Гермиона Грейнджер и таинственное дитя

Задним числом Гермиона признала, что действовала слишком импульсивно и сказала много лишнего, но она аппарировала в Нору в таком взвинченном состоянии, что впору было бояться за сохранность семейного гнезда Уизли. – Ты меня подозреваешь в таком? – глаза Джинни стали огромными и, кажется, наполнились слезами. Гермиона даже почувствовала укол совести, но довольно слабый. – А что мне думать?! – смягчить голос ей не удалось, и вопрос прозвучал резко. – Я второй месяц бьюсь над задачей, решение которой, оказывается, тебе и не нужно. – Я второй месяц тебе об этом говорю. Замечание было справедливым, возражений по существу у Гермионы не было, но мнением о происходящем она собиралась поделиться независимо от того, желает ли этого ее слушательница. – Как ты могла на такое пойти?! – Считаешь, рожать детей – плохо? Я не знаю, Гермиона, как тебе объяснить, если… – Рожать детей – неплохо, – Джиневра притворяется или не понимает? – Но в свое время и потому, что ты хочешь стать матерью, а не по надуманной причине! – Это и есть мое время. У меня его осталось не так много. – Чушь собачья! Это непроверенная теория из сомнительного трактата. – Я не буду проверять ее на собственной шкуре, – вздорно топнула ногой Джинни. – И если у меня есть шанс снять с семьи проклятие, я его сниму. – А если проклятия нет? Джинни закатила глаза и пробормотала что-то про происхождение от маглов. Это был удар ниже пояса от той, кого Грейнджер считала подругой. Впрочем, это только простимулировало желание Гермионы донести свою точку зрения: – О моральной стороне вопроса ты не думала?! Даже если ты не знала, что после смерти Волдеморта вся его клейменная армия вымрет, тебе не приходило в голову, что нечестно использовать человека как… в таком качестве? Джин мгновенно взорвалась: – А ты не задумывалась, что Малфой или его отец вполне способны были наложить Империус, чтобы заставить меня сделать аборт? На языке уже вертелось «и правильно поступили бы», но Грейнджер ужаснулась собственной мысли и усилием удержала ее в себе. Вместо этого упрямо скрестила руки и выпалила, отгоняя образ мадам Розмерты: – Драко не такой! – Может, он рад, что я ношу его ребенка? – приторно переспросила злющая Джинни. – Ты не носишь его ребенка! – к этому вопросу нельзя было переходить, пока они обе так раздражены, поэтому Гермиона вспомнила еще об одной претензии: – Как сейчас помню, ты говорила, что твоя мать не знает. Джинни пожала плечами. – Сейчас знает. Тогда, когда ты спрашивала, не знала наверняка, но подозревала. Зимой у нас произошел разговор о том… что предшествовало моему рождению и чем это чревато… – От твоей матери я тем более такого не ожидала! – Не смей ее судить! – Мало того, что сварила мерзкое зелье, провела темный ритуал, так еще и тебя в это втянула! – Она и не хотела меня втягивать, – Джинни словно подменили, она стала тихой и серьезной. – Я подстраховалась, рассказав тебе, а потом Гарри, Рону и Джорджу, чтобы мама не… Гермиона почувствовала себя разбитой. Что еще она может узнать о женщине, которую считала кем-то вроде второй матери? Разумом ей не хотелось, чтобы Джинни продолжала, однако червячок любопытства, прогрызший путь в первый ряд, имел свое мнение: – Чтобы мама не?.. – Не стерла мне память после родов. – ЧТО?! – реагировать так остро на упоминание Обливиэйта было лицемерием. – Она рассказала мне о проклятии и о том, что сделала, чтоб его снять, – Гермиона скривилась, и Джинни уточнила: – В общих чертах. – А… – Я стала замечать, что у меня меняется цвет волос – странно так: от ярко-рыжего до светло-каштанового, потом снова к рыжему, поделилась наблюдением с мамой, предположила, что у меня скрытый и неразвитый дар метаморфа. Мама ответила, что это не дар, а побочный эффект от… зелья, которое она приняла, чтобы родить девочку. – И… – И сказала, что раз я стала девушкой в тринадцать, то должна произвести на свет ребенка до восемнадцати. – Но твоя жизнь… – В том-то и дело! Мама не собиралась ее ломать. Она хотела, чтобы я забеременела, исчезла из волшебного мира на девять месяцев (шла война, никто бы не стал удивляться тому, что меня прячут), родила ребенка и оставила ей. Восьмой ребенок у плодовитой матери никого бы не удивил: родной, приемный – не все ли равно? – А тебе стереть память, что на самом деле его или ее родила ты? – Нет. Она думала, что я одобрю этот план. Про Обливиэйт она заговорила, когда я отказалась отдать ей на воспитание своего тогда еще гипотетического ребенка. Он мой, и я хочу его растить сама! Я не откажусь от ее помощи, но… – То есть не сказать отцу ребенка – это нормально… – Не начинай снова. Сил на обдумывание мотивации Молли не осталось. Порадовало, что та пыталась защитить дочь от последствий собственного поступка. Пожалуй, в сложившейся ситуации это было единственным поводом для радости, следовательно, повод для радости был сомнительным. – Хорошо. Тогда мы с тобой поговорим о другом, – Гермиона сделала паузу, чтобы настроиться. Аппарируя в Нору почти в аффекте, она собиралась сказать Джин о том, что залезла ей в голову и вместе с Драко подсматривала за ней в интимный момент. Сейчас, когда они вернулись к почти нормальному общению, казалось неуместным признаваться в таком. Глубоко вздохнув, Грейнджер взяла быка за рога: – Я знаю, почему ты считаешь, что это – Малфой. Оборотное зелье здесь ни при чем. Гермиона применила Акцио, и из ее бисерной сумочки выпрыгнул номер «Визарда» с Гарри на обложке. Джинни со смущением и удивлением скользнула взглядом по колдографии, Гермиона же нашла закладку и развернула журнал на нужной странице. – Вот! – ткнула она пальцем в рекламный блок, чтобы подруга (подруга ли?) не отвлекалась на саму статью. Джиневра Уизли побледнела до прозрачности, вскочила, прикрывая рот, и унеслась куда-то. Гермиона выдохнула и стала ждать возвращения Джин. Если она права, то от имени отца ребенка их отделяет заклинание из программы первого курса. Эта мысль рождала странное ощущение пустоты. Вот-вот все должно было закончиться. В голове крутилась мысль, что у них с Драко больше не будет поводов сотрудничать. Работа по зельеварению завела в тупик, да и задуманное исследование потеряло практический смысл ввиду того, что человек, принявший Оборотное зелье, не способен к зачатию. Конечно, она не собиралась бросать Драко без защиты. Но не слишком ли она навязчива в своем желании защитить? Взгляд зацепился за рекламу «Эротических грез», которые, если верить написанному, были созданы для того, чтобы вносить разнообразие в интимную жизнь или замещать собой несуществующую. На страницу перед ней упал пустой пакет с тем же логотипом, что на картинке в журнале. Джинни бросила его Гермионе на колени и отошла в угол комнаты, где осталась стоять, скрестив руки на груди. – Довольна?! – гаркнула она. Гермиона проигнорировала крик, углубившись в описание товара. То, что в «Плей Визарде» было изложено коротко, на пакете расписывалось подробно. Производитель предлагал два варианта использования «Грез»: совместное употребление с любимым человеком – «общая фантазия на двоих позволит узнать, чего именно партнер хочет в постели, если он стесняется рассказать»; или ночь в объятиях недоступного, но желанного… объекта – «подумайте о нем или о ней в момент активации чар, и подсознание создаст самую горячую из возможных фантазий». В обоих случаях было гарантировано полное погружение в мечту и восприятие всеми органами чувств. Но больше всего Гермиону интересовал бонус, именно этот бонус и не давал покоя. Дополнительное заклинание перед началом использования позволяло вживить грезу и заместить ею реальное воспоминание об интимном опыте, если по какой-то причине хочется забыть. Для того чтобы помнить о применении чар, предлагалось оставить упаковку на видном месте. И после этого мелким шрифтом, но красным цветом внизу было выведено, что данный продукт запатентован, признан безопасным и годен к использованию всеми волшебниками, достигшими возраста согласия. Безопасным?! Серьезно? – Так чего мы ждем? – Гермиона стремительно вынула палочку из рукава и направила на подругу, не отрывая глаз от текста – стоило перепроверить, не упустила ли она чего, поэтому то, что палочка была выбита из руки точным Экспеллиармусом, стало для нее неожиданностью. – Не лезь куда не просят, – шипение Джин не посрамило бы весь Слизерин. – Не смей! Меня все устраивает. Мне не нужно знать, с кем я трахалась на самом деле. Я все равно не смогу быть с этим человеком. – Почему не сможешь? Даже если поверить в миф из книги, надобность в двухступенчатой комбинации отпадает! Билл женат на внучке вейлы, и когда-нибудь у них будут дети! – А если у них не будет детей? Гермиона проглотила свое «значит, так тому и быть» и продолжила прессинг: – Тебе нравится обманываться? Драко не был с тобой никогда, а ты держишься за эту ложную фантазию! Он совсем не такой, каким ты его себе нарисовала, – ей очень хотелось добавить, что и с девушкой он ведет себя совсем иначе, и тело у него несколько иное, даже смешной пучок волос на груди имеется, если присмотреться, но было глупо говорить об этом, не имея возможности защититься. Положа руку на сердце, Гермиона опасалась реакции подруги. Джинни отчаянно мотала головой, приговаривая: «Не лезь, мне не надо, меня все устраивает!» Затаив дыхание, Гермиона потянулась к ней и просто вырвала свою палочку. Спустя секунду на нее была направлена палочка Уизли. – Уймись, Джин, я не буду ничего делать против твоей воли, – подняла она руки, свободную и вооруженную, в успокаивающем жесте. – Искренне тебя не понимаю, но не буду. Рыжая коротко кивнула, заметно расслабилась, но палочку не спрятала. – Говоришь, у Драко Малфоя сейчас нет метки? – переспросила она. Гермиона снова очень пожалела, что в пылу гнева прямо с порога обрушила на Джинни обличающую речь, начинающуюся с обвинения в «использовании» Малфоя исключительно из-за того, что он умрет вместе с остальными Пожирателями и не сможет претендовать на ребенка, и заканчивающуюся провокационным «так вот, Драко будет жить, его метка давно исчезла». Теперь отрицать сказанное было поздно, пришлось кивнуть. – А Люциус умирает. – Похоже на то. – Ладно, Гермиона, я устала, – Джин включила капризную беременную. – Я бы попросила тебя молчать о нашем разговоре. Будто ее зовут Лавандой Браун, право слово! Гермиона презрительно фыркнула и аппарировала в Хогвартс – разочарованная и со смутным плохим предчувствием. Не то чтобы она считала себя преемницей Трелони, но...