Голый расчет

      Они с Угрозой застряли в Швейцарии, притворяясь партнерами по бизнесу, которые ненавидят друг друга, но вынуждены работать вместе из-за завещания своих дядюшек. Завещание якобы составлено таким образом, что ни один из них не может выйти из бизнеса, не потеряв наследство. При этом недоверие между ними столь высоко, что в деловые поездки они ездят только вдвоем и даже живут в одних апартаментах. Изначально Уэйверли им поручил просто проверить слухи о базе ТРАШ, но потом несколько раз уточнял и даже менял вводные. Миссия все тянулась и тянулась без каких-то конкретных действий, так что Наполеон давно бы полез на стенку от утомительного однообразия, если бы не Угроза. Тот уже давно вел себя довольно странно, но до последнего времени это было почти незаметно. Все можно было объяснить разницей воспитания и менталитета, тем же загадочным русским характером. Сначала были взгляды. Непонятные, но точно не враждебные. Потом начались легкие, якобы случайные, прикосновения… Но, в конце концов, напарник никогда не вписывался в общепринятые рамки. Наполеон долго был уверен, что тот просто не понимает, как можно истолковать его поведение. Возможно, Угроза так выражал дружеские чувства? Однако здесь, в Швейцарии без Габи и пригляда начальства правду стало уже невозможно игнорировать. Взгляды Угрозы становились все жарче и откровеннее, да и учащенное дыхание в присутствии Наполеона тоже о многом говорило. Угроза явно хотел его и, более того, готов был в любую минуту капитулировать. Он желал капитуляции, жаждал, хотя, скорее всего, боялся сам себе в том признаться. Это приятно будоражило нервы и льстило. Что же, Угрозу стоило подтолкнуть в правильном направлении. Наполеон не собирался отказываться от того, что само плыло в руки. Он чуть ли не с первой встречи понял, что хочет жуткого русского робота, но запретил себе даже думать в этом направлении, а тут такая удача! Будет чем скрасить скучную миссию. Наполеон был готов к любому развитию событий. В сущности, было не так уж много вариантов. Угроза мог начать бормотать об ошибке, которую они совершили, и которую, конечно же, нельзя больше повторять. Мог сбежать в свой номер сразу после секса, а потом пытаться делать вид, что ничего не было, стараясь при этом не оставаться с коварным соблазнителем наедине. Мог начать ревновать ко всем вокруг. Мог влюбиться, таскаться следом и смотреть грустными глазами — эдакий огромный щенок лабрадора. Последний вариант был, что и говорить, самым приятным, но и самым проблемным в перспективе. Рукоприкладство тоже не исключалось полностью, но вероятность его была ничтожно мала. Только не сразу после полученного удовольствия. Наполеон успел заметить, что Угроза очень ценил, когда кто-то делал специально для него что-то приятное. Пусть это была всего лишь чашка идеально приготовленного кофе. Никакой драки не будет, если постараться, чтобы Угрозе понравилось то, что произойдет между ними в постели. А это легко устроить. Наполеон ничуть не сомневался ни в своих умениях, ни в желаниях Ильи. Невинных барышень он старался обходить стороной. В крайнем случае пара поцелуев, возможно, несколько легких прикосновений, но ничего серьезного. Возни больше, чем удовольствия, да и некоторые принципы у него все же были. Угроза ни возрастом, ни полом, ни обличием не походил на юную девственницу, но в одном определенном смысле явно был невинен, как первый снег. И вот его-то Наполеону до дрожи хотелось соблазнить. Нет — совратить. Заставить с ума сходить от страсти, захлебнуться в сладком грехе, пометить и заклеймить собой. Угадывая реакцию Угрозы на сексуальный акт с мужчиной, Наполеон так и эдак прокручивал в голове сценарии, заранее предвкушая, как и что скажет и сделает сам, чтобы осторожно сломить возможное сопротивление и привязать к себе покрепче, но так, чтобы потом можно было безболезненно расстаться. Составление, а главное, проведение в жизнь подобных планов, пожалуй, даже более изысканное удовольствие, чем собственно секс. Тонкая и сложная работа, требующая тщательности и вдумчивости. В этом он был настоящим мастером. С первой же ночи, с первого же оргазма Угроза будет его со всеми потрохами. Он украдет Илью Курякина у него же самого и присвоит до той поры, пока новизна обладания не сменится рутиной. Наполеон все прекрасно рассчитал. *** Конечно, случаются дни, когда все расчеты летят к чертям. Для их работы это вполне закономерно. Однако Наполеон не мог припомнить, когда в последний раз так грубо нарушались его личные, вернее — интимные планы. Нет, уложить Угрозу в постель удалось быстрее и проще, чем предполагалось. Он, похоже, действительно дождаться не мог, чтобы это случилось. И вот его-то явная готовность и должна была насторожить, но не насторожила. Сначала Наполеон списал все на ситуацию. Они только-только вырвались с базы ТРАШ, чуть не взорвавшись вместе с ней. Уэйверли впервые позволил приблизиться к объекту вплотную, и вот тебе результат. Любовь Угрозы к взрывчатке в этот раз была совсем ни при чем, они даже войти-то толком не успели. Что-то пошло не так у самих трашевцев. В любом случае, после таких потрясений, как никогда, хочется почувствовать себя живыми. Поэтому не было ничего необычного в голодных поцелуях, которыми они начали обмениваться, как только захлопнулась дверь их апартаментов, состоящих из двух смежных номеров. В конце концов, все к этому и шло. Необычной была реакция Наполеона на эти самые поцелуи. Кто кого поцеловал первым он не смог бы сказать даже в кресле дяди Руди. Наполеон отвлекся, вернее, увлекся несколько сильнее, чем рассчитывал. Логично было бы предположить, что именно он сделал этот шаг, так как готовился к соблазнению Угрозы, но Наполеон не был в этом так уж уверен. В голове шумело, вело, как от старого коньяка: мягко, но неотвратимо. Илья горячо отвечал на поцелуи, жадно целовал в ответ, крепко притискивал к своему умопомрачительному телу, а его руки были, кажется, везде. Почувствовав весьма внушительный стояк, уткнувшийся ему в бедро, Наполеон с огромным трудом вспомнил, что не собирался форсировать события, все должно было происходить так и тогда, когда он запланировал. Поэтому, оторвавшись на секунду от жаркого рта Угрозы, он улыбнулся ему самой своей соблазнительной улыбкой. — Если сейчас не притормозим, то придется выбирать к тебе или ко мне. Он рассчитывал, что Угроза растеряется, когда до него дойдет, что обжимания в прихожей еще можно объяснить самому себе, хоть тем же приливом адреналина, но в спальне-то все будет совсем серьезно. По мнению Наполеона, Угроза к такому еще явно не был готов. Но тот только фыркнул: — К тебе, Ковбой, у тебя кровать шире, — и подтолкнул Наполеона к дверям его номера, хлопнув своей лапищей по ягодице. Наполеон хотел было возмутиться, но тут пострадавшую часть тела огладили и сжали так правильно и сладко, что он снова позволил себе забыться, перестать анализировать и послать все планы подальше. Впрочем, самый главный план — соблазнение, как раз вышел на финишную прямую. Вот только было уже совсем неясно кто и кого соблазняет. В следующий раз он вынырнул из марева страсти, когда Илья, прижавший его к постели и тщательно изучающий руками и губами его зад, начал выписывать пальцем круги вокруг входа. — Нет! — вскинулся Наполеон. В целом, он, разомлев от ласк, почти ничего не имел против такого исхода дела, но планы-то были совсем другие! Это первое. А второе и главное — отдавать себя в руки русского медведя, который не знает, как сделать мужчине приятно? Ну уж, увольте. Порвет ведь, одурев от свалившегося счастья. Может быть, позже. Когда он, Наполеон, самолично обучит Илью всему, что нужно уметь. — Почему? Я делаю что-то не так? — напряженно поинтересовался Илья и сжал его бедра мертвой хваткой. — Все так. Но я сверху. — Наполеон вдруг запаниковал и даже на некоторое время растерял свое красноречие. Он знал, что Илья не станет делать что-то против его воли, но почувствовал себя совершенно беспомощным. Поэтому и решил скорее расставить точки над «i». Если Илью что-то не устраивает в предложенном раскладе — пусть уходит. Не насовсем, конечно, кто же его насовсем-то опустит! Даже на короткий срок отпускать не хотелось. Несмотря на страх. Несмотря ни на что. Илья снова удивил его. Он остался. Без лишних слов отпустил и улегся навзничь посреди кровати, раскинув руки. Мол, вот он я — бери и наслаждайся. — Сверху так сверху, давай, Ковбой, действуй. И вот тут-то бы Наполеону следовало окончательно насторожиться. Следовало, будь он хоть немного в себе. Но зацелованный, раскрасневшейся Илья выглядел так соблазнительно, что Наполеон окончательно потерял голову. Но не настолько, чтобы забыть о подготовке. Он мечтал растягивать Илью долго-долго, сосать его член, заставить кончить на пальцах, но не в этот раз. О смазке-то еле вспомнил. Илье, кстати, явно нравилось происходящее, Наполеон увидел перед лицом подрагивающий член и лизнул головку, одновременно вводя палец. Все было правильно. Скульптурной лепки шея и плечи, напряженные, алеющие румянцем... Удивленный стон, когда Наполеону удалось нащупать выступающий бугорок и взлетевшее над постелью тело... Безумно хотелось ощутить эту гладкость и упругость не только пальцами. При проникновении Илья издал болезненный стон. Наполеон почувствовал себя одновременно и победителем, взявшим неприступный город, и мерзавцем. Но победителем все-таки чуточку больше. Илья был тугим и жарким, именно таким, как представлялось Наполеону в самых сладких мечтах. Он стонал все громче, и в этих стонах не слышалось уже никакой боли. Отдавался Илья неожиданно полно, он быстро поймал ритм и вскидывал бедра в ответ на каждый толчок. Наполеон сжал его член и начал двигать рукой. Идеально. Даже слишком идеально. Их тела будто специально были созданы для того, чтобы дарить друг другу наслаждение. Наполеон не хотел, чтобы это заканчивалось, но ему необходима была разрядка. Сердце билось уже где-то в горле, обжигающий пот капал на спину Угрозы. Наполеон начал вколачиваться с какой-то сумасшедшей скоростью, тщетно пытаясь при этом двигать рукой на члене Ильи в том же ритме. Он считал себя потрясающим любовником и всегда старался, чтобы партнер кончил первым, но в этот раз все было не так. Он больше не мог терпеть. Чувствуя, что оргазм совсем близко, Наполеон впился зубами в плечо Ильи, чтобы не заорать в голос. Видимо, это послужило спусковым крючком, потому что кончили они вместе. Наполеон не сразу это осознал. Он как будто отключился на несколько мгновений, а когда пришел в себя, с трудом вытащил руку из-под рухнувшего на кровать Ильи. Рука оказалась залита семенем. Наполеон с огромным сожалением вынул обмякший член и откинулся на спину. В голове было пусто-пусто и гулко. Никаких планов, никаких расчетов. Только одна коротенькая, как у Пиноккио, мысль: «Как скоро можно будет повторить?» Илья заворочался и сел на постели, чуть заметно скривившись, осторожно вытянул ноги и начал подниматься. — Ты куда? — вяло удивился Наполеон. — К себе, спать хочу. — Спи здесь, — глупый, глупый Угроза. Видимо, второй раунд откладывался. — Зачем? — и             столько искреннего удивления было в этом вопросе, что Наполеон вдруг как-то резко осознал, что второго раунда вообще может не быть. А это было совершенно неправильно! Такой вариант Наполеон не просчитывал. Он приподнялся на локтях, чтобы было удобнее наблюдать за Угрозой. — Хм, мы могли бы продолжить через некоторое время. — Как-нибудь, возможно, и повторим, — Илья нагнулся за своей одеждой, ничуть не стесняясь наготы и непросохших еще разводов на бедрах, и снова поморщился, — но не сейчас. Завтра с утра отчет Уэйверли сдавать. Наполеон возмущенно фыркнул. Что за глупая отговорка! Неужели, Угроза говорит серьезно? — А вообще, все было очень неплохо, — продолжил Илья. Он подошел, наклонился над опешившим Наполеоном и потрепал того по щеке. — И главное — ты-то в меня точно не влюбишься. Угроза развернулся и пошлепал в свой номер, голый, только что оттраханный и совершенно невозмутимый. Наполеон со стоном упал на постель, пропахшую сексом, и подумал, что, кажется, это все-таки его только что поимели.