Hidden Underneath It All

      Город Полумесяца переживал не самые лучшие времена. Это было известно всем фракциям; да что там, даже простые люди умудрялись негодовать и оспаривать сегодняшних правителей. Вампиры-полуночники днем верно служили Марселю и нехотя подчинялись Майклсонам, но ночью — собирались в группы и обсуждали будущие планы по свержению Первородных. Ведьмы, что раньше боялись использовать магию, проведя жатву и утолив «голод» предков, возомнили себя Всесильными — настолько, что готовы противостоять всем, кто неугоден их черствым душам. Оборотни, что обречены были жить на болотах в изгнании, теперь по одиночке проникали в город, находя себе союзников в виде ведьм и врагов в виде вампиров. Но неспокойно было не только в городе; в семье Первородных царил раскол. Майклсоны, чья фамилия раньше наводила ужас и панику на любого, кто ее слышал, сейчас были разрознены и обессилены от войны с ведьмами. Как же получилось, что Сильнейшие мира сего проигрывали лишь Ведьмам Французского Квартала? Ответ был прост — тяжело воевать в одиночку. Майклсоны не знали, кому можно доверять, а кто предаст в самый важный момент. Доверившись одной ведьме и обжегшись, Клаус прекратил искать союзников, полагаясь лишь на себя и свою семью. Даже благородный Элайджа теперь не мог быть полностью уверен в обещаниях, которые он дает. Кол же, как самый жестокий и безумный из Первородных, порывался уничтожить всех и сжечь Новый Орлеан в конечном итоге, если понадобится. Милая Ребекка, изгнанная родным братом из города, была в поисках того, о чем мечтала весь миллениум — любви. Она тоже обожглась с Марселем; и боль от этого до сих пор мучала мертвое сердце. Семья Первородных медленно таяла вместе с их величием. Власть, сосредоточенная в их руках ранее, неумолимо угасала.       Но, впервые за тысячу лет, Никлауса Майклсона волновало отнюдь не это. Лишь несколько людей знали истинную причину тяжких дум первородного гибрида. У Клауса была дочь. Прекрасное создание, которой суждено было стать спасением черной души гибрида, о которой столько столетий пекся Элайджа, ища остатки человечности в брате. И, когда малышка появилась на свет, сердце старшего первородного дрогнуло — его племяннице была дана жизнь в обмен на жизнь ее матери. Хейли Маршалл так и не смогла увидеть свою дочь, а Элайджа навсегда потерял еще одну девушку, которую он сумел подпустить к себе за всю вечность. Клаус по смерти матери своего ребенка не тосковал, зная, что теперь его дочь, его кровь — принадлежит только ему. Ее звали Хоуп; надежда для бессмертных, чьи души давно уже горели в их личном аду на Земле.       И Клаус твердо решил: он будет отцом, которым Майклу так и не удалось стать. Он подарит этой малютке все, что она пожелает, сделает для нее все, о чем она когда-либо попросит. Он подарит ей жизнь, о которой сам не смел мечтать. Ведь, как сказал Элайджа, Хоуп сможет дать ему то, во что он не верил всю свою жизнь — безусловную любовь. Маленькая девочка стала единственной в своем роде; в ней сочетались сущности ведьмы, вампира и оборотня. Сила, что крылась в малютке, была настолько могущественной, что ведьмы Французского Квартала захотели ее себе. Их магия была завязана на магии Предков, чьи останки хранились на Кладбище Лафайет. И каждый, даже новообращенный вампир, знал, что связаться с одной ведьмой — значит нажить проблем с целой сотней. Старейшины, проведя ритуал Жатвы, открыли огромный источник магии, что даровали расщедрившиеся Предки, тем самым развязав руки всем ведьмам города, сделав их господствующей фракцией. И теперь, главной целью их было — заполучить волшебную малютку себе. Стоит ли говорить о том, что Никлаус Майклсон никогда бы в жизни не позволил навредить своему ребенку ни ведьмам, ни единому существу в сверхъестественном мире. Но, пока Король Нового Орлеана разбирался с заговорами ведьм и проводил время со своей дочерью, беда на Семью Первородных пришла с другой стороны. Его информаторы сообщили о Ведьме, чья Сила безгранична и могущественна настолько, что одним взмахом руки она может превратить любой город в руины, не оставив камня на камне. Она жила с помощью чужой магии, паразитировала на ее источнике, и, в конце концов, вытягивала до остатка, опустошая.       Ведьму звали Далия; и как только она узнает о Хоуп, то захочет малышку себе. Ходили слухи, что ей больше тысячи лет, и она была целительницей до того, как викинги вторглись на Земли, благословленные Солнцем; и что ее магия настолько же Древняя, и подвластная лишь ей одной. Пока это были только разговоры, от которых Король Нового Орлеана отмахивался; пытаясь решить вопрос с Ведьмами Квартала, что вытесняли вампиров и заключали сделки с оборотнями, возвращающимися в город.       Но Элайджа всерьез обеспокоился молвой о Далии и призвал к себе дух одной из древнейших ведьм — их матери, чьи кости теперь покоились рядом с одной из резиденций Майклсонов, а значит, вся магия Эстер была сосредоточена в этом месте. Кол, всегда тянувшийся к магии, использовал знакомую ведьму, с помощью которой был совершен обряд. Ведьма эта была уже стара, прожив гораздо больше, чем положено ей природой, к тому же, не была связана с Ведьмами Квартала, а значит, не боялась ни гнева Первородных, ни смерти. Лишь на несколько мгновений их мать могла вселиться в эту старуху, чтобы ответить на все вопросы, имеющиеся у Элайджи. Старший Первородный вынудил присутствовать и Никлауса, который откровенно не был доволен этой затеей. Но, когда ритуал был успешно совершен — старуха, под чьей личиной сейчас скрывалась Эстер, обратилась сразу к гибриду, игнорируя Элайджу: — Никлаус, твоей дочери уготовано либо счастливое процветание, либо быстрая смерть от рук Далии. Тебе никогда не победить Далию в одиночку. Ее загробный голос, в котором слышалось дыхание самой смерти, заставил вздрогнуть всех троих братьев. Правда уже в следующую секунду Клаус был готов убить ведьму за такие слова, но был остановлен Элайджей. Эстер почувствовала, что ее время истекает: либо духи призовут ее назад, либо собственный сын снова убьет ее, пусть в этот раз не напрямую, а лишь носителя ее души. — От силы Далии есть только одно спасение. Такое же Древнее, как и она сама. Никлаус сжал руки в кулаки, сдерживаясь от убийства и неконтролируемой ярости, что разливалась по его венам. Как смеет та, кто называлась его матерью, угрожать его ребенку? Если все это действительно так, как спасти ему свою дочь? И ведьма сказала ему: — Поспеши на Север, где найдешь спасение для своего ребенка; девушку, чье сердце захоронено во льдах. И Клаусу бы вырвать все конечности этой жалкой старухе, но безысходность заставляет все дальше внимать ее словам. Он должен найти ту, которая сможет спасти его Хоуп. — Как мне найти ее? — шепчет гибрид, с ненавистью уставившись в пустые глаза ведьмы, через которые сама Тьма смотрит на него в ответ. — Она на Землях Викингов, тех самых, что заставили Далию превратиться в безжалостное создание. Ведьма, в теле которой я сейчас, поможет тебе разыскать ее могилу. Ты должен торопиться, Никлаус. Далия придет за тем, что ей нужно, и убьет каждого, кто встанет на ее пути, — это были последние слова Эстер, ведь старуха, покачнувшись, словно солдатик повалилась на землю. Дух их матери снова возвратился туда, откуда был призван. Кол переглянулся с братьями и наклонился к старухе. Дыхание ее было ровное, а значит, что ритуал все же не вытянул из нее последние крохи жизни. К тому же она им еще нужна для нахождения той самой девушки, что могла бы спасти Хоуп. — Нам нужно разобраться с этим, — твердо проговорил Элайджа, глазами встречаясь с Клаусом, — Брат. И в эту секунду гибрид понял, что обойдет хоть всю Землю, чтобы найти ту, от рук которой зависит спасение его дочери. Добьется помощи от этой девушки, ведьмы, духа — кто бы она не была. Чего бы это не стоило.