Dust In The Wind

Вспомнят ли меня, когда меня не станет? Буду ли я пылью в свете дня? Станут ли к могиле ходить моей с цветами? Когда меня не станет – вспомнят ли меня? След мой на песке сотрет ли время? Книги, фото, строчки в дневнике – Да и важно ли оно на самом деле Если кто-то вспомнит обо мне? Вспомнят ли? Возможно, через время Скажет кто-нибудь друзьям своим Что была на свете Тейлор Кери Девушка, любившая жасмин. (Кери Тейлор, 27 июня 2008 года) - Шерлок Холмс? Вы должны помочь. Это снова происходит. Роудс вернулся. Человек позволил Джону усадить себя в кресло. Он был очень стар, лицо и руки были жилистыми, глаза были покрыты белой пеленой. Шерлок осмотрел новоприбывшего с головы до ног. Тряхнул головой. Ещё раз осмотрел. И ещё раз. Казалось, он не мог поверить своим глазам. На минуту в квартире воцарилась тишина. Джон все ждал, когда Шерлок спросит что-нибудь, но тот упорно молчал. Слепой человек тоже сидел неподвижно, изредка поглаживая лакированную ручку трости. В воздухе витало ощутимое напряжение, в основном со стороны детектива. Он усиленно размышлял, и теперь Джон понял, что значит «слышать, как человек думает». Наконец, Уотсон не выдержал. - Как вас зовут? Человек медленно повернул голову на звук его голоса и ответил: - Меня зовут Джон Стюарт. Вы, Шерлок Холмс? – его голос был довольно высоким, сиплым, словно тихий свист ветра в закрытой комнате, на который никто обычно не обращает внимания. - Нет, я… - Я Шерлок Холмс, - подал голос детектив, и старик тут же повернул голову в его сторону, - А вы, судя по всему, приезжий и весьма необычный священник. - Священник? – уточнил Уотсон. - Самый настоящий. Даже не сомневайся. Но мы не будем спорить здесь о религии, увы, в этой духоте нет места для абсурда. - Хм, хм, - прокашлялся мистер Стюарт, - Я не за этим к вам пришел, молодой человек. - Я знаю, - детектив с азартом пересел на край кресла, поближе к собеседнику, - Но я хотел, чтобы вы сами к этому пришли. А то ведь приходят вечно и молчат, клещами слов не вытащишь! - Шерлок! - Расскажите нам. Зачем вы пришли? Что вы знаете? И кто брызнул вам в глаза кислотой? - Мне говорили о вас, мистер Холмс, - сказал Стюарт, - Говорят, вы – великий детектив. Величайший. Говорят, нет такого ребуса, который вы не смогли бы решить. За этим я и пришел к вам. Поначалу я хотел оставаться в тени и молча наблюдать за тем, как вам удастся поймать его. Но потом я понял, что если это действительно он, то он сам найдет меня. И во второй раз он уж точно не оступится. Это началось много лет назад, году в эдак пятьдесят пятом. Я преподавал историю в католической школе для мальчиков. Я сам не знаю, почему стал преподавателем, да ещё и верующим, но я ещё с детства для себя решил, что хочу быть историком. Больше всего меня интересовали восемнадцатое и девятнадцатое столетия. В те времена я написал довольно много научных трудов и статей, их даже печатали… Однажды я наткнулся на очень интересный факт, да, вы знаете, я до сих пор отлично помню это. Помню, как до позднего вечера сидел и толковал письмена, справа от меня горела настольная лампа, а слева лежали непроверенные тетради моих учеников. Я знал, что мне бы следовало проверить их и пойти уже домой, но я не мог оторваться от своей находки. Серии убийств, так сильно похожих друг на друга, будто бы это был все один и тот же человек, происходили с перерывом в пол века. Каждый раз были убиты совершенно ничем не связанные люди, и убийца всегда менял своё оружие. И каждый раз появлялись восковые фигуры. Это продолжалось на протяжении десятилетий, пока линия не обрывалась, а потом вновь появлялась неизвестно откуда. Кем или чем бы ни был этот человек, он всегда был загадкой, которую никто не хотел разгадывать. Никто, кроме меня. С тех пор мне все никак не давал покоя этот человек, я был решительно настроен узнать о нём больше. И случай не заставил себя ждать. В городишке где я жил и работал было довольно много пабов и тому подобных заведений. Обычно по праздникам мы с другом, Эриком Биллмором, он был преподавателем английского, любили сначала послушать церковный хор наших учеников, а затем пропустить по стаканчику пенного в «Пьяной русалке». В тот вечер мы, как обычно, пришли туда и заказали мадеру. Кажется, Эрик тогда приударил за какой-то молоденькой официанткой и оставил меня за столиком одного. Через некоторое время, когда я, не дождавшись приятеля, уже приступил к закускам, к моему столику вдруг подошел человек. - Не занято? – спросил он учтиво чуть хриплым голосом. Он был среднего возраста и роста, с рыжеватыми с проседью волосами. - Вообще-то занято, но, думаю, мой компаньон не скоро вернется. Присаживайтесь, - человек сел за стол, заказал себе херес и ветчину. Мы разговорились. Он сказал, что его зовут Арнольд, и что он работает скульптором. Больше он ничего о себе не рассказывал, только задавал мне бесконечные вопросы обо мне, моей религии и, наконец, осторожно спросил меня о моих исследованиях. Вот тогда-то я и насторожился. Я никому не говорил о них, даже Эрику, но, тем не менее, этот человек откуда-то знал. Но к тому времени я был уже порядком пьян и не придал этому большое значение. Мы сдружились. Так вышло, что на следующий день мы встретились снова, он поджидал меня в парке, где я гуляю по субботам. Сказал, что со мной приятно иметь дело и предложил вместе выпить как-нибудь снова. Мы условились встретиться в баре вечером того же дня. Во второй раз он уже ни о чем не спрашивал, кроме моих исследований, заказывая всё больше и больше выпивки. Когда я попытался спросить, мол, откуда он знает, он не отвечал, а вместо этого задавал очередной вопрос. Под конец, когда я стал совсем туго соображать, сам мало что помню, ему всё же удалось развязать мне язык. Уж не знаю, чего я по пьяни ему наболтал, но он явно получил, что хотел. Помню лишь, как он лично посадил меня в кеб и заплатил водителю, потому что я еле держался на ногах. На следующий день, то было воскресенье, я проснулся с дикой головной болью. Помню, был уже полдень, в глаза ярко светило солнце. И даже через закрытые веки мне было очень больно, боль была просто дьявольской. Помню, что несколько секунд спустя осознал, что не могу открыть глаза, жутко хотелось их потереть. Я понял, что болит не только голова, но и глаза, боль была такой острой, такой… Я не мог понять, что произошло. Где-то в памяти мелькали обрывки прошлого вечера, но о них я думать не мог, жжение в глазах было слишком мучительным. Я попытался поднять руку, чтобы хотя бы дотронуться до глаз, но не смог. В руку врезалось что-то острое и холодное, задерживая её на месте. Я понял, что был прикован наручниками. - Я бы не советовал вам этого делать, - где-то рядом послышался знакомый хриплый голос Роудса, - При сильных ожогах кислотным препаратом не рекомендуется тереть глаза. Поэтому я приковал вас обеими руками к вашей постели, - тут стало слышно, как он хмыкнул, - Можно сказать, это вам на пользу. - О…ожог? Кислотой?! – я был ужасно напуган, растерян и потрясен. В голове было всё ещё очень мутно, ужасно хотелось открыть глаза и посмотреть на всё происходящее, увидеть, это было сродни инстинкту. Но я не мог, и готов был взвыть. Тут же похмелье отступило на второй план и я заставил голову начать работать, сосредоточившись исключительно на Роудсе и собственном зрении. - Что происходит? Что вы сделали со мной? – не помню, были то истеричные выкрики, или же я спросил шепотом, но его ответ я помню четко и ясно. - Выжег вам глаза кислотой, пока вы спали, - сказал он, как будто мы говорили о спектакле, - Это было давно… Кажется, часов пять назад. И не оказал вам никакой медицинской помощи, так что, думаю, вы уже слепы. Это странно, я открывал вам веки, когда это делал, но вы даже не проснулись. Ну и храпун! - Что вам нужно? Зачем, зачем вы это сделали?! – вот теперь началась настоящая паника. Я задергался, попытался поднять голову, но её как будто заполнили свинцом. Глаза горели, но, видимо, это было уже ничто по сравнению с той болью, которую я мог бы испытать пять часов назад. - Будьте так добры, лежите смирно, - снова послышался голос Роудса, - Мне только необходимо закончить с вашей фигурой… Вы, со своим лезущим куда не надо носом явились столь внезапно, что я даже не успел как следует проработать детали… И эти ваши морщинки в уголках глаз, ну и мучился же я с ними! Вот тогда-то я и понял всё. Что встретил человека, который вызывал одновременно восхищение и отвращение, человека, не знающего себе равных, бессмертного убийцу. Того самого, о ком была уже почти закончена моя научная работа. Это был он, и он создавал мою копию из воска, что могло означать только одно: я должен был умереть. Он сказал тогда, что мы находимся в его мастерской, и что даже если я закричу, нас всё равно никто не услышит. Иногда я чувствовал, как он склонялся над моим лицом, внимательно изучая, затем вновь принимался за работу. Он делал в одиночку то, что обычно делают пятнадцать человек. Тогда мне в голову приходили тысячи мыслей одновременно, и все противоречили друг другу. Сначала я думал поддаться судьбе, потом хотелось кричать и звать на помощь, потом снова впадал в оцепенение. Но помимо страха, боли и паники меня мучил вопрос о том, как именно он собирался меня убить. В один момент я услышал, как Роудс, судя по всему, встал со стула и начал убирать инструменты, греметь ящиками и что-то насвистывать себе под нос. Закончив, он подошел к моей кушетке и, отцепив от её основания мои наручники, поднял меня на ноги, шепнув: «Пора». Я попытался было дёрнуться, но было бесполезно, он удерживал меня мёртвой хваткой. Я прощался с жизнью. Он усадил меня в машину и мы довольно долго куда-то ехали. Я пытался сориентироваться, считал повороты, но в один момент сбился и запутался. Мотор оглушительно ревел, в салоне пахло кожаными обивками и табаком. По моим расчетам, был вечер, и близилась ночь. В подтверждение тому я начал слышать и чувствовать обострившимися от потери зрения обонянием и слухом запах ночи и ежесекундное стрекотание сверчков в траве. Города слышно не было. В конце концов, машина всё же затормозила, и Роудс спешно выволок меня наружу. Я вдруг неожиданно для себя понял, где мы: это был заброшенный пирс на самой окраине залива, неподалёку от деревушки Санта-Марин. Понял по плеску волн, по запаху влаги, по шуму прибоя. Думаю, вы уже и сами догадались, что случилось потом. Роудс, подвел меня к самому краю пирса. - Надеюсь, вы уже вынесли для себя урок. Хотите последнее напутствие? Тайны должны либо гореть в огне, либо гнить на дне океана. *** Меня спасли подростки, случайно забредшие в тот вечер на набережную. Помню, что был уже практически без сознания, задыхаясь от жгущей горло и лёгкие солёной воды. Мою научную работу Роудс сжёг. Официально я считаюсь мёртвым, потому что в тот же день какой-то нищий сбросился с того же пирса, и плохо видящий Эрик опознал его тело, как моё, а двое свидетелей подтвердили, что я был похищен. Теперь вы знаете всё, мистер Холмс. Я ждал очень долго, и вот, наконец, настало время получить ответы на вопросы. - Почему сейчас? - Потому что осталось мало времени. Обратный отсчет для следующей жертвы начался, и если мы его не поймаем, будет слишком поздно. Мы ведь оба знаем, кто следующий, не так ли, мистер Холмс? – тут старик понизил голос практически до шепота. - И кто же? – спросил Джон. Ответа не последовало.