Союз искусства и разведки

Идти по лагерю беженцев было трудно. Мешала даже не хромота, хотя мысль о собственной увечности и необходимости пользоваться тростью до сих пор вызывала зубовный скрежет. Нет, дело было в скученности, хаотичности размещения палаток, грязи под ногами. Но Капп шёл. Он не для того потратил столько времени на поиски, чтобы сейчас, когда цель так близка, отступить. Услышал он её даже раньше, чем увидел: спокойный, ровный, мелодичный голос лился речитативом, рассказывая то ли сказку, то ли легенду. Даже сейчас, в бегах, посреди палаточного городка с минимумом комфорта, Юкко осталась верна себе. Она сидела на сухом клочке земли в окружении детей разных рас и возрастов, от совсем малышей до подростков. Сидела спиной к нему и, увлечённая повествованием, не услышала шагов. Но дети заметили: человеческий мальчишка лет семи или восьми потянул её за рукав платья, что-то говоря и указывая за спину. Юкко обернулась и замерла, не скрывая изумления. — Капп... Она не ждала, да и можно ли было ждать чего-то подобного? Это выглядело эгоистичным безумием: посреди войны, посреди кровавой катастрофы искать в нескончаемых потоках беженцев одну-единственную женщину. Или, наоборот, ничего разумнее и быть не могло: стоило лишь осознать, что война может навсегда отнять ее, чтобы стало ясно — этой потери он не вынесет. Тот же самый мальчишка снова дёрнул Юкко за рукав, выводя их обоих из оцепенения. — Ты о нём всё это время переживала, да? Чего сейчас-то ждёшь, иди уже к нему, он классный! Тишина расплескалась, как сорвавшаяся с листа капля: зависла, сорвалась и разлетелась брызгами во все стороны. По щекам Юкко полз румянец, она смотрела на ученика в немом ошеломлении, не скрывая всей гаммы нахлынувших эмоций. Капп тоже молчал, укладывая услышанное в голове. Они никогда не говорили о своих чувствах, не давали обязательств, ничего не обещали, но не лгали ли они таким образом себе и друг другу? Ведь именно к Юкко Капп возвращался раз за разом все эти годы, безоговорочно доверяя ей, а она всегда ждала, принимая его любым. Только рядом с ней он позволял себе полностью расслабиться в тишине, покое и безопасности. Интересно, как долго длилось бы их взаимное молчание, если бы не война, осознание возможной потери и один нахальный, не по годам наблюдательный мальчишка? Юкко отмерла, совладав с собой. — Камир, это невежливо: говорить о ком-то в его присутствии, словно его тут нет. — Да ладно, он военный, всё поймёт. Иди уже к нему. Про джедаев нам и потом можно рассказать, а вот его явно ненадолго отпустили. Какой проницательный ребёнок. Надо будет взять на заметку: при должной подготовке из него хороший разведчик получится. Юкко встала, отряхнув платье — добротное, шерстяное, пыль к нему почти не липла, только несколько сухих травинок в подоле застряло. Камир, несмотря на возраст, в компании был явным заводилой: остальные дети уже сгрудились вокруг него и с улыбками перешептывались, поглядывая в сторону своей наставницы и её гостя. Всего лишь пара быстрых, торопливых шагов, и Юкко оказалась рядом, припала головой к его плечу. Капп обнял её одной рукой, склонился, да так и замер, касаясь губами белых волос, от которых всё так же пахло цветами, родниковой водой и пряностями. Осознание возможной потери, всё это время словно обручем стягивавшее грудь, наконец-то начало отпускать. Юкко, тёплая, родная, была рядом, его счастье, его судьба. Сколько же времени они потеряли из-за взаимного молчания! «Больше ни дня!». Даже если они оба переживут войну, возраст всё равно убьёт его раньше, чем у неё появятся первые морщины: деваронцы редко доживают до девятого десятка, а для сефи и три столетия не предел. Во взгляде Юкко, поднятом к нему, плескалось бездонное море нежности и надежды. Она сморгнула, и слёзы градом покатились по щекам. — От облегчения... — Юкко попыталась стереть их тыльной стороной ладони. Хватит, успеется ей ещё о нём наплакаться. Капп сцеловал солёные капли. — О, бежим отсюда, это надолго, взрослые нежности начались... — Камир! — два возгласа слились в один, а рассмеялись потом все вместе. Мальчуган показал язык и озорно подмигнул. — Ну всё, с войны вернусь — в ученики возьму! — усмехнувшись, пообещал Капп. — Не порть мне ребёнка, по такому таланту голодрамы со времён Лорана плачут! — Юкко с напускной серьёзностью и смешинками в глазах слегка хлопнула его по руке. — Так можно же совместить... — Эй, а меня кто-нибудь спросил? Я, может, вообще кем-нибудь другим стать хочу! Смех зазвенел по лагерю, разбивая висящую вокруг атмосферу безнадёжности, тоски и усталости, горя, потерь и боли. На них оборачивались, и кто-то хмурился, а кто-то улыбался в ответ. Вонгам не победить: сдавшиеся не смеются, пока звучит смех — продолжается борьба, а значит, есть надежда. Капп кивнул собственным мыслям. Слишком пораженческим было настроение в обществе после падения Корусканта, слишком многие сдались, даже Совет, и такое стало восприниматься нормой. Тем радостнее было видеть обратное. — Ну запомни: ты обещал! — Камир с вызовом вскинул голову напоследок и унёсся вдаль, только пятки засверкали. — Больше причин выжить... — Капп хмыкнул. Юкко взяла его за руку и, как много лет назад, повела за собой. Их провожали взглядами — удивлёнными, радостными, неодобрительными, — перешёптыванием, нестройным гулом зарождающейся сплетни, но на что-то большее не решился никто. И это радовало: Капп не желал сейчас драться со своими же гражданскими. Ему бы только отдыха и покоя для себя и Юкко. Лежать головой на её коленях — шерсть платья под щекой, прикосновения пальцев к коже, — и просто молчать. Не для всего нужны слова. А потом медленно, чувственно и нежно любить её в тонкостенной палатке при неверном свете мерцающего ночника, выхватывающем то знакомое до последней чёрточки лицо, то отметины его шрамов; переплетение пальцев, смятый спальник, веточку с мелкими голубыми цветами, прижатую рейкой к тканевому потолку… Есть и то, что бывает красноречивее слов, нужно только уметь читать невысказанное. Потому Капп и не спросил, полетит ли Юкко с ним: слишком хорошо знал, что она не бросит своих учеников, так зачем оскорблять её подобным вопросом? Устроившись рядом, Юкко катала по его груди резной костяной шарик, рассматривая трещины и сколы: в том последнем бою на Иторе удар вонгского амфижезла пришёлся прямо по нему. — Прости, не сберёг я твой подарок... — Главное, он сберёг тебя... А подарок самого Каппа, карманный бластер, ночью покоился в изголовье, а днём носился в рукаве: покорной жертвой Юкко быть не собиралась. — Забери отсюда Камира, куда-нибудь, где безопасно... — А есть ли такое место сейчас? — Рядом с тобой. Ты сможешь его защитить. — Он не полетит без тебя, ты не оставишь остальных, да и что его родные скажут? — У него никого... ...Не полетел, в прогнозах Капп не ошибся. На войне взрослеют рано, взгляд из-под тёмной чёлки был выразительнее любых слов: Камир не собирался бежать и прятаться, и не желал, чтобы его считали ребёнком. Даже спрашивать не пришлось. Он ждал утром у палатки на камне, клюя носом. Увидев Каппа, встрепенулся, пытаясь прогнать сонливость; вышло плохо. — Я тут посторожил маленько... — зевок разорвал фразу. — Чтоб к вам не лез никто... — Спасибо... рядовой, — то ли в шутку, то ли всерьёз.— А теперь приказ: отдыхать! Мальчишка просиял, отдал честь и тут же покачнулся, резко вскочив. Ловкости и скорости реакции у Каппа даже после ранения хватило, чтобы его поймать. Он вообще спал сегодня? Чутьё подсказывало, что нет. — Слушай персональное задание: в моё отсутствие за ней присматриваешь ты, а для этого тебе необходимо самому быть в форме. Справишься? — Спрашиваешь! Вот что значит правильная мотивация: Камир тут же заполз спать в палатку. У самого Каппа тоже мотивация была не из худших: закончить эту войну поскорее, выжить и вернуться.