Виконтесса де Бражелон, или Воспитанница Атоса

После урока верховой езды ломило спину – Беат устала сидеть в неудобной позе полуоборотом. Зато настроение было чудесным – ей можно кататься на настоящей лошади! И она неплохо сидела на ней… Ну, во всяком случае, после урока граф хоть и сдержанно, но похвалил ее. Это воодушевление оставалось с девочкой и за обедом, однако ровно до того момента, когда пришло время десерта. - Нет, - остановил Атос слугу, направившегося к Беатрис. – Сегодня и завтра мадмуазель обойдется без сладкого – в качестве наказания за ложь. И должен сказать, что я вынужден использовать эту меру наказания, хотя вы, сударыня, заслужили иного. Но придется обойтись без розг, однако не из жалости к вам, а исключительно из неудобства: через день мы отправляемся в Париж, если вам всыпать то, что следует, вы будете сильно задерживать нас в пути. Беа обиженно сглотнула. Но возразить было нечего. Она и вправду провинилась, просто после занятий уже совершенно забыла об этом. И начала думать, что забудет и опекун, но нет, он не забывал… - Должен также предупредить вас, мадмуазель, - продолжил Атос, - что если ваши провинности на этом не закончатся, то я не буду проявлять милости, выбирая для вас наказание, просто после него вы останетесь здесь, в Бражелоне, поскольку нужды ехать вам в Париж не будет. - Я… понимаю, - Беатрис хотелось плакать от обиды, но она старалась не показать этого. – Я уже обещала вам, господин граф, что более такого не повторится, мы сможем спокойно поехать в Париж. Атос медленно кивнул и девочка продолжила: - Я также очень сожалею, что солгала. Я не имела дурных мыслей… просто хотела уже сесть на лошадь, - шепотом закончила она. - Хорошо, будем считать, что это так, - согласился граф. – Вы можете идти к себе. Через час мы с вами обсудим дела в хозяйстве. Беатрис поднялась из-за стола, пожелала приятного аппетита опекуну и удалилась, радуясь тому, что хотя бы не придется смотреть, как он ест сладкое, которого ей не видать ни сегодня, ни завтра… а может, еще потом тоже не даст, вдруг передумает и продлит ее наказание? Девочка даже не могла бы сказать, что предпочла бы. Может, лучше получить розг, но не лишаться десерта. А что если граф и в Париже так сделает? Там ведь наверняка много-много разного! И лишиться всего этого было бы слишком обидно, до слез… Беат уже сейчас начала шмыгать носом. Нет, она, конечно, уже очень-очень взрослая. Такие, как она, не клянчат сладости и подарки… Но если бы вместо господина графа был папа, Беа просила бы. И сладости, и наряды, и туфельки новые. Девочка с ногами забралась на кровать в комнате, обняла колени руками и так и сидела, думая о том, что надо потерпеть еще день, чтобы поездка в Париж обязательно была! Она не может такого лишиться. А еще потом гадала, все же строг господин опекун или нет. Что лучше – колотушки или лишение сладкого… Папа был другим. Нет, не потому что был добрее или больше прощал. Он тоже не любил, когда Беатрис начинала врать, даже по пустякам. Но когда он сердился, мог сразу же шлепнуть ее пониже спины, вот прям на месте хватал за шкирку, перегибал через колено и отвешивал ей, сколько считал нужным. Зато потом было гораздо легче, подумалось Беат. Батюшка сердился, наказывал – и немедленно же после прощал. А вот граф вовсе не злился. Он равнодушно отчитывал ее, а после, когда она сама уже и думать об этом забыла, вдруг объявил о ее наказании. И тоже совсем спокойно, без злости и гнева. И самое главное, Беатрис не знала, простил ли ее граф? Значит ли его решение, что за ее проступок он лично на нее не сердится? Этот вопрос так и крутился у нее в голове, даже когда Беат отправилась в кабинет к графу, как было велено. Но задать его девочка не решилась. Пыталась по его общению угадать, что он об этом думает. Вот только Атос оставался по-прежнему невозмутим, и Беа не могла ничего понять по этому спокойному рассудительному тону. Зато ее он слушал внимательно, порой чуть улыбался, когда Беатрис произносила слова, значение которых почти не понимала, но заучила и старалась подражать взрослым, говоря о поместье. Себе же мысленно дал обещание постепенно растолковать ей смысл этих слов, аккуратно и ненавязчиво, чтобы сама сообразила. - Хорошо, - подвел итог он их отчету-занятию. – Завтра у вас будет очень много дел, вам следует проследить за нашими сборами в дорогу. А также я завтра принимаю арендаторов, если у вас будет время, я предложил бы вам присоединиться. Это не станет вашей обязанностью в дальнейшем, но вы должны понимать, как это происходит и что важно в этих встречах для вашего блага. Беатрис торопливо закивала. Батюшка всегда принимал и гостей, и просителей, и жалобщиков один, но тоже говорил, что однажды ей придется бывать на подобных встречах и учиться этому. - Могу я спросить? – наконец решилась девочка. И, дождавшись кивка опекуна, выпалила: - Господин граф, вы не держите на меня зла за… мою ложь? Я виновата, я это понимаю. Но все же… - Вы хотите просить меня изменить наказание? - Нет, - твердо отозвалась Беат. – Я хочу просить вас забыть о моей вине после понесенного наказания. - Вы можете быть уверены, что с окончанием наказания вы будете полностью прощены, - уверил ее Атос. И девочка уже облегченно вздохнула. - У нас есть еще полчаса до ужина, - отметил граф. – Вы поиграете мне в гостиной? Это не урок, это лишь просьба. Беатрис кивнула, хотя сама чувствовала, что это даже хуже урока – это ее маленький позор! Впрочем, Атос поблагодарил ее и за музыку, и за пение. Так что остаток дня прошел по-домашнему уютно. *** Утром следующего дня Беатрис подскочила с рассветом – уж слишком боялась проспать столь важный день, когда ей надо более, чем всегда, показать себя как хозяйку в сборах в дорогу. А еще присутствовать на встрече графа с арендаторами! То, что для нее до сих пор было недоступно. Еще до завтрака девочка успела утомить горничную расспросами о том, почему та положила именно эту вещь, а не ту, отчего она выбрала небольшой дорожный сундучок, а не матушкин огромный, не следует ли складывать все в другом порядке, не помнутся ли юбки, не выпадут ли ленты, не нужно ли сложить мелочи в шкатулку, а ту уже положить в сундук, или обойтись мешочком… За завтраком граф спросил, насколько она готова, не нужна ли ей помощь в сборах и добавил: - Только берите лишь самое необходимое, я надеюсь, нам не придется провести в Париже много времени. После этого Беат почти бегом бросилась к себе. В итоге дорожный сундучок вновь был перебран, из всех вещей были выбраны амазонка и два платья, две пары обуви и небольшой мешочек с украшениями и лентами. Оглядев все это, девочка довольно кивнула – она более, чем скромна. Отложив амазонку и сапожки, чтобы надеть на себя, а мешочек, чтобы взять его с собой, Беатрис велела все остальное уложить в непромокаемую дорожную суму. Затем подумала и добавила к этому тряпичную куклу – детская привязанность, подружка-"дочка", которой до сих пор доверялись какие-то тайны. После этого Беа поторопилась на кухню – проследить, как идет приготовление припасов в дорогу. И здесь выяснилось, что слуга господина графа, Гримо, велел ничего с собой не брать, только если немного, заесть голод в пути. Девочка подумала, решила, что такой приказ, должно быть, отдал сам опекун, а потому ей не стоит с ним спорить. Но все же попросила кухарку сделать несколько сладких пирожков и один киш – это же будет не против правила «что-то поесть по дороге до трактира»? Наконец настало время приема просителей – Беатрис едва не опоздала, но сделала вид, что просто не желала беспокоить графа раньше, поэтому явилась точно в назначенное время (тяжелое дыхание пришлось прятать). Атос лишь чуть кивнул ей на стул возле окна, и девочка заняла предназначенное ей место, стараясь двигаться почти бесшумно. Граф принимал арендаторов не в одиночку, помимо Беат здесь был еще управляющий поместьем. И вскоре девочка поняла, отчего – не зная всех деталей споров в Бражелоне, Атосу порой приходилось их уточнять. А просители-жалобщики, пользуясь появлением нового хозяина, пытались пересмотреть споры в свою пользу. Из первых трех гостей двое пришли с этим намерением, хотя на словах просто излагали просьбу как новую. - Вы думаете, что со смертью графа де Бражелона умерли и его решения? – отчеканил Атос, узнав от управляющего, что спор был уже рассмотрен ранее. И то, что по некоторым еще нет бумаг, лишь следствие болезни графа. – Или вы полагаете, что я должен усомниться в их справедливости?! - Нет… но… - Если есть вопросы, которые ранее не были рассмотрены, изложите их, - прервал граф это блеяние. – Но если нет, не тратьте время, ни мое, ни свое, мэтр! У вас все? Тогда передайте это и остальным, ожидающим в приемной. Жалобщик поклонился и исчез за дверью, после чего в приемной существенно уменьшилось людей. Зато и споры или просьбы остались лишь те, которые ранее не были решены Бражелоном - все новые. Беатрис слушала и пыталась запоминать, хотя многое из разговоров ей было попросту непонятно. Поначалу Беа поняла лишь то, что опекун не будет пересматривать то, что решил батюшка – и за это была ему искренне признательна. Суть споров же ей вовсе было постичь сложно. Однако девочка обращала внимание на то, как ведет беседу опекун, как общается с людьми: между господином и просителями была очевидна разница, однако граф говорил с ними вовсе не свысока, но и не вел себя с ними дружески или как с равными. Он знакомился с гостями, узнавал о том, какими землями те пользуются, чем занимаются в поместье, есть ли у них семьи, из кого они состоят. И после расспрашивал о вопросе, который привел к нему арендатора, внимательно выслушивал, уточнял что-то, что нужно было для решения этой просьбы или жалобы. И либо озвучивал решение, либо говорил, что вызовет к себе вторую сторону спора, чтобы узнать обо всем. Последнего человека из приемной граф принял уже в неустановленное время, когда им с Беатрис следовало идти обедать. Но Атос никого не выставил, согласился выслушать просителя. - Вы что-то поняли, мадмуазель? – спросил граф, когда все ушли, кивнув Гримо, чтобы распорядился о подаче обеда. Девочка поерзала на месте – она сидела, стараясь почти не двигаться, поэтому у нее затекли ноги, болела спина… и не только спина, а ниже, несмотря на все юбки, но признаваться в этом не хотелось. - Я… в первом споре, мне кажется, - начала Беатрис, пытаясь все вспомнить и изложить серьезно. - Нет, - прервал ее граф, - я не жду от вас суждения о споре. Простите, мадмуазель, но подобные вопросы решать буду я, это относится к моим обязанностям. От вас же я хочу услышать о другом. Атос встал, подал девочке руку, чтобы проводить ее в столовую, где можно было продолжить беседу за едой. - Я хочу, мадмуазель, - продолжил граф, - чтобы вы запоминали иное. Как следует общаться с арендодателями. И то, когда вам следует общаться с ними, как с гостями, а когда следует прерывать их. Вы заметили, что некоторые из них пытались пересмотреть в свою пользу уже вынесенные решения? - Да, - покраснела Беатрис. – И я хотела поблагодарить вас, что вы не стали менять решение батюшки… - Дело не в решении вашего отца, - вновь исправил ее Атос. – Я знал Бражелона и у меня нет оснований сомневаться в справедливости его решений. Однако, запомните, даже если бы это было не так, не поддавайтесь и не уступайте подобным мошенникам. Иначе прислуга и арендаторы будут крутить вами. - Но… если бы решение было неверным? - В этом случае, - чуть улыбнулся граф, - этот мошенник непременно воспользовался бы моими словами о том, что я готов выслушать его, если есть детали, ранее не рассмотренные иным судьей. Беатрис задумалась, пытаясь осознать до конца все сказанное. Выходило пока слабо. Что за детали? - Вы научитесь, - добавил Атос. – Это придет со временем. Сейчас же запомните главное: решение владельца этих земель обязательно для всех. Вне зависимости от того, какой именно человек является этим владельцем. - Я запомню. Граф помог ей занять место за столом, после прошел к своему, во главе. И сразу за этим слуги подали первое. - Мы вернемся к некоторым вопросам после возвращения из Парижа, - предупредил Атос. – У вас еще будет возможность не раз понаблюдать и понять все то, о чем я говорю, мадмуазель. - Значит, я буду еще присутствовать на таких приемах? – обрадовалась и испугалась девочка разом. - Да. И на иных приемах, на которых это возможно, - решил сразу предупредить ее Атос. – Вам следует привыкать. Беатрис кивнула, вне себя от волнения – она теперь будет присутствовать на приемах! Не балах и важных встречах, конечно же, но все равно ее дело теперь не только сидеть в детской с куклами! - Впрочем, мы к этому тоже вернемся после Парижа, - продолжил граф. – А что с вашими сборами? - Уже почти все готово, - радостно сообщила девочка. – Господин опекун, скажите, а мы отправимся в путь в карете или верхом? - Я полагаю, вы еще недостаточно уверенно держитесь в седле, чтобы отправляться на такое большое расстояние. - Я могу поехать в мужском костюме и мужском седле, - предложила Беатрис. – Вы уже видели, как я могу. Атос ненадолго призадумался. Карета, конечно, будет сильно задерживать их, но девочка в костюме мальчика… Впрочем, она еще в том возрасте, когда мальчика от девочки мало что отличает, мужской костюм ничего лишнего в ней не подчеркнет и не покажет. В седле же она и вправду держалась уже неплохо. В конце концов, всегда можно усадить ее перед собой, привязав ее лошадку к седлу или оставив на каком-то постоялом дворе по дороге, забрав на обратном пути. Зато они существенно сэкономят время. - У вас много вещей с собой, мадмуазель? – все же уточнил граф, предполагая, что им придется везти пару сундуков. - Одна дорожная сумка, - поразила его девочка. – Может быть, еще одна небольшая с собой. - Что ж, тогда можно и верхом, - задумчиво отозвался Атос, размышляя о том, что следует все же проверить вещи воспитанницы, вряд ли она умеет путешествовать и знает, что нужно брать с собой. Беат немедленно расцвела в улыбке. И даже не стала вспоминать и переживать, что сегодня тоже лишена десерта. Но после обеда вновь поспешила к себе. На этот раз амазонка отправилась в дорожную сумку, одно из платьев было заменено другим, более праздничным – вдруг ее уже в Париже ждут приемы?! – а на стул были сложены штанишки, чулки, камзольчик, сорочка и кафтан, готовые к завтрашнему дню. Вечером усидеть на месте было сложно, поэтому Беатрис была очень рада, что граф тоже был занят сборами – иначе он мог бы заметить что-то неподобающее в ее поведении и в последний момент лишить ее заветной поездки. Спать Беа убежала так рано, как только это было возможно, чтобы поскорее лечь и поскорее наступило завтра. Но, разумеется, именно когда ты очень сильно хочешь уснуть, это не получается или получается плохо. Вот и Беатрис долго ворочалась в постели, то представляя, как ее привезут в Лувр и представят самому королю, а то воображая, как завтра на рассвете она в чем-то ошибется и граф оставит ее здесь. Девочка так и задремала, разом со страхом и нетерпением от ожидания, представлением сказки… *** Беатрис проснулась в холодном поту – она опоздала! Граф, конечно же, ждать ее не стал, и уже час назад как отбыл… Девочка вскрикнула и… подскочила на кровати. За окном лишь занимался рассвет – так что проспать она не могла. Беат испуганно вытерла ладошкой пот со лба, но решила, что ложиться больше не будет, иначе точно проспит. Уж лучше пораньше встать и проверить еще раз вещи. И Беатрис почти немедленно обнаружила, что она забыла накануне и что не забыла то ли Франшетта, то ли сам граф – к вещам на ее стульчике присоединился дорожный плащ, перчатки для верховой езды и шляпа. Девочка мысленно серьезно отчитала себя: она не в силах даже собраться сама, а не то чтобы проследить за сборами целой семьи! Долго ругаться на себя она все же не стала, позвала горничную, чтобы поскорее умыться и одеться. А после побежала на кухню, чтобы проверить, готов ли завтрак – сегодня его должны были подать раньше, чтобы господа могли пораньше выехать, путь до Парижа был не очень-то коротким. Ни завтрак, ни граф себя не заставили ждать: Атос появился в столовой точно в назначенное время, стол уже был накрыт и слуги подали кушания – более плотный завтрак, чем обычно, чтобы в дороге не пришлось искать трактир и делать остановку через каких-нибудь пару часов пути. Девочка до последней минуты вела себя, словно мышка, опасаясь чем-либо рассердить опекуна и все же остаться в замке. Но наконец сумки были привязаны, стремена у лошади Беа подтянуты почти к самому седлу, и Атос лично помог воспитаннице занять место, после чего легко вспрыгнул на лошадь сам. Ворота усадьбы остались позади, а за ними и прилегающие к замку земли, начинались неизвестные Беатрис владения. От восторга, что она отправляется в Париж, что впереди у нее незнакомые земли, города и люди, Беат даже начала тихо напевать себе под нос. Погода была слишком чудесной, да и вообще все вокруг казалось дорогой в сказку. - Мадмуазель, сообщите мне, когда устанете, - попросил ее Атос, внимательно наблюдая за состоянием воспитанницы. Но Беа, вслух пообещав так и сделать, мысленно отмахнулась: да она и целый день в седле будет скакать и не устанет! Как тут можно устать, когда вокруг столько всего интересно? И лес чужой, и деревни там, впереди… Поскольку ехали они неспешно, пуская лошадей то рысью, то шагом, путешествие не казалось утомительным таким бывалым и опытным наездникам, как Атос и его слуга. Но девочка – иное дело. Граф сделал остановку через три часа пути, заметив, что его маленькая подопечная уже не так весела, больше ничего не напевает себе под нос и почти не крутит головой по сторонам, несколько утомленная похожими деревушками в пути, которые лишь поначалу казались ей необычными. Впрочем, остановились они не близ постоялого двора, а просто неподалеку от речушки, вроде бы просто для того, чтобы размять ноги, дать лошадям отдохнуть и привести в порядок себя. Беатрис, умывшись речной водой и немного переведя дух, наконец вновь оживилась и обернулась к опекуну. - Мы будем тут обедать? – спросила девочка. – Мы устроим пикник? Я сейчас достану киш и пирожки… - Пирожки? – заинтересовался Атос. – Вы решили воспользоваться своим прощением сразу же? - Нет! – покраснела Беатрис. – Я… да я… вовсе нет… Я хотела, чтобы все… я для всех взяла… Не зная, как оправдаться и чтобы это выглядело убедительно, Беа подбежала к лошади, отвязала сумку с едой, уложенную мадам Катрин, и торопливо вернулась к графу и Гримо, расстилая платок на земле. - Вот! – предложила она и тут же храбро добавила: - Угощайтесь! А я могу вообще не есть, я… не голодна. - В самом деле? – скрыл улыбку граф. - Да. Но… я в самом деле прощена? Можно без сладкого! Только скажите, прощена, да, господин опекун? - Прощены, - серьезно кивнул тот. После этого пришлось браться за киш и булочки: ни Атос, ни Гримо не были голодны, но оба понимали, что девочка не осмелится есть одна, будет делать вид, что тоже сыта, в то время, как ей надо подкрепить силы. Граф проследил, чтобы девочка наелась и отдохнула, а заметив, что она значительно повеселела и вновь любознательно оглядывается по сторонам, решил, что пора отправляться дальше. Девочка же, услышав, что ей полностью простили все, чувствовала себя гораздо более счастливой, чем раньше. Теперь в Париже ей будут позволительны любые сладости, а если она будет на каком-то приеме, то там, наверное, могут быть разные вкусности, даже привезенные из-за моря! Да и куда приятнее знать, что никто на тебя не сердится… совсем-совсем.