Гермиона Грейнджер и таинственное дитя

Часы пробили час пополудни, а Драко хотелось распластаться на кровати звездой и отключиться – ничего не делать, ни о чем не думать, ничего не ощущать. В последнее время каждый новый день оказывался более насыщенным, чем предыдущий. После полного штиля в конце мая сложно было оставаться в тонусе с таким темпом жизни. Малый состав Визенгамота (или как там называется кучка энтузиастов, согласившихся поработать во время отпуска?) принял положительное решение по вопросу возвращения палочки. Но судьи не сошлись во мнениях, стоит вернуть Драко его палочку (к слову, ту самую, от которой пал Тот, Кого Всё Еще Редко Звали По Имени) или позволить ему купить новую (осчастливить Олливандера клиентом, в доме которого – точнее, в подвале – он провел незабываемые месяцы). Когда им с Гермионой позволили откланяться с напутствием «ждите сову с вердиктом», маги все еще спорили, а список запрещенных заклинаний и способ отслеживания нарушений находились на этапе утверждения. У Драко так и не выдалось минутки спросить, о чем Гермиона говорила с его мамой, но после этого разговора девчонка стала дерганой, держалась отстраненно и бросала взгляды самой нелюбимой Малфоем категории: будто взвешивала, какую сумму за него можно выручить. Сейчас же, оставшись с ней наедине, он не знал, как подступиться, потому молча ел принесенный эльфами обед и мечтал о послеобеденном отдыхе. Молчание становилось тягостным. По крайней мере, Драко так казалось. – О чем с тобой говорила мама? – спросил он неожиданно, в том числе и для себя. Грейнджер резко вдохнула и подавилась. – Прости, – он привстал, перегнулся через стол и похлопал ее по спине. – Все нормально, – прокашлялась Гермиона, покраснела и увернулась от руки. – О разном. Гермиона Грейнджер и обтекаемые ответы. Не к добру. Усталость отступила, накатило раздражение: – Полчаса! Тебя… Вас не было полчаса. Я места себе не находил! – Оу, зато мне было комфортно! – тоже завелась Грейнджер. Но ведь поэтому он и не находил себе места: то переживал, каково ей – Драко, как никто, знал, что Нарцисса Малфой умеет быть очень неприятной дамой; то раздумывал, о чем они говорят, ведь были темы… которые этим двоим лучше не поднимать. – Я волновался! – выкрикнул он. – О чем? О том, что мне может рассказать твоя мама?! – голос Гермионы сочился чем-то едким. Ее взгляд красноречиво опустился на кольцо. Черт! – О тебе, дура! – грохнул кулаком по столу Драко, вкладывая в удар всю свою нервозность. – А следовало о себе, – прошипела Грейнджер. После удара стало хуже: агрессия ушла, остались страх и почему-то обреченность. – Ну? – Что «ну»? Драко не хотелось с ней ссориться – не после того, что между ними произошло. – Задавай свои вопросы. Попробую ответить. – На все мои вопросы уже ответила твоя мама. – Она не могла ответить на все. – И то правда. Зачем ты это сделал? – Уточни, – надо было тянуть время – тянуть, пока найдутся нужные слова. – Зачем надел мне на палец кольцо? – Ты ведь уже выстроила теорию про плохого меня, тебе не нужны мои оправдания. – Ничего я не выстраивала! Так он и поверил. – Кольцо я надел именно по той причине, о которой мы говорили. – Ты меня искушал вашей библиотекой, куда я смогу попасть, если примерю перстень, еще в начале июня! Об этом Драко почти забыл. – Хорошо, я сама отвечу. Тогда ты экспериментировал, сможет ли грязнокровка быть достойной. Не то чтобы она была неправа, но… не это было главным. – Или пытался проявить самостоятельность. – Веришь, не помню, о чем тогда думал, – еще одна полуправда. – Но когда надевал мне на палец кольцо, знал, что ты – наследник, и в твоем случае это… заявление… – ей тяжело давались эти слова, – о правах. Разговор нуждался в разрядке, поэтому Драко позволил себе что-то вроде шутки (только шутка ли это?): – Грейнджер, даже если мы будем женаты двадцать лет, ты не признаешь за мной никаких прав. И в данном случае речь скорее об обязанностях, если уж на то пошло. – Женаты двадцать лет? Вот так наглость! Ты уверен, что после того, что узнала, я захочу провести рядом с тобой лишнюю минуту? Живот скрутило. Она вела себя… почти нормально. Он и не предполагал, что все настолько серьезно. Видимо, Драко не уследил за лицом и на нем отразился настоящий ужас. Грейнджер смягчилась. – Как я могу тебе доверять, если ты без моего ведома… – Я без твоего ведома сообщил другим волшебникам, что… – вот тут было важно правильно сформулировать предложение, – планирую построить с тобой отношения. – И выходка избалованного мальчика (что-то вроде «я так делаю, потому что могу») тут ни при чем? Стало обидно. – Это никогда не было способом подразнить родителей, Гермиона. Поверь. Давай вернемся к тому дню, когда я дал тебе кольцо. Объяснение всех нюансов заняло бы много времени, а напротив сидел Поттер. – У тебя после этого было очень много времени объяснить нюансы. Но ты не объяснил. – Боялся твоей реакции, – абсолютная правда. – Чистокровным, да и большинству полукровок понятно, что, если у девушки на пальце кольцо рода, к которому она не принадлежит, это что-то вроде… – …заявления о намерениях. Я поняла. Выучила за сегодня. Отдельное спасибо за то, что сделал меня посмешищем в глазах матери и всего Отдела магического правопорядка. – Я не делал! И ты скрывала кольцо от всех, кроме министерских клерков. Если бы Уизлетта его увидела, то и она, и мы сегодня не участвовали бы в фарсе! – вот так вот, милая, это тебе информация к размышлению. А теперь нужно было во что бы то ни стало уводить разговор в сторону. – До сих пор не понимаю, на что она надеялась. Грейнджер усмехнулась, глядя в стол. Было глупо рассчитывать, что она не заметит попытки сменить тему. – Не выставляла перстень напоказ, потому что знала о ее влюбленности. В этом и заключается разница между нами: ты думаешь в первую очередь о себе, я – о других. – Так и есть, только куда увела дорога, выстеленная твоими благими намерениями? – Задним умом всякий крепок, – Малфой ограничился тем, что пожал плечами, и Гермиона продолжила мысль: – Я ей сама когда-то советовала попробовать наладить с тобой отношения. Задолго до того, как узнала про фантазию, до того, как мы начали вместе работать. Дело молодое – думала, уживетесь со временем… – Я с Уизлеттой? – Драко не старался подавить отвращение в голосе. – Полагаю, она рассчитывала на крохи передавшегося ей вейловского обаяния. – У меня иммунитет, ты же знаешь, что у Блэков в роду были вейлы. – Я знаю, а Джинни – нет. Кстати, то есть некстати, я упомянула о вейлах и Блэках в разговоре с твоей мамой. – Повезло, что осталась жива. Мать неплохо справляется с беспалочковой магией. – Мы, оказывается, тоже, – прозвучавшее «мы» вселило в Драко оптимизм. – Но почему ты так категоричен относительно Джинни? До того, как… – Дьявол! Да я, должно быть, в тебя влюблен уже много лет, просто не позволял себе в этом признаться! Какая, к мантикорам, Уизлетта?! Почему-то Грейнджер напряглась. Она ведь не может… заявить, что все кончено. Да, Драко круто облажался с кольцом, но неужели не заслуживает шанса? Пессимист в голове отметил, что ближайшим друзьям она не дала ни единого, а ему дала, но он и тот профукал. Осознал себя Драко уже рядом с Грейнджер, вцепившимся в ее плечи и лепечущим «пожалуйста, не надо» и какую-то ерунду про этот самый шанс. В карих глазах было так много всего: боль, море вопросов, отчаянная решимость и что-то еще, до чертиков пугающее, но что? Гермиона была напряжена до предела. Момент, когда она расслабилась и подалась вперед, Драко упустил. До него не сразу дошло, что его гладят по лицу нежные пальцы, с задержкой прочувствовал губы на своих. Вот как подхватил Грейнджер на руки и понес в спальню, открывая дверь ногой (отсутствие Снейпа на портрете не повод заниматься этим перед его гипотетическим взором) – запомнил. Важно было поймать и удержать в голове какую-то мысль. Но когда под руками и губами изгибается желанное тело, ловить мысли весьма проблематично. – Подожди, – задергалась Грейнджер. – Я хочу… Она перевернула его на спину и уселась ему на ноги, расстегивая ремень, ширинку и приспуская трусы. Облегчение оттого, что одежда перестала сдавливать жизненно важные органы, смешалось со смущением, уж очень пристально Гермиона разглядывала открывшееся ее глазам – смотрела на член, словно на задачу по нумерологии, а затем наклонилась и... Вспомнилось, что она еще вчера говорила о желании попробовать оральные ласки. Кто он такой, чтобы отказываться? Ведь если она идет на подобное, значит, у них снова… все хорошо? Драко знал, что такого опыта у Грейнджер мало, если вообще есть. Но руки ее двигались уверенно, а когда к рукам присоединились губы… Она отслеживала его непроизвольные движения, прислушивалась к звукам, которые он издавал, улавливала реакции и, очевидно, каталогизировала добытую информацию. Старательная, пытающаяся научиться чему-то новому Гермиона Грейнджер была личным фетишем Драко, потому что, стоило ему подумать о ней в таком ключе… Он едва успел отстранить ее, прежде чем бурно кончил. Мог ли Малфой предположить, что неприятный разговор будет иметь такое приятное завершение? Как быть теперь? Больше всего ему хотелось уступить усталости и позволить себе уплыть в дрему, но этот вариант даже не рассматривался. Поблагодарить – пошло. Ответить тем же? Драко был почти уверен, что кто-то очень независимый начнет сопротивляться, и не уверен, что сумеет побороть сопротивление. А может, все-таки... Он крепко прижал Гермиону к себе, поцеловал в висок, а затем в губы. Она позволила, слишком дезориентированная, чтобы протестовать, и когда он стал осыпать поцелуями ее лицо, шею и плечи, тоже не запротестовала. Неужели так шокирована тем, что только что сделала? Растерянность Грейнджер придала Драко решимости. Стараясь не торопиться, он постепенно спускался поцелуями ниже и еще ниже, сдвигая одежду в сторону, – живот, бедро, колено, голень, снова бедро – его до сих пор не оттолкнули. Он закинул ее ногу себе на плечо, ведомый желанием продемонстрировать все свои навыки, и наконец прикоснулся губами к промежности. Стонущая и подающаяся навстречу его пальцам и языку Гермиона снова его завела, но Драко сконцентрировался на ней, на ее удовольствии. Пожалуй, его даже слегка разочаровало, как быстро она достигла пика. Но это означало, что можно наконец отдохнуть. Нет ничего зазорного в том, чтобы подремать после… такой деятельности. Он прикрыл глаза и откинулся на подушку. Грейнджер прилегла рядом и поцеловала его в щеку. Драко не знал, как она относится к поцелуям после куннилингуса, потому притворился, что уже спит. Под боком завозились. Что-то, не иначе как высшая сила, заставило Малфоя открыть глаза. Искривленная палочка из ореха почти упиралась ему в висок. Он наконец выделил важное, упущенное ранее: оставлять вопрос открытым, разрешать конфликты в горизонтальной плоскости – абсолютно не в духе Гермионы. Резкий переход от неприятного разговора к сексу должен был его сразу же насторожить. Не отвлекись он, прочитал бы по ее лицу, к чему идет, понял бы вовремя, что это прощание. Драко, наверное, впервые не испытал инстинктивного страха перед палочкой тетушки Беллы. Он испугался другого: Гермиона Грейнджер вот-вот совершит глупость, которая сломает то хрупкое, что они смогли построить. – Не надо! Пожалуйста, остановись, – ровно настолько спокойно, насколько ему позволяло слишком быстро бьющееся сердце, попросил он.