Пустошь

Солнце уже скрылось за горизонтом, и темнота постепенно поглощала собой сумрачную серость. Бакуго ехал впереди, иногда поводя головой в разные стороны. Искал подходящее место для ночлега. Чёрный размахивал хвостом, отгоняя назойливых мошек. Киришима широко зевнул, хрустнул шеей. После целого дня, проведенного в седле болело абсолютно все тело. Ягодиц же он уже вообще не чувствовал. Мерный стук копыт убаюкивал, и Эйджиро всерьез опасался ненароком задремать и свалиться с коня. Бакуго направил Чёрного к росшим на обочине большака кустам орешника. Вокруг простиралась пустынная местность с редкими чахлыми деревцами. Поэтому идея заночевать подле орешника была вполне сносной. До Дебрей было ещё далеко. Темные иголки-линии деревьев леса виднелись зубчатой стеной на горизонте. Киришима слез с Лакса и облегченно застонал. Потирая поясницу, Эйджиро с завистью посмотрел на Кацуки. Тот легко спрыгнул с Чёрного, погладил мерина по шее. – Разожги костер. В этой местности ночи холодные. Эйджиро утвердительно промычал в ответ. Пока он ломал сухие ветки кустарника, Бакуго быстро стреножил коней. Где-то в поле стрекотали кузнечики. Эйджиро подставил лицо прохладному ветру, слабо улыбнулся. Ножны с мечом приятно оттягивали пояс, ломота в мышцах постепенно уходила на второй план. Горько пахло сухими травами. – У тебя руки из жопы растут что ли, а!? – раздраженно рыкнул Бакуго. – Прости, сейчас, – примирительно забормотал Киришима и принялся раздувать пламя. Когда костерок разгорелся, Кацуки устало плюхнулся на землю, вытянул ноги. Все что они могли позволить себе на ужин – это пару кусков солонины да воду из фляги. Но после целого дня пути эта нехитрая еда показалась Эйджиро просто божественной. Он откусил немного солонины, медленно пососал, растягивая вкус, и только потом проглотил. – Бакуго. – Хм? Киришима запрокинул голову, посмотрел на звездное небо, собираясь с мыслями. – Тога говорила, что вы вместе учились в Крепости. Я не знаю, что это за место, но.. – сбивчиво начал Киришима. – Крепость, – Кацуки поддался вперед. Отсветы пламени оранжевыми мазками легли на его щеки и лоб, отразились в безучастных слепых глазах, – это школа, университет, академия – называй как душе угодно – для колдунов и колдуний. – Так ты колдун!? Как круто! – восторженно воскликнул Киришима и ближе наклонился к Бакуго, чуть ли не ткнувшись ему носом в щеку. – Но я никогда не видел, как ты творишь чудеса... – Я не использую магию без крайней необходимости. Теперь не использую, – Бакуго свел брови к переносице. – Что ещё успела рассказать тебе Тога? – Она... – Эйджиро потер ладонями колени, шумно сглотнул, – Больше ничего. – Врешь, – отрезал Кацуки. Его голос звучал спокойно, но Эйджиро видел вздувшуюся пульсирующую венку на его шее. – Она должна была сказать тебе, что я всего навсего убийца. – Нет! Ничего подобного! – Эйджиро смущенно замолчал, нервно переплел пальцы. – Тога говорила, что ты поспособствовал смерти какого-то мальчика. Но ты не мог... – Мог, – резко перебил Кацуки. – Я не убивал его своими собственными руками, но каждое мое действие, каждое мое слово привели к смерти Мидории Изуку. Эйджиро, ты совсем меня не знаешь. И хорошо что не знаешь... – Я просто уверен, что ты взвалил себе на плечи не свою вину. Да, ты прав, я мало что знаю о тебе, но ты не бросил меня на верную смерть. Спас от того чудовища, не оставил в первой попавшейся таверне. Позволил следовать за собой. Подарил меч, чтобы я не был беззащитен... Кацуки смежил веки. Слегка приподнял уголки губ в едва заметном подобии на улыбку. – Ложись спать. Я хочу добраться до Дебрей до наступления сумерек, поэтому отправимся в путь с рассвета. – А ты? – Я разбужу тебя, когда устану. Эйджиро лег на землю, поплотнее закутавшись в походной плащ. Подложил руку под голову. Кацуки сидел не шевелясь, как каменное изваяние, отвернув лицо от костра. Усталость брала свое, погружая в сон. Может быть, когда они доберутся до храма Кумо, Бакуго расскажет ему немного больше о себе. Кацуки подставил лицо ветру, шумно втянул носом воздух. Пахло сухими травами, пылью, мелким полевым зверьем. Звуки тоже не предвещали беды. Было тихо и спокойно. Бакуго передернул плечами. До утра ещё далеко. Через большак, пыхтя, пробежал ёж. Бакуго до боли сжал кулаки. Звуки и запахи складывались перед ним в идеально четкую картинку. Благодаря слуху и обонянию он был сильнее многих воинов, мог сражаться с тварями почти на равных, но ни что не могло заменить ему зрения. Он понимал и принимал то, что это было его жертвой за чужую жизнь. Но отнять желание снова видеть у него не могло ничто. Кацуки, шаркая, шел по коридорам Крепости. После урока боевой магии кожу ладоней немного пощипывало. Бакуго до боли сжал челюсти, скрипнул зубами. Какого дьявола! Неужели он не заслужил от профессора Яги даже самой скромной похвалы!? Ему едва исполнилось четырнадцать, а он уже в совершенстве владел магией взрыва! Кацуки не нужно было произносить магическую формулу, чертить руны или пить эликсиры. Заклинание взрыва словно бы было частью его самого. Он мог контролировать силу, размер и направленность взрыва. Но профессор Яги не удостаивал его даже ободряющим жестом. Куда уж ему до Мидории, с которым профессор Яги носился как курица с яйцом. Бакуго раздраженно пнул мраморный постамент: стоявший на нем бюст волшебника с длинным крючковатым носом опасно зашатался. Тошинори Яги был сильнейшим магом их времени. Быть его практикантами мечтали многие чародеи и чародейки, однако, Тошинори Яги никого не брал себе в ученики. Кроме Мидории Изуку. Абсолютно бесталанного мальчишки, с практически нулевыми способностями к магии. Единственное заклинание, которые было подвластно Мидории было Ударом. Магия, которая позволяла накапливать в руках или ногах энергию природы. Удар, подпитанный природной энергией, мог принести поистине огромные разрушения. Абсолютно примитивное заклинание. Грубое и простое. Заклинание, которое не получалось у Бакуго Кацуки. Он столько времени посвящал тренировкам. Проводил часы в библиотеке, изучая теоретическую часть магических наук. Доводил свое тело и магию буквально до изнеможения. Но сильнейший волшебник современности предпочитал ему бесталанного Мидорию Изуку. Бакуго до крови прикусил внутреннюю сторону щеки. На языке застыл солоноватый привкус крови. Он все равно станет самым сильным, самым лучшим. И плевать ему на благосклонность профессора Яги. Кацуки пинком открыл дверь в аудиторию практических заклятий. Косые лучи закатного солнца освещали сгорбившуюся за партой фигурку. Изуку откинул со лба кучерявые зеленые волосы, мягко улыбнулся: – Кацуки, ты тоже пришел позаниматься? Ты сегодня так славно поработал на практическом занятии! – Заткнись! – прошипел Кацуки, нервно сжимая и разжимая кулаки. – Я не нуждаюсь в твоем чертовом одобрении. На парте перед Изуку лежала пухлая, исписанная мелким почерком, тетрадь. Ладони и манжеты рубашки Мидории были заляпаны темно-синими кляксами чернил. Бакуго сощурил глаза, вразвалку подошел к Мидории. С отвращением, словно бы прикасался к дохлятине, выдернул из-под носа Мидории тетрадь. – Это что ещё за хреновина!? Старатель – маг огня... Сильные стороны... Слабые стороны... Что, делаешь себе записки, – с издевкой протянул Кацуки, – на будущее? – Да, – Изуку смущенно потер заднюю сторону шеи, – когда-нибудь, надеюсь, я буду работать плечом к плечу с этими великими магами и... – Ты!? – Кацуки рассмеялся отрывистым лающим смехом. Из кончиков его пальцев потянулись тонкие струйки дыма. – С такими жалкими ничтожными способностями к магии!? Единственное на что ты был и будешь способен – это выгребать дерьмо в конюшнях – Зачем ты так, Кацуки? – Изуку зажмурился, помотал головой. – У меня нет такого таланта как у тебя, но я правда-правда стараюсь. Профессор Яги говорит, что я делаю заметные успехи... В аудитории раздался хлопок взрыва. Тетрадь Мидории вспыхнула в руках Бакуго. Изуку подскочил, протянул руку к тетради. – Кацуки, пожалуйста, не надо. Бакуго отступил назад, растянул губы в широкой улыбке больше похожей на оскал. Прозвучал ещё один взрыв. Тетрадь скукожилась, почернела. Бакуго небрежно отбросил в сторону обугленные остатки тетради. – Что забыло в Крепости такое ничтожество как ты, Мидория Изуку!? Может быть надеешься, как и профессор Яги, вернуться из глубин Пустоши с головой химеры? Ну-ну, попробуй... Может тогда тебя и признает кто-нибудь из магической элиты. Киришима широко зевнул, недовольно заворочался. Бакуго сильнее потряс его за плечо, что-то едва слышно прошептал. Эйджиро с трудом разлепил глаза, сонно заморгал. – Что... – Тихо! – Бакуго зажал ему рот ладонью, сбивчиво зашептал на ухо. – Вставай и собирайся. Быстро и тихо. Кацуки хмурился, нервно поводил головой в разные стороны, прислушиваясь. Правой рукой он крепко сжимал эфес меча. – Что происходит? – с трудом отведя ладонь Кацуки от своего лица, прошептал Киришима, начиная нервно оглядываться по сторонам. Было ещё темно. Рассвет брезжил на горизонте тонкой персиково-розовой полосой. Придорожная трава утопала в росе. – Звуки... Нехорошие звуки. Очень, – отрывисто прошептал Бакуго. Между его бровей залегла глубокая вертикальная морщинка. Напряжение, которое исходило от Кацуки, казалось осязаемым. Они в спешке оседлали коней. Бакуго сразу же пустил Чёрного в галоп, жестом приказав Киришиме не отставать. Эйджиро прижался к шее Лакса, ветер засвистел в ушах. Чёрный шел вровень. Иногда Бакуго приподнимал голову, прислушивался, хмурился и все сильнее подгонял мерина ударами пяток. Земля комьями летела из-под конских копыт. Бока Лакса ходили ходуном. Чёрный шел ровно и быстро, но лошадка Киришимы не была приспособлена к такому темпу. Старый жеребец всю свою жизнь таскал телеги торговца, и беспрерывный галоп выбивал его из сил. Хлопья пены падали с пасти Лакса. Конь начал хрипеть, и Киришима понял, что может просто до смерти загнать своего жеребца. Эйджиро придержал Лакса, позволил жеребцу идти чуть медленнее. Чёрный тут же вырвался вперед. Небо уже успело покрыться нежной розоватой дымкой рассвета. Киришиме показалось, что он услышал тихое шипение. Звук исчез почти мгновенно, и Эйджиро качнул головой: наверное, показалось. Бакуго резко остановил Чёрного, развернулся в седле, громко закричал: – Подгони своего коня! Быстрее, мать твою! Эйджиро ударил Лакса пятками. Что-то в голосе Бакуго заставило Киришиму напрячься. Он не знал от кого или от чего они убегали, но это нечто явно было слишком сильным и опасным. Снова раздалось шипение. На этот раз громче, ближе... Мягко зашуршала трава под чьим-то большим и тяжелым телом. Лакс заржал, встал на дыбы. Киришима изо всех сил вцепился в конскую шею. Боковым зрением Эйджиро уловил что-то покрытое коричневой, блестящей в утренних лучах чешуей. В следующий миг сильный удар вышиб его из седла. Эйджиро кубарем покатился по земле. Небо и трава перемешались, смазались в одно пятно. Дышать было тяжело. Ребра нещадно ныли. При каждом вдохе колющая боль отдавалась куда-то в грудную клетку. Киришима с трудом приподнялся на дрожащих руках. Кровь заливала глаза, на зубах скрипели мелкие камушки и земля. С трудом протерев тыльной стороной ладони глаза, Эйджиро надсадно закашлял, отхаркнул слюну, перемешанную с кровью и землей. Лакс лежал на боку, вытянув шею и чуть дергая задними ногами. Из разорванного конского брюха на землю вывались кишки: кровавые, осклизлые, ещё исходящие паром в утренней прохладе. Конь в последний раз дернул ногами и затих. Снова послышалось шипение. В нескольких метрах от изувеченного конского трупа свивала кольца огромная коричневая змея. Вместо хвоста у гадины была вторая голова: ромбовидная с рогатыми наростами на лбу. Змея оскалила пасти, зашипела. Её клыки были длиннее меча Эйджиро. Кацуки метнулся к змее, подпрыгнув, оказался между её лоснящихся на солнце колец. Тварь завертела головами, её шипение не смолкало ни на секунду. Бакуго снова подпрыгнул, уходя от удара. Природный запах рептилий всегда был блеклым, практически незаметным. Поэтому сражаться он мог, полагаясь, только на свой слух. А змеиное шипение только мешало сосредоточиться. Скользящим движением Кацуки рубанул змею вдоль бока, чудом избежав её острых как сабли клыков. Гадина двигалась быстро, нанося молниеносные удары обеими своими головами. Уворачиваясь от её атак, Бакуго удалось несколько раз полоснуть змею по брюху. Но он смог задеть её только самым кончиком меча, не причинив серьезных повреждений. Двигаться было тяжело. Ноги, казалось, были налиты свинцом. Целый день в пути, почти бессонная ночь и отсутствие нормального ужина сделали свое дело. Кацуки помнил наставления Хакаматы, контролировал свое дыхание, не позволял себе нарушить ритм. Но когда ты сражаешься с противником, имеющим две головы, не потерять ритм было чертовски сложно. Вдох-выдох. Уйти от удара одной головы, плавно поднырнуть под вторую, пытаясь достать мечом до глотки. Снова увернуться от змеиных клыков, ударить из-под низу, снова промахиваясь. Киришима с трудом поднялся на ноги. Кацуки двигался как-то скованно, не так легко как при битве со скорпионохвосткой. Он едва успевал уворачиваться от атак змеи. Эйджиро достал меч из ножен и, прихрамывая, направился к змее. Он не мог больше отсиживаться в стороне как последний трус. – Эйджиро! – Бакуго оступился, потерял ритм, чудом избежав укуса. – Уходи отсюда, немедленно! Слышишь!? Киришима упрямо поджал губы, мотнул головой и изо всех сил вонзил меч в тело змеи. Гадина заверещала, изогнулась дугой. Этого хватило, чтобы Кацуки одним быстрым движением отсек одну из змеиных голов. Вот только вторая ещё была жива и смертоносна. Тварь широко раскрыла пасть, зашипела. Янтарно-желтые глаза змеи горели огнем. Киришима попытался отпрыгнуть назад, чтобы уйти от удара, но ушибленная нога предательски подвернулась. Эйджиро упал на спину, больно ударившись затылком. Кацуки слышал шипение, слышал звуки рассекаемого воздуха. Он не сможет, не успеет... Заклинание, которое он поклялся никогда больше не использовать. Заклинание, которое привело к смерти Мидории Изуку, только оно могло... Бакуго сжал зубы. Его ладони обдало давно забытым теплом. Используя взрыв для ускорения, Кацуки мгновенно оказался в буквально в паре миллиметров от змеиной пасти, тут же формируя новый взрыв. Громыхнуло. Змея завалилась набок, пару раз конвульсивно дернувшись. Из раскроенного взрывом черепа на землю медленно вытекала кровь вперемешку с мозговой жидкостью. Киришима медленно поднялся на ноги, сжал пальцами плечи Кацуки, чтобы не упасть. От ладоней последнего исходили едва заметные струйки дыма. Бакуго вдруг крепко обнял Эйджиро, вплел пальцы в его красные, перепачканные в крови и грязи, волосы. Рвано выдохнул ему куда-то в щеку. – Успел. Эйджиро прильнул в ответ, не обращая внимания на ноющие ребра. Бакуго мягкими круговыми движениями погладил его поясницу. После гибели Изуку в Пустоши, он поклялся себе никогда больше не использовать заклинание взрыва. Но сегодня нарушил данную себе клятву. Нарушил, чтобы спасти чужую жизнь. Ценную для него жизнь. Они должны как можно быстрее добраться до храма Кумо, чтобы он смог провести обряд Фетиды. Только после этого обряда Киришима будет защищен от клыков и когтей тварей Пустоши. Бакуго едва слышно прошептал магическую формулу заклинания поиска и призыва. Уже дважды за это утро он творил магию, но без Чёрного далеко им не уйти, тем более учитывая травмы Эйджиро. А Чёрный, испугавшийся амфисбены, убежал куда-то в поля.