***
Киришима застонал, с трудом приподнимаясь на постели. Голова раскалывалась от боли, во рту было сухо и стоял гадкий кислый привкус. Прижав ладонь ко лбу, Эйджиро попытался встать с кровати: к горлу тут же подкатила тошнота, виски пронзило болью. — Чёрт… — Проснулся наконец. Киришима резко повернул голову на звук голоса Бакуго и тут же глубоко об этом пожалел. По голове, казалось, били невидимым молотом. Кацуки стоял у окна, заложив руки за спину. Лучи утреннего солнца мягко касались его лица и волос. Бакуго повернулся в его сторону. Теперь Эйджиро мог видеть его глаза, казавшиеся безучастными и холодными под белой поволокой слепоты. Киришима поежился, прижал кулаки к покрасневшим щекам. Воспоминания о прошлом вечере крутились в голове как назойливые мухи. — Я… вчера… — Киришима тяжело сглотнул и снова поежился. Подходящие слова никак не приходили в голову. Как он мог оправдать себя? Что мог сказать, чтобы Кацуки не прогнал его? — Мой тебе совет, — хрипло произнес Кацуки, — если натворил что-нибудь по-пьяни, за что потом стыдно или неловко, то и вали все на то, что алкоголь память отшиб. — Да… то есть, — Эйджиро тяжело вздохнул, — извини. Я понимаю, что тебе было неприятно, но… — Киришима, — прервал его слабое бормотание Бакуго, — если бы мне было неприятно, я бы просто сломал тебе пару ребер, а не трогал в ответ. — Кацуки усмехнулся, уловив удивленный вздох Киришимы и звук его ускорившегося сердцебиения. — В стакане — снадобье от похмелья. Выпей и собирайся. Мне нужно решить один вопрос с Тогой, а потом я буду ждать тебя во дворе. Ясно? — Да! — воскликнул Киришима и улыбнулся. Возможно ему показалось, но Эйджиро мог бы поклясться, что увидел, как губы Бакуго тронула легкая ответная улыбка.***
Узкая и крутая винтовая лестница вела в подземелье башни. Кацуки спускался медленно, придерживаясь за стены: не хватало ещё сверзиться и сломать себе шею. Преодолев последние ступени, Бакуго поморщился. Здесь аромат клубники и вишни уже практически не перебивал металлический запах крови. Грубо сколоченная деревянная дверь громко заскрипела, оповещая хозяйку башни о госте. У самого входа тянулись ряды одинаковых шкафов, заполненных ингредиентами для зелий и снадобий и банками с кровью. Круглый стол в центре залы был заставлен колбами, ретортами и перегонными кубами всевозможных размеров. У дальней стены находился широкий и длинный железный поддон с приподнятыми загнутыми краями и сливным отверстием. Возле поддона, на клеенчатой скатерти, были разложены ножи, мачете и топоры. Тога возилась у стола, сцеживая яд горгоны в пузатый флакончик. Её волосы были собраны в тугой узел на затылке, белое, едва достающее до колен платье, перепачкано кровью: — Кацуки! — колдунья небрежно отставила флакончик и обернулась. На её губах расцвела широкая улыбка. — Твоя лаборатория, прости, конечно, место мерзкое. Спасибо, хоть сегодня здесь нет трупов, — Бакуго поморщился и демонстративно зажал нос пальцами. — Неужели захотел поболтать со мной на дорожку, хм? — Тога уперла руку в бедро и хихикнула. — Плату за горгону ты получил. Мог бы и уйти не попрощавшись, как ты и любишь. — Мог бы, — Бакуго пожал плечами, — но у меня появилась ещё одна просьба. Мне нужны глаза со змеиных голов горгоны. Хватит и одной пары. — Забирай, они мне ни к чему, — Тога прищурилась. — Ты хочешь провести обряд Фетиды, это понятно. Но неужели ты так беспокоишься об этом мальчишке? Он же просто человек. Бакуго промолчал. Тога стиснула зубы, но посторонилась, давая Кацуки подойти к столу. Нащупав пальцами скальпель, Бакуго аккуратно выковырял несколько пар глаз из змеиных голов. Маленькие зеленоватые шарики Бакуго бережно сложил в мешочек и спрятал за пазухой. — Постой, — Тога сжала пальцами предплечье Кацуки, — просто ответь мне: зачем проводить такой сложный обряд ради какого-то человека? Даже не колдуна? Он нам не ровня, Кацуки, ты должен это понимать. — Тога, будь добра, заткнись, — прошипел Бакуго, отдергивая руку. Тога прижала ладонь к быстро вздымающийся груди, сжатые в тонкую линию губы побелели. — Я прекрасно знаю, что ты уцепился за этого мальчишку, чтобы искупить свою вину. Хочешь взять ответственность за спасенную тобой жизнь, если уж не смог спасти Изуку в Пустоши. — Заткнись, — Бакуго до скрипа сжал зубы. Тога подошла к нему практически в плотную. Кацуки слышал как быстро и разозлено бьется её сердце. Чувствовал за запахом духов и крови обиду: горькую и колючую. — Почему ты так со мной? Я всегда была на твоей стороне, действовала для твоего же блага, но ты сам все испортил! Мидория мертв, ну и дьявол бы его побрал! Прекрати терзать себя, губить свой талант к магии. Ты должен вернуться в Крепость. Ты и так заплатил слишком высокую цену, — голос Тоги надломился. Она мягким и нежным прикосновением погладила кожу под нижним веком Бакуго. Кацуки дернул головой. — Я не собираюсь твердить тебе одно и тоже, Тога. Я убил Изуку. Все равно что убил... Если бы не я, он бы не оказался в Пустоши в ту ночь, — Кацуки отступил назад, но Тога последовала за ним. — Я уже говорила тебе, что ты ошибаешься. Хочешь взвалить на себя крест великомученика!? Не занимайся ерундой. Кому какое дело до смерти Мидории Изуку? Он бы никогда не стал колдуном. Бесталанный обыкновенный человек, — последнее слово Тога буквально выплюнула и крепко сжала пальцами рубаху на груди Кацуки. — Такой же человек как и ты, Тога, — сказал Бакуго и с силой разжал пальцы Тоги. Колдунья сдавленно пискнула от боли. — Ты несешь какой-то бред, Кацуки. Тебе просто нужно вернуться в Крепость и выкинуть эти идиотские мысли из головы. И избавиться от этого мальчишки, которого ты таскаешь за собой как балласт. — Прекрати истерику, Тога. Но ты, наверняка, уже поняла, почему я позволил Киришиме путешествовать вместе со мной. Да, ты была права, я не могу бросить человека, которого спас от неминуемой гибели. Но есть и ещё одна причина. Ты ведь знаешь, да? — Бакуго буквально шипел от злости, всеми силами сдерживая свою магию. Тога раздражала. Хотелось разнести всю её башню серией мощных взрывов. Тога закрыла глаза, шумно дыша: — Хочешь губить свою жизнь дальше? Ну и пожалуйста! Зачем я только… столько времени… — Тога вдруг всхлипнула. Руки колдуньи мелко подрагивали. — Я не вижу причины извиняться перед тобой. Ты все прекрасно знала, но строила иллюзии. Бакуго направился к выходу. Он хотел как можно скорее вздохнуть свежего воздуха. — Постой! — Тога крепко сжала пальцами полы плаща Кацуки. — Я никогда не строила иллюзий на твой счет. Я все прекрасно понимаю. Но пойми и ты меня в конце концов. Просто выслушай, — Тога облизала пересохшие губы. — Пожалуйста. Бакуго чуть повернул голову, свел брови к переносице. Пульс Тоги участился. Колдунья была взволнована и раздражена. Она сделала пару медленных вдохов и выдохов, успокаиваясь: — Мне нужно подлить яд горгоны в питье дочери местного барона. Маленькая баронесочка бездумно раздвинула ноги перед солдатом и понесла от него. А барон уже давно договорился о её браке с начальником княжеской конницы, который приходится кузеном княгине Мусутафу. Представь, какой будет скандал и удар по чести рода, если барон подсунет в жены братцу княгини брюхатую дочурку. — И что ты хочешь от меня? — холодно спросил Кацуки. — Устроить переполох вокруг замка барона парочкой взрывов, возможно, пустить пламя в его вишневые сады, — Тога дернула плащ Бакуго, вынуждая его сделать шаг назад. Прильнув к спине Кацуки, Тога приподнялась на носочки, опалила его ухо своим дыханием. — Аристократия Мусутафу ни в коем случае не может допустить этого брака. На пожар в доме своей невесты тут же прискачет братец княгини и найдет свою ненаглядную всю в крови и с выкидышем. После той дозы яда, что я ей дам, баронесочка больше не сможет иметь детей, барон же попадет в немилость и больше никаким браком не сможет выровнять свое положение. Ты мне нужен, Кацуки. Одна я не справлюсь. Аристократия заплатит щедро… — Мне больше не нужны деньги, Тога. Этой суммы, — Бакуго ударил ладонью по мешочку с золотом, который был закреплен на его поясе, — вполне достаточно. А потом перестань действовать с такой помпой. Просто перережь горло барону и его дочке, и дело с концом. Мне пора идти, Тога, — Кацуки дернул плащ, вырывая ткань из хватки колдуньи — Да, могу, но я… наверное, люблю действовать с размахом, да, — Тога растянула дрожащие губы в улыбке. Бакуго покачал головой: — Прекрати врать, Тога. Звук твоего сердца, запах пота, все это выдает мне твою ложь. — Ясно, — Тога запрокинула голову, слабо хихикнула. — Даже если я скажу, что ты мне нужен, то ты ведь не останешься, верно? — Я перестал пользоваться магией без крайней необходимости, Тога, да и потом, ты ведь и так все прекрасно знаешь. А ведь снова наврала, что не строишь иллюзий. — грубо проговорил Бакуго. — По-крайней мере я пытаюсь. Ведь возможно, когда-нибудь мои иллюзии перестанут быть таковыми, — прошептала Тога, сжимая пальцами подол платья: ткань жалобно затрещала. — Тога, мне никогда не нравились девушки. Ты ведь знаешь. Ещё со времен Крепости. — Знаешь что? Пошел вон, — обессиленно выдохнула Тога, — и своего плешивого щенка с собой забери! Когда за Бакуго закрылась дверь, Тога зло зарычала и со всей силой вонзила скальпель в висок горгоны. Потом девушка сгорбилась, впилась ногтями в шею. И заплакала.***
Чёрный приветственно заржал и нетерпеливо ударил копытами, едва только увидев Бакуго. Киришима сразу же отметил, что парень выглядел весьма раздраженным: брови были сведены к переносице, губы сжаты в тонкую линию. Кацуки похлопал Чёрного по шее, проверил крепления подпруги. — Прости, если лезу не в свое дело, — осторожно начал Эйджиро, — но что-то случилось? — Ничего особенного, — оседлав коня, ответил Бакуго. Подъехав ближе, Кацуки сжал пальцами запястье Киришимы. Пегий конек, которого Эйджиро окрестил Лаксом, дернул головой и протяжно заржал: Чёрный потянул его зубами за гриву. Как и накануне они пересекли защитный барьер, окружавший башню Тоги. Киришима не смог сдержать облегченного вздоха. Эта колдунья пугала его, а её слова до сих пор раздавались в голове. — Чтобы тебе не натрындела вчера эта шельма — не обращай внимания. У Тоги всегда был гадкий характер, — правильно истолковав молчание Киришимы, сказал Бакуго. Киришима украдкой посмотрел на Кацуки. Значили ли его слова утром, что он отнюдь не против настолько близкого, щеки Эйджиро покраснели, общения? Парень помотал головой. Ведет себя как мельниковые дочки перед Иваном-Купалой, ей-богу. — Куда мы теперь едем? — Сначала мне нужно наведаться в одну лавку у Паучьих врат, а потом в храм Кумо. — Храм Кумо? Никогда не слышал, — наморщил лоб Эйджиро. — Храм находится в Северном лесу. Его ещё называют Дебрями, — пояснил Кацуки, натягивая капюшон чуть ли не до кончика носа. — В Дебрях?! — Киришиме не удалось сдержать дрожи в голосе. Все, от детей до стариков, прекрасно знали, что в Дебрях обитают всевозможные твари и чудища. Сунуться в этот проклятый лес означало подписать себе смертный приговор. — Не голоси, а? — Кацуки фыркнул. — Если тебе ещё не отшибло память, то ты должен помнить, что скорпионохвостка сожрала того торговца отнюдь не Дебрях. Бакуго свернул в узкий и темный переулок. Вонь здесь стояла почти такая же как на окраине города. Кацуки натянул поводья, замедлил шаг коня. Чёрный недовольно заржал и мотнул головой. — В древние косматые времена Пустошь практически всегда опускалась в Дебрях. Поэтому и пошли все эти байки и страшилки для детей о проклятом лесу. Но те времена давно канули в Лету, — объяснил Кацуки. — Пустошь уже давно кочует. И монстров можно встретить повсюду. — Пустошь? — Я не хочу вести лекцию. В храме Кумо прочтешь IV том энциклопедии Гринтиз и узнаешь, — Бакуго медленно почесал щеку. — Действительно, ты ведь из деревни. Откуда бы тебе слышать о Пустоши? Эйджиро сжал поводья и горько усмехнулся. Действительно, он просто неотёсанный деревенский мальчишка. Что он может вообще знать и понимать? Он читать-то научился только благодаря усердной пожилой жрице в храме неподалёку. Их учили читать, чтобы потом они могли возносить молитвы за хороший урожай. Не сдержав обиженного вздоха, Киришима прикусил внутреннюю сторону щеки. Кацуки, под недовольные ржание Чёрного, замедлил шаг коня и, поравнявшись с Эйджиро, круговым движением погладил его по бедру. — Прости, Эйджиро. Я не имел в виду, что ты глуп или что-то в этом роде, ясно? Щеки Киришимы покраснели. Он шумно сглотнул ставшую вязкой слюну. Прикосновение Бакуго, казалось, оставило на его коже пылающий отпечаток. — Д-да. Кацуки хмыкнул и пришпорил Чёрного. Эйджиро ещё издалека заметил двухэтажный дом из рубленного дерева. На ржавых цепях раскачивалась деревянная табличка с надписью «Лавка мэтра Торино». На крыльце сидел черноволосый босоногий мальчишка. Возле грязных ступней ребенка валялась метла. — Мэтр Торино на месте? — грубо спросил Кацуки. Мальчишка поднял свое чумазое лицо, сощурил глаза. — Агась, туточки он. Киришима и Бакуго спешились и подвели Лакса и Чёрного к коновязи. Мальчишка смотрел на них, почесывая голень. — Дяденьки, я за животинами присмотреть могу. А, дяденьки? Кацуки только хмыкнул и бросил ребенку серебряную монету. Мальчишка поймал монету на лету и щербато улыбнулся. Входная дверь лавки мэтра Торино противно заскрипела. Эйджиро заинтересовано огляделся. Они были в просторной комнате, погруженной в полумрак. В глубине помещения виднелись стеллажи с книгами и какими-то склянками и мешочками, которые были ограждены от них невысокой стойкой, на которой стояли латунные весы и счеты. В лавке пахло пылью и жареной рыбой. Киришима прошел чуть вперед: половицы скрипели под ногами. — Этот мэтр Торино твой знакомый? Как Тога? — спросил Эйджиро, разглядывая развешанные на стенах фазаньи перья. Бакуго вдруг застыл на месте, вытянувшись в струнку. Отставив правую ногу назад, Кацуки метнулся к нему, крепко обхватывая руками поперек груди. Прижав Киришиму к себе, Кацуки отпрыгнул в сторону. Эйджиро испугано вскрикнул. На том месте, где он стоял мгновение назад, в доски пола воткнулся железный трезубец. — Ты совсем из ума выжил, старый хрыч?! — заорал Бакуго, крепче прижимая Эйджиро к себе. Киришима прерывисто выдохнул, чувствуя своей спиной быстро вздымающуюся грудь Бакуго. Дыхание Кацуки шевелило волосы на затылке Эйджиро. Его бедра были прижаты к его. Эйджиро с трудом подавил готовый сорваться с губ стон. Сердце тяжело и быстро билось в груди. — Меры предосторожности. К полулюдям всегда относились худо, — откуда-то из темноты появился старик в бархатном желто-белом кафтане и с толстой деревянной клюкой. Он был чуть выше метра ростом и коренаст. На морщинистое как печеное яблоко лицо спадали седые пряди волос. Старик с легкостью вытащил из половиц трезубец и метнул его куда-то за стойку. — А ты, молокосос, научись следить за языком! Старик обошел их по кругу и огрел Бакуго клюкой по ногам. Кацуки зашипел и грязно выругался. Бакуго отстранился, выпуская Эйджиро из своих объятий. Киришима дрожащей рукой поправил одежду, не сдержав разочарованного вздоха, краем глаза ловя мелькнувшую на губах Бакуго ухмылку. — Торино, я нашел деньги. Оно у тебя? — У меня. Старик, опираясь на клюку, пролез под стойкой и скрылся между стеллажами. Киришима приблизился к Бакуго, чуть ли не прижимаясь к его плечу своим: — Полулюдям? Кацуки чуть наклонил голову. Киришима вздрогнул, когда горячее дыхание опалило его ухо: — Бабка Торино была карлицей. Вот её гены и сказались на росте нашего мэтра. Мэтр Торино чихнул и снова появился за стойкой. В руках у него был мешочек из чёрного бархата, туго перевязанный шнурком. Бакуго подошел к стойке и, забрав из рук Торино мешочек, взвесил его на ладони, поднес его носу. — Удостоверился? — саркастично проговорил старик, смотря на Бакуго из-под кустистых седых бровей. — Да. Бакуго отвязал от пояса мешок с деньгами и высыпал золотые монеты перед Торино. Мэтр, кряхтя, забрался на стул и принялся скрупулезно пересчитывать деньги. Бакуго же сел прямо на пол и, ослабив шнуровку на ботинке, спрятал мешочек за задник. — Здесь лишнее, — почесав подбородок, сказал Торино, кивком головы указывая на оставшуюся в стороне горстку монет. — Я в курсе, — поднимаясь на ноги и отряхивая штаны, ответил Кацуки. — Мне нужен меч. Желательно работы карлов. Мэтр Торино хмыкнул, сгреб все деньги в кассу. Спрыгнув со стула, старик снова исчез между стеллажами. — А что там? — подойдя к Кацуки, спросил Киришима, не сводя с ботинка Бакуго заинтересованного взгляда. – Расскажу, когда мы будем в храме Кумо. Мэтр Торино появился из стеллажей, таща что-то на спине. Кряхтя Торино тяжело опустил на стойку меч в кожаных ножнах, обернутых бобровой шкуркой. Довольно ухмыльнувшись, старик любовно погладил ножны. – Эйджиро, иди посмотри меч. Ты как-то говорил, что твой отец был кузнецом. Киришиму не нужно было просить дважды. В два шага приблизившись к стойке, он аккуратно вытащил меч из ножен. Рукоять меча была выполнена из дерева и обернута акульей кожей. На блестящей стали был выгравирован скалистый горный массив. Ладонь идеально легла на рукоять, и Киришима взмахнул мечом для пробы. Лезвие со свистом рассекло воздух. – Он идеален, – с восхищением проговорил Эйджиро, не сводя глаз с лезвия. – Он твой, – пожал плечами Бакуго. – Ч-что? – Эйджиро удивленно приоткрыл рот. – Но я не могу принять такой подарок. – Ещё как можешь, – Кацуки хмыкнул и, подойдя вплотную к затаившему дыхание Киришиме, умело закрепил ножны на его поясе. – В лесах и на большаках полно чудовищ и разбойников. Как ты собрался от них отбиваться? Швыряться шишками и камнями? – Спасибо, – дрожащим голосом прошептал Киришима и, убрав меч в ножны, обнял Бакуго. Кацуки довольно хмыкнул и мягко потрепал Эйджиро по волосам. Уже у выхода из лавки их нагнал хриплый голос мэтра Торино. – Кацуки, скоро Пустошь опустится на наши земли, – мэтр Торино постучал клюкой по ножке стула. – Смотри, не помри там, молокосос. – Постараюсь.