You Me At Six — Spell It Out.
Япония. Токио.
В субботний вечер у здания склада ни души. Не то чтобы в будние дни здесь выстраивались толпы людей, желающих дойти до своего рабочего места и приступить к своему делу. Когда-то — лет двадцать назад — возможно. Недалеко от железных ворот виднеются небрежно припаркованные автомобили. Вскоре к ним присоединяется еще один черный внедорожник, двигатель которого затихает сразу же, как тот останавливается. Стоит мужчине выйти из авто, как лицо обдает потоком свежего воздуха, который расслабляет на мгновенье. Облокотившись об отполированный капот, альфа закуривает сигарету, зажимая ту меж длинных татуированных пальцев. Выпуская дым, он оглядывает место отстраненно, словно находится тут впервые и место ему абсолютно незнакомо. Хотя за последние несколько лет Чонгук бывал здесь сотни раз. Сотни раз здесь кто-то отдавал душу дьяволу. И рутина жнеца уже порядком наскучила Чону. Заброшенное здание мебельного склада пустует столько, сколько Чонгук себя помнит. Проработав всего два года, здание перешло во владение местных властей, однако, почти сразу же оказалось брошено ими же из-за нерентабельности. Но таким, как Чонгук, это только на руку. Альфа тушит брошенный окурок, слегка придавив его носком дорогих туфель, и заходит в здание. Дурной тон — заставлять себя ждать. Высокий мужчина расслабленно шагает по знакомому коридору. Стены склада, куда доставили предполагаемого информатора, встречают его холодом, сыростью и раздающимися где-то вдалеке истошными мужскими криками. Чонгук подходит к залу, освещенному одной лишь лампочкой, и, когда слышит звуки ударов, а после — мычание, переходящее в вопль, удовлетворенно прикрыв глаза, ухмыляется. Размяв шею, он медленно выходит из тени и, сдерживая нарастающий отчего-то гнев, ждёт, пока старший брат, наконец, закончит и отойдёт от вжавшегося в спинку стула тела. Японец с трудом приоткрывает ещё не до конца заплывший глаз и невольно вздрагивает, как только замечает фигуру Чона-младшего. Крысы ведь всегда чувствуют, когда близится конец. Хосок бьёт сильно, не скупясь. Ему чужды жалость или, что ещё хуже, милосердие. Лицо информатора окрасилось в тёмно-красный — глаз не разглядеть; запястья онемели из-за давящей верёвки, переломанные пальцы с корочками запёкшейся крови вместо ногтей уродливо свисают с подлокотников. Невероятная боль пронизывает всё тело Сатоши, когда Чон-старший поддевает подбородок и заставляет посмотреть на себя. Тёмные глаза безразлично гуляют по увечьям, и Хосок, кажется, сотый раз за вечер, задаёт один и тот же вопрос. Тишина. Японец и не думает отвечать, ожидаемо молчит, сжимая дрожащие губы. Как бы больно ему ни было — не прогнётся. Лучше умрёт от рук двадцатишестилетнего сопляка, чем закрепит за собой звание предателя или крысы. — Интересно, надолго ли тебя хватит? — шепчет Хосок ему на ухо, обхватив пальцами чужое горло. Мужчина отчаянно хрипит, однако альфа усиливает хватку, мечтая покончить с этим. Но в какой-то момент приходит понимание, что японец нужен им живым, и он сбавляет обороты. Чонгук не особо обрадуется, если Хосок вот так просто убьёт все их старания. — Он твой, — спокойно произносит Хосок, вытирая ладони о когда-то белоснежную футболку, и отходит в сторону, зачесав пятерней волосы. Чонгук избавляется от тёмно-серого пиджака и закатывает рукава рубашки, отстегивает застёжку на часах, стягивая их с запястья, и кладёт на небольшой железный столик. Сатоши оказался не из робкого десятка, Чоны пытают его уже второй день, но тот даже и словом не обмолвился, молчит. Молчит, как и все пятеро, что были до него. Что ж, сдохнет также, как и они, обещает Чонгук. Подойдя ближе, Чон нависает над кряхтящим мужчиной, разглядывая. Мужчина тяжело дышит, жмурясь от каждой попытки вдохнуть как можно больше воздуха. Его одежда перепачкана кровью, грязью и потом. Чонгук отстраняется и с минуту смотрит на него сверху вниз скучающим взглядом. — Время вышло, — глухо на японском начинает Чонгук. — Имя, — цедит сквозь зубы альфа. В ответ, как и ожидалось, тишина, прерываемая лишь тихими хрипами. Живой. Пока что. Когда терпению приходит конец, Чон хватает мужчину за волосы, вздергивает его голову, заставляя смотреть на себя. Желание придушить крысу растёт в геометрической прогрессии, но Чонгук сдерживается. Из последних сил сдерживается, чтобы прямо сейчас не грохнуть этого ублюдка и остаться без информации. К чёрту. Но Чонгук уже не тот вспыльчивый и ведомый лишь эмоциями юнец, каким был в самом начале их пути. Чонгук понял людей. Теперь он знает, куда надо давить, чтобы было больнее. Но эффективнее. — Знали, что ты будешь молчать, поэтому, — неожиданно расплывшись в улыбке, тянет Чонгук и, не оборачиваясь, поднимает свободную руку вверх, подавая знак. Сатоши не отрывает от лица напротив взгляда, смотрит одним глазом с презрением и насмешкой. — Привели для тебя мотивацию! — Чон кривит губы в хищной ухмылке и отходит за спину пленника, не желая загораживать вид. В помещение входят ещё трое мужчин, толкая перед собой двоих детей и омегу. Глаза испуганно бегают по помещению, тело трясёт от неконтролируемого ужаса, а висок холодят дула заряженных пистолетов. — Поздоровайтесь с родными, Сатоши–сан, — наклонившись, насмешливо шепчет Чонгук тому на ухо. — Отец! Отец, что происходит? Мне страшно! — кричит один из детей, тот, что помладше. Бледное лицо исказилось в гримасе ужаса. Страшно. Чонгуку тоже было страшно и даже больно. Тогда, много лет назад. А сейчас, видя перед собой почти неживого человека, из-за которого Чонгук эту боль испытал, удовольствие накрывает его с головой, приятно согревая в районе солнечного сплетения. Там тоже когда-то давно в страхе билось детское наивное сердце, молящее о сострадании. Сейчас здесь лишь холодная пустота и мрак. Чон живет желанием мести — им ведом и им же проклят. — Ну что, продолжим? — с издевкой. — Отпусти их, — цедит японец, не разжимая зубы. — Ты же понимаешь, что живым отсюда не выйдешь, — ещё один парень выходит из тени, не выдерживая. — Тебе шанс выпал, семью спасти, — омега останавливается сбоку и смотрит на японца. — Пользуйся, пока дают, — Чимин склоняется над мужчиной и заботливо приглаживает испачканные в крови и грязи волосы. Он переводит утрированно жалостливый взгляд на плачущих мальчиков, отчаянно цепляющихся друг за друга, словно за спасательные круги. Дети кричат что-то о пощаде, но, увы, семье Чон это понятие вовсе незнакомо. Супруг Сатоши, светловолосый омега, на удивление, спокоен — не кричит, не вырывается, только со слезами на глазах смотрит в одну точку и дрожит всем телом. Жалкое зрелище. — Пошёл ты, — японец дёргает головой и сплёвывает кровь прямо Паку в ноги, довольно ухмыляясь. Чимин, успевший вовремя отступить в сторону, зло щурит глаза и резко, без замаха, ударяет левой точно в челюсть. Хосок, стоявший неподалёку, качает головой, усмехаясь. Альфа достаёт из-за пояса пистолет, и в следующее мгновение раздаётся выстрел, а за ним — громкий крик омеги Сатоши, чьё бедро окрашивается в алый. — Я жду, — не обращая внимания на детские крики и плач, спокойно говорит Чон-младший. Но японец продолжает молчать, игнорируя истерику сыновей. Он на них даже не смотрит. Потому что стыдно, потому что больно от осознания, что всему виной он и чёртов кодекс чести, нарушив который, ему и его семье всё равно не жить. Терпением Хосок особо не отличается, поэтому, не желая медлить, он повторяет предыдущее действие. Очередной оглушающий выстрел. Омега падает, корчась в луже собственной крови, и воет. — Отпусти их, — любая попытка закричать отдаёт ужасной болью в груди. — Кто руководил зачисткой клана Чон? — Чонгук раздражённо озвучивает вопрос в тысячный раз. Ещё один выстрел. Светловолосый омега предателя больше не кричит. — Отвечай, — рычит альфа. — Ким, — шёпотом, невнятно. Хосок переводит оружие на старшего сына и перезаряжает пистолет, — Дэсон, — громче. — Ким Дэсон, — последнее, что хрипит Сатоши, перед тем, как Чонгук нажимает на курок пистолета, приставленного ко лбу японца. Тело альфы обмякает, а голова безвольно откидывается назад. Мёртв. Наконец-то. Кровь брызгает на лицо Чонгука и стекает к подбородку багровыми слезами. Теперь у его мести есть имя. — Избавьтесь от всех и приберитесь, — кидает глава, покидая помещение в сопровождении братьев.***
Позже, в один из прохладных осенних вечеров, Чонгук с неподдельным удовольствием озвучит, что пора наконец вернуться домой.