Dust In The Wind

Дневник неизвестной «Сегодня мистер Коллинз был чем-то очень расстроен. Наверное, опять поссорился с женой. В школе нам говорили, что нельзя лезть в чужие дела, но мне жаль мистера Коллинза. Он строгий учитель, дорогой дневник, и его недолюбливают среди учеников. Но, знаешь, однажды я встретила его вне занятий. Он сидел один под дождем в центральном парке, очень печальный. Когда я подошла и поздоровалась с ним, он улыбнулся и дал мне зонт, чтобы переждать ливень. Тогда я впервые увидела улыбку этого сурового человека. Она была очень искренней и мудрой. Значит, улыбки тоже бывают мудрыми. Знаешь, дорогой дневник, он хороший человек. Пусть он живет на свете долго-долго, пусть его перестанет бранить жена. Ведь так и должно быть, да? Хорошие люди должны всегда улыбаться и жить хорошо». Доктор Джон Хэмиш Уотсон был добропорядочным гражданином Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии, хорошим хирургом и единственным другом единственного в мире консультирующего детектива. Обладал исключительной выдержкой, терпением и умел варить вкусный кофе. Умел кратко и точно излагать свои мысли в блоге и всегда беспокоился по поводу чужого мнения. И все бы хорошо, вот только на долю его выпало в свое время немало боли и потерь. Война меняет людей. Открывает истинные лица, поливает иссохшую землю кровью, душит отчаянием. Заставляет ценить каждое мгновение и идти дальше, чего бы это ни стоило. Солнце греет лишь издалека. Если попытаться подобраться к нему ближе – можно заживо сгореть. Солнце, хотя и теплое, смотрит на песок, на твердую, сухую землю, так холодно и безразлично. Они ненавидели то солнце. В те дни он многих потерял. Кого-то удалось спасти, но он многое бы отдал, чтобы вернуть себе шанс вытащить остальных. Тех, кто навсегда остался лежать под тем жарким солнцем, всех тех, кого он будет помнить вечно. Но самым горьким, самым душераздирающим воспоминанием была смерть генерала. Тогда пятый Нортумберлендский полк потерял две роты. И человек, за которым они шли, человек с такими мудрыми глазами и храбрым сердцем остался лежать на земле в луже крови, которой было так много, своей и чужой. Он сделал все, что было в его силах, но тщетно. Каждый раз, засыпая, всего на мгновение он видит то лицо, полное решимости и гордости за своих солдат. Видит тонкую сеть морщин на загорелой коже, в контрасте с ярко-алой кровью. И он навсегда запомнит тот хриплый, но спокойный голос. - Оставь меня, уже слишком поздно. Капитан ничего не ответил, лишь быстрее заработал руками, накладывая шину, он должен был сделать что-то, хоть что-нибудь. - Как твое имя, сынок? - Капитан Джон Уотсон, сер. Попытайтесь вдохнуть. - Скажи ребятам, чтобы храбрились. И чтобы не поминали лихом. Моё время вышло. - Не говорите так, сер. Я вытащу вас, будете жить. Внуков воспитывать, ещё не один полк в бой поведете! - Цветы в моей могиле пусть засохнут, только не несите искусственных. А ты, сынок, не дрожи так за жизнь старого генерала. Ты только сам живи хорошо, я вижу, у тебя большое сердце. Мимо их окопа со свистом пролетали пули, автоматные очереди то стихали, то вдруг снова барабанили, подобно грому. - Все мы – просто пыль на ветру. Но это не значит, что никто из нас не важен. Смысл последних слов генерала Джон пытался понять до сих пор. - Держитесь, сер! Вы слышите меня? Не закрывайте глаза! - Хорошо…что я погибну, защищая родину. Я рад, что узнал тебя, сынок. Задайте им, как следует, и живите хорошо. Два месяца спустя Джона подстрелили в плечо. На могилу генерала приносили только живые цветы. Он судорожно вздохнул и распахнул глаза, моргая, стараясь прогнать наваждение. Он хорошо помнил всех, кто умер у него на руках. Он помнил и тех, кто выжил. Помнил, как паника сменялась облегчением, и как надежда вдруг обрывалась в одну секунду, вместе с последним судорожным выдохом. Он лежал, раскинув руки и ноги на кровати, тяжело дыша. Воздух все ещё казался душным и тесным, как было в Афганистане, только сейчас это можно было объяснить просто тем, что закрыто окно. Глаза ещё не привыкли к темноте, и он видел перед собой размытую незамысловатую люстру и кажущийся матово-серым из-за темноты потолок, вперемешку с калейдоскопом цветных пятен в глазах. За окном протяжно громыхнуло, за чем последовал удар капли дождя о карниз. Один удар. Два. Три подряд. Это не автоматные очереди, просто дождь. Нет никакого равнодушного жаркого солнца, есть лишь тучи, словно бы прячущие шумный город от чего-то свыше. Он медленно сел на кровати, что стоило ему больших усилий. Голова буквально налилась свинцом, потяжелела, отдаваясь тупой болью в затылке. И почему так плохо? Раз. Два. Три. Дождь быстро увеличивал свой темп, словно играя на диковинном музыкальном инструменте, то чуть стихая, то вновь барабаня по карнизу с новой силой. Уотсон опустил ноги с кровати на пол, встал и распахнул окно настежь. В нос тут же ударил освежающий запах мокрого асфальта и озона. Он так и стоял перед распахнутым окном, стараясь дышать как можно глубже, наблюдая за бликами от фар проезжающих мимо дома машин на стенах и оконной раме, понемногу успокаиваясь. Ветер подул в сторону его окна и дождь начал заливаться в комнату, так что пришлось все же быстро захлопнуть окно. Не смотря на то, что на душе стало легче, голова от этого меньше болеть не стала. Надо бы спуститься вниз, принять лекарство. Он посмотрел на часы на пре кроватной тумбочке: два сорок восемь ночи. Интересно, Шерлок уже спит, или так и завис в своих «чертогах» на диване до самого утра? Шерлок Холмс был гением, родом из состоятельной семьи, на что ему было совершенно наплевать, высокоактивным социопатом, единственным в мире консультирующим детективом и, по словам Джона, «кудрявой занозой в заднице». Обладал исключительным умом и способностью находить приключения на одно место. Кстати говоря, Джон. Шерлок открыл глаза, ожидая, пока они привыкнут к темноте. Прекрасное зрение позволяло ему наблюдать удивительную картину: танец пылинок в свете уличных фонарей, чей приглушенный свет мягко струился сквозь оконное стекло. Пыль, будто подчиняясь какому-то особенному ритму, плавно плыла в воздухе, чуть отлетая в сторону от его размеренного дыхания. За окном прогремел гром, за которым незамедлительно последовал бой дождевых капель, словно задавая пыли новый ритм. Джон. Вот, что вырвало его из раздумий о Роудсе. Вот, что было действительно способно вырвать его из каких-либо раздумий вообще. Он сновал кричал во сне, Шерлок даже из гостиной слышал. Что-то про внуков и про солдат. У него что, снова начались кошмары о войне? Стоит ли ему подняться к Джону? Циферблат наручных часов показывал два сорок восемь ночи. Шерлок вдруг осознал, что даже понятия не имеет, как себя вести с человеком, которого хочет успокоить. Потому что Шерлок действительно хотел это сделать. Но как? Похлопать по спине и сказать, что это был просто сон? Нет, это глупо и совсем не помогает, Майкрофт так делал в детстве. Или, все же, стоит остаться здесь? Шерлок поднялся и сел на край дивана. Как получилось, что эти двое подумали друг о друге в одно и то же мгновение одним только небесам известно. Как только Шерлок собрался встать, чтобы пойти к Джону, на лестнице послышались шаги, и на пороге гостиной появился немного сонный, с испариной на лбу и мешками под глазами, Джон. Увидев незадачливого детектива, замершего, подобно статуе, на краю дивана, доктор усмехнулся: - Так и знал, что ты не спишь, - и побрел на кухню в поисках аптечки. - У тебя снова был кошмар о войне? – Джона лучше всегда спрашивать напрямую, он не любит, когда ходят вокруг да около вопроса. Шерлок встал с дивана и прошаркал на кухню, вслед за доктором. - Что? – Джон на секунду отвлекся от довольно внушительных размеров аптечки, подняв голову на детектива. - Ты кричал во сне. - А, это… Нет, это был не кошмар. Просто воспоминание, - он, наконец, нашел то, что искал и выудил из аптечки упаковку аспирина, - Голова болит, - пояснил он на вопросительный взгляд Шерлока. Детектив сел за стол, все ещё внимательно наблюдая за наливающим из крана в стакан воду соседом. Джон повернулся лицом к нему, облокотившись о край раковины, и проглотил таблетку, сделав три больших глотка воды. - И что же это за воспоминание? – вопрос вырвался прежде, чем он успел как следует обдумать его смысл. Должно быть, он и правда, как ни больно это было признавать, полное ничтожество в вопросе человеческих чувств. Лицо отставного военного мгновенно помрачнело, меж бровей залегла маленькая складка. Джон устало опустился на стул напротив Шерлока. - Тебе что, правда интересно? – мрачно усмехнулся он, - Это не так занимательно, как расследования убийств или ночные погони. Шерлок неопределенно кивнул. Что ему делать? Нужно было выслушать Джона, понять, почему он так мрачен. Но он не знал, будет ли это правильно и честно по отношению к самому Джону, или же он, наоборот, сделает только хуже. - Воспоминания о войне. Знаешь, я думаю, что война – самое худшее, что может произойти с людьми. Иногда я вспоминаю, и все так реально, как будто ничего и не исчезало вовсе. Я был врачом, Шерлок, и моей задачей было спасать жизни. Иногда приходилось даже прямо на поле боя, среди обломков или на крыше. И я не всех смог спасти. Были те, кто держался до последнего, терпели – и ведь совсем молодые ребята, лет по двадцать! Однажды подстрелили генерала. Я оказался рядом и успел затащить его в окоп, и, клянусь, пытался, пытался его спасти! – Уотсон уронил голову на ладони и замолчал. Он был…сломлен? Таким доктора Шерлок ещё не видел. Он осторожно протянул руку через стол и коснулся плеча друга. Тот поднял голову и невидящим взором стал смотреть куда-то вдаль. - Он не выжил. Он нас так долго вел за собой, у него были дети, внуки. А я его не удержал, не сумел. - Джон… - Шерлок застыл, не смея убрать руку, не в силах пошевелиться. В сердце вдруг что-то дрогнуло, кольнуло, и волнами горечи стало подплывать к горлу. Как бы ему хотелось отгородить Джона от этих воспоминаний, чтобы их просто не было! Так же, как Джон однажды заставил его поверить в то, что он человек, что у него есть, пусть и холодное, сердце, что он не одинок, - Джон, не вини себя. Ты не виноват. - Я знаю, Шерлок, - уголки рта доктора слабо дрогнули в некоем подобии улыбки, но она быстро исчезла, - Но ничего не могу с собой поделать. Каждый раз, всегда эти лица, эти крики… Нет, не дай бог такому ещё раз случиться. И давай не будем об этом, - Джон немного расслабился и легонько коснулся руки Шерлока на своем плече, - А сам ещё что-то говорил о сантиментах, - ответом последовал возмущенный взгляд, - Я шучу, Шерлок. Расскажи мне лучше о деле, раз уж заснуть все равно не получится. Что ты там надумал? За окнами барабанил дождь, медленно превращаясь в снег. На город легкой дымкой тихо опускался туман. Спи спокойно, сонный город, ведь у тебя есть такая возможность.