Пересекая

— Вечер в хату, семейство Пак, — чуть ли не с ноги открывает дверь Чанёль. — Ура, дядя приехал! — из-за угла сразу же выбегает девочка лет пяти и бросается ему на шею. Чанёль, довольный, опускается на колени, давая себя тискать. За ней в прихожую заходит и её мама. Сестрой Чанёля оказывается высокая худенькая девушка с аккуратно убранными в расслабленный хвост темными волосами. Бэкхён не успевает разглядеть больше, потому что она уже ребячливо виснет на Чанёле, и тут шутливо приподнимает её над полом. — Я же просила не выражаться при детях, — показывается с кухни мисс Пак, вытирающая руки полотенцем. Но всё равно подходит ближе и тоже обнимает Чанёля. — Так давно тебе не видела, сынок, молодец, что приехал. Без объятий не оставляют и Бэкхёна: — Здравствуй, дорогой. — Здравствуйте, — тихо здоровается Бэкхён. — Они мелкие, всё равно ничего не понимают, — отмахивается Чанёль, стаскивая куртку. — Они всё впитывают, как губки. Вот заведешь своих — поймёшь. После последнего Чусока, на который ты приезжал, Юру потом вызывали в детский сад и просили провести воспитательную беседу с Ёнхи. — На тему? — Воспитательница сказала, что она должна съесть суп, а Ёнхи сказала, что она женщина и она никому ничего не должна. Только ты мог такому научить. — Ну а что? Правильно всё сказала. — Чанёль! Хватит портить мне внуков, — мисс Пак пытается придать своему голосу строгости. — Раздевайся лучше давай… а это что за рванина опять? Зима на улице! — Они зимние! С подкладкой, — оправдывается Чанёль за свои джинсы. — Да вижу я, какие они зимние! Себя не бережёшь, так хоть нервы матери побереги!. Бэкхён испуганно стоит рядом и не понимает, серьезный сейчас конфликт происходит или нет. Он вообще себе эту встречу никак не представлял. Здесь же маленькие дети. Мама Чанёля в конце концов. А Бэкхён просто заваливается к ним в дом, как будто так и надо. Как будто всё в порядке. Как будто нормально, что любимый мужчина этих двух женщин приводит домой не какую-то милую студентку или шикарную красотку, а парня. Парня, который не родит ему детей и не создаст с ним нормальную семью. — Это Бэкхёни, — мягкий голос Чанёля возвращает в реальность. — Бэкхён, это мама мисс Пак, Юра и дети. — А почему Бэкхён-хён снял пальто и остался в пальто? — непринуждённо пищит подбежавший Ёнсун. Малыша смутил тёплый кардиган, который Бэкхён носит под пальто в холода, отказываясь покупать на это время года пуховик, потому что они ему, видите ли, не нравятся. Чанёль не знает, что там насчёт пуховиков, но иногда он ловит себя на мысли, что Бэкхён в своих пальто выглядит так, будто преподаёт студентам кей-поп, а не нейроинтерфейсы. — Это стиль такой, — отвечает Чанёль, беря Бэкхёна за руку, чтобы защитить от этого гиперактивного создания. — Мама говорит, что в помещение нельзя заходить в верхней одежде. — А это нижнее пальто, — не теряется Чанёль. — Нижнее? — Да, нижнее. Чанёль ведёт Бэкхёна следом за всеми на кухню и усаживает рядом с собой за столом. Мисс Пак достаёт на всех тарелки, их получается много, и Бэкхён инстинктивно подрывается с места: — Вам помочь? — Да, было бы прекрасно. Бэкхён забирает половину и вместе с мисс Пак расставляет их на столе. — Вот видишь какой воспитанный мальчик. Не то, что ты, — отчитывает мама Чанёля. — Что выросло, то выросло, — без обиды фыркает он. — Бэкхён хоть как человек выглядит. Бери пример. — Ну мам. — Зайчик, — неожиданно обращается к Бэкхёну мисс Пак, — ради бога, сходи с ним в магазин, купи ему нормальные штаны. Сил моих нет уже. — Ма-ам! — Что ты мяукаешь? Все нервы матери вытрепал! Ну всё, теперь мама будет любить Бэкхёна больше, чем его самого. Чанёль знал, что так и будет. — А чайник что, не работает? — спрашивает он, безуспешно тыкая на залипающую кнопку. — Работает, только по нему ударить надо. — Понятно. Сказала бы, я бы купил новый. — Зачем новый? Он ещё нормально работает! — Ладно-ладно, я понял. Мисс Пак накрывает на стол, Бэкхён помогает, а Юра пытается усадить детей. — Я не буду, — уходит в отказ Ёнсун, даже не взглянув на еду. — У тебя никто не спрашивает, — усаживает его обратно за стол бабушка, накладывая овощи в тарелку. — Не хочу! Я не буду! — Да это не тебе, бабушка перепутала, — встревает Чанёль, забирая у мелкого тарелку из-под носа. — Это она для меня только приготовила. И для Бэкхёна. Отдавай. Ёнсун тут же начинает обиженно скулить, как будто у него отобрали конфету. — Что ты ноешь теперь? — притворно удивляется Чанёль. — Ты же не хотел есть, так что свободен. А мы поедим спокойно, что для нас бабушка приготовила. — Я хочу, это моё! — Ёнсун тянет руки, начиная голосом изображать сигналку. — Как же ты меня бесишь, — комментирует Ёнхи, самостоятельно беря палочки в руки — по одной в каждую. А Ёнсуну ведь обидно, что еда оказалось не для него. — Я с тобой поделюсь, но только потому что ты мой племянник, — заканчивает воспитательную беседу Чанёль. Ёнсун молча открывает рот, позволяя себя кормить. Тарелку из рук больше не выпускает, вцепившись в неё, будто кто-то собирается у него её отнять. — Я Чанёлю всегда говорила, ему надо было на педагога поступать. Такой талант пропадает, — вздыхает Юра, обращаясь в основном к Бэкхёну. — Чтобы что-то преподавать, надо что-то знать, — возражает Чанёль. — Слушай, ну математику за начальную школу ты бы осилил, я думаю. — Не факт. Жареная курица оказывается как всегда очень вкусной — все уже попробовали и похвалили. А Чанёль ведёт обратный отсчёт до взрыва. Три. Два. Один. — Бэкхён, а ты почему мясо не накладываешь? — интересуется мисс Пак. Бэкхён тушуется, боясь показаться невежливым. — Мясо обязательно нужно есть. Давай чуть-чуть наложу, — мисс Пак уже собирается это сделать, но на сторону Бэкхёна моментально встаёт Чанёль: — Мама, нет, пожалуйста, не надо. Пусть Бэкхён ест, что хочет. — Голодный будет ходить, ну что это за еда? — Ну мама-а, — канючит Чанёль, — не надо, я же просил. Мисс Пак сдаётся. Она помнит — Чанёль просил быть с Бэкхёном помягче. Не пихать в него еду, не устраивать допрос в первый же вечер: какой университет закончил, кем работает, сколько зарабатывает, кто родители, где так хорошо выучил английский. За столом снова воцаряется умиротворение. Юра с Чанёлем перебрасываются последними новостями, а мама подтанцовывает с бубнами, чтобы все дети хорошо поели. Бэкхён старается никуда не смотреть и не дышать слишком громко, хотя воздуха перестаёт хватать. Он уже плохо не слышит, что говорят вокруг. Когда Чанёль смотрит на него в окружении других людей, всё становится слишком очевидно. Движения глаз и рук выдают. Бэкхён нервно суетится, мечется, переживает слишком сильно. Он даже не всегда слышит, когда к нему обращаются, если перед этим не обратить на себя его внимание и не установить зрительный контакт. И очень стесняется этого. Таких людей не воспринимают серьёзно. Бэкхён знает, что посторонним он кажется как минимум рассеянным и как максимум — глуповатым. Он вдруг чувствует мягкое прикосновение к голове неожиданно подошедшей сзади мисс Пак и постыдно всхлипывает, сжавшись на стуле. Чанёль тут же подрывается с места. Мисс Пак лепечет что-то взволнованное. Дети перестают ссориться. — Давай выйдем. Чанёль отводит его в ванную, чтобы там без свидетелей успокоить. Он думал, что праздник, проведенный в кругу семьи пойдёт Бэкхёну на пользу. А теперь у него сердце разрывается от всей этой картины, пока он обнимает безутешного Бэкхёна, который никогда не знал любви матери, и сейчас эта рана открылась вновь. Одним нежным движением руки, мисс Пак сама того не зная, разбередила эту страшную рану, которую Бэкхён так старательно пытался зашить терапией и заглушить боль таблетками. А теперь эта боль, словно кровь, текла и текла, беспрерывным потоком сбегая на безжизненные камни. У Чанёля расползется мокрое пятно на груди, которое, остывая, должно было холодить, но в этот самый момент в этом месте было так горячо, что он не чувствовал больше ничего. Выходить обратно до ужаса стыдно. Мама с сестрой теперь точно решат, что Бэкхён ёбнутый на всю голову. И едва он видит их, как снова начинает трястись. Не может взять себя в руки. Чанёль и сам теряется, не знает, что ему делать. Увезти отсюда? Уложить спать? Попытаться успокоить ещё раз? На его лице, наверное, так отчётливо отражается замешательство и страх, что решает вмешаться Юра. — Глупый маленький брат, ничего-то ты не умеешь, — с укором говорит она, подходя ближе. Её руки мягко обнимают за плечи. Бэкхён не знает почему, но совершенно инстинктивно поддаётся её голосу и рукам. Тянется к женскому теплу, которого так не хватало. — Оставьте нас на секундочку, — просит Юра. — Не стоит, — Чанёль теряет состояние Бэкхёна и боится, что ему может стать хуже. — Мы просто немного поговорим, и я позову вас обратно. Чанёль видит, что Бэкхён вроде бы и не против. Мама собирает вокруг себя детей, и уводит их в другую комнату. Чанёль ободряюще гладит по плечу и выходит следом. — Давай сядем, милый, — воркует девушка, будто совсем не чувствуя неловкости. — Я налью тебе горячего чаю, и мы поговорим. Она усаживает Бэкхёна на стул, а сама возвращается к чайнику, чтобы вскипятить воду. Она нажимает на кнопку, но та, кажется, снова заедает, и Бэкхён слышит тихое «да блять», сказанное с до боли родной интонацией. Он даже улыбается этому сквозь слёзы. Юра ставит на стол две чашки и прежде чем налить кипяток, закатывает белую блузку, открывая предплечья. — У тебя забит рукав? — сразу замечает Бэкхён. До этой минуты он и не знал, что татуировки могут выглядеть так женственно и нежно. У Юры на руке, цветочным браслетом огибая всё предплечье, цветут пышные пионы. Здесь нет толстых линий и нагромождения, прозрачные тени выполнены так аккуратно, что они кажутся не чёрными, а розоватыми, лишь на пару тонов темнее оттенка кожи. В таком же стиле среди лепестков нарисована маленькая изящная змейка. Её чешуя в цвет кожи кажется невероятно нежной. — Очень красиво. — Спасибо. Тебе нравятся татуировки? — Мне не оставили выбора, — шутит Бэкхён. — И простите за это, — он не знает, что ещё может сейчас сказать, пристыженно опустив голову и скомочившись на стуле. — Не извиняйся, всё нормально, — Юра ненавязчиво касается спины. — Со всеми бывает. — Прям уж со всеми. — Вы, мужчины, вообще существа хрупкие. — По-моему, это только я. — Пф-ф. Ты просто не можешь себе представить, что тут было, когда я своего будущего мужа с мамой знакомила. Такой цирк был. Или, может, тебе рассказать, сколько раз Чанёль рыдал на этом плече? — Прям рыдал? — Ещё как. Ревел белугой, размазывая сопли и слюни по всему лицу. У Бэкхёна не получается удержаться от смешка от того, как эмоционально и живо она это рассказывает. — Мне кажется, ему не понравится, что мы тут его обсуждаем, пока он не слышит. — Ой, я же его любимая сестра, я и не должна делать то, что ему понравится. У тебя разве нет братьев или сестёр? — У меня есть младший брат. — Ты старший в семье? — Я старший, — подтверждает Бэкхён. — Больше нет никого. Ну в смысле, вообще-то у меня полная семья, мама с папой ещё. — Ты поедешь потом к ним тоже? — Нет, я… не общаюсь с ними. Там… всё сложно. — Они не принимают тебя? — Вроде того, но… даже не поэтому. Это долгая история. Юра участливо касается его плеча. — В детстве я безумно завидовала тем детям, которые росли в полной семье, — вдруг признаётся Юра, глядя куда-то перед собой. — Но потом в какой-то момент поняла, что в нашем мире иногда всё что угодно бывает лучше полной семьи. Повисает пауза. — Ты так нервничаешь из-за знакомства с нами? — переводит она тему. — Ну да... — Почему? — Я просто… боюсь, что вы будете ненавидеть меня за то, что из-за моего существования Чанёль не живёт сейчас с какой-нибудь девушкой, — признаётся Бэкхён неожиданно даже сам для себя. — Мой брат встречается с парнями не первый день своей жизни. Ты здесь вообще ни при чём. Не было бы тебя — был бы кто-то другой. И мама это прекрасно понимает. Как бы она не хотела, чтобы Чанёль женился, нашёл нормальную работу и выглядел, не как сатанист, этого уже не будет. Вероятно никогда. Она уже пережила траур по своим идеальным детям и научилась любить таких, какие есть. Не бойся нашей мамы. Она в теме ещё с тех самых пор, как я в пятнадцать лет начала встречаться с девушкой. — У тебя была девушка? — изумляется Бэкхён. — Ага. У нас гены какие-то бракованные. Это всё отец виноват. — Отец? — Да, он самый. Это наша семейная хохма. Что-то вроде локального мема. Не вовремя закончилась последняя пачка молока — это отец виноват. Потому что бросил нас. Козёл. Бэкхён рос в полной семье, поэтому не мог знать, как развод родителей повлиял на Чанёля. Даже никогда об этом не задумывался. И теперь ему стыдно за это. — Как Чанёль… пережил его уход? — Чанёль был ещё совсем маленьким, когда это случилось. Но не настолько, чтобы не понять. Он очень тяжело переживал развод. — Чанёль ничего не рассказывал мне об этом, — признаётся Бэкхён, опустив взгляд. — Это дела давно минувших дней. Наверное, поэтому и не говорил. Сейчас он в порядке. Но до сих пор бывает жутко жадным до внимания и любви. Ну, думаю, ты уже мог заметить. Мы очень старались дать ему столько, сколько могли. — Мне кажется, наоборот, это Чанёль в основном мне её даёт… — Главное, что моего брата всё устраивает. А его устраивает, я же вижу. Конечно, Бэкхён даёт тоже, и Юра это прекрасно знает. Чанёль же весь светится как лампочка с тех пор, как они начали встречаться. — Спасибо, что поговорила со мной. Мне правда легче. — Ты просто перенервничал. Все эти знакомства с родителями, тем более в вашей ситуации — это сложно. — Да не то чтобы… — Конечно сложно. Ты очень смелый, раз решился с нами познакомиться. И я рада, что с моим братом кто-то такой, как ты. — Ты ведь совсем меня не знаешь. — Я знаю самое главное. Мой брат выбрал тебя. А мой брат не идиот. Только ему не говори, что я так сказала, — заговорщически понижает голос Юра. — А то зазнается ещё. Бэкхён смотрит на неё и едва ли может сдержать улыбку. Она как две капли воды похожа на Чанёля. Такая же мимика, такие же интонации. И задорно приподнятые уголки глаз, которые остаются такими, даже когда девушка говорит серьёзно. Бэкхён чувствует от неё какое-то родное, будто бы знакомое тепло. — Вы с Чанёлем очень похожи, — улыбается он Юре. — Ну а кто, ты думаешь, его воспитывал? Отец бросил нас. А маме приходилось много работать, чтобы мы ни в чём не нуждались. Вот Чанёль и был в основном на мне. — Но кто тогда воспитывал тебя? — Жизнь, — многозначительно отвечает Юра, пожимая плечами. Бэкхён грустно, но понимающе ей улыбается, всё ещё немного смущаясь её общества и такого внезапного откровенного разговора. — Ну как вы тут? — заглядывает на кухню Чанёль. — Отлично, — бодро отзывается сестра. — Вот рассказывала Бэкхёну, как ты в детстве боялся монстров под кроватью и не мог спать один. Кричал на каждый шорох: мама, мама! — Ты же обещала не рассказывать… — Да шучу, ничего я не рассказывала. Это сейчас была жуткая подстава. — Хватит меня позорить уже, вы сговорились что ли с мамой? — Так, всё, — съезжает с темы Юра, — я зову остальных, и давайте жрать, а то уже спать пора, а у меня дети некормленые. Бэкхён смотрит слишком хитро. — Что? — спрашивает Чанёль, когда они остаются вдвоём. — Почему ты раньше рассказывал, что боишься монстров под кроватью? Я бы придумал, как тебя защитить…

***

После ужина все дружно тусуются в зале. Дети облепляют Бэкхёна, рисующего им нейрон в разрезе, мисс Пак что-то вяжет на диване, а Юра с Чанёлем лежат у неё на коленях, наслаждаясь тишиной, пока дети заняты своей новой игрушкой — Бэкхёном — и в кои то веки не пытаются разнести дом. — Тихо как-то у нас. — Ну хочешь, подерёмся с тобой? Как в старые добрые, — предлагает Чанёль. — Всё равно делать нечего. — Я вам подерусь, — тут же встревает мама. Ёнсун весь оставшийся вечер скачет вокруг Бэкхёна, как сайгак, и тащит его играть в футбол, заваливая по дороге ворохом наивных вопросов. И даже Ёнхи, поначалу сильно смущенная присутствием в доме незнакомого взрослого, сейчас неугомонно пытается залезть обезьянкой Бэкхёну на спину. Они трепят его и мутузят, как щенки свою любимую игрушку, но тот только терпеливо позволяет и, кажется, даже с удовольствием возится с ними. Бэкхён тяжело сходится со взрослыми. Просто их не понимает. Ему больше нравятся дети. Или животные. Потому что когда он с ними — ему не нужно играть чью-то роль. Можно просто быть собой и получать за это радостные улыбки. И позволять себе тоже просто быть. Чанёль каждый раз любуется, наблюдая за Бэкхёном — как тот идеально взаимодействует с теми, кто ему дорог, хоть ему и не всегда легко налаживать контакт с людьми. Знал ли Чанёль, что так будет? Как минимум догадывался. За всё то время в отношениях он понял, что объект желания действительно состоит из, а не представлен сам по себе. Их история никогда не была той, где они увидели друг друга и сразу же поняли, что хотят быть вместе. Они поняли, что хотят быть вместе ещё до того, как встретились. Чанёль просто знал. Знал ли Бэкхён? Чанёль почти уверен, что да. Бэкхён тоже знал, что ему нужно понимание со стороны партнёра, нежность и тёплое крыло, а всё остальное — уже в десятую очередь. В тот же самый момент становится так больно от того, что сам Чанёль никогда не познакомится с его семьёй, со всем тем, чего Бэкхён был лишён на протяжении жизни. Стольких лет. Чанёль пытается успокоить сам себя тем, что всё уже понемногу налаживается. У Бэкхёна есть он, Ариель, даже парочка друзей-коллег, с которыми можно поговорить на обеде. Чанёль видел его коллектив лишь дважды, один раз в нетрезвом состоянии, когда забирал Бэкхёна с новогоднего корпоратива — Чанёль вообще никогда бы не подумал, что такие отъявленные задроты в застегнутых на все пуговицы рубашках, безвкусных свитерах и толстых оправах могут так отвязно веселиться. И второй раз — когда помогал забирать накопившиеся вещи. Он тогда очень гордился своим одноразовым пропуском и показал язык группе студентов, пришедших то ли на экскурсию, то ли на практику. Они стояли на входе, ожидая пока проверят их паспорта и выпишут пропуски. Бэкхён говорил, у них в лаборатории находится дуговой реактор — на самом деле не он, какая-то другая крутая штука, но Чанёль ничего не понял и названия не запомнил тоже, зато смотрел последний фильм от Марвел, — поэтому очень высокие требования к безопасности и зайти можно лишь по пропуску, если ты сотрудник, либо приглашению, сдав паспорт — если гость. — Я хочу, чтобы дядя почитал мне про космос! — Ёнхи уже в пижаме убегает от мамы, прячась у Чанёля на коленях. — Дядя устал с дороги, он почитает тебе завтра, — Юра честно пытается спасти их вечернее время, проведённое только вдвоём. — Я почитаю. Идём, — с удовольствием соглашается Чанёль, поднимаясь на ноги с племяшкой на руках. Вот уж кто заслуженный мастер спорта по укладыванию спать. — Бэкхёни, ничего личного, просто приоритеты. Сам понимаешь. Бэкхён бы съязвил на пошлом, как он умеет, но тут маленькие дети. — Пошли с нами, — зовёт Чанёль, когда шутка исчерпана. — Уложу тебя тоже. Приходится сдержать смешок. Они как-то не поговорили об этом заранее, и Бэкхён теперь сомневается: нужно ли ему делать вид, что он не знает, что такое секс? А с Чанёлем они только чмокаются в щёчку, обнимаются и ходят за ручку по воскресеньям в церковь? Или как это всё должно выглядеть для родственников и друзей? Чанёль ведёт его за собой на второй этаж и пропускает вперёд себя в одну из дверей. — Бэкхёни-оппа, я покажу тебе свою комнату! — невовремя воодушевляется Ёнхи, спрыгивая с рук. — Котёнок, при всём уважении, давай, ты сделаешь это завтра, — Чанёль всё-таки доводит её до кровати. — Садись, расплету тебе волосы. Он забирает племяшку к себе на колени, снимает резиночки и быстро расправляется с причёской. Бэкхён даже не удивится, если он и заплетать умеет. Они так похожи, что кажется, будто Ёнхи и есть его родная дочь. У девочки угольно-чёрные, лоснящиеся волосы, высокий лоб и большие глаза. На самом деле, сходств даже больше, просто Бэкхёну неловко разглядывать. — Что тебе мама сейчас читает? — Она уже почти не читает, — жалуется Ёнхи. — Говорит, я сама должна. — Бедный ребёнок. Я серьёзно поговорю с твоими родителями. Готово, ложись. Ёнхи встаёт, чтобы взять со стола планшет и отдаёт его Чанёлю, показывая, где у неё читалка. — Ёнхи мне уже в мессенджере написывает. Почти без ошибок, кстати, — хвалит Чанёль, заметив удивление Бэкхёна. Там пока очень много детской альтернативной орфографии, но они работают над этим. Главное, не убить в ребёнке желание учиться. — Мама говорит, что я уже скоро пойду в школу, — с гордостью рассказывает она Бэкхёну. — Как быстро растут чужие дети, — вздыхает Чанёль. — Давай, котёнок, отползай к стене. Я лягу посерединке и буду вам читать. Бэкхёни, выключай свет и заползай. — Ты теперь любишь Бэкхёни-оппу тоже? — расстроенно спрашивает Ёнхи, когда они укладываются втроём на большую кровать, по всей видимости, купленную на вырост. — Да, люблю. — И ты будешь теперь любить меня меньше? — Нет, не буду. Книжки вот я только тебе читаю, — доверительно говорит Чанёль, — а Бэкхёну ни одной не прочитал. Вообще. Ёнхи, довольная, улыбается. — Ты моя единственная принцесса, — обещает Чанёль. — А когда у тебя появится своя дочка? — проверяет Ёнхи. — Когда появится — ты уже будешь взрослой и успешной, тебе не до меня будет. — Неправда! — Тогда будешь с ней дружить. Она будет хорошей. Ёнхи устраивает ответ. «Нихрена ты дипломат», в который раз удивляется Бэкхён. Чанёль начинает негромко читать и едва он заканчивает первый абзац, как Бэкхён понимает, что это за книга. Он её читал. Кто такое вообще детям в руки даёт? Они хотя бы аннотацию открывали? Бэкхён всё понимает: история начинается очень романтично — от лица отчаянной девушки-астрофизика, которая пытается найти контакт с инопланетянами. Но кончается это всё политикой, войной и геноцидом. Не рановато ли ребёнок разочаруется в этом мире? Бэкхён почти уверен, что Ёнхи просто увидела красивую обложку с космосом и упросила родителей почитать ей именно её. Ёнхи внимательно слушает и заваливает вопросами. По мере развития сюжета термины становятся сложнее, и без Бэкхёна уже не разобраться. Чанёлю и самому интересно, что значат все эти штучки из астрофизики. — Хочу, чтобы Бэкхёни-оппа почитал мне завтра, — просит Ёнхи, когда Чанёль укладывает её уже сонную спать. — Я уже не нужен, да? — Нет, ты тоже приходи. — Ты разрешаешь? — Да. Будем вместе слушать. — Хорошо, — смеётся себе под нос Чанёль, поправляя одеяло. — А Бэкхёни-оппа где будет спать? — прилетает выстрел в голову. — Со мной. — Мама говорит, что взрослые должны спать в своих кроватках. Ёнхи обидно, что ей больше не разрешают спать с мамой и папой, ведь она уже взрослая и должна спать одна в своей комнате. А теперь оказывается, что Бэкхёну можно спать с дядей. И где, спрашивается, справедливость в этом мире? — Котёнок, вот вырастешь и будешь спать с кем захочешь, хорошо? А пока с тобой будет спать Тобэн, — Чанёль кладет поближе её любимого игрушечного пёселя. Бэкхён просто откровенно ржёт в кулак. — Я вырасту — это когда мне сколько годиков будет? — Как с мамой договоришься. — Надо обязательно с мамой договариваться? — Ну, это очень желательно. Ёнхи горестно вздыхает, обнимая игрушку. — Тобэн будет тебя обнимать и охранять. Сладких снов. Спи хорошо. Чанёль целует племяшку в лоб, гасит ночник, и они вдвоём тихо покидают комнату. — Как ты красиво соскочил, — делает комплимент Бэкхён, едва они отходят на безопасное расстояние. — Да, чистая работа, — приходится признать. Не без гордости. Бэкхён перекрывает путь на лестницу — хочет украсть немного нежности пока никто не видит, но Чанёль сразу полноценно целует, толкая к стене в темноте коридора. — Это твоя месть? — хихикает Бэкхён, открывая шею. — Ага. Моя фирменная. Подаётся горяченькой… Чанёль прикасается к нему спокойно и без подтекста даже когда рядом дети. Это ощущается нормальным и правильным, хоть и очень неожиданно для Бэкхёна. В этом доме каждый чей-то ребёнок, наверное, будет и правда странно, если все вдруг начнут делать вид, будто их просто принесли разные аисты. Детям вообще полезно знать, что взрослые любят не только их, но и друг друга. Лизаться до гланд при пятилетках — идея, конечно, не очень, но пока они одни, почему бы и нет, если да… Чанёль последний раз целует и вытирает рукой губы. — Никто ничего не видел. — А что-то было? — Бэкхён таким же движением проводит кистью по губам. — Я ничего не заметил. — Издеваешься, да? — Просто подыгрываю. Игнорируя технику безопасности на лестнице, они, всё ещё хихикая, спускаются на первый этаж. И сразу сталкиваются с мисс Пак. — Мелкий заснул? — спрашивает Чанёль. — Юра только что уложила. Вы где спать будете? — мама заводит их в ещё одну спальню, чтобы выдать из шкафа постельное бельё. — На чердак пойдём. — Зачем на чердак? В доме полно места, выбирайте любую кровать. — Ну мам. — Ой, делай, что хочешь. Бэкхёна только не тащи на этот чердак. — Мама-а. — Что «мама»? Кто отправляет гостей спать на чердак? — Хорошо, пусть Бэкхён сам решит. Два испытующих взгляда резко впиваются ему в лицо. — Я… с Чанёлем… буду. — Ну правильно, Бэкхён будет спать там, где будешь спать ты. Так что ложись в зале. — Ну ма-ам. — Всё, делай, что хочешь… Вот тебе для двуспалки. Одеяло там есть. Пошли, я постелю. Вы устали, наверное. — Не надо, мы сами, — Чанёль забирает у неё стопку белья. — Да чего вы будите… — Мам, мы два взрослых мужика, отдай. — Айщ, всё, идите с глаз моих, — по-доброму отсылает их мама. — И не дрыхните завтра до обеда, спускайтесь к завтраку. А то я тебя знаю. — Хорошо. Спокойной ночи, мам. — Спокойной ночи, дети. Бэкхёну кажется, что он сейчас снова разревётся. Мисс Пак так тепло приняла его и уже считает частью своей семьи. Разве так бывает? По дороге наверх им встречается Юра, желают ей тоже спокойной ночи и проходят мимо детских комнат ещё выше на чердак. Чанёль зажигает свет в маленькой комнате, повторяющей форму крыши, где помещается лишь одна большая кровать. — По-моему идеально, — делает вердикт Бэкхён. Чанёль проходит вглубь и настраивает обогреватель, потому что хоть здесь и не холодно, но ощутимо прохладнее, чем в доме. Воздух сладко-остро пахнет деревом и смолой, а в полной тишине становится слышно, как над крышей завывает ветер и снег. Романтика. Начинают с самого сложного — с пододеяльника. — Давай я подержу дырочку, — острит Бэкхён, удобно раскрывая для Чанёля пододеяльник, — а ты засовывай в неё свой кончик. Чанёль подыхает со смеху, пытаясь засунуть в дырку одеяло. А на подушки и простынь у них всегда уходит в два раза меньше времени, чем на этот дурацкий пододеяльник. По очереди сходив в душ, они укладываются в кровать и забираются под тяжёлое одеяло. Спят в ворсистых тёплых пижамах из зимней коллекции для влюблённых. Чанёль — белый тигрёнок, потому что он нежный хищник, как нравится ему о себе думать, а Бэкхён — белка-летяга, которая сразу ему понравилась больше всех остальных, потому что она по-солнечному желтого цвета и у неё добрая мордашка. Позже у белки, правда, обнаруживается всё-таки один недостаток — Чанёль очень уж любит дразнить Бэкхёна, говоря, что это хомяк. В этих толстых пижамах они оба просто неповоротливые меховые колобки, такие по-дебильному милые, но это совершенно не мешает им безумно хотеть друг друга каждую ночь. Сейчас они не завалены делами и заботами, как в обычное время, когда приходится специально выделять время, даже если совсем нет сил и хочется только одного — отвернуться поскорее к стенке и заснуть. Но даже в будни они всегда находят его друг для друга, потому что помимо собственной жизни у них есть ещё жизнь друг с другом, которая делает их собственную лучше и полнее. Ничто больше не отвлекает их, и Чанёлю будто снова шестнадцать, а у Бэкхёна такое просто впервые. Они уже шутливо называют их отпуск секс-каникулами. — А мы не слишком палимся, когда уходим спать в десять вечера? — интересуется Бэкхён, когда мягкие губы Чанёля соскальзывают на подбородок. — Я думаю они и без этого догадываются, что мы иногда занимаемся сексом. Мы же встречаемся. — Детей у нас всё равно быть не может, они ничего не докажут. — Хватит рассуждать, Бэкхён, я хочу тебя пиздец, — Чанёль одним движением стаскивает с него штаны. Они раздеваются спешно, сгорая от какого-то шального нетерпения, и так же спешно забираются обратно под одеяло, чтобы не успеть замёрзнуть. Их тела, сплетаясь, дрожат, но совсем не от холода, что пробирается под тяжёлое одеяло холодными пальцами, а от горячего шёпота в шею, довольных смешков и слов любви, шелестящих под губами. — Спасибо тебе, — на грани слышимости шепчет Бэкхён. — За что? — За то, что ты делаешь. — Я ещё ничего не делаю, — хитро щурится Чанёль, ведя ладонью вверх по бедру. — Ты понял, о чём я. Чанёль всё понимает. У благодарного Бэкхёна горят глаза. У благодарного Бэкхёна тело мягкое и податливое. Ему не страшно и он самоотверженно и бесхитростно готов отдать всё, что у него есть. Чанёль умеет брать. Умеет брать то, что хочет. Однажды взяв и сделав Бэкхёна своим. Чанёль умеет прикасается, умеет двигаться, умеет быть крышесносно горячим и сексуальным. Умеет губами, пальцами, нежно. Бэкхён никогда даже подумать не мог, что секс может быть таким приятным. Он невольно даже задаётся вопросом, что за бесчувственный фитнес у него был раньше. Кажется, что он упустил что-то в своей жизни, не зная Чанёля столько лет, не зная, что вообще бывает так. Им просто нравится чувствовать себя теми, кому так стараются сделать приятно, подарить моменты нежности и утопить в ней друг друга. Бэкхён всё ещё иногда увлекается, слишком сильно стараясь, зацикливается на технике, и Чанёль не дурак, чтобы отказываться от такого, потому что Бэкхён интуитивно чувствует, слушает его тело, запоминает, делает всё до звёзд идеально. Но он заботится о том, чтобы помочь ему расслабиться, вывести Бэкхёна на более эмоциональную волну, уговорить позволить себе бросить все просчёты и просто отдаться чувствам. Чтобы не осталось никаких мыслей, ничего. Чанёль обожает даже то, как Бэкхён льнет к нему всякий раз, когда они меняют положение, и в этом есть что-то трогательно неосознаваемое — желание быть вместе, ближе, когда переворачивается всё вокруг и меняются местами небо и земля. Язык Чанёля снова где-то между ног Бэкхёна. Пытаться не стонать очень непривычно, и тишина вокруг собирается такая интимная, глуховатая, изредка прерываемая лишь сованным дыханием. Бёдра под руками обретают свою родную, красивую форму и больше не пугают худобой, как раньше. Их очертания плавные, а линии мышц и подвздошных косточек — резкие. Это завораживает. Удовольствие волнами гуляет по телу. Бэкхён кусает губы, веки и ресницы у него дрожат. Оргазм давно перестал быть самым приятным ощущением за ночь, но это не значит, что Чанёль не переживает. Боится, что делает недостаточно, и это давит. Не может не давить психологически и на Бэкхёна, который и без этого слишком загоняется. Хочется как-то загладить, зацеловать, занежить. Сейчас нужно просто больше усилий и более сильная стимуляция. — Я взял вибратор, хочешь? — мурчит Чанёль. — Чанёль, ты псих. Мы в доме твоей мамы! — Тебе нравится, я знаю. Бэкхён не успевает спросить, что именно ему нравится: вибратор или его парень в режиме психа, потому что тот уже залезает обратно на кровать с игрушкой, которая была аккуратно припрятана в одежде. Чанёль возится с его оргазмами, как настоящий джентльмен. Он начинает с лодыжек, где кожа совсем тонкая, почти прозрачная. Вибрация ласкает волнами, накаляя нетерпение, хочется большего, но Чанёль медлит, вырисовывая круги вокруг коленей. Когда игрушка ныряет под них, Бэкхён резко вдыхает, выгибаясь, сходя с ума от собственной чувствительности. Чанёль водит им по животу, изредка слегка задевая член, Бэкхён подставляется, умоляя действовать решительнее. Ощущения от эрогенных зон переносятся во все тело, и это очень приятно ощущать. Чувствовать вибрацию на головке — слишком ярко, Бэкхён сам тянется за поцелуем, чтобы не стонать. Бесконечно растягивается тянущее желание кончить. Кажется, что уже почти-почти, но всё никак не удаётся шагнуть за черту. Отчего на переносице у Бэкхёна образуется очаровательно-недовольная складочка. Дыхание спирает болезненным напряжением, и живот всё же стискивает спазм. Бэкхён вымученно выгибается, тихо вздыхая, и затихает, расслабляясь. Оргазм какой-то резкий, короткий, перебивающий, от такого тяжело получить удовлетворение, но Чанёль всё компенсирует своей лаской и нежностью. Он нависает сверху, целует горячий румянец на скулах, смотрит в мутный взгляд. — Продолжим? Хочу, чтобы ты кончил тоже, — нежно шепчет Бэкхён, обнимая за плечи. — Если ты настаиваешь, — игриво хихикает Чанёль. — Да, я настаиваю. Очень сильно. Как ты хочешь? — Есть одна идейка, — хитро смотрит Чанёль, растягивая губы, — если вы позволите воспользоваться вашими ахуенными бёдрами. — Не подлизывайся. — О, я только начал.

***

Бэкхёна потом как более мелкого и неприметного отправляют за едой на кухню, потому что есть после секса хочется жуть как. Он спускается по крутой лестнице вниз на цыпочках и мелкими перебежками добирается до кухни, прислушиваясь к тишине спящего дома. Бесшумно открывает дверцу холодильника и достаёт себе свой недоеденный ужин, а Чанёлю сыр, ветчину, зелень и помидорку, чтобы сделать сэндвич. Выложив продукты на столешницу, Бэкхён всё-таки включает свет, найдя его со второй попытки. В голове играет какая-то энергичная музыка, пока он промывает листья салата, после чего достаёт из выдвижного шкафчика нож — заметил за ужином, откуда Юра брала приборы. Нарезает прямо на тарелке помидор, отправляя первый кусочек себе в рот, и задумывается: будет лучше с сыром или ветчиной? Наверное, лучше и с тем и с другим одновременно? Бэкхён как-то слабо представляет себе сочетаемость продуктов и не знает, нормально это будет на вкус или нет. Он вроде видел в каком-то кино, что так делают, но Бэкхён не уверен. Хочется от души шлёпнуть себя по лбу — он даже сэндвич без подсказки гугла сделать не может. Может посмотреть, что ещё в холодильнике есть? Вдруг его осенит. Бэкхён раздражённо откладывает нож, едва оборачивается и сразу замечает заходящую на кухню мисс Пак. — Прости, я напугала тебя? — она замечает панику, мелькнувшую в его глазах. Бэкхён не знает, что ему делать и куда бежать. У него же наверняка на лбу сейчас написано «я только что трахался с вашим сыном». Он всклоченный, наверняка раскрасневшийся, с влажными взглядом и зацелованными губами. Чанёль говорил, у Бэкхёна на коже почти не заметен румянец, но как будто взрослая женщина не поймёт по его виду, чем он занимался пять минут назад. Господи, мать твою, какой же стыд. Бэкхён боязливо опускает глаза, заодно оглядывая пижаму на предмет улик. — Нет, не напугали, — дрожащим голосом отвечает он. — Я в порядке. — Ты проголодался? — невозмутимо интересуется мисс Пак, будто совершенно ничего не заметив, и подходит налить себе воды. — Да, немного. — Чанёль там хоть спит уже? Или опять колобродит? А то знаю я этого полуночника. — Чанёль спит, — врёт и не краснеет Бэкхён. — Он тебе хоть не мешает по ночам со своей работой? — спрашивает с таким участием в голосе, будто ей действительно не всё равно. — Нет. Чанёль… — Бэкхён делает неловкий вдох, пытаясь набрать в грудь побольше воздуха, — обычно ложится спать со мной. Иначе мы бы просто не виделись сутками, — пытается он улыбнуться, но осекается, понимая, что только что сказал. Молодец, Бэкхён. Ты только что самолично признался маме своего парня, что каждую ночь ложишься в одну постель с её сыном. Молодец. Просто браво. Бэкхён истерично кричит внутри, продолжая при этом деревянно улыбаться мисс Пак, и изо всех сил надеется, что у него нет сейчас спермы на лице или в волосах. — Это хорошо. Она безусловно чувствует его напряжение. — Вы не поссорились? Бэкхён машет отрицательно головой, поджимая губы и снова уводя взгляд. Как мисс Пак может относиться к нему нормально? Она никогда его не примет. Она должна ненавидеть один лишь факт его существования. Потому что её сын встречается с ним. Потому что Бэкхён парень. — Прости, если я сделала что-то не так сегодня за ужином, — мисс Пак не понимает причины, но видит, что Бэкхён сторонится её. — Я бы хотела, чтобы у нас сложились хорошие отношения. Мы всё-таки теперь одна семья, — мягко улыбается она ему. Она видит, как краснеют чужие глаза, но Бэкхён сдерживается. — Чанёль никогда не знакомил меня со своими парнями, — продолжает мисс Пак. — Но, кажется, к тебе он относится очень серьёзно. И я буду счастлива, если у вас всё сложится. Бэкхён так благодарен, что готов разрыдаться, но вместо этого может лишь молчать. Вот только, кажется, мисс Пак всё понимает: — Юра мне рассказала по секрету, что твоя семья тебя не принимает. Я больше всего в жизни не хотела бы, чтобы мой Чанёль прошел через что-то подобное. Единственное, что меня беспокоит… что какие-то люди могут обидеть его. — Я буду защищать Чанёля, — тихо, но твёрдо говорит Бэкхён, поднимая взгляд. — Спасибо, дорогой. Идём спать. «Вроде ест за двоих, а всё равно такой худой», — думает мимолётом мисс Пак, провожая взглядом Бэкхёна с тарелкой еды для себя и Чанёля. Голодный Чанёль закатывает глаза от удовольствия, жуя свой сэндвич, а после они, наконец-то, укладываются спать. — Бэкхён? — тихо зовёт он через пару минут, получая в ответ сонное и разнеженное «м-м». — А можно я буду маленькой ложечкой? — Сегодня нечётное число. Моя очередь. — Уже заполночь, так что уже двадцать четвёртое. — Так нечестно, — неразборчиво бурчит в подушку Бэкхён, дёргая плечом, не соглашаясь. — Ну пожалуйста-а… Бэкхён не умеет Чанёлю отказывать. И особенно не умеет, если тот просит о чём-то незначительном. Бэкхён сдаётся, шумно переворачивается на другой бок и обнимает со спины довольного Чанёля, взъерошивая дыханием волосы на затылке. — Люблю тебя, — уютно сворачивается в его руках Чанёль. — Я тебя больше. Зря он это сказал. — Нет, я больше, — кусают Бэкхёна в отместку за перекинутую руку — соревновательная натура Чанёля не даёт ему жить спокойно. — Спи давай, — командует Бэкхён, — не рассуждай.

***

— Ну кто так решает проблемы в отношениях, — бурчит Чанёль, глядя на очередную развернувшуюся драму между Эдвардом и Беллой, когда они лежат в гостиной в обнимку на кровати, тупя в телек. — Как дети малые, смотреть тошно. — И не говори, — поддакивает Бэкхён, удобно устроив голову на груди Чанёля и ленясь приоткрыть даже один глаз. — Похоже сейчас, чтобы о тебе написали книгу или сняли фильм, надо обязательно иметь уебанские отношения. — Знаешь, про кого никогда не напишут книгу и не снимут фильм? — пальцы Чанёля уютно переступают по плечу, отбивая ритм. — Про нас? — усмехается Бэкхён. — Ага. — Они явно потеряли от этого больше, чем мы. Слушай, давай пощёлкаем ещё, может там мультики есть? — рука тянется в направлении, где предположительно должен находиться пульт, но не дотягивается, и Бэкхён решает просто облапать Чанёля за бок. — Держи, — Чанёль вслепую нашаривает пульт, передавая Бэкхёну. — Можешь выбрать, что хочешь. Бэкхён выключает телевизор и привстаёт на руке. — Может, тогда лучше посмотрим тебя? — лукаво сощуривается он. — Это как? — невинно интересуется Чанёль, но кончики пальцев уже скользят по чужой пояснице, задирая футболку, вместе с уголками губ, ползущими вверх. — Ну, мне нравится на тебя смотреть, — Бэкхён перебирается к нему на бёдра и полноценно нависает сверху, расплываясь в шаловливой улыбке. — И я предлагаю тебе этим заняться. Одежду тоже можно снять, например, — произносит уже почти в самые губы. — Бэкхёни-хён! Бэкхён в панике отпрыгивает от Чанёля, в одно мгновение оказываясь лежащим с ним рядом. — А что вы тут делаете? — с искренним интересом спрашивает Ёнсун, спускаясь по ступенькам со второго этажа. — Обнимаемся, — невозмутимо отвечает Чанёль, пока Бэкхён судорожно пытается сделать вид, что всё действительно так и было. — А можно с вами? — и просительно заглядывает в глаза, смотря с такой надеждой, что Чанёль даже если бы захотел, не смог ему отказать. — Заползай, мелкий. И Ёнсун будто специально влезает между ними. — Смотрите, что я из лего собрал, — демонстрирует он. — Молодец какой. Вырастешь умным, как Бэкхён. — Я не… — Сестра там тебя не обижает? — заботливо расспрашивает Чанёль, привычно игнорируя подобные возражения Бэкхёна. — Нет, но с вами интереснее, — честно делится Ёнсун, блестя глазами. — Бэкхёни-хён мне утром про звёзды рассказывал! Оказывается, свет, который я вижу образовался ещё до моего рождения! И я хотел позвать Бэкхёни-хёна поиграть со мной в конструктор. У меня не получается собрать корабль, который мне папа подарил. — Ну еще бы, твой батя никогда не смотрит, на какой возраст детям игрушки покупает. С двенадцать плюс должна и бабушка справится, попроси её. Бэкхён сейчас занят, он играет со мной. — Во что? — Ёнсун лишь загорается интересом ещё сильнее. — В морских котиков. — Я не знаю такой игры, — расстраивается он. — В неё умеют играть только настоящие взрослые, — доверительно шепчет ему на ушко Чанёль и, сделав вид, что оглядывает комнату в поисках тех, кто мог бы их подслушать, продолжает: — Но я могу тебя ей научить, если ты пообещаешь не драться с сестрой. — Обещаю! — счастью Ёнсуна нет предела. — И что нужно делать? — Просто лежать. — Просто лежать? — Да, просто лежать, Сун. Просто лежать и ничего не делать. — Ничего не делать? — Да, Сун. В тишине. На какое-то время действительно воцаряется молчание. Слышно только громкое недовольное сопение мелкого. — А чесаться можно? — Нельзя. — А глазами двигать? — Нет. Только лежать и дышать. — Какая сложная игра, — приходится признаться Ёнсуну. — Быть взрослым вообще сложно, привыкай. Тебе повезло, то у тебя есть дядя, который научит тебя жизни. Тут уже не выдерживает Бэкхён, начиная смеяться: — Твоя сестра нас убьёт. — Почему? — Научишь, как же. Этот ребёнок и так уже видел слишком много. — Что это я видел? — пискнул Ёнсун. — Прости, мелкий, но, кажется, нам придётся от тебя избавиться, — Чанёль начинает щекотать его. — Не надо! — смеясь, взвизгивает Ёнсун, извиваясь и вырываясь. — Я никому не скажу, что видел, как Бэкхёни-хён целует Чанёль-хёна! Честно! — Обещай! — Обещаю! — запыхавшись, выпаливает Ёнсун так искренне, как может только ребёнок. — Мама с папой тоже не любят, когда я мешаю им обниматься, — жалуется он. — Ой, я, кажется, обещал никому не говорить. — Да мы никому не расскажем, — заверяет его Бэкхён, скрывая улыбку, — честно. — Но разве это неправильно — целовать того, кого любишь? Мама говорит, что так люди выражают свою любовь. Я вот всегда целую маму, чтобы она знала, что я её люблю. — Твоя мама права, — говорит Чанёль, и его голос звучит особенно низко на контрасте с тонким голоском Ёнсуна. — Но я целую Бэкхёна не так, как свою маму. — Чанёли, не надо, я тебя умоляю, — взвыл смущённый Бэкхён. — Пусть ему это мама объясняет! — Нет, разберёмся без всяких мам. — Да! Расскажи, хён! — Так вот, мелкий… — Чанёль, нет, пожалуйста, ради меня! — … ты всегда будешь любить маму с папой, сестру и друзей, но однажды, когда станешь взрослым, ты встретишь человека, которого полюбишь по-особенному и с которым всё будет совершенно по-другому. — Как у вас с Бэкхёни-хёном? — воодушевленно спрашивает Ёнсун. — Да. — Вау! Так круто! — Или как у твоих мамы и папы. — А как я узнаю, кем должен оказаться этот человек? — Хороший вопрос, почемучка. У человечества нет на него ответа, но вон пусть умный Бэкхёни-хён тебе расскажет, — Чанёль использует запрещённый приём, который сам же и придумал: не готов отдуваться своими силами — брось под автобус друга или собственного парня, если имеется. В побледневшего Бэкхёна жадно впивается пара любопытных глаз, готовых ловить каждое сказанное им слово. — Я не могу! — Сосредоточься, Бэкхён. Детям нужно половое воспитание! — Какое воспитание? — не понимает Ёнсун. — Я есть хочу, — сливает с темы Бэкхён, вставая и собираясь уже улизнуть на кухню. — Стоять! — валит его обратно Чанёль. — Мы же только что поели! — Я голодный, пусти! — Ура! Щекотки! — Ёнсун, довольно хохоча, прыгает на них двоих, и Бэкхёну, чтобы случайно не задеть его, приходится перестать дёргать ногами и только молча стоически терпеть. — Чанёль, предатель, — шипит Бэкхён, — если ты меня сейчас же не отпустишь, — он понимает, что связан таким положением по рукам и ногам и не может оказать достойное сопротивление, — если ты меня сейчас же не отпустишь, я расскажу Суну, что Санты-Клауса не… Чанёль перепугавшись, что они могут сейчас разрушить прекрасную детскую веру в чудо, дёргает Бэкхёна на себя, затыкая его пиздливый рот поцелуем. — Ой, — раздаётся тихий выдох на лестнице. — Давай к нам, Ёнхи! — вопит радостный Ёнсун, прыгая по кровати. — Бэкхёни-хён показывает мне половое воспитание! — Дети, — выползает из-под Чанёля Бэкхён, нарочито зло зыркая на него, — это немного не то, что вам нужно было видеть… — Ты первый начал, — флегматично фыркает Чанёль, совершенно не чувствуя себя смущённым по этому поводу. Он приобнимает Бэкхёна со спины, а Ёнсун с Ёнхи тоже влезают к ним в объятия, так по-детски тоже требуя внимания от дяди. — Но это не давало тебе повода меня целовать, — Бэкхён заставляет свой голос звучать возмущённо, но сам он устраивается поудобнее, подтаскивая детей поближе, заключая их с Чанёлем в тёплое кольцо рук. — Кто сказал? — интересуется Чанёль. — Я говорю. Короче, дети, слушаем внимательно Бэкхёни-хёна. Первое правило полового воспитания: никогда не делайте ничего с другим человеком, без его согласия. — Нужно что, всегда спрашивать? — ахает Ёнсун. — Да, и никогда нельзя давить или заставлять. Потому что иначе ему будет больно и обидно и он не будет вас любить и уважать. Ёнсун и Ёнхи задумываются. — Ну вот, ты сломал мне детей. — Ты сам попросил с ними поговорить! — Бэкхёни-хён, а какое тогда второе правило? — пищит Ёнхи — Какое второе правило, Чанёль? — переводит стрелки Бэкхён. Теперь смутился даже он. — Я думаю, вам для этого ещё подрасти надо, дети.