«Моё сердце разбито до крови, Но, а чувству так хочется жить. Ты же знаешь, любовь, умирая, Попросила себя не забыть. Каплей света на стёклах играя, Горечь боли вовек не запить. Каплей света, как тем, что осталось. Клевету от позора не смыть. Наше чувство о камень разбилось, Налетев на преграду обид. Ложь и сплетни. Обломки растерзаны. У любви нет ни шанса на жизнь. А убийце её безразлично. Его цель была — счастья лишить. Обесчещено! Опорочено! С грязью улиц смешалось всё в миг. Чувство с плотью из сердца вырвали. Кровь разлита, восставший убит. Чувство с болью из сердца вытекло. В страшных муках оставило мир.»
Уже второй раз Асока прибегла к поэзии, лишь в ней находя утешение. Пока.Глава 4. Непрямой ответ
28 июня 2020 г. в 21:14
На другой день Асока снова была одна, хотя был ещё выходной. Энакин с самого утра умотал к Падме, даже не предупредив о том, что уходит и не сказав, когда вернётся.
Свинство. Любовь любовью, но она не подразумевает наплевательского отношения ко всем и вся, кто не является её объектом. Или субъектом, непонятно, как правильно, за то суть яснее ясного — Энакин, в своём страстном угаре, совсем уже лишился разума. Такого с ним прежде не случалось, ну да, бывали у него увлечения, но, чтобы вот так, с головой...
Нет, это первый случай на памяти Тано, и потому как с этим бороться она представляла слабо. И в голову сейчас не лезло ничего толкового, зато, вдруг, как никогда раньше, ей захотелось позвонить Скайуокеру. Просто так, не имея никакой цели, чтобы услышать его голос и убедиться, что Энакин никуда не ушёл, что он по-прежнему есть в её жизни, просто на время позволил себе об этом забыть. Что ж, раз так, то надо напомнить.
И Асока, не думая о том, правильно ли звонить ему тогда, когда тот, скорее всего, не один, взяла с тумбочки комлинк и набрала знакомый контакт, который давно знала наизусть. И набрав, внезапно замерла, затаив дыхание и непривычно волнуясь.
Асока попробовала подавить это чувство, но ничего не вышло. Что это с ней? Никогда до этого Тано не стеснялась звонить другу, а уж тем более касаться его. Запросто могла хлопнуть по плечу, поцеловать в щеку, а то и просто взять под руку, чтобы удобнее было говорить на ходу. Тем более такую мелочь, как набрать номер. Да только вот прежде она могла делать это в любое время дня, а иногда и ночи, твёрдо зная, что Энакин ответит ей и будет рад услышать, с чем бы Асока ни объявилась. Теперь же такой уверенности тогрута не имела, равно как и не знала, какую реакцию вызовет этот звонок. Вдруг они с Падме в это время беседуют или целуются, а может быть даже... Нет, от мыслей о последнем Тано сделалось неожиданно жарко, по всему телу выступил пот, а лицо покраснело и совсем даже не от смущения. Отчего-то навалилась вдруг такая злость, что стало страшно, до того это было непохоже на прежнюю Асоку. И не противясь этим эмоциям, тогрута нажала на вызов, чувствуя злорадное желание помешать, хотя и не совсем осознанное. Энакин ответил быстро, буквально через три гудка.
— Привет, как у тебя дела? — начала Тано беседу, не придумав ничего умнее.
— Шпилька? Не ожидал, — немного растерянно, тоном человека, застигнутого врасплох, произнёс Скайуокер, — Ну привет, я отлично, а ты?
— Я вот не очень, — честно ответила тогрута, — Спала сегодня неважно, и голова болит.
— Что ж так? Неужели опять погода поменяется? — с дежурным сожалением произнёс мужчина.
— Скорее всего, опять будет холодно, но всё равно не настолько, чтобы снова залили каток, — подхватила начатую тему Асока.
— Это верно, сейчас же не зима, — согласно ответил Энакин, — Хотя я не очень её люблю.
Тано хотела было продолжить говорить про каток и про нелюбимую обоими зиму, как услышала на заднем плане знакомый женский голос, спрашивающий не хочет ли Энакин ещё чаю, и с губ помимо воли сорвалось:
— А меня ты любишь?
Тогрута не понимала, зачем интересуется, но интуитивно чувствовала, что ответ ей очень важен. Энакин странно хмыкнул и сказал с нарочитой непринуждённостью:
— Шпилька, ты сама это прекрасно знаешь.
— А вдруг не знаю, скажи мне это, — никак не желала успокаиваться Асока.
— Знаешь-знаешь, — не пошёл у неё на поводу Скайуокер.
— Нет, не знаю, — упорствовала в своём стремлении услышать ответ тогрута, любой, серьёзный или шуточный, но прямой, такой, который бы точно сказал о его отношении к Тано.
Но нет, как ни старалась Асока вывести его на откровенность, Энакин продолжал ходить вокруг, да около, и, так ничего и не добившись, Тано распрощалась и нажала отбой.
«Это всё потому, что там Падме», — нашла она объяснение такому поведению друга, — «При ней он стесняется говорить об отношении ко мне».
Однако, легче от этого понимания тогруте стало ненадолго, ведь острая потребность поговорить на эту же тему никуда не делась. И поскольку Энакин отказался от разговора, пришлось срочно искать кого-то другого, и этот другой вскоре нашёлся сам. Комлинк пискнул, оповещая о новом сообщении.
«Привет, Асока, ты сейчас не занята? Если нет, то можно я приду? А то скучно одной сидеть», — писала ей Баррисс, так же сегодня ничем не занятая.
Тано ответила, чтобы приятельница приходила, решив воспользоваться моментом и обсудить с ней животрепещущую тему. Оффи явилась через несколько минут, взяв в собой вафельный торт и бутылку лимонада.
— Привет, почему ты такая хмурая? Что-то не так? — первым делом спросила мириаланка, поставив на стол принесенное.
— Да нет, со мной всё в порядке, — бросилась с места в карьер тогрута, — Я очень волнуюсь за Энакина. Видишь ли, у него появилась девушка, и у них всё серьёзно, они собираются пожениться, но он настолько ей увлечён, что совсем перестал видеть всё остальное, всё то, что мы с ним так любили раньше...
И сама не заметив как, Асока начала жаловаться Баррисс на Скайуокера. На его холодность и равнодушие в последнее время, на отказы от совместных мероприятий, на то, что он просто помешан на своей Падме и ни о чем другом не хочет и говорить. Оффи внимательно слушала тогруту, изредка отпивая из стакана, и когда та завершила, высказала своё мнение об услышанном:
— Ничего удивительного в этом нет, Асока. Энакин молодой и здоровый мужчина, достаточно привлекательный внешне, и то, что он нравится девушкам, а они ему, совершено нормально. Было бы странно, если бы было иначе. Мне кажется, ты должна быть за него только рада, ведь он нашёл своё счастье, или же ты всерьез считала, что Энакин всю жизнь будет возле тебя и откажется ради этого от общения с другими девушками? Скажи, тебе было бы легче, если он её бросит и останется один лишь потому, что ты этого хочешь?
Асока не нашлась, что сказать на подобное. Она ощущала себя так, будто с разбегу налетела на каменную стену. Ведь Оффи сказала совсем не то, что Тано надеялась услышать. Тогрута ждала сочувствия, поддержки, разубеждения в том, что Энакин изменил своё отношение к подруге, а та, вместо этого, начала уличать приятельницу в ревности и почти открыто обвинять её в собственничестве и эгоизме маленького ребёнка, у которого появился брат или сестра, конкурент за родительскую любовь, коея до этого принадлежала только ему, и понимание того, что даже ею надо делиться пришло к нему резко и без подготовки. Это вообще не то, что сейчас ей нужно. Да и Баррис видимо тоже поняла, что её советы Асоке, в данный момент, мягко сказать, не нужны, поскольку воспринять их адекватно тогрута пока не была готова, и перевела разговор на другую тему. Но беседа упорно не клеилась, и, вскоре заскучав, Оффи откланялась, сославшись на возвращение своего учителя.
Тано снова осталась одна, наедине только со своими чувствами, и ощущение полной никчемности и ненужности миру навалилось с утроенной силой. Асока легла на кровать и, глядя в окно, на сверкавшие корусантские небоскрёбы, думала о том, как велик этот мир, и как легко ощутить себя в нём одинокой и пустой. Да, мир огромен, заселён миллиардами людей и гуманоидов, однако при этом всём ты всё равно один. Ведь все эти существа в глубине души совершено чужие и ненужные, ровно такие же, как и ты для них. Пустая, неинтересная, одинокая. Энакин больше не хочет проводить с ней время, Баррисс с ней скучно, Магистр Пло на задании. У всех жизнь, дело, личное счастье. У Тано же — ничего. И только сейчас девушка осознала вдруг, что пока другие её товарищи совершенствовались в деле, изучая дополнительную литературу и новые техники боя, которые не преподавали храме, интересовались чем-то помимо этого, имея хобби или просто интерес, устраивали, наконец, личную жизнь, она сама, исполняя свой долг согласно правилам, имела всего лишь дружбу с Энакином. Сидела в ней, как в уютной капсуле, справедливо считая, что этого достаточно, чтобы быть счастливой и уверенная, что так будет всегда. Нет, знала, конечно, что рано или поздно что-то изменится, но все эти изменения были такими абстрактными и далёкими, а Энакин таким близким и родным, что Асока предпочитала отбросить мысли о них в самый дальний угол сознания и просто наслаждаться обществом верного и любимого друга.
— Вот видишь, как случилось, — сама себе сказала Тано, — Энакин устраивает личную жизнь, Баррисс обучается, чтобы стать хорошим джедаем, Магистр Пло трудится, поддерживая свой авторитет защитника и покровителя. А ты... Что ты делаешь? У тебя же ничего нет, Асока. Даже своей жизни, отдельной от кого-то.
Мысли вовсю требовали выхода и, в конце-концов, допив принесенный Баррисс лимонад, тогрута опять взяла дневник и заскользила пальцами по бумаге: