Пересекая

— Бэкхён! — доносится с улицы громкий шёпот Чунмёна. — Бэкхён, ты спишь? — Нет его тут, — отвечает за него Чанёль. Да что им всем так надо от Бэкхёна? Опять что-то понадобилось собрать? Посреди ночи? — А где он? — Не знаю. Наверное, у Кёнсу. — Кёнсу пошёл спать ещё час назад. Все остальные у нас в палатке в карты играют. — И Бэкхён к вам не приходил? — Нет. — А где он тогда? — Не знаю, я у тебя хотел спросить. Чанёль за секунду выскакивает из палатки на улицу, едва не зацепив растяжку ногами. Хочется думать, что Бэкхён просто решил погреться в машине и заснул. Просто сидит в наушниках где-то на берегу. Просто всё что угодно. Но это Бэкхён. С ним никогда ничего не бывает просто. — Вы поругались? — сразу же оказывается рядом Сэхун, а следом за ним шуршит входом и Лухань. — А вы-то что повылазили? — раздражённо шикает на них Чанёль. — А что, нам просто дальше спать? — в тон ему отвечает Сэхун. Бэкхён тоже щетинится на грубость, но если бы он был котом — он бы поджимал уши и хвост, припав к полу, перепуганный настолько, что не смог бы даже убежать. А Сэхун сразу подбирается и встаёт в позу, готовый ёбнуть когтистой лапой, если скажешь ему ещё хоть слово. — А что, если он потерялся? — переживает Лухань. — Он мог потеряться? — Вы совесть имеете вообще? — показывается из соседней палатки недовольный Кёнсу. — Что за оры на ночь глядя? — Бэкхён не у тебя? — Нет. А что случилось? — Мы потеряли Бэкхёна. — Что? В смысле потеряли? — Его нигде нет. И мы вроде как… не знаем, где он. — Что за бред? — выбирается Кёнсу полностью. — Как можно было потерять человека в палаточном лагере на охраняемой территории? — Я тоже в шоке, — разводит руками Сэхун. — Он точно должен быть где-то в лагере, — предполагает Чунмён. — Зачем бы ему идти куда-то на ночь глядя? — и смотрит на Чанёля так, будто ждёт ответа именно от него. — А я откуда знаю? — Да в смысле ты не знаешь? — повышает голос Сэхун, потому что его бесит вся эта ситуация. — Почему из всех людей мы потеряли именно Бэкхён-хёна, а не Ханя, который учит корейский только год? — Зай, не кричи, — тормозит его Лухань. — Что случилось? Кого мы потеряли? — высовывает голову и Чонин. — Ой, ты хоть не лезь! — А чё за истерика тогда?! — Вы уверены, что сейчас самое время стоять и орать друг на друга? — тихо спрашивает Чунмён. — Не хочу нагнетать, но если с ним правда что-то случилось, то счёт идёт на секунды. У Чанёля по загривку пробегает холодок. — Мне показалось, или он брал ключи от машины, когда последний раз заходил в палатку? — вспоминает Лухань. — Точно, машина, — вслух произносит Чанёль, решительно направляясь в её сторону. Дёргает ближайшую к нему заднюю дверь, убеждаясь, что она заблокирована. А стёкла, как назло, затонированы. — Бэкхён! — пытается позвать он. — Бэкхён, ты здесь? Ответа не следует. Кёнсу проходит мимо и пытается просветить фонариком лобовое, где тонировка должна быть послабее. — Он здесь. На заднем. С этой стороны. — Что он делает? — Вроде просто лежит. — Бэкхён, ты там в порядке? Можешь, пожалуйста открыть дверь? — снова зовёт Чанёль. — Пожалуйста. Я знаю, что ты тут. Хотя бы просто скажи, что ты живой. Пожалуйста. С каждой секундой тишины становится страшнее. В голову начинают лезть мысли. Больше не получается убеждать себя, что всё нормально и ничего не случилось. — Бэкхён, если ты не хочешь говорить с ним, можешь поговорить со мной, — негромко предлагает Чунмён, не зная, чем ещё может помочь. — Чем ты умудрился его обидеть? — докапывается Сэхун. — Да ничем я его не обижал! — шёпотом кричит Чанёль. — Ага, именно потому он заперся в машине и не отвечает ни тебе, ни Чунмён-хёну! Ждать бесполезно. Если Бэкхён до сих пор не открыл — он и не откроет. Чанёль глубоко вздыхает, собираясь с мыслями. — Я разобью окно, — решается он. — Кёнсу, посвети. — А ты уверен, что это нормальная идея?.. — сомневается Чонин. — А у меня, блять, нет другой! — Тогда лучше переднее, чтобы осколки не попали на него, — советует Кёнсу, согласившись с планом. — И лучше в угол. Сюда. Чанёль не колеблется — поднимает с земли первый попавшийся камень и бьёт. Не слишком сильно, чтобы осколки не разлетелись по всему салону, но достаточно, чтобы просунуть руку в образовавшуюся дыру и дёрнуть ручку, открывая переднюю дверь. Через переднее уже быстро можно дотянуться и открыть заднее. — Бэкхён, ты живой? — Чанёль распахивает дверь, сразу влезая с коленями на сидения. — Что у тебя случилось? Чанёль слишком близко, и Бэкхён оказывается загнан им в угол. — Не трогай меня, — предупреждающе понижает он голос, не поворачивая головы. Теперь Бэкхён может сколько угодно кусаться и царапаться — на это уже плевать. Он живой. Это главное. Чанёль выдыхает. Уже привык к тому, что весь день он может быть лучшим парнем на свете, а потом за одну секунду превратиться в исчадие ада. И если уж говорить честно, то первый вариант всегда рано или поздно заканчивается вторым. Потому что для Бэкхёна даже крохотный шаг в сторону — это предательство, а прыжок на месте — бесчеловечная насмешка. И никогда не знаешь заранее, что сдетонирует в этот раз. — Я тебя нашёл, — говорит Чанёль, как будто они просто играли в прятки. — Давай, вылезай. — Я никуда с тобой не пойду. — Идём, — мягко и терпеливо повторяет Чанёль. Неожиданно Бэкхён его слушается. Садится ровно, но как только Чанёль отодвигается к выходу, чтобы дать ему выбраться — открывает дверь с противоположной стороны и выскакивает из машины. Чанёль на чистом адреналине успевает схватить за край толстовки и выпадает из машины следом. Главное — не дать ему сбежать. Потому что сам он этого беглеца потом словить не сможет. Проверено. Чанёль сбивает Бэкхёна с ног подсечкой и одновременным толчком в плечо. Просто по наитию, не имея ни малейшего представления, как это нужно делать правильно. Но так оказывается достаточно — потому что Бэкхён никогда с ним всерьёз не дерётся. Против Чанёля он использует свои навыки только чтобы вырваться и сбежать. Поэтому нужно просто вцепиться и держать, пока он не потратит все силы на сопротивление. Бэкхён, запнувшись об подставленную ногу, едва не падает с размаху на землю, но Чанёль не даёт — подхватывает и почти заботливо укладывает, сразу забираясь сверху, придавив и обездвижив своим весом. Со стороны зрелище, наверное — просто пиздец. Даже попкорна не надо. Бэкхён сразу обмякает, сдаваясь. Закрывает лицо руками и всхлипывает. Просто в одну секунду смиряется со своей участью. Что ему снова сделают больно. А он снова никак не сможет этому помешать. Чанёль его напугал. Не нужно было так хватать. И тем более валить на землю. Но что тогда нужно было сделать? Он просто испугался. Просто потерял контроль над ситуацией. А теперь Бэкхён так безутешно плачет, что у Чанёля у самого наворачиваются слезы. — Чонин, не надо, — одёргивает Кёнсу, не давая вмешаться. Остальные ребята замирают чуть поодаль, боясь шевельнуться. Вряд ли жизнь их готовила к тому, чтобы однажды стать свидетелями подобной сцены. — Бэкхён, не плачь, — умоляет Чанель, опускаясь ниже и пытаясь осторожно обнять. — Всё в порядке. Он опять доводит его и опять говорит это. Бэкхён как будто его уже не узнаёт. Не вырывается больше, но отпихивает за плечи, будто ему даже его голос слышать неприятно. Ему некуда бежать. Но он не может больше здесь находится. И так всю жизнь… — Пусти, пусти меня, пусти! — Бэкхён, всё хорошо. Пожалуйста, успокойся. Сопротивление теряет какую-либо целенаправленность, хотя Чанёль уверен, что силы у него ещё остались. Просто это бессмысленно. Бэкхён всё равно не знает, куда бежать. Ему некуда. И это будет продолжаться, пока он не выбьется из сил. С его пугающей выносливостью, Чанёль даже не хочет знать, насколько суток его хватит. Это всё становится бесполезно. — Поднимайся, — тихо командует Чанёль. Если бы Бэкхён ещё мог его услышать, то заметил бы, насколько очевидно Чанёль не ждёт, что он встанет сам. Одной рукой — под спину, второй — ловит под колени, и поднимается на ноги, прижимая всем телом к себе, чтобы не вырвался. Бэкхён пытается — выскользнуть, вывернуться, хотя бы коснуться ногами земли. Но ему страшно заехать Чанёлю локтем или коленом по лицу, поэтому эффективность его попыток — не выше нуля. — Задержи дыхание, — советует Чанёль, когда заходит в воду до середины бедра. И отпускает. Падение меньше секунды — и чёрная вода смыкается у Бэкхёна над головой. Инстинктивный страх захлебнуться выжигает разом все чувства. Он не успевает даже дёрнуться в попытке выплыть, как его уже хватает Чанёль и ставит на ноги перед собой, для устойчивости прижимая к своему телу. Из носа ручьем льётся вода, а от шока моментально становится похрен на всё. Бэкхён закашливается, но приходит в себя. Смахивает с лица мокрую чёлку и пытается проморгаться. Чанёль сразу тянет его за собой на берег, чтобы не успеть промёрзнуть. Они молча идут в сторону машины, и тишину перебивает только хлюпающая вода в кроссовках. Влажная толстовка ощущается на теле холодным тяжёлым мешком, и Бэкхён стягивает её по дороге, оставаясь в одной футболке. У багажника переодеваются всё так же молча. Бэкхён не представляет, что можно сказать сейчас. Не представляет даже, что должен чувствовать. Пытается отвлечься на сушку волос, отжимая их полотенцем, но когда начинает натягивать сухую одежду на влажную кожу — этот клубок продолжает всё так же болезненно крутиться внутри. — Мои потеплее вроде, держи, — протягивает ему Чанёль носки голубого цвета с розовыми кексиками — под берцами всё равно не видно. — Кроссовки твои в машине? — Бэкхён просто кивает. — Сейчас принесу. Чанёль вытаскивает их из-под водительского сидения и, вернувшись, ставит Бэкхёну под ноги. Опускается на одно колено, чтобы помочь зашнуровать, а когда поднимается — оказывается вновь слишком близко. Раздражающе-спокойно забирает замёрзшие ладони Бэкхёна в свои, чтобы согреть, и склоняется поцеловать. Бэкхён отворачивает голову. Чанёль игнорировал его существование весь вечер, а теперь лезет целоваться. И Бэкхён должен просто позволить ему? Не ожидав такой реакции, Чанёль замирает на несколько секунд. А потом выдыхает и всё же решается заговорить первым: — Что случилось? И как только хватает наглости спрашивать? — Это ты мне скажи, что случилось, — Бэкхён не повышает голос, но вырывает руки, — для его характера это было равно огрызнуться. — Если я тебя заебал — мог бы так и сказать. А не игнорировать меня весь день, будто я пустое место. Бэкхён выговаривает это всё без какого-либо выражения на лице. Руки скрещивает на груди, создавая барьер и пытаясь защитить свои перебитые чувства. Пряча заодно замёрзшие пальцы в складках ткани. — Я не игнорировал тебя… — уверяет Чанёль. — Даже не думал. Всё… совсем не так. — А как? — перебивает, строго смотря в глаза. Кажется, сейчас идеальный момент, чтобы сказать: «прости, Бэкхён, дело не в тебе, дело во мне, нам лучше расстаться, так будет лучше для всех». — Ну и? — давит Бэкхён, сдерживая злость. Мысли разбегаются. Чанёль всё забывает, как начисто забывал формулы на экзамене по математике, хотя судорожно учил их всю ночь. Он любит Бэкхёна. Очень сильно любит. И никогда не переставал любить. Но всё так сложно. А ему сейчас — слишком стыдно. Даже просто стоять перед ним стоит невероятных усилий. Хочется заплакать от бессилия. Глаза Чанёля начинают блестеть — Бэкхёна это останавливает моментально. — Ладно, хорошо, давай так, — смягчается он. — Если есть какая-то проблема — ты можешь просто мне сказать. Если этому всему есть какое-то человеческое объяснение — просто расскажи, я постараюсь понять. Чанёль не может просто сказать — в этом и проблема. Конечно, Бэкхён постарается понять. Но насколько это вообще реально — сочувствовать человеку, который заставляет тебя жить в вине и стыде? Который хочет, чтобы вся твоя жизнь принадлежала лишь ему одному? Чанёль просто устал нести ответственность за собственную жизнь, поэтому ему было жизненно необходимо нести ответственность за Бэкхёна. Чтобы хоть где-то чувствовать себя успешным. И не думать о том, что к тридцати годам он не нажил ничего, кроме разочарования в себе. Чанёль даже уже не помнит: как вообще он жил до Бэкхёна. Что делал? Зачем просыпался? Похоже, что просто изображал бурную деятельность, чтобы не чувствовать себя совсем уж ничтожеством. И он больше всего на свете хотел бы честно поговорить об этом, как они всегда это делали. Но тогда Бэкхён точно бросит его. И будет прав. У него, наверное, голова уже болит слушать это бесконечное нытье Чанёля и не видеть никакого результата своей поддержки. Просто Чанёль другой. Неудачи слишком легко разбивают ему сердце. Он может годами приходить в себя после провала и так и не решиться попробовать снова. Это на Бэкхёне всё заживает, как на собаке. Чанёль так не может. Чанёль не смог бы с таким упорством раз за разом возвращаться к тому, с чего начал, прекрасно зная, что это повторится. Он бы не выдержал всю жизнь бороться за каждый спокойно проведённый день. А Бэкхён живёт, работает и вновь старательно устраивает свою жизнь. Чанёль всхлипывает и быстро утирает плечом чуть не сбежавшую по щеке слезу. Пока Бэкхёна держит рядом благодарность за всё, что Чанёль для него сделал. Иначе какая ещё может быть причина позволять ему оставаться рядом? Бэкхён очень хорошо знает, как иногда бывает сложно в чём-то признаваться. Не обо всём можно вот так легко сказать. Зря он накинулся на Чанёля. Не нужно было. — Прости, я… не с того начал, — извиняется он, виновато опуская взгляд. — Я правда не хотел, чтобы ты что-то заметил, — выпаливает Чанёль вместе с очередным всхлипом. — Не хотел, чтобы ты расстраивался, вообще не хотел ничего плохого… И что Бэкхён вообще мог в нём найти? Чанёль же из себя совершенно ничего не представляет. Кто вообще в здравом уме захочет с ним встречаться? Да никто. Очевидно, кроме Бэкхёна, у которого официально справка. Но ему явно стало лучше за последние месяцы. Новая схема лечения оказалась намного эффективнее предыдущей. Так что не за горами тот день, когда Чанёль больше не найдёт себе применения в этих отношениях. — Я испугался… что скоро стану тебе не нужен. Бэкхён, кажется, ожидал услышать всё, что угодно, но только не это. Его взгляд смягчается, и вместе с тем в нём появляется растерянность. — Почему ты вдруг должен стать мне не нужен? — наконец переспрашивает он вполголоса, будто не понял вопроса. — Всё ведь хорошо. — Всё хорошо… — подтверждает Чанёль. — И? — Если всё хорошо… зачем тебе я? — Ну, я не знаю, наверное затем, что я люблю тебя и хочу прожить с тобой всю жизнь? — и хоть это вопрос, Бэкхён говорит уверенно, смотря прямо в глаза. Это впервые, когда он вообще произносит что-то подобное. Потому что всегда боялся обещать то, чего не сможет выполнить. — Я же лечился всё это время, чтобы мы могли быть вместе, разве нет? — напоминает он. — Что вдруг произошло? — Мне тоже стоило… — несчастно вздыхает Чанёль. — В смысле, лечиться. Но я ничего не сделал, когда было нужно… Бэкхён отвечает не сразу. — Я был слишком несерьёзен по поводу твоих слов, да?.. — Каких слов? — не понимает Чанёль, но Бэкхён уже не слышит. Как не услышал тогда. Когда Чанёль говорил, что ему нужна помощь специалиста. Что он не справляется сам. Ему казалось, они просто шутят, но Чанёль всё это время просил его о помощи, а Бэкхён не услышал. Так паршиво от этого осознания, что хочется снова разрыдаться. Бэкхён вообще удивлён, что там ещё что-то осталось. — Ты знаешь, что я вообще не умею искать нормальных психологов, но я обещаю, что помогу. Деньги — не проблема. Если будет надо, найду ещё, — и всё-таки шмыгает носом. — Прости за слёзы… Мне просто правда очень жаль. Ну вот. Теперь Бэкхён думает, что Чанёлю нужна помощь всех на свете. А на самом деле ему нужно просто перестать быть таким эгоистом. — Подожди, я же не… — Что угодно… если что-то будет нужно… — глухо шепчет Бэкхён, срываясь с дыхания. Он просто не может выносить, когда делает что-то не так. — Пожалуйста, дай мне сказать. — Я знаю, это ужасно. То, что я сделал — это… Чанёль шагает к нему и просто обнимает, прерывая зарождающуюся истерику. Моментально чувствует себя лучше, когда Бэкхён жмётся в ответ. Когда Бэкхён плачет и нуждается в его поддержке. Чанёль может оставить сейчас всё, как есть. Может разыграть из себя жертву и ещё сильнее привязать себе Бэкхёна чувством вины. Он и так чувствует эту вину по поводу и без — так что это будет очень легко сделать. Но Чанёль не может. Ему невыносимо смотреть на то, как Бэкхён винит себя в том, в чём на самом деле не виноват. — Я не думаю, что мне нужна помощь психолога, — осторожно начинает Чанёль, накидывая капюшон на влажный затылок, чтобы не надуло в шею. — Мне вполне хватает того, что ты меня поддерживаешь. Бэкхён всхлипывает и замолкает. Просто ждёт, пока Чанёль закончит говорить. — Я имел в виду… что мне стоило больше стараться. Тоже работать над собой и всё такое. Бэкхён совсем теряется. Он чувствует себя ужасно уставшим, разбитым, виноватым абсолютно во всём, а нить разговора окончательно от него ускользает. От слёз гудит голова и ломит всё тело. Тошнит и очень сильно хочется пить. Становится сложно дышать от слабости во всём теле, и ощущение такое, что он сейчас просто сдохнет у Чанёля на руках. — Хочу пить… — хрипит Бэкхён. — Пить? Да, конечно, сейчас, — суетится Чанёль. — Присядь. Бэкхён опускается на так и не закрытый багажник. Он чувствует свою вину, но даже не понимает за что. Кажется, он совсем уже ничего не понимает и вообще неадекватно реагирует. Хочется уже просто лечь спать. И, если честно, ещё поплакать. Чанёль возвращается с бутылкой и вручает ему уже открытую, присаживаясь рядом. Бэкхён кое-как пьёт. У него даже локти трясутся. Бледный и продрогший — он кажется таким пронзительно хрупким в этот момент, что Чанёль едва может вспомнить, что его тревожило ещё несколько минут назад. Он садится рядом, прижимая к себе ослабевшего Бэкхёна, и всё в мире будто встаёт на свои места. — Я совсем не понимаю, если честно… зачем тебе что-то делать. Точнее, ты можешь, конечно, ну… если хочешь? Я не знаю, просто… мне казалось, что всё… хорошо. — Сейчас — да, но что будет дальше? — Бэкхён может почувствовать слова Чанёля тёплым дыханием на своём лбу. — Сколько ты ещё будешь меня терпеть? Бэкхён видит, но совершенно не понимает, почему Чанёль считает, что с ним что-то не так. Что он не подходит. Что ему зачем-то нужно измениться. — Почему терпеть? Почему ты думаешь, что не нужен мне таким, какой ты сейчас? — Потому что в этом меня убедил жизненный опыт, — честно сознаётся Чанёль. Он думал, что это будет невозможно. У него никогда не хватало сил и смелости поделиться этим с кем-то. Но, как оказалось, не было ничего проще, чем довериться Бэкхёну. Открыть все двери навстречу, зная, что тебе не настучат ими потом по лбу. Бэкхён думает, что мог бы и сам обо всём догадаться. Картинка складывается даже слишком хорошо: отцу Чанёль оказался не нужен по факту рождения, в школе он был не самым способным учеником, а в универ не поступил. Потом — череда не самых приятных отношений, в которых парни видели в нём лишь то, что хотели видеть. С реализацией через карьеру тоже особо не сложилось. Слишком хорошо Бэкхёну знакомо это чувство. Когда ты находишься в ощущении постоянной тревоги, в мыслях, что тебя нельзя любить, потому что ты недостаточно хорош. Непроходящая вина за малейшие ошибки, стыд за собственное существование, огромная куча страхов… Раньше Бэкхён думал, что ему нужно исправить всё это, чтобы иметь возможность быть с кем-то в отношениях. И он пытался справляться сам, намеренно отталкивая всех, кто пытался стать ему ближе. Потому что не хотел доставлять проблем. Ведь так говорила психолог. И так действительно казалось логичным и правильным. Но в реальности он лишь сильнее замыкался в себе с каждым днём, не замечая за своими проблемами никого и ничего. Жил все эти годы в беспросветном одиночестве и бесконечной грусти, потому что сам запретил себе жить иначе. Но едва он поддался настойчивости Чанёля стать частью своей жизни — как всё это куда-то исчезло. И для этого никому даже не нужно было делать что-то особенное. Чанёлю достаточно было просто хорошо к нему относиться. В одно прекрасное утро Бэкхён открыл глаза и понял, что ему не обязательно быть кем-то другим, чтобы Чанёль любил его. — Я влюбился в тебя и полюбил именно таким, — говорит Бэкхён без какого-либо предупреждения самые важные слова. — Разве это ничего не значит? — Разве что только то, что наши травмы слишком удачно совпали, — печально вздыхает Чанёль. — Я же и правда самый плохой для тебя вариант. Я — абсолютно точно не тот, кто тебе нужен. — Но мы были счастливы вместе, — напоминает Бэкхён. — Тем, как было раньше. Разве нет? Я был… — Я тоже, — говорит за себя Чанёль, не видя смысла отрицать очевидное. Он никогда ни в чём не был так уверен, как в том, что время, проведённое с Бэкхёном, было самым счастливым в его жизни. — Разве это тоже ничего не значит? — Ты не понимаешь… — Чего я не понимаю? — одними губами шепчет Бэкхён. — Я же использовал тебя, — наконец говорит Чанёль то, что действительно хотел сказать. — Просто реализовывался за твой счёт всё это время, понимаешь? Повышал чувство собственной важности, заботясь о тебе. А это совершенно не то, чего ты достоин. И уж тем более абсолютно не то, что тебе нужно. Но Бэкхён всем своим существом знает, что то, что у них есть, настолько правильно, что он никогда не хочет терять это. — Это было нужно нам обоим, — вновь тихо возражает он. — Не только тебе. Мне тоже. Я тоже пользовался тобой. Твоей поддержкой и заботой. Мы с самого начала нуждались друг в друге, поэтому так быстро и протянулись. Психолог же говорила мне, что так нельзя: слишком поспешно, неправильно, бла-бла-бла… А я считаю, что нормально. Для нас — нормально. Мне нужно, чтобы кто-то обо мне заботился. Тебе нужно заботиться о ком-то вроде меня. Всё как будто бы сходится. Бэкхён выдаёт такую простую и мудрую истину, что абсолютно нерешаемая проблема в голове Чанёля резко перестаёт казаться такой чудовищной. — Если мы оба довольны этими отношениями, то что тогда не так? — продолжает Бэкхён. — Ну, естественно, кроме того, что любой психолог на наши отношения скажет, что мы два долбоёба, всё хуйня, нужно переделывать. Очень глупо со стороны Чанёля было думать, что Бэкхён не понимает. Он всё прекрасно понимает и более того — его всё полностью устраивает. — У меня просто никогда не было таких отношений, как с тобой… — откровенно вываливает всё Чанёль. — И я не боюсь, я… я просто в ужасе, если честно. Наверное, сейчас он чувствует то же самое, что чувствует Бэкхён, когда упорно пытается оттолкнуть. Чанёль очень сильно любит его и хочет быть с ним, но всё кажется слишком сложным… Он целует горячие веки Бэкхёна и совершенно не может быть уверен в том, что любит его правильно. Может быть, не получается. Или просто не умеет. Вся беда в том, что Чанёль не знает, как Бэкхёна можно не любить. — Я не просто не хочу тебя терять, — говорит он дальше, чувствуя, что должен сказать об этом, — я не хочу расставаться с тобой вообще никогда. Ни на секунду. Мне с тобой целой жизни будет мало. Но мне так страшно, что я могу оказаться совсем не тем… я очень сильно боюсь тебе навредить. Ты не представляешь как. Мне даже кошмары об этом снятся. Как происходит что-то ужасное, а я совсем ничего не могу сделать, ничем не могу тебе помочь и ничего нельзя уже исправить… Бэкхён замирает. По щеке сбегает слеза. Но он даже не пытается её стереть. — Почему ты мне не говорил?.. — Не хотел, чтобы ты знал. Что я тоже совсем не уверен… в том, что происходит. В наших отношениях. Но я никогда не хотел с тобой расставаться, — пытается сразу объясниться Чанёль, надеясь, что Бэкхён поймёт его слова правильно. — Ты для меня настолько важен, что у меня иногда просто едет крыша. Мне просто очень страшно, что я могу сделать неправильный выбор. Иногда я вообще не знаю, как будет правильно. — Ты мне сам говорил — низкому на самом деле не нужно это «правильно», — губы Бэкхёна дрожат, но он улыбается слабо. Утешающе. — Да, но я ведь вижу, что ты меняешься. А я как будто застреваю в этой своей роли. Не думаю, что какие-либо отношения вообще смогут долго протянуть в таком темпе. — Тебе действительно было не до себя. Всё то время, что мы были вместе. Я понимаю это. Чанёль даже дышать начинает тише. — Ты нянчился со мной, вкладывая в это все силы, — продолжает мысль Бэкхён. — У тебя не оставалось времени ни на себя, ни на работу, ни на что-либо ещё. Я это правда понимаю. И я благодарен. Сейчас на меня уже не будет уходить столько времени, и ты сможешь вернуться к работе или к чему захочешь. Можешь записать альбом, как и мечтал. Или… не знаю, не делать вообще ничего, если ты устал. А в остальном мы… могли бы просто продолжать жить, как раньше? И спрашивает с такой надеждой, будто Чанёль может ему в этом отказать. — Ты правда этого хочешь? — Да. Хочу. — Я тоже… — едва слышно выговаривает Чанёль, прежде чем всхлип окончательно перекрывает горло. Он просто плачет у Бэкхёна на плече. От облегчения, от нервов, от заполняющей любви. Совершенно этого не стесняясь. — Ты просто так ещё сказал, — припоминает между сбитыми выдохами, чтобы обсудить до конца всё, что так тревожило, — когда мы днём лежали в палатке. Что ты не понимаешь людей, которые слишком много делают для других. — Ну, да, мне правда не понять, — не отрицает Бэкхён. — Я не могу представить себя на твоём месте. — Я подумал, ты имеешь в виду, что тебе это всё не нужно. А вот мне… — Чанёль не заканчивает. И так всё понятно. — Я так никогда не думал и не думаю. Я не считаю, что это как-то неправильно, просто мне не понять. Вот и всё. Столько всего делать, практически жить ради другого человека… мне правда не понять. — Ну, вот так «жить для кого-то» — это практически никогда не делается ради этого самого «кого-то». Просто моему мозгу так нравится справляться со стрессом. Ходить на психотерапию стоит половину зарплаты, а заботиться о тебе — бесплатно. Бэкхён усмехается, утирая костяшками влагу с виска. — Мне, если честно, без разницы, из-за чего ты это делал. Факт в том, что ты единственный, кто был со мной рядом, когда мне это было нужно. Благодаря тебе мне правда становилось легче. И ты говоришь, тебя это устраивает. Зачем тогда что-то менять? — Чтобы стать взрослым и самодостаточным?.. — И что это даст? Мы даже сегодня никак не могли друг друга понять, просто потому что каждый был зациклен на своих проблемах в попытке решить их самостоятельно. Эти проблемы вообще до старости можно разгребать — и не факт, что разгребёшь. Как вообще тогда семьи образовываться должны? А детей когда рожать? После семидесяти, когда из проблем останутся только цены за места на кладбище? — Справедливо… — Я хочу отношений с тобой, а не с каким-то мифическим человеком. Мне ты нужен. Это именно то, что Чанёль хотел услышать. Услышать именно от Бэкхёна. Что с ним всё в порядке. Что он не плохой и не испорченный. Что он может нравиться не только тем, что снаружи, но и тем, что внутри. Чанёль никогда раньше даже не думал всерьёз о том, насколько он цепляется за слова Бэкхёна. Насколько сильно они его спасали и продолжают спасать. Бэкхён всегда был вовремя, всегда рядом, когда был нужен. Он умел подбирать слова, умел утешить и успокоить. Позволял опереться на своё плечо. Страдания меняют человека. А Бэкхён очень хорошо знает, что такое страдать. Лучше других знает, как могут мучить навязчивые мысли, как может быть грустно и раздирающе по ночам. Как иногда бывает невыносимо просто быть самим собой. Он всё это знал и никогда не оставлял Чанёля одного. У Чанёля никогда не было рядом такого человека. Никто раньше его так не обнимал, не слушал, не пытался понять. И в эту самую секунду он очень явно осознаёт, что хочет, чтобы Бэкхён был рядом всегда. Всегда, когда у него случится плохой день, когда он увидит красивый закат, когда он будет убит горем и раздавлен сожалениями, когда он захочет отдать кому-то всю свою любовь и заботу, когда он будет готов сдаться навсегда… Чанёль хочет, чтобы рядом с ним был Бэкхён. Потому что все остальные люди — просто хуйня. — Прости меня... Я такой идиот… — Я не говорю тебе, что ты идиот, Чанёль. — А кто тогда? — Обычный человек? Который боится облажаться, потому что любимый человек может из-за этого уйти? Так все этого боятся. Просто кто-то больше, кто-то меньше. Кто-то сказал бы, что взрослые брутальные парни не должны этого бояться. Но Бэкхён — не кто-то. — Так значит… это все твои ужасные проблемы, о которых ты не мог мне рассказать? — уточняет он. — Получается, так… — И, значит, мы всё решили и у нас снова ноль проблем? — Получается… — с очередным вздохом признаёт Чанёль, опуская голову к плечу в извиняющимся жесте. — Прости меня. За то, что нервы потрепал, и за то, что в воду бросил, и… — Не парься, — успокаивает его Бэкхён. — Я всё равно намного больше херни натворил. Не думаю, что у меня есть моральное право винить тебя в чём-то. Бэкхён много ошибок наделал в жизни. И он не собирается упрекать за них других. Тем более Чанёля. Это и правда намного больше похоже на жизнь, чем всё, что у Чанёля было до. — Всё равно. Я испортил нам вечер… — Всего лишь один. А теперь вспомни, сколько испортил я. — Я никогда не думал, что ты что-то портишь, — тихо говорит Чанёль. — Тебе было тяжело и плохо, а мне хотелось быть рядом, чтобы хоть как-то помочь. — Есть у меня одна идейка… как можно реанимировать сегодняшний день. — Какая? — удивляется Чанёль, слыша подвох в голосе. — Поебёмся? — Ты шутишь же? — Нет. — И… где ты хочешь? — Чанёль даже не думал, что тут можно где-то… ну… — На капоте. — Может, всё-таки не стоит?.. — Почему? — подначивает Бэкхён, наклоняясь ближе. — Ты же такой бунтарь. — Ложь и провокация, — Чанёль мягко выставляет руки, чтобы его не завалили прямо в багажнике. — Я хороший мальчик. — Хорошие мальчики с уголовниками не встречаются. — У тебя нет уголовки. — Правильно. Мне её не дали, потому что я псих. Так лучше? — Ты не псих… У нас хорошая интеллигентная семья. Я — музыкант, ты… — Раздевайся, — командует Бэкхён, смягчая голос до интимного шёпота. — Хочу тебя прям здесь. У Чанёля мурашки по спине от того, какой Бэкхён поехавший. Это всегда пугало и восхищало одновременно. — Ну ты серьёзно?.. — Абсолютно. Трусы сам снимешь или помочь? — Бэкхён оставляет мокрый поцелуй у края челюсти и шумно вдыхает, бесстыже пользуясь отсутствием силы воли у Чанёля. И тем, что тот никогда не может ему отказать. Да что там, Чанёль в восторге от того, что в основном это Бэкхён — тот, кто инициирует секс. Когда на ближайшую горизонтальную поверхность тебя тащит человек, которого никогда особо не интересовала физическая сторона отношений — это задирает самооценку так, что даже страшно за себя становится. И за целый год у Чанёля ни разу не появилось желания Бэкхёна оттолкнуть. Даже когда это было не вовремя, неуместно и неудобно — хотелось только прижать к себе и никуда не пускать. Не сговариваясь, они вылезают из багажника, перебираясь к капоту. Бэкхён подсаживает себя руками и тянет ближе так требовательно, что дыхание перехватывает. Чанёль в шоке от самого себя — от того, как легко позволяет втянуть себя в эту авантюру, хотя он совершенно не привык позволять себе быть таким беспечным. Но если ему суждено попасть в ад за секс в общественных местах, то, по крайней мере, Бэкхён попадёт туда вместе с ним. Вместе они найдут, чем там заняться. — Давай, возьми меня, — заигрывается Бэкхён, как будто вообще забыв, что они собираются незаметно заняться сексом у всех на виду. — Тише ты! — испуганно шикает на него Чанёль, получая усмешку в лицо. — Залезай. — Думаешь, меня выдержит? — Ты не намного больше меня весишь. — Не намного — это раза в полтора? — Откуда полтора? — Я отъелся. — Так и я тоже. — Что-то не заметно вообще… — Давай, — подначивает Бэкхён и сдвигается назад, уперевшись пятками в выступ бампера. — А вдруг вмятина останется? — Чанёль закидывает колено на освободившееся место, но страшновато как-то переносить на него весь свой вес. — Да насрать. Останется — куплю новую. — Такой ты простой… Толкнувшись от земли, Чанёль неуверенно забирается следом, замирая на пару секунд и с облегчением отмечая, что ничего под ним не проминается. Бэкхён не может выдержать даже этих двух секунд промедления — сразу ловит его лицо в ладони и целует. Упрёк горчит солью слёз на его воспалённых губах, и у Бэкхёна внутри спутывается всё скопившееся, такое муторно-нежное, недифференцированное, оно смешивается с адреналином, болью и возбуждением, но куда больше — с отчаянием и любовью. Хлещет толчками, как кровь из пробитой груди, выливаясь судорожно на Чанёля. Чтобы не смел больше думать о том, что может быть не нужен. Чтобы даже во снах не снилось, что Бэкхён с ним не потому, что сам этого захотел. Что вот-вот он опомнится и сбежит. Выберет кого-то другого, не-Чанёля. Не выберет. Потому что Бэкхён любит его. До слёз и лихорадочного шепота. Так эйфорически, как не способен, наверное, любить ни один человек. Так не любят даже дети своих родителей и собаки своих хозяев. Крышу рвёт — Чанёль разгорается азартом и не израсходованными в ходе сцены выяснения отношений эмоциями. Руки дрожат, пока они с Бэкхёном путаются в объятиях, жадно и торопливо целуются, хватаясь друг за друга. Будто кто-то разлучил их на целую вечность, и теперь не существует ничего важнее желания получить друг друга целиком и полностью. Прямо сейчас. Даже если кто-то сейчас прервёт их, Чанёль уже не сможет остановиться. Не сможет перестать целовать Бэкхёна так, будто это единственное, что имеет смысл. Он подтаскивает его повыше, опуская спиной на стекло, и Бэкхён обнимает всем своим маленьким телом, так близко и хорошо, что меркнет даже ночь. Он в тёплой толстовке, которую они носят по очереди, но Чанёль и через два слоя ткани чувствует его замёрзшие ладони у себя на руках, плечах, спине, груди… Бэкхён ещё не согрелся, Чанёль не будет его раздевать. Только поцелует краешек ключицы, едва видимый в узком вороте, сразу чувствуя запах собственного парфюма от ткани, который уже не выветривается до конца даже после стирки. — Можно я?.. — просит Бэкхён на застывшем выдохе. — Наверх? Кивает, блестя глазами. Чанёль отстраняется, давая Бэкхёну приподняться и, придержав за талию, меняет их местами. Кажется, это было очень громко. Но они оба совсем не привыкли вести себя тихо. Бледный лунный свет теперь падает на лицо Чанёля, серебрит его всклоченные волосы и выбеляет матово щёки и нос. Будто кто-то выкрутил контраст и всё на фоне испарилось. Слабое сердце Бэкхёна трепыхаться от такой красоты. Он и не заметил, как тень практически скрыла лицо Чанёля, пока он нависал сверху. Бэкхён может видеть его лицо даже в кромешной темноте, даже под закрытыми веками, давно выучив наизусть каждую чёрточку. Бэкхён снова хочет целоваться, вылизывая и прикусывая мягкие губы, успев намучиться за день лёгкими чмоками, и Чанёль чуть не растекается по лобовому от того, как нежно он кусает. Так только у него получается. Чиркает ресницами по коже, вызывая мурашки по всей спине, склоняется ниже, целуя в шею и чуть прикусывая у кадыка. Кожа непривычно пахнет тиной и на вкус, как проточная вода. Романтика нереальная. Пальцы гладят бёдра, ненавязчиво их раскрывая, и снова поднимаются выше — задирают ткань на животе. Бэкхён вероломно кусает за мягкое место на боку, и Чанёль едва не вскрикивает. От незапланированного экстрима чувствительность просто взбесились. Чанёль дрожит от ветра, коснувшегося влажной кожи, и поджимает колени, когда Бэкхён опускается головой вниз. С ним столько всего происходит такое короткое время, что один день ощущается как целая жизнь. Со стороны палаток вдруг слышится отчётливый шорох брезента, Бэкхён моментально садится обратно, укрыв собой, и они в панике вжимаются друг в друга, пригнув головы. Чанёль ещё зажмуривается для верности — на Бэкхёне хотя бы штаны надеты, а вот ему сейчас очень весело будет, если сюда кто-то придёт. Возможно, это просто ветер, но вскоре становится очевидно, что кто-то вылез и теперь шарится по поляне. Бэкхён осторожно приподнимается, чтобы разведать обстановку. — Кто там? — одними губами спрашивает Чанёль. — Не вижу… Очки же остались в машине. — Он идёт сюда? — сердце стучит с грохотом, и Чанёлю приходится перекрикивать шум крови в ушах. — Кажется, просто ссыт… — Слава тебе господи. Вновь шуршит брезент, и лагерь вскоре затихает. Бэкхён пытается сдержать улыбку, но этот хитрющий взгляд Чанёль знает. Сейчас что-то выдаст. — Я слышал, от адреналина можно словить незабываемый оргазм, — шепчет он мокрыми губами на ухо и весь дрожит от сдерживаемого в груди смеха. — Я чуть инфаркт, блять, не словил… — шипит Чанёль, но через секунду уже приходится сжать челюсти, чтобы не застонать. Вот же тянет Бэкхёна на экстрим. От каждого его движения Чанёля перемыкает так, что реальность отключается толчками, то гаснет, то зажигается вновь. Чанёль дышит приглушённо и резко, вздрагивает сильно на последних касаниях, и Бэкхён замедляется — знает, как именно ему нравится. А потом его дёргают наверх и целуют сразу глубоко, с языком. Будто сорвавшись. Взгляд у Бэкхёна странный, совсем поплывший, словно это ему только что отсосали, а не наоборот. Чанёль проявляет заботу — укладывает обратно и сам снова оказывается сверху. Торопится, едва устраивается поудобнее, сразу прижимается щекой к внутренней стороне бедра, с судорожной нежностью заменяя этим жестом поцелуи — которые всегда оставляет на коленях, пока располагается между. Естественной смазки Бэкхёна обычно недостаточно, чтобы обойтись только рукой, поэтому выбор у Чанёля не то чтобы большой. Бэкхён успевает подумать, что трахаться с ним без лубриканта под рукой — целая проблема. Как и трахаться, наверное, в целом. Но никакой заминки не происходит, Чанёль дёргает на себя и распускает завязки, ослабляя резинку спортивных штанов. Мелькает последняя мысль, что всё Чанёля, похоже, устраивает, прежде, чем Бэкхён бьётся затылком о стекло, чувствуя соскользнувшие по чувствительной головке губы. Чанёль не дразнится и не выдумывает ничего нового, явно настроенный довести сегодня дело до конца. Бэкхён вообще к такому не привык — когда времени в обрез и страх зашкаливает, переводя организм в какое-то иное состояние. Некогда толком почувствовать ощущения — ему щекотно и больно, приятно, он мёрзнет и в следующую секунду уже весь горит. Бэкхён не издаёт ни звука, но запутывается пальцами в волосах и тянет на особо чувствительные прикосновения языка. Всё равно находит способ сказать, что ему нравится, прекрасно зная, как это Чанёля заводит — ощущать, видеть и слышать, всеми чувствами, что Бэкхёну с ним хорошо. А Бэкхён вообще никогда не был против держать планку его самомнения высоко. Звёзды на небе отстранённо мигают и переливаются в разливающейся черноте. Так высоко, что начинает кружиться голова. Бэкхён всхлипывающе дышит, из последних сил пытаясь контролировать дыхание. Хмурится, заламывая губы, едва сдерживаясь от того, чтобы попросить прекратить или не останавливаться. Если всё это взаправду и он ещё жив — то вот сейчас он точно сдохнет. Бэкхён ловит ладонь Чанёля и перехватывает её в замок, до ломоты сцепляя пальцы. Звёзды оглушительного взрываются в вышине, и небо осколками ссыпается ему на голову. В тяжёлой голове стучит пульс — давление резко подскакивает и бьёт по вискам. Щёки и губы горят, кровь плавит капилляры и кожу почти жжёт. Бэкхён загнанно восстанавливает дыхание, пытаясь прийти в себя. — Ты быстро, — довольно комментирует Чанёль, облизываясь и тоже пытаясь очнуться от этого прихода. Ему всегда хватало эмоций с Бэкхёном. Технически всё тоже очень быстро стало хорошо. Но чтобы так, как сегодня, со срывом башни и полным затмением — такое с ним вообще впервые. Бэкхён лишь хихикает, ленясь даже приоткрыть глаза. Может быть, кого-то такая шутка и обидела бы, но точно не его. Чанёль и так уже навозился с его оргазмами на несколько жизней вперёд. После стольких месяцев переживаний о том, что он не в состоянии сделать так, чтобы Бэкхён с ним кончил, уже не может быть неловко, что получилось слишком быстро. Были бы они сейчас дома — можно было бы и шампанское открыть. — Я старался, — выговаривает Бэкхён, едва снова получается дышать. — Молодец, — хвалит Чанёль. — Обожаю, когда ты кончаешь. — Самоутверждаешься? — Не без этого. Бэкхён всё так же рассеянно улыбается и медленно моргает, пытаясь сфокусировать плывущий взгляд. Морок страсти постепенно схлынывает, но неловко почему-то не становится. — Ты в порядке? — привычно спрашивает Чанёль. Бэкхён чувствует себя так, будто пущенная по вене наркота наконец подействовала. Растворилась в крови, разгоняя расслабление по всему телу. — Что мы тут устроили вообще?.. — ужасается Чанёль, ни к кому особо не обращаясь, пока поправляет чужие трусы со спортивками, делая обратно бантик из завязок. — Примирительный секс? — невинно предполагает Бэкхён. — Докатились, что сказать. — Скажи ещё, что тебе не понравилось. У меня до сих пор колени трясутся. — Они у тебя всегда трясутся. — Вот именно, — подтверждает Бэкхён, делая ещё один бесстыжий комплимент. — До палатки сам дойдёшь или тебя отнести? — Может быть, полежим ещё немного? — звучит неожиданно просяще, совсем не в тон диалога. — Давай, — соглашается Чанёль, заваливаясь на спину. — Иди ко мне, — и зовёт к себе на плечо. Тоже поднимает взгляд к небу, куда так завороженно глядел Бэкхён, и восстанавливает дыхание до нормального, наслаждаясь близостью. — Как думаешь, сколько звёзд должно было сойтись на небе, чтобы мы встретились? — М-м, — отзывается будто со сна Бэкхён, — не знаю, две? Какой-то он другой. — Что-то тебя совсем развезло, — в голосе Чанёля появляется тревога. — Ты точно в порядке? Бэкхён всегда очень напряжён, и это его состояние настолько привычно, что Чанёль постепенно перестал его замечать. Но разница становится очевидна, когда он так резко расслабляется после оргазма. Только сегодня как будто всё неуловимо иначе. — Я таблеток нажрался, — ровным голосом сообщает Бэкхён, смотря ровно перед собой. — Ты… — Чанёль резко садитсяи очень надеется на то, что просто не расслышал, — что?.. Бэкхён щурится от страха. — Сожрал все свои таблетки, — повторяет он на одном дыхании. — Ты вообще... — слов уже никаких нет, — нормальный? Бэкхён пристыженно молчит. — Когда? — просто спрашивает Чанёль. — Пока сидел в машине. Когда Чунмён поднял панику, на часах было без десяти одиннадцать — Чанёль точно помнит. Ловит запястье Бэкхёна, перехваченное электронными часами — от движения те загораются цифрами на экране. 11:54 — Сколько ты выпил? — Все. — Сколько? — чуть не повышает голос Чанёль. — Четырнадцать лития, шесть ламотриджина и две клозапина. — Слезай, — Чанёль быстро скатывается с капота. — Сейчас выпьешь воды и — два пальца в рот. Я звоню врачу. Бэкхён не двигается, будто боясь, что как только они окажутся на земле, Чанёль не удержится и ударит его. — Давай-давай, слезай, — поторапливает он, уже успев достать бутылку воды из салона. — Мне ещё звонить психиатру твоему. Бэкхён с опаской слезает, стоит на ногах неустойчиво, будто ему это тяжело, но послушно пьёт всученную воду. Смотрит неподвижно прямо, будто боясь разозлить собой ещё сильнее. Неловко, конечно, звонить занятому человеку в двенадцать ночи, но у них тут экстренный случай. Чанёль не раздумывает ни секунды. Выслушав проблему, новый психиатр даже не втыкает им пиздюлей. Говорит, что препаратами Бэкхёна, несмотря на страшные названия, практически невозможно передознуться. Чтобы повидаться с богом, нужно превысить терапевтическую дозу хотя бы в десять-двадцать раз. Бэкхёну просто неоткуда было знать, что 2,4 грамма — всего лишь максимальная терапевтическая доза, увеличение которой уже не будет повышать эффективность от препарата. И совсем не цифра, после которой наступает смерть. От того количества таблеток, что он съел, ничего не случится. От такой дозировки не получится откинуться даже при очень сильном желании. Поэтому единственная рекомендация для Бэкхёна сейчас — проблеваться для душевного спокойствия и пить больше воды. А Чанёль уже успел поверить во спасителя нашего Иисуса Христа и обязательно пойдёт в понедельник в церковь, чтобы поставить свечку за упокой своих нервных клеток. — Всё в порядке, ты не умрёшь, — сообщает Чанёль после завершения звонка и со вздохом убирает телефон обратно в карман. — Доза слишком маленькая. Но лучше всё равно поблевать, чтобы снизить нагрузку на организм. — Прости… — начинает Бэкхён. — Сначала сделай дело. Поговорим позже. — Ты злишься? — Нет, — честно отвечает Чанёль. — Иди быстро сделай дело и пойдём уже спать. Бэкхён чувствует в его голосе усталую теплоту и понимает, что как бы там ни было, они пойдут спать вместе. — Волосы подержать тебе? — Да вроде не настолько отрасли ещё. — Вон кусты вроде симпатичные, пошли туда. Чанёль забирает бутылку, пропуская Бэкхёна вперёд, чтобы нашёл себе место, которое ему понравится. Но в итоге он там только шарится бесцельно следующие несколько минут. — Что ты там высматриваешь? — пытается поторопить его Чанёль. — Выбираю самый некрасивый куст. — Зачем? — Чтобы не жалко испортить было. После ионов лития вряд ли тут сможет вырасти хоть что-то в ближайшую сотню лет… — Просто блюй уже, дитя природы. — Отвернись… — жалостливо просит Бэкхён, будто это его последнее желание перед казнью. — Боже, хорошо, — закатывает глаза Чанёль, отвернувшись, чтобы не смущать, и приваливается лбом к дереву. Провели выходные на природе, называется. — Выбрал куст? — оборачивается снова через полминуты, опять устав ждать. — Да. — Что теперь не так? — Я не помню, когда последний раз мыл руки… — То есть засунуть немытые пальцы в рот — это тебя смущает, а то, что ты нажрался таблеток — нет? — Я хотел умереть красиво, а не чтобы меня сожрали глисты… — Давай шустрее. — Я не умею, у меня нет рвотного рефлекса… Бэкхён выглядит таким неиронично растерянным, что вся решимость осыпается только от одного его взгляда. Чанёль сдаётся. — Полить тебе водой на руки? — предлагает он. — Полей, пожалуйста… Чанёль откручивает крышку и тонкой струёй выливает ему на ладони все остатки со дна. Потом снова отворачивается и с облегчением слышит, что у Бэкхёна там худо-бедно пошёл процесс. В очередной раз вздыхает и думает о том, как жил бы сейчас, если бы не встретил Бэкхёна год назад? Наверное, давно бы уже написал всем «спокойной ночи» и смотрел десятый сон, как все ребята в лагере. Да он бы сдох от скуки с такой жизнью. — А потом я удивляюсь, откуда у меня седые волосы в двадцать семь лет… — вслух говорит Чанёль сам себе. Бэкхён издаёт какой-то булькающий звук. — Не подавись. — А ты не смеши меня… — И главное ведь поужинал сегодня нормально, — причитает Чанёль, — и всё насмарку теперь. Ну вот что ты за человек такой? — Господи, просто молчи, — сипло умоляет Бэкхён, едва успевая перевести дыхание. — И без тебя тошно… — Да я слышу… Пока Бэкхён отплёвывается от привкуса желчи, Чанёль достаёт из багажника ещё бутылку воды, забирает с сидения телефон, вытаскивает ключи из замка зажигания, закрывает машину и возвращается. — Держи, — отдаёт воду Бэкхёну в руки, а телефон и ключи закидывает ему в карман. — Голова кружится? — Ну… она у меня после оргазма всегда немного кружится, — шутит Бэкхён, неловко растягивая губы. Ну вот где Чанёль согрешил?.. — Металлический привкус во рту есть? — допытывает он. — Только привкус твоей спермы. — Весело тебе, да? — Не очень, если честно. — Всё, спать пошли, — берёт он Бэкхёна под руку, ведя за собой. — Можно я хотя бы зубы почищу?.. — Водой прополоскаешь. — Но я буду чувствовать, что не почистил их нормально… — Поспишь с нечищенными, значит. — Справедливо, — вздыхает Бэкхён, соглашаясь с наказанием. По пути в лагерь они никого не встречают — все, похоже, давно улеглись. В их палатке тоже подозрительно тихо, даже свет не горит. — Я надеюсь, вы там не ебётесь? — оповещает о своём прибытии Бэкхён, чтобы не попасть в неловкую ситуацию. — Как раз закончили, — доносится изнутри совсем не сонный голос Сэхуна. — Отлично, мы тоже, — едва слышно комментирует Чанёль, отчего Бэкхён не сдерживается и хрюкает в кулак. — Давай, я открываю, и ты быстро запрыгиваешь. — Хорошо, я посвечу. Бэкхён включает фонарик на телефоне и ловко шмыгает в приоткрытую для него шторку. Чанёль забирается следом, быстро закрывая вход сначала на молнию, а потом на липучки. Бусик, до этого преданно спавший на шортах Чанёля, бросается их встречать. Телефон с включенным фонариком Бэкхён подкладывает под пятилитровую бутылку с водой — чтобы сделать более-менее ровное освещение, найти свои вещи и уложиться спать. Они оба всклоченные и потрёпанные, как будто только что дрались. У Чанёля так вообще всё на лице написано — тонкая кожа легко окрашивается в цвет прилившей крови. Губы тоже выглядят немного воспалёнными — будто помада смазалась, размыв контур. Но если не знать, как было, то вроде и не заметно. — И что вы там такое делали целых полтора часа? — с подозрением косится на них Сэхун. — Лягушек ловили, — буднично отвечает Бэкхён, поддевая под толстовку ещё одну кофту. — И много поймали? — усмехается Лухань. — Как видишь. — Что, прям ни одной? — Похоже, что не сезон. — Зай, я тоже хочу ловить лягушек, — требует Сэхун. — Я думал, ты любишь ловить змей. — Ага, ловить и придушивать. Вот так. — Пошляк, — закатывает глаза Лухань. — Расскажите хоть, из-за чего поссорились? — любопытничает Сэхун. — Мы не ссорились, — вполне серьёзно отвечает Бэкхён. — То есть подробностей не будет? — А какие подробности ты хочешь? — Не лезь в душу, — одёргивает Лухань. — Тебе же Кёнсу всё сказал. — Он вам что-то сказал? — настораживается Чанёль, вклиниваясь в разговор. — Сказал, что у вас всё зашибись. И если вы захотите, то потом сами всё расскажете. Кстати, в чат напишите, что вы живы и не разводитесь, а то там все в ахуе. — Я напишу, — вызывается Бэкхён, доставая телефон. Заходит в чат Экзопланеты и желает всем спокойных и сладких снов, прилепив к сообщению кучу уёбищно-невинных смайликов. Чанёль пока складывает одежду под голову вместо подушек и старательно обустраивает им спальное гнёздышко. — По-моему с вечера ещё холоднее стало, — жалуется Сэхун, мерзляво растирая ладони. — Четырнадцать градусов передавали ночью, что ты хотел? — ворчит Лухань. Чанёль раздумывает пару секунд и отодвигается к стенке. Ближе к центру должно быть теплее, так что пусть лучше туда ляжет Бэкхён. Он намного легче замерзает, а Чанёлю даже зимой одеяло нужно только номинально — под ним просто психологически комфортнее засыпать. Идеальный со всех сторон план нарушает Сэхун, который тоже решает уложиться в середину. — Так, давай-ка меняйся местами с Лухань-хёном, — недоволен таким положением Чанёль. — Ты с Бэкхёном спать не будешь. — Я всегда думал, я симпатичнее, — влезает Лухань. — И причём тут это? — Я более опасный объект, вам так не кажется? — Ну кстати… — задумывается Чанёль. — Слушай, хён, — вздыхает Сэхун и даже не дёргается, чтобы сменить позицию, — давай ты просто сам ляжешь в середину и не будешь ебать мне мозги, ладно? А вот Чанёль возьмёт и ляжет. Он тоже может быть принципиальным. Пока Бэкхён решает попить ещё воды — беспрепятственно перебирается обратно и впихивается в их двухместный спальник. Двухместный, потому что панк жив, как и романтика в их паре. — Подползай ко мне, буду тебя греть, — зовёт Чанёль, протягивая руку. Бэкхён забирается следом, кажется, вообще не обратив внимания на разговор. — Ты смотрел фильм… — почему-то вдруг вспоминает Чанёль, — забыл, как называется. Но помню там главные герои — мужик и девушка — набрели на какой-то заброшенный дом и решили там переждать ночь. И вот он ей говорит: будем с тобой греться армейским способом. Она такая: а это как? А он ей отвечает: надо раздеться, обнять друг друга и укрыться одеялом. — Я бы с радостью, но мы тут не одни. — Подожди, я ещё не дорассказал. Так вот. Она раздевается, значит, до лифчика, а он такой: не-не, надо вообще всё снимать. — На мне и так нет лифчика, если что, — снова комментирует Бэкхён. — Ребят, совесть есть? — обращается к ним Лухань. — Мы тут не нанимались слушать ваши эротические фантазии. Но вместо ответа получает лишь сдавленный шепот Бэкхёна, вперемешку с довольным хихиканьем Чанёля: — Ну нет, ну хватит… ну не надо… — Ребят! — повышает голос Лухан. — Да всё-всё, что ты разорался, — поднимает голову Чанёль. — А что дальше было? — тихо интересуется Бэкхён. — Ты же умный, догадайся. — Они потрахались? — Естественно. — Так, свет больше никому не нужен? — ложится последним Лухань. — Нет. — Хён, выключи, пожалуйста, сам, — просит Бэкхён, потому из объятий Чанёля ему уже до утра не выбраться. — Там без пароля. — Подожди, зай, не выключай. Кажется, у нас гости, — останавливает его Сэхун упавшим голосом. — Что? — Чанёль-хён, ты только не переживай, но у тебя над головой ёбаный тарантул. — О, боже… — Убейте его кто-нибудь! — хнычет Сэхун. — Быстрее, пока он не сожрал кого-нибудь из нас. — Не надо никого убивать, — заступается Бэкхён, всё-таки вылезая из спальника. — Где он? — Вон, прямо в углу. Бэкхён привстаёт на коленях и, прищурившись, пытается разглядеть вторженца. — Это же обычный сенокосец. Надо выпустить его. — Каким образом? — сомневается Сэхун. — Просто откройте палатку, и я его выпущу. — Зачем? Просто прихлопни его! Убивать невинное создание на глазах у Бэкхёна — идея отстой, поэтому Чанёль вынужден поддержать спасательную операцию. — Тебе надо найти, во что его положить? — предлагает он. — Нет, он же не кусается. Просто в руку. — Он сейчас прыгнет и вцепится кому-нибудь в лицо! — не унимается Сэхун. Бэкхён, похоже, единственный, кто не боится, что паук откусит ему голову. Он спокойно позволяет ему забраться на свою ладонь и аккуратно накрывает второй сверху, чтобы не убежал. — Только не выпускай его в лагере! Отнеси подальше! Чанёль открывает вход и помогает выбраться. Хотя его передёргивает от отвращения и того факта, что это мерзкое создание, нагло влезшее в их логово и пытавшееся сожрать их под покровом ночи, продолжит спокойно жить свою паучью жизнь. Возможно даже обзаведётся семьёй, и у него родятся детки… много детей. Лучше об этом не думать. Ради собственного сна и психического благополучия. Чанёль дожидается Бэкхёна, впускает его обратно и залепливает за ним вход в два раза тщательнее. — Отпустил? — Ага. Посадил на дерево. — Какая мерзость, — у Чанёля до сих пор мурашки по всему телу от этого монстра с непропорционально длинными ногами. — Больше не дрочи мне этой рукой, ладно? — Чанёль, заткнись, а, — просит Сэхун. — Вообще-то я тебе хён, если ты забыл. — Хорошо, Чанёль-хён, заткнись. Бэкхён возвращается на своё место, и Чанёль подлезает к нему, повернувшись к Сэхуну спиной. Свет погашен, и после пары минут возни в темноте все затихают, устроившись каждый на своём месте. Бэкхён тоже тихонько лежит рядом, но дышит так, словно совсем не засыпает. — Почухать тебе спинку? — предлагает Чанёль, забираясь рукой под три слоя ткани. Бэкхён вместо ответа жалобно придвигается ближе и с благодарностью целует в шею. — Я тоже хочу, чтобы мне почухали спинку, — подаёт голос Сэхун. — Зай! — Чанёля попроси, — отмахивается Лухань. — Я сплю. — Хён? — Бэкхён мне не разрешает гладить чужих мужиков. — Это неправда. — Верно, я просто сам не хочу. Все снова пытаются уснуть, но теперь Сэхун делает это с недовольным сопением. Бусик укладывается самым последним — ждёт, когда все затихнут, и устраивается у Чанёля между ног. Всегда выбирает для сна того, кто потеплее и спит спокойнее. Хитрый щенок очень старательно делает вид, что любит обоих хозяев одинаково, но на самом деле у него есть любимый хозяин — Чанёль, и запасной — в виде Бэкхёна. Потому что Бэкхён не разрешает ему есть вкусняшки без ограничений, ругает за плохое поведение и гуляет с ним по утрам, а Чанёль не парится и просто тусуется с ним в своё удовольствие. Похоже, что если у них будут дети, это Бэкхён будет проверять у них домашнее задание, заставлять вовремя ложиться спать и лишать карманных денег за нарушение дисциплины в школе, а Чанёль будет просто любить их, водить в Макдональдс и играть с ними в конструктор и плейстейшен. Идеально. Бэкхён, чувствуя уже подкатывающую сонливость, коротко целует Чанёля и ласково касается кончиком своего носа его. — Я люблю тебя, — шепчет Чанёль, чувствуя, что тоже почти уже засыпает. — И я тебя… Сэхун за его спиной показушно вздыхает. Сон приходит к Бэкхёну кромешной темнотой без сновидений. Он проваливается в неё и крепко спит до самого утра. После хорошего секса и неудачной попытки суицида тяжесть бытия ощущается особенно лёгко и невесомо. Бэкхён просыпается всего один раз — незадолго до восхода. От закладывающей уши тишины, как он понимает почти сразу. В городе такой не бывает. Слабое прозрачно-серое свечение робко проникает в палатку. Им осталось пережить самое холодное время — перед рассветом. Земля за ночь полностью остыла, а солнце ещё не взошло. Ледяной воздух щиплет кончик носа, но Бэкхён этого даже не замечает, потому что к нему тепло прижимается горячий Чанёль. По дыханию понимает, что Бэкхён тоже от чего-то проснулся, и прикасается пальцами к холодному носу. — Замёрз? — тихо шепчет он, дыханием ероша чёлку. — Нет, а ты? — Вроде тоже, — трогает для верности ладони Бэкхёна, убеждаясь, что они тёплые. — Только у меня спина ахуела на земле спать, я перелягу? — Конечно, — соглашается Бэкхён, аккуратно приподнимаясь, чтобы дать место развернуться, но и не позволить холодному воздуху пробраться внутрь. — А где эти педики? — спрашивает, заметив, что они в палатке только вдвоём. — Без понятия, — хмыкает Чанёль, устраиваясь на другом боку. — Может, траванулись и блюют за палаткой или трахаются в машине. Спи, Сэхун не пропадёт. — Да на него вообще пофиг, я больше за Лухань-хёна переживаю… Бэкхён обнимает со спины, просовывая колено между ног, и прячет замёрзший нос в волосах, согревая дыханием шею сзади. Обхватывает рукой поперёк живота, и Чанёль уютно кладёт поверх свою, мягко сжимая пальцы. Организм сильно вымотан, и Бэкхён практически моментально засыпает снова. Просыпается во второй раз уже в тепле и свете… от орущего звонка на телефоне. Его мобильный всегда на беззвучном, а, значит, он Чанёлю сейчас всё выскажет. Вот только тот даже не дёргается. Как обычно. Тяжело вздохнув, Бэкхён шумно перекладывается на другой бок, обиженно повернувшись спиной. От его возни просыпается и Чанёль. — Алло? — очень тихо говорит он в трубку, как будто это ещё может спасти ситуацию. — Да. Да, всё верно. Да. Да. До свидания. Чанёль откидывает телефон, неразборчиво ругается себе под нос и пристраивается обратно обниматься. — Будь добр, скажи, своим шлюхам, чтобы они не звонили так рано хотя бы на выходных, — недовольно бухтит невыспавшийся Бэкхён. — Прости, это доставка… — Что на этот раз? — Тарелки для барабанной установки. — И сколько их у тебя уже? — Не знаю, перестал считать после тридцати… — У нас там вообще ещё остались деньги? — Обижаешь. Я всё предусмотрел и оставил нам на чёрный день. Чуть-чуть. — Ладно, — посмеивается Бэкхён. В палатке жуткая парилка, дышать нечем, и вечно горячий Чанёль теперь только усугубляет ситуацию. — Как же душно, не могу, — жалуется Бэкхён и садится, чтобы стащить с себя толстовку. Его волосы электризуются и растрёпываются, но сразу же возвращаются обратно в то положение, в котором были примяты импровизированной подушкой. Бэкхён сонно чешет локоть, зависает и щурится, не сразу вообще вспоминая, где он и что он. Всегда такой красивый и ужасно недовольный с утра. Потом находит свою воду и жадно пьёт, потому что сушняк просто дикий. Вампиры после смерти, наверное, воскресают с примерно таким же мерзопакостным ощущением. — Ты как себя чувствуешь вообще? — сочувственно интересуется Чанёль. — Как будто сдох ещё позавчера. Фу, она тёплая… — страдает Бэкхён, но всё равно пьёт, потому что хочется ужасно. — Я надеюсь, кто-нибудь додумался опустить в реку бутылки с питьевой. — Сомневаюсь. — Тогда я в магазин. Черешни хочу пиздец. Сколько там времени? — Ещё девяти даже нет. Восемь сорок две. — Так рано и уже так жарко в этой палатке… — Хочешь, иди в машину? — предлагает Чанёль. — Включишь кондиционер, может быть, получится доспать. Не знаю только, будет ли теперь толк от кондея с такой-то пробоиной… — Ой, не напоминай. — Можно Сэхуна попросить. Поспишь в его. — Думаю, после вчерашнего меня никто даже близко не подпустит к своей машине… — взгляд Бэкхёна вдруг задерживается на плече. — Чанёли? — М? — Ты только не ругайся. — Что? — уже пугается. — У тебя засос вот тут, — Бэкхён касается своей шеи. — Да пофиг. Когда я ругался за засосы? На самом деле, ругался. Когда просил парней быть аккуратнее, но его будто специально кусали и метили так, что оставались гематомы. Чанёлю такая красота на себе даром не нужна. Его белой коже все должны завидовать издалека и вообще желательно молча. — Замазать всё равно нечем… — Не парься, — Чанёль правда не смущён. — Давай хотя бы увлажнялкой помажу, может быть, быстрее пройдёт. Бэкхён достает из внутреннего кармана их общей сумки крем на все случаи жизни — если сгорел, покусали комары или просто пересушилась кожа. Аккуратно втирает в маленькое покраснение, которое сойдёт уже к вечеру. Кожа здесь совсем прозрачная, и засосы появляются, даже если очень стараться их не оставлять. Чтобы не оставалось никаких отметин — к шее Чанёля вообще нельзя притрагиваться. — Прости за вчера, — тихо извиняется Бэкхён. Сразу за всё. Хотя, наверное, это ужасно глупо — просить прощения за то, что пытался себя убить. — И ты меня… — тоже грустнеет Чанёль. — По-хорошему, я вообще единственный, кто виноват. — Я на тебя не обижаюсь. — Просто делаешь выводы? — Нет, я… — машет головой Бэкхён. — Просто расстроен. — Из-за… ситуации в целом? — Из-за того, что совсем нет прогресса. — Почему тебе кажется, что его нет? Бэкхён жмёт плечами. — Это наша первая ссора с тех пор, как тебя отпустили домой, — напоминает Чанёль. — Больше двух месяцев уже прошло. Помнишь, насколько чаще мы ссорились раньше? — Не очень… если честно. — Слушай, я всё удивляюсь: как ты можешь быть таким злопамятным, если ты нихрена не помнишь? — Потому что я злой, а не памятный. — Неправда, — Чанёль тянется к нему и заваливает спиной себе на грудь. — Ты хороший. Просто голодный. Вчера же выблевал всё, бедный мой котик… Бэкхён, придушенный неудобными объятиями, несогласно дёргает плечом. — Ну чего ты такой недовольный? Вроде недавно только, как ты говоришь, «трахались», — дразнит Чанёль. — Я всегда такой, — бормочет Бэкхён из принципа, но вырываться не пытается. — Это тоже неправда. Сейчас просто позавтракаешь — и сразу настроение поднимется. Бэкхён только тяжело вздыхает, прильнув к обнимающей руке. — Скажи мне, только честно, — просит Чанёль со странной интонацией, хотя Бэкхён затылком чувствует, что он улыбается. — М? — Ты любишь меня беспамятно? Бэкхён не сдерживает истерический смешок. — Конечно. Как по-другому? Чанёль обнимает за плечи, утыкаясь лбом в изгиб шеи. От его дыхания по спине бегут мурашки. — Сейчас — это колоссальная разница по сравнению с тем, как было, — негромко говорит он. — Раньше у нас что-то происходило с периодичностью раз в три дня. Ты совсем не помнишь? — Не особо… прости, — снова извиняется Бэкхён. — За что? — Я выносил тебе мозги на ровном месте. — Я не считал так никогда. Ты реагировал, как мог, — тихо продолжает Чанёль куда-то в плечо, прикрытое футболкой, целует торчащую косточку. — Может быть, тебе просто незаметно, но со стороны — очень сильно. Ты перестал так остро реагировать на какие-то вещи и слова, на которые сто процентов бы отреагировал раньше. И даже вчерашнего можно было избежать. Это я очень неправильно себя повёл. Так что вчерашнее — целиком и полностью моя вина. — Не может же быть такого, что один ты виноват, — справедливо замечает Бэкхён. — Я мог бы хоть не жрать эти таблетки. Да и так если подумать… ничего ужасного ты не сделал. — Ну, учитывая, что я знаю нашу ситуацию и знаю тебя… это был жёсткий проёб с моей стороны. — Никто же не умер, так что пофиг, — дёргает он головой. — Тем более… один плюс во вчерашнем, я думаю, всё-таки есть, — Бэкхён немного отстраняется, чтобы поднять озорной взгляд и неуверенно улыбнуться. — Какой? Крышесносный секс? — А ты только о сексе и думаешь, да? Чанёль от возмущения даже раскрывает рот. — Я о том, что мы смогли наконец поговорить про то, что ты чувствуешь, — продолжает Бэкхён. — И что тебя тревожит. Мы не так много раз это делали… Так что в следующий раз справимся лучше. И, по крайней мере, теперь ты знаешь, что будет, если ты промолчишь. — Это угроза? — Ага, — серьёзно говорит Бэкхён. — Справедливо, — без препираний соглашается Чанёль. — Кстати, а Бусик где? — Бэкхён вспоминает вдруг, что заводил собаку. — У него же новые друзья теперь. Родители не нужны больше. — Ясно. — Подростки, — вздыхает Чанёль. — А очки мои где?.. — В машине ты уже был без них. — Значит, в машине… Сменив штаны на шорты и скинув тёплые кофты, они потихоньку выбираются на свет божий. Бэкхён хочет попить не отвратительно тёплую воду, помыться в душе и нормально почистить зубы, но когда они вылезает из палатки — там такой воздух и утреннее ещё не палящее солнце, что ради такого можно не выспаться и даже грязным походить. — Ну какова красота, — встречает их хитрым взглядом Сэхун, всё-таки заметив засос. — И когда умудрились только. Бусик реагирует с задержкой в секунду, но радостно бежит встречать, мотая ушами. — И тебе доброе утро, — Чанёль берёт его на руки и делает своё самое простое лицо, прикидываясь дурачком. — Комары лютые здесь, меня всего искусали. Вас нет? — Да, меня тоже подъедают, — наивно отзывается Чондэ. — Вы помирились? — осторожно уточняет Чунмён. — Да мы… — Чанёль запинается, понимая, что они забыли придумать, какая у них легенда на этот раз, — и не ссорились. — Если это не ссора… то что тогда вообще происходит, когда вы ссоритесь? — не понимает Минсок. — Поссорились — это, наверное, только когда до крови, — остроумно выдаёт Сэхун, — а как вчера — это так, небольшое недопонимание. Со всеми бывает. — Пиздец разборки у вас, конечно… — Чанёль, кажется, вообще впервые за пять лет слышит, как матерится Чунмён. — Ничего, зато секс жарче будет, — опять вставляет Сэхун. — Все поели уже, вы последние, — сообщает Чунмён, тактично подводя черту под обсуждением вчерашнего и закрывая тему. — Накладывайте себе сами. Без добавки и десерта, тут уж извините, я и это еле отбил. — Спасибо, хён, — искренне благодарит Чанёль и направляется уже было к еде, но чувствует, что Бэкхён не идёт за ним, оставшись стоять на месте. Рассказывать о своём диагнозе, едва ваши отношения переваливают за уровень «привет-как дела» — это как самолично расписаться в том, что диагноз твоя главная самоидентичность. Бэкхён не хотел этого делать, но нет смысла пытаться скрывать дальше. Они уже и так всё видели. По-любому уже даже обсудили между собой. Какая будет реакция — страшно даже представить. Нет ведь абсолютно ничего страшного в том, чтобы рассказать друзьям, что у тебя обострилась тревожность или депрессия. Усталость, апатия, неуверенность — такое люди могут понять. Могут понять и посочувствовать, потому что и сами сталкивались с этим в какой-то момент жизни. Но много ли тех, кто сможет посочувствовать тому, кто бесконечно параноит, саботирует отношения, расшатывает психику и в любой непонятной ситуации имеет только две стратегии решения проблемы — игнор либо суицид? — Мне очень жаль, что вы всё это вчера увидели… — мямлит Бэкхён. — Но мне правда всё тяжелее продолжать скрывать то, что на самом деле происходит… Моё поведение это в любом случае не оправдывает, но факт в том, что у меня диагностировано психическое расстройство. И мы с Чанёлем не ссорились вчера, просто… иногда такое случается. — Вау, никогда не думал, что увижу настоящего психа, — восхищённо вздыхает Чонин. Все осуждающе оборачиваются на него. — Что? Я с детства обожаю тру-крайм и сериалы про психов, — не капли не смущается он. — А ты уже думал над тем, чтобы расчленить кого-нибудь? — Нет, не думал… — запоздало, но все же отвечает Бэкхён, едва заставляя себя не жмуриться от страха. — А воображаемый друг у тебя есть? — Чонин! — шикают на него. Парадоксально, но социально неловкие люди разряжают атмосферу лучше всех. — Ну что? Когда я ещё встречу настоящего психа? Да я всю жизнь об этом мечтал! Дружить с психом — это же… — Да не псих я! — перебивает Бэкхён, неожиданно даже сам для себя. — В смысле не такой… — А язык животных ты понимаешь? — Что? Нет… — А что ты тогда умеешь? — заинтересовывается и Минсок. — Не знаю, ну… один раз я слышал голоса? — И что они тебе говорили? — Что в день, когда Красный Глаз будет повержен и Двенадцать Сил воссоединятся — откроется Новый Мир? — Ахринеть, — с восторгом ловит каждое его слово Чонин. — Слушай, — заговорщически берёт он хёна под руку, — я вот когда засыпаю… короче, мне иногда кажется, что я… — Так, всё, — влезает между ними Чанёль, забирая Бэкхёна обратно себе. — Капец, у нас что, в стране нормальные геи закончились или что?.. Как страшно жить, — разговаривает Сэхун сам с собой. Его больше потрясло осознание, что с корейцами у него тоже так ни разу и не сложилось, чем тот факт, что у Бэкхён-хёна там там какая-то болячка. — Да ладно, это же было так ожидаемо, — фыркает Чондэ. — Я Чанёлю ещё в школе говорил, нахрена тебе эта музыка? Сидел бы сейчас себе в офисе и таблички в Экселе заполнял за оклад. Нет, надо чтоб всё не как у людей… — Просто выбирая между одобрением общества и быть счастливым, он выбрал второе, — изрекает Минсок наполовину в шутку, наполовину серьёзно. — Согласись, Бэкхён и самый симпатичный из всех, кто был, — задаёт Чондэ новый виток разговору. — И самый нормальный, что самое смешное, — поддерживает Минсок, соглашаясь. — Обязательно сейчас это обсуждать? — пытается прикрыть лавочку Чанёль, но этот поезд уже не остановить. — Значит ли это, что все остальные были шизофрениками и серийными убийцами?.. — присоединяется и Чонин. — А помните того додика, от которого пахло старым шкафом? — Да! — азартно вспоминает Чондэ. — Я ещё тогда вам всем сказал — это запах мёртвой бабки. Я знал! — А что, если он убил свою бабушку, чтобы вступить в наследство и забрать её квартиру, а труп её спрятал в этой же квартире в шкафу, — ахает Минсок от собственной догадки. Ну всё, этот поезд уже не остановить. С него теперь можно только сойти. — Пошли есть, — тянет Чанёль за собой застывшего в растерянности Бэкхёна. — Я хотел… дослушать сплетни про твоих бывших. Не растерялся он. Просто развесил уши. — Я тебе потом сам расскажу. От первого лица. — Хорошо. А чем пахнет старый шкаф? Мне теперь интересно. — Ну… старым шкафом. Как будто кто-то сдох в старом ковре и немного разложился. — И от него реально так пахло? — Это была даже не единственная его проблема… Можно ли теперь считать, что ребята отреагировали нормально? Похоже, никто не собирается к Бэкхёну относиться хуже. Но как-то странно это всё… Не такой реакции он ждал. Невыспавшийся Лухань сидит в одиночестве за столом и сонно елозит ложкой по тарелке. Протягивает руку к подошедшему Сэхуну, чтобы тот дал ему хлебнуть крепкого кофе из своей кружки. — А вы где полночи шарахались? — спрашивает у них Чанёль. — В палатке у Кёнсу, где… — лениво огрызается Сэхун. — Какого хрена, вы не предупредили, что храпите? — Кто? — Чанёль удивляется абсолютно искренне. — Не знаю, кто-то из вас! — Бэкхён храпел, — выдвигает обвинения Лухань, сверкая красноречивыми синяками под глазами. — Я реально храплю? — Бэкхён сочувственно смотрит на Чанёля, не понимая, почему тот раньше ему не сказал. — Я вообще первый раз об этом слышу. — Да понятно всё с вами… — машет на них рукой Сэхун. — Похоже, любовь не только слепа, но ещё и глуха… — заканчивает за него Лухань. У Чанёля и правда хороший сон. Он как засыпает — так и дрыхнет как сурок, что ни один будильник не может поднять раньше одиннадцати. Только сегодня раз проснулся с непривычки на новом месте. Бэкхён ни от кого не слышал раньше, что храпит, так что скорее всего это последствие операции. Хирург предупреждал, что на полное восстановление уйдёт не один месяц и окончательный результат можно будет увидеть только через год, когда полностью спадёт отёк. Осложнений после операции никаких не возникло, и Бэкхён через пару месяцев уже забыл о своей заново собранной переносице, но процесс заживления, похоже, всё ещё продолжался и не давал ему полноценно дышать ночью. — Одни проблемы от нас… — вздыхает Бэкхён. — Забей, — успокаивает его Чанёль, крадя с тарелки виноград и засовывая сразу несколько штук в рот. — Мы за черешней едем? Я не хочу опять эту рисовую кашу. — А что хочешь? — Бэкхён просто не собирался ехать в магазин ради одного себя. — Я всегда найду, чего бы вкусненького мне сожрать. — Собирайся тогда, поехали, — командует Бэкхён. — Заодно дырку мне подержишь. — Мне только в удовольствие, ты же знаешь. — Я про разбитое окно. — А, — делает Чанёль удивлённый вид, будто действительно подумал не про то. Дырка в итоге оказывается совсем не дыркой. Это как минимум дырень. Пробоина. Бэкхён смотрит на неё, подойдя к машине, а та зияет на него чернотой в ответ. Он туда голову может спокойно просунуть, и даже ещё место останется. — Моего члена хватит, как думаешь? — встаёт рядом Чанёль, задевая локтем. — Мне кажется, маловата дырочка. — Ну если в спокойном состоянии… Слушай, может на скотч? — Неси, — одобряет Бэкхён.