобы чувствовать сильнее и больше. Чанёль это ощущение бережно хранит, и одного только воспоминания достаточно, чтобы возбудиться. Он роняет довольного Бэкхёна на себя, закидывая руки ему за голову. Им хватает всего нескольких секунд поцелуев, чтобы безумно хотеть большего. Чужая отросшая чёлка щекотно спадает на лоб, и тихая усмешка ласкает краешек уха: — Хочешь побыть сегодня лисичкой? Чанёль был панком двадцать семь лет, а теперь он лисичка. — Фыр, — мурлычет он. И чуть не глохнет от смеха Бэкхёна, склонившегося над самым ухом. Он постоянно так делает, забываясь, но Чанёль слишком любит его смех, поэтому никогда не просит быть потише. Вид рыжего хвоста на медовой коже слишком быстро втянул его в эти грязные игры. Бэкхён сменил несколько окрашиваний, пока пытался выбрать сочетающийся цвет, и уже почти решился на белый, но эстет внутри Чанёля сказал, что нужен рыжий и никак иначе. Зато с его собственным хвостом не возникло никаких разногласий — мех чернобурки идеально подходил под бледную кожу и тёмные волосы. — Лисичка не так говорит, — Бэкхён решает обсудить это прямо сейчас. — А мы разговариваем или трахаемся? Это очень жёсткий сарказм для Бэкхёна. Но он позволяет его Чанёлю, несмотря на то, что больше всего в жизни боится чувства отвержения. Настолько доверяет. Чанёль никогда бы не подумал, что сарказм может сближать, а не выстраивать стену между людьми. — Я мультизадачный, ты же знаешь. — Тогда хочу, чтобы ты целовал меня, пока трахаешь. — Ещё пожелания? — улыбается и щурится Бэкхён. — Не пальцами. У негетеро-отношений есть только один недостаток: слишком долго каждый раз объяснять, как ты хочешь, потому что просьба «трахни меня» может значить буквально всё, что угодно. Бэкхён обычно понимает под этим пальцы, если заранее не обговорить иное. — Всё, что попросишь, — расслабленно улыбается он. Если быть честным, Чанёль отдался бы ему в первый же день, если бы Бэкхён захотел. Они обсуждали это, но было понятно, что нужно время, даже если хотелось обоим. Слишком много ответственности для Бэкхёна. Если бы что-то не получилось — он бы слишком тяжело переживал. Ему важно знать и понимать, что он делает. И сейчас Бэкхён знает, как может быть хорошо и приятно, поэтому уверенно действует. Чанёль замечал, что Бэкхён переживает об этом — он ни в чём не хотел его ограничивать. Но Чанёль в принципе никогда этого не делал, поэтому неопытность Бэкхёна особенно ничего не поменяла в его жизни. Не о чём было переживать. Бэкхён подтаскивает его на подушки к стене и усаживается между разведённых ног. Не может не пялиться, даже когда Чанёль просто стоит рядом в обычных джинсах, а сейчас просто живёт свою лучшую жизнь, раздвигая бледные бёдра под себя. Скользит поцелуями по груди и ласково опускается ладонью по животу. Под кожей вздрагивают мышцы, Чанёль прогибается от прикосновений и приятных мурашек, щекочущих кожу. Подушечки пальцев невесомо ведут по очертаниям члена, а потом снова вверх уже тыльной стороной кисти. Бэкхён запомнил, как нравится, хоть прямо об этом ему никто не говорил. Странно, что слишком много вещей Чанёль впервые почувствовал от Бэкхёна, хотя у него были и куда более опытные любовники. Чанёль не помнит, чтобы вообще учил его хоть чему-то. Просто Бэкхён внимательный и чуткий, тщательный даже слишком. Не задаёт тупых вопросов и не отвлекает ими. Он чувствует — вряд ли такому можно научиться. И пробует — без шаблонов и ограничений. Откуда бы им взяться? Бэкхён чистый лист. У него нет своего опыта, а навязать что-то ему невозможно. Бэкхён изводит его хитрым взглядом, берёт в рот пальцы — неглубоко, больше играя — касается языка, маняще растягивая губы. Он соблазнительный и горячий совершенно естественно, когда балуется и веселится. Чанёль не знает больше человека, которому бы так же сильно шла улыбка. Влажные пальцы скользят по внутренней стороне бедра, Бэкхён целует живот, не пропуская тревожный вздох. Чанёль боится боли. Боится драк, контактных видов спорта. Все татуировки у него на самых безболезненных местах, пирсинг тоже самый простой. Он бы не решился на что-то более серьёзное. У Чанёля низкий болевой порог. Возможно он даже никогда не обращал внимания, но Бэкхён заметил. То, что может выдержать он сам, скорее всего не вытерпит Чанёль. Бэкхён уже знает возможности его тела, поэтому уверен в себе и в том, что сможет доставить удовольствие. Берёт смазку, отвлекается лишь на секунду — чтобы снять с правой руки кольцо. Делает всё настолько умело и приятно, что это не ощущается банальной растяжкой. Никуда не торопится, зная, что сейчас чувствует Чанёль, на себе испытав важность ощущения безопасности процесса. Когда не страшно, что партнёр поведёт себя слишком резко или грубо. Когда не ощущаешь давления, будто от тебя обязательно чего-то ждут. Бэкхён благодарен Чанёлю за то, что тот был нежен с ним и внимателен. За то, что сделал всё для того, чтобы сейчас он мог легко и бесстыдно получать удовольствие от проникновения. И Бэкхён хочет сделать для Чанёля то же самое. Языком лижет головку, чтобы было приятнее, но не усердствует, чтобы ощущения не перебивались. Чтобы только наслаивались, усиливая друг друга. Бэкхён правильно чувствует степень возбуждения, не зацикливается на чем-то одном, не затягивает и не форсирует процесс. С ним именно так, как должно быть. — Давай на живот, — командует он, вытирая губы. Для первого раза лучше выбрать что-то более расслабленное. — Я хочу так. — Быстро, я сказал. — Актив всегда даёт пассиву выбрать позу, — не соглашается Чанёль. — Это кодекс гейской чести. — Ты только что это придумал? — Нет. — Мне ты об этом не говорил, — обижается Бэкхён. — В первый раз мы трахались так, как ты сказал. — Я не мешал тебе выбирать, я просто посоветовал. Советы Чанёля — для Бэкхёна закон. Чанёль говорит: «мне кажется, так будет лучше». Бэкхён слышит: «именно так лучше всего». — Я лучше подготовлен, всё будет в порядке, — Чанёль тянет руки и увлекает к себе за плечи, собираясь что-то прошептать на ухо. — И я уже на самом деле не девочка… — Вот это прям на грани сейчас было. — Ты же любишь опасность, — смеётся над своей же шуткой Чанёль. Они веселятся, пытаясь вжиться в свои новые роли. Бэкхён никогда не претендовал на роль доминирующего партнёра в отношениях, и сейчас может лишь повторять то, что где-то видел или от кого-то слышал. Поэтому пробует всё подряд, перебирая, пытаясь нащупать то самое, своё. Местами перебарщивает, но всех всё абсолютно устраивает. Все эти странные шутки на грани — они никогда так не общаются в жизни. Вся эта не нарочная агрессия, неестественная для них, но внезапно немного заводящая обоих. Грязные разговорчики, провокации. Они ещё только познают свою такую сексуальность. Чанёль с удовольствием поддерживает. Может быть, он всю жизнь об этом мечтал. Чтобы не было никаких глупых границ, правил и шаблонов. И совсем не страшно, если выйдет глупо или смешно, — в худшем случае он просто оглохнет на одно ухо от смеха Бэкхёна. Ладони упираются возле головы, Бэкхён пытается найти правильную позу, чтобы обоим было удобно. Чанёль старается подстроиться, но только всё портит. — Ебучая разница в росте, — шипит Бэкхён. Его смех спасает от любой неловкости. Чанёль ценит Бэкхёна и за эту лёгкость тоже. — А как кататься на мне — так тебе всё нравится, — дразнит он, подпитывая игривое настроение. — Мы трахаемся, отставить разговорчики не по теме. — Я смотрю, ты вжился… Договорить уже не дают — снова целуют. Бэкхён знает, как Чанёль млеет от чувственности и глубины, даёт разнежится, и ждёт момента, чтобы поймать за нижнюю губу. Бэкхён любит кусаться, а Чанёль теперь любит, когда его кусают. Раньше никогда не позволял, потому что было больно, до крови, не в настроение. Но укусы Бэкхёна — просто чуть чувствительнее поцелуев. Он специально доводит, заставляя изнывать и хотеть большего — и даёт это. Снова растягивает, позволяя стонать себе в губы и хватать за волосы на загривке. Член — не тоже самое, что тонкие пальцы Бэкхёна, поэтому он не жалеет ни времени, ни Чанёля. Тот прикрывает от удовольствия глаза, замечает только блеснувшие маленькие клычки, когда Бэкхён рвёт зубами упаковку. Руки скользкие от смазки, поэтому Чанёль помогает — сам надевает презерватив и обнаруживает у себя в процессе новый фетиш. Бэкхён ничего больше не говорит и не спрашивает. Незачем. Он и так почувствует, если что-то будет не так. Поймёт даже быстрее, чем Чанёль, которому вообще сейчас не нужно ни о чём думать. Только расслабиться и наслаждаться собой. Чанёль хмурится, сминая руками простыню. Внутренности сковывает, становится сложно дышать. Бэкхён останавливается, давая выдохнуть. Целует, куда получается дотянуться, но не пытается сделать это ощутимо, чтобы не добавлять лишних ощущений. Понимает теперь, что Чанёль говорил про девственников. Очень давит, когда ты стараешься, делаешь всё правильно, а человеку неприятно просто потому, что он ещё не привык. Мозг не понимает, что с этими ощущениями делать. И это на твоей совести. Потому что ты не можешь сделать человеку приятно. Раньше Бэкхён бы точно разрыдался от ненависти к себе. Но сейчас в голове только Чанёль и желание сделать для него всё. Не остаётся времени переживать. Да и ощущения для Чанёля не принципиально новые, хоть и более интенсивные. Дыхание быстро успокаивается, и руки укладываются на плечи, разрешая. Бэкхён двигается мягко и ровно, вдумчиво. Быстрее не хочется. Всего и так слишком много — чувства колоссально новые для них обоих. Чанёль стонет как-то по-особенному, Бэкхён никогда раньше не слышал. Дыхание спирает от того, как высоко звучит мягкий баритон в хрипло-скулящих стонах. Погружаться в ощущения, чувствуя себя в руках Бэкхёна — блаженство. Чанёль не собирается извиняться за то, что ему нравится. Укладывает поудобнее бёдра, Бэкхён понимает, помогает, бережно придерживая. — Мне нравится твой размер, — шепчет Чанёль, губами касаясь любимой маленькой родинки на мочке. — На грязные разговорчики потянуло? Чанёль ухмыляется. Его особо и не отпускало. Он просто старается быть аккуратным даже в комплиментах. У Бэкхёна слишком шаткое самоощущение. Слова его не обидят — сразу уничтожат. Особенно те, что связаны с унижением. Бэкхён не может взять Чанёля за волосы, не может надавить на спину. Его начинает трясти. Чанёль так и не знает до конца, что произошло, и откуда это взялось. Поэтому если он и говорит что-то, то только что-нибудь безобидное и милое. Особенно во время секса. Прикосновения Бэкхёна явственные, как никогда раньше. Движения ласковые, но сильные. Гладят всё его тело. На бледной коже остаётся трогательная краснота. Чувствуются следы мягких губ на шее, поцелуи на лице смазывают румянец на щеках. Бэкхён нежный и совсем немного властный. Присваивает обратно свою уверенность, всегда принадлежащую ему по праву. И это выглядит так правильно и завораживающе, что пробирает до дрожи. Чанёль любит, когда Бэкхён такой. Любит его любого. Когда он стеснительный и послушный до спирающего дыхания. Когда он загнан тревогой в угол и едва существует. Когда тащит в их постель бесконечные игрушки и лично им написанные сценарии. Эти убийственные качели Бэкхёна… Чанёль когда-нибудь поедет с ним крышей. Может быть, уже поехал. Угол меняется, меняются ощущения. Бэкхён чувствует так же остро, стиснуто выдыхая. Чанёль стонет, отключаясь от реальности, и запрокидывает голову. Отзывчивость его тела сводит с ума обоих. Чанёль умеет не думать и просто наслаждаться. Его не нужно уговаривать. Хоть Бэкхён и очень хорошо умеет это делать. Офигенно, как он весь сосредоточен на нём, как всё контролирует. Чанёль привык, что всё внимание Бэкхёна — всё ему. Поэтому это всегда задача Чанёля — заботиться о том, чтобы удовольствие получили оба. Но сейчас ему так хорошо, что он уже просто не может. Внизу горячо тянет, практически пульсирует. Непроизвольно зажимает ногами худую талию. — У тебя получится? — сипло спрашивает. Бэкхён мотает головой. Наверное, он мог бы, но совсем не хочется, чтобы Чанёль сейчас подрывался, зажигал свечи и раскладывал карты, чтобы Бэкхён смог кончить. Тело под ним напрягается. Может стать больно, когда мышцы резко сведёт от оргазма. Бэкхён не хочет рисковать. Плавно останавливается, возвращаясь к пальцам. Так контроля больше, каждое движение точное, ощутимое. Чанёль начинает дышать чаще, и Бэкхёну достаточно просто не останавливаться, чтобы довести его до конца. Раньше после оргазма Чанёль всегда ощущал себя одинаково — хотелось вышвырнуть в окно лежащего рядом человека. Потому что на самом деле он ему чужой. Потому что всё это ненастоящее, а Чанёль сейчас слишком уязвим и сентиментален. Потому что люди почему-то думают, что могут преодолеть одиночество сексом. Бэкхён отдаёт всё, что в нём есть живого и настоящего. Странно, почему до сих пор не нашлось человека, который захотел бы это забрать. Тем лучше — Чанёль заберёт всё себе. Он никому никогда не доверял так, как доверяет Бэкхёну. Даже когда не хотелось никого видеть и слышать, хотелось, чтобы Бэкхён был рядом. Его близость — самое комфортное ощущение, которое когда-либо переживал Чанёль. Не хочется даже открывать глаза. Слишком хорошо. Тёпло. Бэкхён устраивается под боком идеальным кусочком пазла. Распушившиеся после душа волосы щекотно касаются шеи. — Я говорил, что у тебя хорошее чувство ритма? — неожиданно спрашивает Чанёль. Бэкхён дёргается, начиная смеяться. — Говорил, — сипло выдыхает. — Это же ты учил меня играть на гитаре. — И каков твой вердикт? — М? — Как тебе больше нравится? Сверху, снизу? Где меньше укачивает? — Смейся, смейся, — фыркает Бэкхён. — Нормально себя чувствуешь? — Немного голова кружится. Так почти всегда. Поэтому нет причин для ранней паники. — Скажи, если станет хуже, — просит Чанёль. — Хорошо. А тебе как? — Как какое-то авокадо. Вроде прикольно, а вроде хуй знает. — Это нормально, — Бэкхён снова со смехом выдыхает в плечо. — Просто это вообще ни на что не похоже, — Чанёль, задумываясь, накручивает его волосы на пальцы. — На какой раз становится прям вообще зашибись? — Не знаю, оно просто с каждым разом всё более приятно. Бэкхён, кажется, готов засыпать, пригревшись на груди. Чанёль проверяет время на его часах — ещё не поздно, но он бы тоже уже лёг спать. После секса он всё равно потерян для мира на пару часов, начинать заниматься чем-то уже смысла особо нет. — Я сбегаю в душ и полежим, хорошо? — Мне тоже надо, — вздыхает Бэкхён. Он как всегда утомившаяся чистюля. — Можешь не ходить. — Не могу. — Где ты мог успеть испачкаться? Ты из кровати не вылезал. — Ну всё равно. — Тебя отнести? — Да доползу как-нибудь. — Давай полотенце просто принесу. Бэкхён задумывается на секунду. — Спасибо. Чанёль обязательно целует на прощание и встаёт. Сразу подаёт со стола таблетки и бутылку воды. — Не хочу, — Бэкхён сразу прячется под одеяло. — Бэкхёни, давай, — спокойно повторяет Чанёль, в полной уверенности что тот просто балуется. — Нет, — отворачивается к стене. — Ты же сам знаешь, что надо. — Не хочу. — А что тогда ты хочешь? Чанёль даже не моргает — его таким не пробьёшь. С регулярными инфантильными выходками Бэкхёна он уже давно постиг дзен. — Хочешь, чтобы я поуговаривал тебя, как маленького? В ответ снова тишина. — Бэкхёни, давай, будь хорошим мальчиком. Я же не буду тебя заставлять. — Не хочу. — Бэкхён. — Зачем? Я нормально себя чувствую. — Я положил на подушку, — Чанёль не собирается спорить. — Пей. Я в душ и вернусь. К моменту, когда он возвращается, чуда не происходит. Вместо этого Бэкхён истерично чешется. Наверное, можно было бы уже выбеситься, но предел Чанёля ещё далеко. А пока это первый уровень самой простой сложности. — Я же говорил, чтобы ты приходил ко мне, я буду тебе мазать. — Это всё равно не помогает, — Бэкхён со злостью скребёт ногтями по коже. — Не трогай, — касанием останавливает его руки Чанёль. Уходит и возвращается уже с увлажняющим кремом, садясь на кровать. — Давай лапки, — закидывает ноги Бэкхёна себе на колени. На них почти нет живого места — сплошные ряды воспалённых красных полос. Чанёль втирает заживляющую мазь в кожу сразу ладонями, потому что там уже просто одна большая рана. Гладит нежно, стараясь успокоить. Расслабляюще массирует бёдра — даже там успел разодрать. Бэкхён стойко терпит его заботу, только морщит нос, когда начинают щипать щиколотки, расчёсанные чуть ли не до кости. Понемногу стянутость пропадает, и ощущения становятся комфортнее. Но даже так зуд под кожей не утихает, лишь остужается немного приятным холодком. — Получше? — Да. Спасибо. Не хватает смелости сказать «нет», когда Чанёль так старается. — У тебя всегда так зимой? — Первый раз. — Странно. Немного сохнет кожа, но вроде не сильнее, чем обычно. Может, нервничаешь из-за чего-то? Бэкхён пожимает плечами. Чанёль ждёт, когда крем немного впитается, и натягивает на него носки для сна. — Завтра тоже выбери поплотнее и повыше. И зови меня в следующий раз, ладно? Я сразу помажу. Нужно чтобы хоть немного зажило. Пей, — кивает Чанёль на таблетки, — и давай ложиться. — Всё, я спать, — Бэкхён заворачивается в одеяло и отворачивается к стенке. — Ну что с тобой вдруг случилось? — голос Чанёля становится мягче. — Что мне сделать? Отсосать? Почесать спинку? Какао будешь? Что тебе ещё предложить? Мармеладки хочешь? Бэкхён выдерживает драматическую паузу. — Кислые? — Кислые. — Тогда буду. — Принести? — А таблетки нет. — Бэкхёни, не капризничай. Я несу мармеладки, и ты пьёшь таблетки. Договорились? — А спинку почешешь? — Два раза. Бэкхён проявляет, наконец, милосердие, забирая таблетки.

***

8 февраля. Пятница. Не знаю, с чего начать. Я забросил вести дневник ещё полгода назад. Психотерапевт настаивала, но моих сил хватало максимум на один день. А теперь я хочу написать автобиографическую книгу. Жалею, что не писал раньше, сейчас бы мне эти записи пригодились. Уже несколько дней сплю по 4 часа и высыпаюсь. Таблетки наконец-то начали работать. Ещё пару недель назад мне казалось, что моя жизнь кончена, ничего хорошего никогда не будет и впереди лишь унылое доживание отпущенного времени. Но теперь все по-другому: жизнь неотвратимо меняется к лучшему. Сегодня шёл домой после работы и уже чувствовал в воздухе весну. Не захотел ехать на машине. Шёл по Хондэ и чувствовал, что жизнь суетится и не останавливается ни на секунду. И никогда не останавливалась, как для меня. Даже ночью. Ночью на улицах расцветают все краски города, со всех углов звучит музыка. Каждая яркая вывеска — как праздник. А чёрное беззвёздное небо сегодня как-то особенно захватывало дух. Хондэ — это свобода, страсть, юность. Я чувствовал себя новорожденным, вновь ощутив это. Домой вернулся к ночи. Я видел, что Чанёль на нервах и очень сдерживался, чтобы не высказать мне всё, но мне было плевать. Я написал ему сообщение, что всё в порядке, буду поздно, прежде чем выключить телефон. Его проблемы, что он опять переживал. Лучше бы делом занялся. Ни есть, ни спать не хотелось. Чанёль пытался накормить и уложить, но в итоге мы занялись сексом. Никогда мне даже близко не было так хорошо. Не верится, что теперь так будет всегда. Чанёль почти сразу уснул, а я сел учить японский, как давно и хотел. 9 февраля. Суббота. Встал в 6 утра. Захотел приготовить что-нибудь особенное. Пересмотрел на Ютубе кучу туториалов, но всё равно их было как-то слишком мало. Выбрал тайскую кухню. Записал ингредиенты и пошёл в магазин. Пришлось идти в дальний круглосуточный, но там было так интересно и весело. Познакомился с красивой девушкой на кассе. Спросил у неё, какое вино она любит, и купил ей его. Она дала мне свой какао. Чанель ещё спал, когда я вернулся. Старался быть потише. За 3 часа готовки мое вдохновение как будто только усилилось. Наверное, это мое призвание. Нашел в интернете кулинарные курсы. Оплатил. Очень жду начала. Проснулся Чанёль. Кажется, он был чем-то встревожен, но моё настроение это не могло испортить. Я не хотел сидеть дома, поэтому потащил Чанёля в парк Пукхансан. Он был рад, что я сам наконец-то захотел куда-то сходить. Когда мы поднимались на гору, я чувствовал дух первооткрывателя. Справа от тропинок скала, слева — обрыв. Ограждений нет. Цивилизации нет. Полная свобода. Бегают ящерицы и огромные жуки-рогачи. Мир прекрасен, всё в нём взаимосвязано и восхитительно. С вершины вид был настолько завораживающим, что я забыл о камере и не сделал ни одного фото. Похоже, раньше я ничего не постил в социальных сетях, потому что у меня была унылая жизнь. А теперь я не буду ничего постить, потому что она слишком яркая и насыщенная. Только к вечеру вернулись домой. Чанёль отмокал в ванной целый час. А потом у нас опять был невероятный секс. Чанёль уснул почти сразу, а я ещё слишком возбужден, поэтому, пока свежи эмоции, пишу дневник. Всё ещё не ощущаю усталости, займусь японским, пока не захочу спать. 10 февраля. Воскресенье. Очень поздно лёг, поэтому встал только в 8. Ближе к полудню проснулся Чанёль. Как и предупреждал, умотал на свою студию. Мне стало ужасно скучно, но я быстро понял, чего не хватает. Мы с Чанёлем давно обсуждали, что хотели бы ребёнка. Сейчас самое время. Чанёль забрал машину, поэтому я поехал на метро. Добрался до ближайшего центра, на консультации мне предъявили список требований для будущего родителя приёмного ребенка. Не хватало одного условия — нужно обязательно состоять в официальном браке. Это было несложно устроить. Позвонил вчерашней девушке, предложил ей выйти за меня замуж, она посмеялась, сказала, что я ебанутый и согласилась. Мы встретились у её дома, зашли в кафе. Я сказал не стесняться, заказывать всё, что ей хотелось. Расписаться в тот же день оказалось нельзя. Пока я думал, кому сунуть денег, Йерим предложила полететь туда, где расписывают мгновенно. Цена вопроса — пара сотен долларов. Ближайшая страна — Хайнань. 6 часов в самолёте — и мы там. Йерим студентка, так что прогулять одну пару в понедельник для неё не проблема. Я легко отпросился. Никогда в жизни не брал отгулы, профессор охуел и разрешил не париться над оформлением бумаг задним числом, а просто отработать в любой день. По пути в аэропорт купили билеты. Уже на выходе из самолёта узнал, что Йерим учится на переводчика с китайского, поэтому она без проблем попросила скучающего мужчину вызвать нам такси до отеля поприличнее. Сняли заодно с карты немного юаней, чтобы расплатиться. Вечер только начинался, на Хайнане -1 от нашего времени. Было жарко, как в Корее летом, а на нас были чуть ли не зимние шмотки. Мы зашли в первый попавшийся магазин возле отеля, Йерим выбрала мне гавайскую рубашку, мы поорали с того, как я в ней выгляжу и я решил, что пришло время попробовать новый стиль. Йерим не могла выбрать один купальник между двумя, я сказал похую, бери два. Хотелось успеть погулять по побережью до темноты. Пляж действительно как на картинке. Отпустил Йерим первую плавать, сам остался с вещами, как раз пока попишу дневник…

***

— Я кое-что для вас приготовил, — объявляет Бэкхён интригующим голосом на ежедневном стэндапе в Скайпе. Часть сотрудников как обычно в разъездах, остальные сидят по разным кабинетам и корпусам, поэтому удобнее проводить утренние собрания онлайн. — Мне тоже нужно быть? — со смешком спрашивает профессор. — В обязанном порядке. — Хорошо, во сколько? — В час. В аудитории двести четыре. Вопросов не возникает. Бэкхён всегда ответственно следит за происходящим в мире и часто делает обзоры последних исследований по смежным специальностям, чтобы поддерживать у своих подопечных живой интерес к миру науки. Никто не опаздывает, несмотря на то, что только что законился обед. Приходят даже раньше, заняв места поудобнее, — всем нравится слушать Бэкхён-сонбэнима, потому что он понятно объясняет и шутит смешные шутки. И без разницы даже, интересная тема презентации или не очень. — Давайте начнём, раз все собрались, — предлагает Бэкхён, обращая на себя внимание аудитории. Презентация выведена на проектор, а он как обычно усаживается с лазерной указкой на стол. — Я сформулировал цель проекта: исследование механизмов, лежащих в основе структурной организации сетей клеток мозга, и изучение влияния морфологии клеточной сети на динамические процессы передачи информационных сигналов. Думаю, вы уже и сами пришли к пониманию, что мы можем бесконечно пытаться воспроизвести на компьютерных моделях психическую деятельность человека, но без изучения живого мозга ничего не получится. Для сбора данных необходимы нейронные сети с функциональной активностью, наблюдаемой только в живых нейрональных системах. Коллеги кажутся заинтригованными. — История знает множество случаев, когда жертвами экспериментов становились психически нездоровые, не всегда понимающие, что происходит, люди. Это отлично работало и работает до сих пор. Самый простой вариант — больница при исследовательском центре. Пациенты поступают туда с тяжёлой патологией, если в ходе эксперимента кто-то не выживает, легко списать на спрогрессировавшую болезнь. Но в таком виде нам этот вариант не подходит. Потому что для моделирования человеческой психики не подойдут данные, снятые с психически больных. Иначе будет неясно, изучаем мы норму, болезнь или действие принимаемых больным препаратов, которые мы даже не имеем возможности контролировать. Какие есть варианты? Меня вдохновили поиски учёных, секвенирующих древние ДНК для восстановления генома вымерших организмов. При работе с древними образцами приходится сталкиваться со множеством проблем, связанных с их сохранностью. С течением времени ДНК естественным образом деградирует, загрязняется ДНК-ой бактерий и грибов, которые участвуют в разложении остатков, а сами образцы могут сильно повреждаться при извлечении и хранении. Всё это усложняет процесс выделения ДНК для биоинформатического анализа. По итогу в среднем выходит корректно дешифровать лишь от одного до трёх процентов всей цепочки ДНК. Какой выход нашли биоинформатики? Стали кучами собирать митохондриальные ДНК. Сохраняются они примерно так же плохо, как и обычные, но из школьного курса биологии вы помните, что на одну клетку их может насчитываться десятки тысяч копий. В этом её выгодное отличие от обычной ДНК-и, которая в существует клетке в единственном экземпляре. Дальше — дело чистой математики. Данные накладываются друг на друга, собирая цельную митохондриальную ДНК-а нить из множества сохранившихся отрывков. И я предлагаю нам сделать то же самое. Да, мы будем получать грязные результаты, работая с образцами неуточнённого психического статуса, но при больших оборотах информации возможно будет нивелировать отклонения и говорить уже о некой «норме». Неформально это можно даже сравнить с законом больших чисел. «Норма» ведь, как известно, это то, что чаще всего встречается в популяции, не важно, норма ли это в понимании врачей. Если мы официально обнаружим признаки ОКР у шестидесяти процентов образцов, значит, ОКР для нашего вида — это норма, и в модель необходимо будет вносить его нейроморфные архитектуры и характерную ему биоэлектрическую активность, несмотря на то, что врачи считают ОКР заболеванием и лечат его. Далее я хотел показать несколько дизайнов экспериментов, которые я успел… — Так, стоп-стоп, — поднимается с места профессор, — ни у кого нет работы, я смотрю? Вся команда вздрагивает, будто их всех застукали за чем-то неправильным, и в гробовом молчании оборачивается. — Есть… — неуверенно подаёт голос их самая ответственная студентка. — И что сидим тогда? Работать, работать, — подгоняет профессор. — Статья сама себя не напишет, коллеги. Разбежались. Быстро. Их и не надо было особо подгонять. Напуганные, они суетливо вымылись из аудитории, побросав растерянные взгляды на своего научного руководителя. Идею он подал интересную, хоть и гипотетическую, хотелось дослушать. Жаль, что профессор, видимо, не оценил юмора. — Бэкхён, ты перетрудился, — тихо и аккуратно начинает он, когда захлопывается дверь. — Я понимаю: нервы, защита докторской на носу, потом публикации в журналах, конференции. Тебе давно пора взять отпуск. — Со мной всё в порядке, — огрызается Бэкхён, сразу повышая тон. — Вам просто давно пора признать, что это единственный способ. По крайней мере с нашими уровнем развития науки. Вы просто боитесь, что об этом могут узнать. Но у меня есть план, как обойти закон. — Я не собираюсь слушать дальше этот бред. Иди домой. — А я не собираюсь отказываться от своей идеи! — Твоё счастье, что я просто никого не найду на твоё место. Поэтому иди домой и проспись нормально. Выйдешь на связь, когда сможешь. Хорошего вечера, — профессор деликатно ставит точку в этом разговоре и тоже покидает кабинет. К работе Бэкхён больше не возвращается. А вечером заезжает на машине за Чанёлем, чтобы забрать домой. Тот как обычно шумно плюхается на сидение рядом, обязательно сначала целует и только потом уже пристёгивается. Рассказывает про свой день, вываливает такой ворох новых сплетен, как будто больше ничем не занимался на работе, только трепался Сэхуном. Отъехав от главного здания агенства, машина вливается в поток на дороге, но через пару поворотов Чанёль понимает, что они едут не домой. — А куда мы едем? — Сюрприз. Сюрприз? Во вторник? Бэкхён редко одобряет вечерние развлечения на неделе, слишком уставая на работе. Несколько раз он делал исключения, но только в самом начале их отношений, когда слишком скучал, чтобы ждать выходных. Поэтому сейчас это выглядит немного подозрительным. Бэкхён вообще сегодня какой-то другой. — А мне он точно понравится? — пытается пошутить Чанёль. — Уверен. — Это ресторан? — Нет. — Кино? Театр? — Нет и нет. Слишком банально для Бэкхёна, Чанёль понимает. Но играть в игру дальше как-то не тянет. Бэкхён на него даже ни разу не взглянул за всё время. Чанёль не уверен, что тот вообще смотрит на дорогу, а не просто перед собой. Бэкхён хорошо водит. Без напряжения контролирует ситуацию на дороге, а машина послушно подчиняется его плавным движениям. Только сейчас кажется, что Бэкхён существуют отдельно от неё. И Чанёль впервые не чувствует себя в безопасности рядом с ним на пассажирском сидении. — Так куда мы едем? — он выключает радио. Гаснет подсветка. На несколько секунд машина погружается в тёмную тишину, нарушаемую лишь шелестением шин. — В аэропорт, — наконец отвечает Бэкхён. — Мы куда-то летим? — В Уганду. — Куда? — В Африку. — Зачем? — Мне нужны люди для моих экспериментов. А в Африке достаточно социального балласта, которым можно пользоваться и не париться, что кто-то начнет искать этих людей. — А если серьёзно? — Я серьёзно. — Подожди, — Чанёль пытается начать сначала, потому что не получается воспринимать сказанное всерьёз. — В смысле? Ты купил билеты? — Да. В один конец. — Покажи. Бэкхён лезет в карман за телефоном. — Ты угораешь? — Чанёль, к сожалению, ему и так верит. — Нет. — А квартира? Ариель? — Отправил ключи Кёнсу. — А он об этом знает? — Нет. — У меня айди дома. — Я взял. — Ты заезжал домой? — Чанёль удивлен, что ещё может удивляться. — Ты на работе был вообще? — Был. — Таблетки пил дневные? — Пил. — Утренние? — Тоже. — Честно? — Да. — Объясни мне тогда, какая, нахрен, Африка? У тебя защита докторской через месяц! — Насрать. — В смысле насрать? Ты же об этом мечтал! — А теперь я мечтаю уехать отсюда. Знаешь, бывает такое. Приоритеты меняются. — Какие такие, блять, приоритеты? Чанёль чувствует, как у него начинает медленно отъезжать крыша. Он всё понимает, но вот это переходит уже все мыслимые и немыслимые границы. Глубокий вдох. От того, что он будет беситься и кричать, ничего не изменится. — Бэкхён, не дури, — начинает Чанёль заново. — Пожалуйста, поехали домой. Ты мне всё расскажешь. Всё, что случилось. — Ничего не случилось. — Но мы с какого-то хрена летим в ёбаную Африку! Объясни мне, будь добр, что происходит? Ты что-то натворил? Нам надо уехать из страны, чтобы тебя не посадили? — Нет. Я просто захотел. — В пизду, — психует Чанёль. — Разворачивайся. — Это автомагистраль, где я тебе развернусь? — Тогда остановись. — Нет. — Слушай, ладно, если ты так хочешь, можешь лететь один. Я пас. — Хорошо. — Ты сейчас серьёзно? — Абсолютно. — Может всё-таки объяснишь, что с тобой? — Со мной всё в порядке. Ещё вчера всё было хорошо. Ещё сегодня утром всё было как обычно. Или нет?.. Чанёль должен что-то сделать. Но что? Выяснять отношения, пока Бэкхён за рулём слишком опасно. Открыть дверь, чтобы заставить остановить машину? Едва пальцы вздрагивают, мысль прерывает щелчок — Бэкхён блокирует двери. Пиздец. Доехать бы живым. Уже не важно куда. Телефон? Рыпаться становится страшно. Да и кому он позвонит? Опять Кёнсу? И что на этот раз? Попросит вызвать спецназ? — Сбавь хотя бы скорость. Ты превышаешь. Но Бэкхён игнорирует. Чанёль просто смотрит в окно, считает фонари и пытается не ебануться. Старается особо не дышать, чтобы не спровоцировать что-нибудь ещё. Пока они добираются до аэропорта, успевает стемнеть. Припарковавшись, Бэкхён разблокировывает двери и первым выходит из машины. Чанёль выскакивает следом. — Помоги вытащить чемодан, — Бэкхён открывает багажник. — Поехали домой, я прошу тебя, — снова пытается Чанёль. — Ты мне всё расскажешь. Я пойму, обещаю. Сделаю всё, что захочешь. Чанёль старается говорить спокойно. Ему не нужно пытаться достучаться до Бэкхёна прямо сейчас, нужно просто вернуть его домой под любым предлогом и уложить спать. А потом можно будет подумать, что делать дальше. — Я уже всё решил, — наотрез. — Бэкхён. — Если не собираешься помогать, я всё сделаю сам. — Да, мать твою, стой, — останавливает Чанёль, хватая за локоть, уже не переживая, что делает больно. — Да что ты прицепился? — выворачивает руку Бэкхён, повышая голос. — Ты не можешь мне запретить! Чанёль понятия не имеет, что ему делать. Чем больше это длится, тем больше он теряет контроль. Это не похоже ни на что. Это просто какой-то сюрреалистический бред, не имеющий под собой никакого обоснования. Раньше Чанель понимал логику. Пусть она была извращённая, но она хотя бы была. — Бэкхён. Я прошу тебя. Поехали домой, — снова просит, уже с откровенной мольбой. Бэкхён на секунду замирает. Порыв вечернего ветра взъерошиват растрёпанную мягкую чёлку. Но взгляд из-под неё смотрит остро. От него колет в груди неизвестностью и страхом. По ощущениям проходит вечность. На секунду кажется, что в умных глазах Бэкхёна мелькает понимание. — Я никуда с тобой не поеду. Лишь показалось. — Всё, хватит, — жёстко-мягко говорит Чанёль, — Мы едем домой. И тянет за собой, намереваясь усадить в машину, наверное, впервые применяя силу. Сложно спорить с разницей в весе, вот только Бэкхёну есть что противопоставить. Он вырывает руку из захвата, но Чанёль успевает ухватиться за куртку и не упустить. Бэкхён оказывается скован по рукам, пойманный в собственную одежду. Делает выверенное движение ногой, чтобы провернуть подсечку — не срабатывает, не хватает опоры. Чанёль только пошатывается, и равновесие теряют оба. Кто-то задевает ногой стоящую рядом машину, и сигнализация поднимает вой на всю парковку. Чанёль пытается снова устойчиво встать на ноги и наваливается всем телом на Бэкхёна, толкая лицом к машине. — Успокойся, — шипит он, придавливая к двери, холодея от осознания, что Бэкхён на самом деле сильнее. Ему с ним не справиться. Бэкхёну стало хуже за эти полгода. Буквально у Чанёля на глазах. Он должен был заметить. Должен был. Но он даже не знает, что… Со спины слышатся ругательства и тяжёлые шаги. Чанёля рывком оттаскивают, и Бэкхён стекает по двери вниз. Руки жёстко заламывают, приходится сжать зубы, чтобы не застонать от боли. — Ну и что тут происходит? — встаёт между ними полицейский. Нарвались на патруль. Ещё и за драку в общественном месте. Ебаный театр абсурда, и когда жизнь Чанёля успела превратиться в это? — Он набросился на меня, — хрипит Бэкхён, прижав руки к животу и талантливо изображая жертву бесчеловечного насилия. — Бэкхён! — Чанёль слышит со стороны, как ломается его голос. Никаких слов уже не хватает. — Ну раз знакомы, то обоих в машину, — распоряжается всё тот же мужчина в форме. Имеет право, даже не поспоришь. — В участке расскажете, что не поделили. Чанёль не может много разглядеть в темноте, и голову сильно не дают поднять, но он видит, как полицейский подходит к Бэкхёну и протягивает руку, нависая над ним. — Поднимайся. Это была печальная ошибка. Бэкхён без жалости бьёт ногой в болевую точку чуть ниже колена. — Не сопротивляйся! Чанёль знает, что выглядит жалко, но всё, что он может сейчас — умолять не сопротивляться и просто делать то, что от них хотят. Иначе будет хуже. Чанёль боится, что слышал хруст. Полицейский уже заваливается. Бэкхён успевает вскочить на ноги и пихает его, помогая упасть. Второй реагирует быстро. Быстрее, чем Чанёль вообще успевает уследить за происходящим. В два шага он оказывается слишком близко — Бэкхён не успевает встать до конца, чтобы правильно сгруппироваться. Но полицейского это не спасает. Бэкхён использует его же скорость против него — подсаживается и перекидывает через себя. Выглядит это пиздец, как больно. Чанёль чувствует, как хватка ослабевает, и руки уже свободны. Бэкхёну не хватает времени переориентироваться. Секундная схватка — и третий бьёт его по лицу. Он оказал серьёзное сопротивление при задержании. С ним уже в праве обходиться как угодно. Бэкхён падает, бьётся виском о капот стоящей рядом машины и сваливается на асфальт. Чанёль не знает, что делать, не знает, куда себя деть, поэтому просто жалко и ничтожно тонет в ужасе… Подбегает к Бэкхёну и падает перед ним на колени, закрывая своим телом. Он вцепится и не отпустит. И пусть они делают с ним, что хотят. Бэкхён влажно закашливается, пытаясь не захлебнуться кровью, текущей из носа. Чанёль придерживает его за голову, чтобы не порезался разбившимися стеклами очков, и чувствует, как волосы под пальцами напитываются кровью из рассечённого виска. Чанёль в ужасе. В ужасе от крови на руках. В ужасе от того, что устроил Бэкхён. Он действительно способен ударить человека с явным намерением покалечить? Его Бэкхён, который со слезами на глазах извинялся, когда случайно наступал ему на ногу или едва ощутимо пихал коленом, когда они обнимались? Бэкхён первым ударил человека. Ни за что. Просто так. Просто за то, что тот выполнял свою работу. Чанёль даже не может злиться на этих людей. Они не виноваты в том, что Бэкхён ебанулся. Но и Бэкхён не виноват тоже… Его пытаются оттащить, но он вцепляется в Бэкхёна намертво. Боится, что если отпустит, они что-то сделают с ним. И не замечает даже, что сам делает больно. — Отпусти. — Не трогайте его! — Отпусти! — Хватит! Чанёль не может сопротивляться, иначе они оба просидят в следственном изоляторе следующие несколько месяцев. А у них дома кошка некормленная. Кредит оплачивать на следующей неделе. Горят сроки на работе. Если об этом не подумает Чанёль, об этом не подумает никто. Он, может, и не переживал бы за кошку, будь Ариель обычной. Но она особенная. Её еле отпоили антидепрессантами, она очень тревожная и успокаивается только на руках у Бэкхёна. Она может перепугаться, что её бросили, случится рецидив, и нужно будет начинать всё по-новой. Какие им двоим дети, им бы кошку не угробить. Чанёль уже представляет, как они приезжают в участок, думает, как будет отвечать на вопросы. Как они просидят в участке всю ночь, а потом Бэкхёна скорее всего снова заберут в больницу. Двое фиксируют ему руки. Драка исчерпана, и третий кое-как оттаскивает Чанёля, расцепляя этот клубок. Они собираются проверять психиатрический учёт? Когда? Бэкхён должен попасть в руки к врачам как можно быстрее. Чанёль не настолько наивен, чтобы не носить все необходимые справки с собой. — Я могу взять документы? — просит он. Ему разрешают. В глазах защитников правопорядка он жертва, которая не сделала пока ничего криминального. Чанёль захлопывает открытый багажник, забирает свою сумку и айди из рюкзака Бэкхёна, находя свой в этом же кармане. Потом достает ключи из замка зажигания и закрывает машину. Перебирает в голове план действий. Нужно вернуться домой, покормить Ариель, посидеть с ней, потом забрать машину, отвезти Бэкхёну вещи в больницу, поговорить с врачом, как-то отмазаться за прогул и не вылететь с работы, потому что теперь нужны деньги на лечение. Его подталкивают в сторону полицейской машины, и он слушается, стараясь не ухудшать ситуацию. Раз уж он ответственный за то, чтобы они вышли из неё с наименьшими потерями. Бэкхён идёт впереди, его ведут под руки двое, заломив плечи и заставив низко опустить голову. Он не сопротивляется, пока они идут через ряды припаркованных машин, выходя на свободное пространство. Будто специально выждав передышку — делает резкий замах ногой назад и перекувырнуться вперёд через голову, используя крепко держащие руки их как турник. Чанёль не замечает ни начала, ни конца, видит только, как Бэкхён чуть не падает, но ломает захват и просто сбегает. Никто не успевает ничего понять. Чанёль срывается за ним на каких-то голых инстинктах. Страшная мысль мелькает в голове: Он же сейчас выбежит на дорогу. Двое полицейских быстро обгоняют его по бокам, но это мало что меняет. Они его не догонят. Шаги громко отдаются от бетонных стен, только Чанёль их уже не слышит. В ушах глухо стучит кровь, грозясь разорвать барабанные перепонки. Он вообще ни разу не спортсмен. Легкие надрываются режущей болью, и только дикий страх за Бэкхёна гонит вперёд, а зрение сужается до одной его фигуры. Тот уже почти у КПП. Охрана растягивается по периметру, где нет забора, чтобы ловить беглеца. Но у Бэкхёна свои планы — он с лёгкостью перемахивает через высокий шлагбаум, даже не сбавляя скорости. Чанёль поверил бы в бога, если бы Бэкхён зацепился ногами и упал, но, похоже, придётся умереть атеистом. Дорога уходит резко вниз, и Чанёль на несколько секунд теряет его из вида. Обегая боком шлагбаум, видит, как тот пересекает две пустые дорожные полосы. Хрен бы с тем, что Бэкхён решил убивать людей, он, похоже, решил, что ещё и бессмертный. Но Чанёль не может даже закричать — лёгкие не расправляются, а горло дерёт от боли. В голове падает какая-то ширма от смертельного ужаса. По третьей полосе несётся машина — не успевает затормозить, и Бэкхён с грохотом перекатывается по капоту, падая прямо под колёса на следующую полосу. Чанёль снова теряет его из виду. Бросается за ним, ничего уже не видя и не соображая. Реальность врезается в сознание, только когда в метре от него проносится машина, заставляя отскочить. Визг покрышек — следующий водитель резко тормозит, уводя машину вбок. Заметил. Сердце останавливается от облегчения. Ей в багажник с хрустом врезается ещё одна, отчего первая проезжает несколько метров вперёд. Но Бэкхён уже лезет через разделительный забор, оказываясь на полосе встречного движения. Перед носом проносится машина, Чанёль зажмуривается от удара воздухом. А когда открывает глаза — уже нигде его не видит.

***

Чанёль слышит, как в замочной скважине поворачивается ключ. Едва сдерживая истерику, он вылетает в коридор на негнущихся ногах, и видит ни в чём ни бывало разувающегося Бэкхёна. Чанёль обзванивал по кругу морги и участки по списку каждый день. Он выучил номера всех больниц в городе. Потому что это буквально всё, что он мог делать. В голове крутились сценарии один страшнее другого. Каждую минуту, каждую секунду, каждый вдох и выдох. А с наступлением ночи становилось только хуже. Единственное, что позволяло задремать хотя бы на несколько часов — Кёнсу в конце каждой смены докладывал, что тело не нашли. Значит, оставалась надежда на ещё один день. Чанёль чуть с ума не сошёл. Он последний раз ел позавчера. Никогда в жизни ему ещё не было так хуёво. — Я в душ, — оповещает Бэкхён, скидывая кроссовки и вымазанную в грязи куртку прямо на пол. На белой футболке бордовые пятна, судя по всему, натёкшие из разбитого носа. Правая рука располосована царапинами. Волосы слиплись от крови у разбитого виска. Лицо всё в пыли и ссадинах, на рассечённой переносице запеклась корка. — Не хочешь рассказать, где ты был? — не своим голосом спрашивает Чанёль, будто не говорил ни с кем последнюю тысячу лет. — Гулял в парке. — Прошло четыре дня. Четыре. Ёбаных. Дня. — Поздравляю. От меня-то ты что хочешь? — Я хочу? Ты издеваешься? — Дай пройти, — специально задевает плечом, проходя в квартиру. — Давай ты хотя бы не будешь сейчас так себя вести! — А то что? — Бэкхён оборачивается с откровенным вызовом. — Ударишь меня? Валяй, я подожду. И смотрит в глаза без капли страха, совершенно не смущаясь разницы в росте. Чанёль привык к другому Бэкхёну. К застенчивому и ласковому, с доверчивыми глазами и мягкой улыбкой. На которого даже голос повысить страшно, не то что руку поднять. Он помнит момент их знакомства, как будто это было вчера. Как Чанёль обратил на Бэкхёна внимание, и тот на секунду с любопытством ответил ему взглядом, но сразу же резко смутился, опустив голову, подсознательно проявляя свою неконфликтность. Его Бэкхён всегда чувствовал неуверенность, когда смотрел прямо в глаза. Едва Чанёль оказывался слишком близко к нему — сразу опускал голову. Даже на секунду не пытался психологически противостоять. И Чанёль всегда улыбался ему, чтобы расслабить, и целовал. Но сейчас не выдерживает первым, отводя взгляд. — Я никогда тебя не ударю. — Окей, — Бэкхён просто разворачивается, направляясь в ванную. — У тебя кровь… — Я в курсе. — Дай мне хотя бы обработать раны. — Себе что-нибудь обработай, — шипит Бэкхён, дёргая ручку на себя, и с грохотом захлопывает дверь. Чанёль в таком шоке, что даже не в состоянии как-то отреагировать. Что делать? Вызывать врача? Экзорциста? Что, если он ошибся? Что, если реальная личность Бэкхёна — вот такая? А та, которую любил Чанёль — лишь следствие психического расстройства? Или, может быть, Бэкхён просто врал про таблетки? Как Чанёль теперь проверит, действительно ли он их пил на работе или просто смывал в унитаз? Чанёль курит прямо на кухне, не открывая окна. Потом опять бросать. Хотя с такой жизнью, может быть, уже не придётся. Немного попускает только на третьей. Тело немного расслабляется. Чанёль и не замечал, как сильно был напряжён всё это время. Скоро ему не будет хватать и пачки, чтобы успокоиться. Перед глазами до сих пор всё в чёрных пятнах от высокого давления. Приходится напрягаться, чтобы собрать в голове разбегающиеся мысли. Хотя о чём вообще можно думать в такой момент? Чанёль не знает. Минут через десять за стеной стихает вода, а потом открываются и закрываются двери. Чанёль так и не придумал, что будет делать. Но делать что-то надо было. Он заходит в комнату следом. Бэкхён выгребает одежду из шкафа, скидывая на пол, а потом принимается шмотками запихивать в сумки, которые они использовали при переезде. Даже не промыл толком раны. Они снова закровили, смешавшись с водой, текущей с волос. — Что ты делаешь? — Собираю твои манатки. Как он ещё стоит на ногах? — Зачем? — Если бы не ты, меня вообще бы уже здесь не было, — объясняет как глупенькому Бэкхён. — Или ты думаешь мне удовольствие доставляет бегать от копов? Сейчас он ослаблен. Он не ел несколько дней. Скорее всего не спал и не пил. Наверное, Чанёль мог бы с ним справиться. Другой вопрос, как отвезти его в больницу против воли, если дипломатических талантов Чанёля не хватает. Не такси же ему вызывать. — Бэкхён, давай мы кое-что сделаем, а потом ты меня выселишь, ладно? Прошу тебя. — Если тебе так хочется съездить в дурку, можешь съездить туда сам. Бэкхён творит весь этот пиздец, выдавая при этом абсолютно осмысленные ответы. Он вменяемый, и он всё понимает. Его глаза не горят сумасшествием, они холодны и спокойны. — Бэкхён, это уже реально не смешно. — А ты видишь, чтобы я смеялся? — Я не хочу ни заставлять тебя, ни применять силу, — Чанёль старается говорить тихо и ровно, чтобы не провоцировать. — Ты уже применил. — Давай я вызову врача. Пожалуйста. — Себе вызови. — Бэкхён, — обращается как можно мягче, зовя по имени, — всё будет хорошо. Я обещаю. Просто позволь мне позаботиться о тебе. Я не буду вызывать дурку, — обещает Чанёль и, конечно же, врёт. — Просто обычного врача. У тебя раны, их нужно хотя бы обработать. Чанёль ночи не спал, когда у Бэкхёна болела голова. Он помнит наизусть все царапины, от которых сейчас даже шрама не осталось. На сердце болел каждый его синяк. Чанёль не для того заботился о Бэкхёне, чтобы ему разбили лицо в уличной драке, которую тот сам же и спровоцировал. — Тебе же больно, — Чанёль делает к нему аккуратный шаг. — Иди ко мне, я посмотрю. Хотя бы антибиотиком помажу, перестанет так болеть. — Мне не больно. — Я понимаю, но нужно. Дай мне посмотреть. И, видимо, подходит слишком близко. — Иди нахуй, Чанёль! — срывается Бэкхён, отталкивая руку. — Просто иди нахуй! Никогда раньше Бэкхён не посылал его. Даже матерился нечасто, в основном только в шутку. Мог капризничать и провоцировать, но чтобы послать? Чанёль не думал, что когда-нибудь доживёт до этого. Что произошло? В каком сказочном неведении всё это время жил Чанёль? Казалось, жизнь начала налаживаться. Они выдохнули после госпитализации, у Бэкхёна появились заметные улучшения. Он очень старался: продолжал терапию и пил таблетки. Чанёль следил за этим больше, чем за своей жизнью. С вечера оставлял на столе утренние, чтобы Бэкхён точно не забыл. Каждый день в одно и то же время звонил на работу и проверял, чтобы выпил дневные. Вечерние Бэкхён всегда пил при нём перед сном. Они ничего не пропускали, следовали всем инструкциям психиатра. Казалось, что всё плохое действительно закончилось. Что они подобрали правильную схему и таблетки. Что Бэкхён понемногу уверенно идёт на поправку. Так сильно хотелось в это верить, что Чанёль ослабил контроль. Потерял бдительность и упустил момент. Но откуда ему было знать? Бэкхён выходит из комнаты, оставляя его наедине с этими мыслями. Может быть, это уже и не Бэкхён. Но слишком сильно хотелось верить, что Бэкхён всё-таки существует. У Чанёля слабеют плечи и всё тело. Он оседает на пол под тяжестью бессилия, загнанности и чёрной, лютой усталости. Боль в груди сжимает до тошноты. Он думает вдруг о том, что, наверное, именно так ощущает себя Бэкхён, когда срывается и режет себя. Теперь ему предельно понятно, как можно делать такое с собой. Рёбра сдавливают лёгкие, и едва получается дышать. Чанёль запускает пальцы в грязные волосы, стягивая их в кулаках до ощущения мигрени. Что делать? — бьётся в сознании пульсирующей болью. Вызвать врачей? Бэкхёна посадят сразу после выписки. Дать улететь? Суда ещё не было, паспортный контроль он пройдёт. А какие ещё варианты? Чанёлю действительно лучше позволить ему улететь? Чтобы Бэкхён хотя бы не оказался за решёткой? Почему это произошло? Что Чанёль не заметил? Где ошибся? Что пошло не так? Едва появляются улучшения — как Бэкхёна срывает в одну секунду с ещё большей жестью. Сегодня он тронулся по идее с экспериментами над людьми, подрался с сотрудниками полиции, перебежал восьмиполосную автомагистраль и как-то вернулся домой за семьдесят километров, никому не попавшись на глаза. А что будет дальше? У Бэкхёна опять рванёт шиза, и он покалечит человека в драке? Снова устроит аварию, в которой уже погибнут люди? Или снова уверует в то, что может убивать ради великой цели? Как можно такое вылечить? У науки вообще есть ответ на этот вопрос? Чанёль очень хотел бы его знать. Разве он может теперь что-то сделать? Чанёль даже не врач. Он не вывезет. Не справится. Он уже не справился. Может быть, Бэкхён больше никогда и не вспомнит его. Никогда не сможет осознать, что он натворил. Никогда не попросит прощения. Это… всё? Чанёль так старался, чтобы всё закончилось вот так? Всё было бессмысленно с самого начала? Чанёль гонит подобные мысли. Он поплачет об этом как-нибудь потом. Сейчас не время страдать и жалеть себя. Сейчас надо любым способом обезопасить Бэкхёна от мира и самого себя. Судя по тому, что видел Чанёль, — проживёт он недолго. Сядет за руль, и на этом всё закончится. То, что его не сбила машина возле аэропорта, просто чудо. Тюрьма лучше, чем смерть? Бэкхён сказал бы, что нет. Как Чанёль может принять это решение за него? Он не имеет такого права. Или имеет? После первой госпитализации Бэкхён написал медицинскую доверенность, чтобы Чанёля пускали к нему в больницу на правах родственника. Но доверенность ведь значит не только это. Бэкхён понимал, что дал Чанёлю юридическое право принимать решения за него? Или он даже не думал о том, что однажды оно может пригодиться? Чанёль растирает грудь ладонью, пытаясь унять боль. Накрывает голову руками, когда в квартире что-то с грохотом падает. Едва снова получается различать что-то за шумом пульса, он прислушивается к звукам в квартире и выходит из комнаты на поиски телефона. А после прячется с ним в коридоре, привалившись спиной к стене. Караулит входную дверь. Он попросил бригаду позвонить на телефон, чтобы не использовать звонок. Иначе операция провалится, так и не успев начаться. Экран ярко загорается в темноте входящим вызовом, и Чанёль поднимается на ноги. Вслушивается в звуки возни Бэкхёна в комнате, и решает, что тот достаточно занят, чтобы не заметить подставу раньше времени. Чанёль подходит к двери, не дыша, и смотрит в глазок. Он действительно отдаст Бэкхёна этим неизвестным людям в белых халатах? Он точно не совершает сейчас ужасной ошибки? Рука замирает над ручкой. Что будет дальше? Он не сделает хуже? Какое решение будет правильным? Чанёль делает глубокий вдох, как перед прыжком в воду и открывает дверь. — Что ты делаешь? Чанёль оборачивается. Бэкхён щурится без очков, неслышно появившись из-за угла. Слишком быстро на его лице отражается понимание. Убегает обратно в комнату — Чанёль сразу за ним. Въезжает плечом в стену на повороте, но даже не чувствует этого. Дверь захлопывается прямо перед лицом. Чанёль дёргает ручку со всей силы — дом вздрагивает от удара двери об стену. Бэкхён уже на балконе. Успевает сдвинуть окно в сторону и закинуть одно колено. Через комнату бежать недолго — Чанёль хватает его за шкирку и оттаскивает рывком. Бэкхён с глухим ударом падает на пол, больно ударившись. Кажется, даже потеряв сознание на секунду. Чанёлю хватает этого, чтобы успеть забраться сверху. Бэкхён пытается ударить коленями, но поза не позволяет — на этот раз Чанёль с умом использовал своё единственное преимущество. Он не умеет драться, и тем более ему не справиться с Бэкхёном, который всю жизнь занимался единоборствами. Ему не совладать с ним. Чанёль не тешит себя мыслью, что он в состоянии держаться наравне, просто Бэкхён не может сделать ему больно даже в невменяемом состоянии. Потому что если хотел бы — врачей вызывали бы уже Чанёлю. Бэкхён контролирует происходящее, захватив чужие запястья, и пытается скинуть Чанёля с себя, расшатав его точки опоры. Никак не получается вырвать хотя бы руки, силы кончаются, и миссия уже близка к провалу, но санитары, наконец, фиксируют Бэкхёну колени. — Пусти меня! — бьётся он под Чанёлем с какой-то лютой злобой. — Пусти меня, блять, пусти! Пусть ненавидит, кричит, оскорбляет — плевать. Уже наплевать на всё. Главное сдать его в руки врачам. — Успокойся, — сцепив зубы, рычит Чанёль. — Сколько можно уже? Тебе заняться нечем? — Хватит. — Ты только и можешь, что лезть в мою жизнь! Нихрена не делаешь со своей, и надо нянчить кого-то, чтобы не чувствовать себя ничтожеством! — Хватит! — рявкает Чанель. — С хуя ли хватит? Скажи, что я неправ! — Хватит! Ты несёшь бред. — Очень удобно думать, что я просто несу бред, правда? Но ты и сам знаешь, что ты ничтожество! Ты просто… — Заткнись! Чанёль замахивается ладонью. Бэкхён в страхе зажмуривает глаза. Но ничего не происходит. Оглушает удар. Возле головы. Всему есть предел. Любое терпение, даже самое неистощимое, когда-нибудь заканчивается. — Лежи и не рыпайся, — цедит Чанёль. — Иначе я не знаю, что с тобой сделаю. Едва забытый страх поднимается из глубин и накрывает удушливой волной. Бэкхён всхлипывает, даже не осознавая этих чувств. Потухает в один момент. Тихо плачет, вздрагивая от сорванного дыхания. Для Чанёля его слезы важнее, чем всё, что существует в этом мире. Важнее, чем всё то, что чувствует он сам. С глаз будто спадает пелена. — Почему ты больше не любишь меня? — жалостно шепчет Бэкхён. — Что?.. — Я верил тебе. Всегда верил. А ты бросил… — Я никогда не бросал, — Чанёль понимает, что бесполезно спорить, но он ведь правда не бросал. — Почему отдаёшь? Только не отдавай. Что я тебе сделал? Это всё из-за меня… я не справился… Они придут, понимаешь? Им нужны эти знания, я просто хотел спасти всех, по-другому не успеть, они не понимают… — Кто они? — Вы. — Придут? — Нет, придут не они. — А кто? — Я не могу сказать. Они придут раньше, если люди начнут их искать. — Бэкхёни, успокойся. Тебе это просто приснилось. Чанёль очень старается не выдать собственное состояние. — Не приснилось, я всегда это знал. Оно было во мне с самого начала, просто сейчас пришло время… Почему ты тоже с ними? — С кем? — Я верил тебе, — Бэкхён как будто даже не слышит. — Ты обещал не бросать, я правда верил. Не мог поверить, что… — Я с тобой, Бэкхён, я с тобой. Успокаивайся. — Ты врёшь. Всё врёшь… Врал всё это время, чтобы знать, где я и как меня искать, — горячо шепчет потоком больного сознания. — Всё было неправда… но, знаешь… я бы всё отдал, чтобы это было правдой… — и как-то умиротворённо улыбается. Чанёль никогда бы никому не пожелал увидеть кого-то в таком состоянии. Стоявшая неподалеку врач совершенно не впечатлена сценой. Её таким не удивить. Она видит подобное каждый день. Нет смысла переживать о том, что они слышали и видели слишком много — Бэкхён может нести любой бред, никто ему не поверит. Достаточно соврать, что они братья. Или лучшие друзья. Даже не придётся договариваться о легенде, версия Бэкхёна заведомо не учитывается. Врач опускается рядом на колени с заготовленным препаратом в шприце. Собирается колоть в вену, поэтому Чанёль закрывает глаза Бэкхёну рукой — падать в обморок уже неактуально. Раньше надо было. Может быть, тогда всё не зашло бы так далеко. А сейчас уже бестолку. Врач раскладывает локоть и делает свою работу. Чанёль держит за другую руку для поддержки или иллюзии контроля. Бэкхён стискивает его ладонь, когда вводят иглу. Всхлипывает и дрожит от простого укола, как будто не ему в драке сломали переносицу и разбили голову, а он этого особо и не заметил. Руку туго бинтуют, чтобы Бэкхён никак её не повредил. Теперь только ждать, когда препарат подействует. — Потерпи совсем то чуть-чуть, — ласково шепчет Чанёль, убирая волосы со лба. — Сейчас станет легче. — Я знаю, — голос Бэкхёна неожиданно тихий и скорбный. — Я умру. Наверное, если бы Чанёль думал, что его хотят убить, он бы и не так сопротивлялся. А Бэкхён проживает всё это на самом деле. — Ты не умрёшь, — заверяет Чанёль. — Я обещаю. Ты же мне веришь? Всё будет хорошо. Потерпи совсем немного. Всё снова будет хорошо. Я тебе обещаю. — Сделай то, что давно хотел, ладно? Они придут очень скоро… — Бэкхён… — Я не справился… Мне остаётся только принять свою бессмысленную смерть. Я так и не смог никому помочь. — Ты же спас Ариель. Слезы текут сами, Бэкхён даже не пытается их стереть. — Позаботься о ней за меня. — Хорошо. Конечно. Уже нет никаких сил сопротивляться наплыву этого концентрированного бреда. Незабываемый опыт — утешать умирающего человека. Это совсем не то, что Чанёль хотел бы пережить. — Лучше надеть что-то теплое, — говорит врач. — Иначе будет мёрзнуть. Такой побочный эффект. Чанёль гладит его холодеющую руку, не зная, что думать. Чувства просто кончились. Такое ощущение, что уже навсегда. Настаёт какое-то моральное отупение. Что в этой жизни теперь сможет впечатлить Чанёля? Очевидно, уже ничего. Разве что следующий концерт Бэкхёна. Будет следующий? — ловит он себя на мысли. Концерт будет. Даже не стоит надеяться на другое. А Чанёль? Чанёль будет? Ладонями трёт лицо, отгоняя бесполезный комок мыслей. — Я отойду на секунду и вернусь, хорошо? — мягко спрашивает Чанёль, устанавливая зрительный контакт. — Принесу для тебя куртку, чтобы ты не замёрз. Бэкхён с трудом задерживает на нём плывущий взгляд. Нужно убедиться, что он всё-таки услышал и понял его. И только тогда Чанёль встаёт. Сразу берёт их айди, копии документов, которые у него разложены повсюду, и выбирает среди своих куртку потеплее. Думает и набирает ещё кружку воды. Всё остальное привезёт потом. Сейчас нет времени. Сейчас он должен быть рядом. К его возвращению, Бэкхён уже немного сонный. Хорошо, если он отключится. Реальность у него поехала совсем, лучше ему поспать хотя бы до больницы. Врач следит за его состоянием, проверяет пульс, реакции. Можно выдохнуть. Дело почти сделано. — Сможешь сесть? Замыленный взгляд не выражает уже ничего. — Я помогу, давай, — мягко шепчет Чанёль, наклоняясь. Без проблем с ним управляется, вдевая руки в рукава. Бэкхён в один момент снова становится маленьким и беззащитным. — Хочешь попить? Никакой реакции не получает, поэтому Чанёль всё равно пробудет пред ложить. Бэкхён не может самостоятельно держать кружку, только накрывает её ладонями, но пьет жадно. Конечно, он хотел пить — четыре дня без сна, еды и воды. Чанёль уже не может смотреть на него без слёз. Замученный, в синяках и царапинах, он весь в собственной крови из вновь открывшихся ран. Врачам нужно срочно проверять, нет ли сотрясения, не сломан ли нос и не нужно ли накладывать швы на висок. Просто какой-то пиздец. В какой момент жанр их истории любви сменился с романтики и повседневности на триллер? Как Чанёль это упустил? Как, блять? Как? Санитары помогают поднять Бэкхёна на ноги. Чанёль застёгивает ему молнию на куртке, закрывает окно, балкон, проверяет кошку и догоняет уже в коридоре. Не может смотреть, как санитары держат Бэкхёна под руки — скорее волочат, и кажется, что сейчас что-нибудь ему сломают. Поэтому Чанёль быстро накидывает что-то сверху, закидывает рюкзак и влезает в ботинки. Отдает ключи врачу и подхватывает тряпичного Бэкхёна на руки. Тяжело, потому что он больше не держится самостоятельно, но сейчас это последнее, о чём думает Чанёль.