Виконтесса де Бражелон, или Воспитанница Атоса

Будни потекли спокойно: Беатрис занималась, вкладывая все силы и старания, максимально прилежная и аккуратная. Со стороны могло бы показаться, что девочка пытается загладить свою вину, однако же на деле для нее прощение было именно прощением, никакой вины она более не испытывала. Зато хотела показать, что все лучшие слова и надежды в отношении нее – они неспроста, она будет достойна своих родителей и оправдает все ожидания опекуна. Атос не торопился ее хвалить, как не спешил и простить мадмуазель де Венсан, строго наблюдая за ними обеими, чтобы понять, насколько можно доверять одной и насколько действительно способна обучать другая. Люсиль продолжала свое воспитание, однако же теперь внимательно следила за девочкой, не желая более быть обманутой. Дело было не только в нежелании оказаться на улице, хотя это тоже было немаловажно, но куда важнее была задетая гордость: гувернантка не могла позволить показать, что ее усилия бесполезны. Беа же погрузилась в те игры, которые были ей доступны, то есть обучала свою «дочку» тому, чему училась сама. Но теперь она не хотела играть при других, чтобы никто не понял, что она еще ребенок, даже на уроках Люсиль стала появляться без куклы. Мадмуазель де Венсан пока не решилась уговаривать девочку изменить решение, понимая: теперь та невольно взрослеет. Если пожелает – вновь придет с игрушкой, а Люсиль сделает вид, что так и должно быть. Правда, Беат очень хотелось больше времени проводить с господином графом – на данный момент уроки фехтования были отменены. И даже после того, как девочка, по ее мнению, полностью восстановила силы, Атос не вернул занятия, просто не заговаривал об этом пока. Все потому что он не знал, как себя с ней вести. Продолжать играть? Но не будет ли это выглядеть так, словно он одобряет ее подобное поведение, то есть, в числе прочего, и ее побег с занятий на игры. Запретить уроки? Тогда выходит, что он вроде бы не простил ее до конца, хотя сказал иное. Перевести же занятия в серьезные тренировки, а не игры, он и вовсе не мог бы никогда. Первым идти на это сближение полагалось Атосу. Однако же все вышло само собой и ничего придумывать было не нужно. *** Случилось это как-то после урока математики. Беа накануне вечером допоздна засиделась с «дочкой», объясняя ей правила приема фермеров. Поэтому на следующее утро она едва не проспала, с трудом поднявшись с кровати, когда к ней пришла горничная. А после, разумеется, ей приходилось прикладывать все усилия, чтобы быть внимательной на занятиях. Все закончилось тем, что после урока математики девочка ушла в уголок сада, где сидела возле беседки, вытирая слезы. Она почти задремала на занятии, так что мэтр ее отчитал, а еще пообещал обо всем доложить господину графу. Но если бы он даже этого не сказал, Беатрис не усомнилась бы, что опекуну все расскажут. А она же так старалась! Она так хотела!.. Она ведь до сих пор не допустила ни одной ошибки! Из нее так и лились слезы. Надо было идти уже на урок музыки, но Беат никак не могла решиться, никак не успокоившись, она не могла появиться на занятии заплаканной, это лишь вызвало бы лишние вопросы. Беа плакала и плакала, жалея себя. Что ж она такая несчастная? Она ведь на секундочку глаза прикрыла! Девочка не боялась, ну подумаешь, накажут! Но как обидно быть наказанной, когда она так старалась! Она же все запомнила, она все может ответить, она даже решила ту задачу! А мэтр все равно… Папочке будет стыдно за нее, и матушке. И ей так ужасно стыдно, что она столько старалась, но все равно мало… Слезы не утихали, кажется, текли все сильнее. - Мадмуазель, что с вами?! Беатрис подскочила на месте, торопливо принялась тереть щеки. К ней скорым шагом приближался граф. - Я… в порядке… - И поэтому вы рыдаете? – присел перед ней Атос. – Уж позвольте мне усомниться в вашем ответе. Вас кто-то обидел? И ласково взял ее за плечи, почти обнял, как прошлый раз, одобряюще, успокаивающе, передавая свои силы, давая понять, что он на нее не сердится и он полностью на ее стороне сейчас. - Нет, господин опекун. - Тогда что с вами произошло? Беатрис глубоко вдохнула – лучше ей самой сразу во всем-всем признаться, чем потом слушать упреки. - Я задремала на уроке математики. Я… ненадолго… - И прослушали мэтра? - Нет… да… немного, - определилась Беа. – Я все равно смогла решить задачу… но чуть-чуть прослушала… Она чуть хлюпнула носом. - И родители были бы мной разочарованы, - прошептала девочка. – Я совсем-совсем их не оправдала. Граф минуту помолчал, что-то обдумывая. - Вот что, мадмуазель, - решил он, - вам необходимо возобновить занятия фехтованием, это поможет вам взбодриться. - Фехтованием? – растерялась Беатрис. Она-то уже начала думать, что господин опекун больше не будет с ней заниматься, после ее побега. А тут она еще больше натворила дел – и граф вдруг, вместо нового наказания, предлагает вернуть эти уроки. - Конечно, - серьезно кивнул он. - А… когда? - Прямо сейчас, - предложил граф. – А музыка у вас будет завтра. Так вы сможете наконец немного пробудиться. Что скажете? - О… я… да! Я быстро! Атос успел перехватить девочку до того, как она со всех ног унеслась в особняк переодеваться. - Не торопитесь так, - улыбнулся он. – Мне тоже нужно время, чтобы привести себя в подобающий вид, а еще переговорить с вашим учителем. Поэтому дайте мне немного времени, мадмуазель. Граф специально отводил время, но не себе, а ей – чтобы успела умыться, отдохнуть от своих слез. - Хорошо, - кивнула девочка. - Ах да, и не забудьте взять свою «дочку», - не удержался Атос. – Думаю, ей лучше всего будет сразу прослушать урок с вами. Беатрис смутилась, но кивнула. Граф проследил за тем, как она направляется в замок. Он поддался эмоциям, предложил то, что наверняка должно было порадовать ребенка, а попутно могло бы определить уже отношения между ними. Сам он действительно намеревался обсудить с мэтром успехи в учебе, но переодеваться ему было не надо – просто скинуть кафтан. Что ж… придется вернуться к играм. *** Все вышло само собой и очень естественно. Стоило Беатрис появиться на пороге, чуть пряча в рукаве куклу, как Атос приветливо кивнул ей: - Вы готовы? Нам предстоит многое наверстать. Беа поторопилась усадить игрушку в стороне, чтобы та могла наблюдать в подробностях весь урок. - Я готова, - объявила девочка. Вид у нее был очень настороженный и сосредоточенный, поэтому Атос не удержался и добавил: - Вы непременно сможете все, вы ведь уже почти как Орлеанская дева в силах сражаться против целой армии врагов! Разумеется, вы с легкостью сможете научиться всему, что мы с вами пропустили. Беатрис тут же взбодрилась. Про Жанну она знала мало, но зато знала, что та спасла Францию, ее все знали и все восхваляли, говорили, что ей обязаны даже короли. А такое сравнение было приятно само по себе. - Она сражалась с врагами? – осторожно спросила Беа, вставая в стойку. – Как рыцарь? За короля? Атос сначала просто кивнул. И немедленно подумал, что это отличный шанс – именно так он может ненавязчиво рассказывать ей историю. Настоящую историю, которая вот так оказывалась интересной для девочки. - Однажды на нас напали англичане, - взялся за рассказ Атос. – И случилось это в тяжелый для нас момент… - Когда все рыцари спали? – предположила Беат. - Когда многие рыцари просто покинули своего короля, - с горечью отозвался граф, не зная, как еще объяснить. Девочка охнула от такого. Однако атаку смогла отразить, что отметил Атос – все же тренировки действительно сделали свое дело. Поэтому весь остальной урок проходил именно так: граф рассказывал о том, как Жанна д’Арк собирала рыцарей, как вдохновляла их за собой, как они, пристыженные, что слабая девушка не боится, а они страшатся, следовали за ней; а Беат глотала эти истории, приобретая еще больше сил для обучения фехтованию. Они оба сильно устали. Но после урока вдвоем сидели на скамейке у окна, смеясь над тем, как граф едва не поскользнулся, желая провести атаку, а Беат от него убегала буквально ползком, пища, что так нечестно. Такими их и отыскал Гримо, молчаливо возникший на пороге. Но его немой вопрос был отлично понятен Атосу. - Мы скоро придем обедать, а пока подайте нам сюда воды, очень хочется пить, - кивнул он слуге. И… вдруг подмигнул Беат. Девочка, которая при появлении странного молчаливого слуги, до сих пор ею не очень понимаемого, несколько смутилась, теперь вновь тихо захихикала. - А он никому не расскажет? – спросила она, подлезая ближе к опекуну. Почему-то хотелось ей какой-то защиты. Или просто ощущения ободрения, его поддержки. - Никому, - уверил ее Атос, обнимая одной рукой. – Гримо очень хороший и преданный слуга. Беат подумала, вспомнила, как слуга помогал ей когда-то на кухне и довольно кивнула – да, Гримо полностью на их стороне и никому их тайны выдавать не будет. Если, конечно, это тайна… А это было очень похоже сейчас на их секрет, когда они вместе смеялись, вместе сидели, обнимаясь. В этом, вроде бы, не было ничего особенного. Но Беа нравилось, что между нею и опекуном появлялось что-то тайное, как были у нее раньше тайны с мадмуазель де Венсан. А эта была теперь… Ох, надо будет поговорить еще отдельно с Люсиль! Она почти совсем забыла об этом, а ведь хотела. - Вы умница, мадмуазель, - мягко произнес над ее ухом граф. – Могу уверенно сказать, что вы ничуть не потеряли за это время, но достигли новых умений сегодня. Уверен, вы и с остальным справитесь отлично. Беатрис радостно подскочила на месте, довольная собой. Опекун ее хвалил! Действительно хвалил – она заглянула в глаза! Атос говорил без улыбки, серьезно и уверенно, он в самом деле считал ее талантливой и умелой. Значит… ее старания все же не прошли зря? Он заметил?! Атос действительно все замечал, хоть до сих пор не торопился озвучивать. Но сегодня, все обдумав, посчитал нужным похвалить девочку, услышав в ее словах о родителях переживания о том, что она их подвела. - Я говорил с мэтром, - продолжал граф, - он доволен вашими успехами в математике, хотя и не очень доволен поведением… Девочка на миг повесила нос. - Но, я уверен, причина была лишь в том, что мы забросили занятия фехтованием, - приободрил ее Атос. – И в верховой езде тоже не могли тренироваться, вам не хватало хороших нагрузок. - Вы не сердитесь? – уточнила Беат. - Что вы чуть не уснули? – хмыкнул граф. – Немного сержусь. Но открою вам секрет: уметь решать задачи важнее, чем отдыхать или не отдыхать на уроке. - Правда?! - Честное слово королевского рыцаря будущему королевскому рыцарю! – прижал ладонь к сердцу опекун. Но тут же добавил строго: - Однако вы же понимаете, что и уснуть, и не понять урок… - Понимаю! – уверила Беат и тоже положила руку на сердце. – Честное слово… бражелонской девы! Атос невольно улыбнулся этому названию. Кажется, у его воспитанницы появился новый идеал для подражания. Это и неплохо, по крайней мере в таком виде это нравится ему самому: дама должна уметь не сражаться, но защищать себя и тех, за кого она в ответе. А он ведь намерен оставить Бражелон за девочкой. Появился Гримо, принеся холодного вина для графа и воды для воспитанницы. И, утолив жажду (попутно переглядываясь и улыбаясь), они отправились к себе, чтобы переодеться к обеду. Первое, что с порога сделала Беатрис, это заявила: - Мадмуазель де Венсан, я… я так сожалею, что обманула вас! Я совершенно не хотела, я просто… - Я знаю, - отозвалась та немного удивленно. Но поведение девочки было приятным – она не просто чувствовала вину, но догадалась принести теперь уже личные извинения своей подруге. По крайней мере, Люсиль хотелось думать, что и подруге тоже, потому что перед слугами обычно не извиняются, даже перед гувернанткой. - Я совсем не держу на вас зла, - уверила мадмуазель де Венсан. – Но давайте договоримся: если вам будет нужно поиграть, вы скажете мне об этом честно. И мы или уговорим господина графа, или найдем иное решение. Беатрис счастливо взвизгнула и в дальнейшем тарахтела и улыбалась, когда Люсиль помогала ей умыться и причесаться. И из всего этого гувернантка сделала главный вывод – девочка наконец вновь стала сама собой. Ну, конечно же, более осторожной и вдумчивой, но зато все той же счастливой непоседой. Это подтвердилось уже после обеда, когда Беат пришла на урок танцев вновь со своей «дочкой». И мадмуазель де Венсан лишь улыбнулась своей привычной ученице – все было так, как и должно было быть. *** После все и вовсе вернулось на круги своя. Наступившее Рождество было приятным праздником в жизни девочки. Она немного всплакнула, вспомнив родителей, но печаль была уже светлой. Граф вместе с ней побывал в усыпальнице. После они, тоже вместе, посещали фермеров, развозили подарки. Беатрис радовалась, что уже неплохо держится в седле, притом дамском. А еще после они праздновали в замке. И с ними была Люсиль. Кажется, господин опекун уже гораздо добрее относился к мадмуазель де Венсан. И поэтому Беа даже начала мечтать о том, как однажды господин граф полюбит ее гувернантку… ну, может быть, не как супругу, а только как достойную женщину (бывают же достойные, он должен в это поверить!). Но лучше бы чтобы даже как супругу… А вот Люсиль держалась немножко скованно, ей было непривычно праздновать Рождество в кругу семьи – а ее принимали сейчас тут, как и слуг, как часть семьи в эти светлые дни и ночи. И все равно Беат воображала, что она непременно подружит господина опекуна и свою гувернантку, а после, может быть и… С такими мыслями она и задремала той ночью. Ей снились родители. Матушка смотрела на нее ласковой-ласковой улыбкой, а батюшка одобрительно качал головой. - Вы… довольны мной? – осмелилась спросить девочка. - Вы умница, - услышала она шепот будто бы со всех сторон. – Мы гордимся вами, Беатрис! Возможно, это была случайность. Однако же Беа видела в этом знак с Небес, и это придало ей сил дальше внимательно и сосредоточенно учиться, прислушиваться и к опекуну, и к гувернантке. Атос отмечал все небольшие изменения в своей воспитаннице. Она действительно стала гораздо сдержаннее и аккуратнее. И это притом, что с самим графом девочка с удовольствием играла, попутно выспрашивая у него подробности про всех героев, о которых он рассказывал: о Жанне д’Арк, о королях Карле и Франциске, о Генрихах Третьем и Четвертом, отчего один сменил другого на троне. Беатрис впитывала каждый рассказ. От пересказов важных фактов Атос переходил к отдельным историям, от королей переходил к принцам, а от них к полководцам, уже не только женщина-рыцарь была интересна девочке. Граф, конечно, пытался сделать рассказ детским, не рассказывая о многих деталях, относящихся к правлению того или иного короля, к сражениям, к подлостям и интригам. Ни к чему это, однажды узнает, разумеется, но ведь не в свои годы, когда для нее любая история – это частичка сказки. *** Так прошел почти год. За это время Атос порой писал друзьям, но все были заняты, потому никак не могли приехать, особенно д’Артаньян, который очень стремился сам отвлечься от службы и провести несколько дней с графом и его воспитанницей. И лишь спустя немало времени, уже с наступлением осени, Атос получил письма от Арамиса и д'Артаньяна. Вроде бы ничего серьезного, но все же оба хотели увидеться, если он, Атос, будет в Париже. Некоторое время граф размышлял, может ли он уехать… В Париже накопилось немало дел, касающихся Бражелона, и Атосу давно следовало бы ими заняться, но он постоянно откладывал их, поскольку считал невозможным сейчас оставить в замке воспитанницу на попечение гувернантки. Однако все вопросы разом заставили графа всерьез задуматься о том, что это действительно возможно. Если он сможет оформить все бумаги в течение пары дней, если все дела с другом он решит за день, то отсутствовать он будет меньше недели. На этот срок можно и оставить Беатрис – ныне она уже зарекомендовала себя лучшим образом, вряд ли отсутствие опекуна заставит ее вести себя хуже. Мадмуазель де Венсан за это время тоже несколько изменилась, она по-прежнему играла со своей подопечной, однако теперь следила за ней гораздо внимательнее, более не собираясь верить ей просто на слово. Впрочем, Беа больше не пыталась улизнуть с уроков и сказаться больной, пару раз за это время, устав от занятий, она робко, но прямо обращалась к Люсиль с вопросом, можно ли ей немножко поиграть сегодня. После этого гувернантка шла к графу, тоже не очень уверенно, но излагала просьбу дать девочке сегодня день отдыха. Атос давал свое согласие каждый раз, считая, что подобную честность надо поощрять. Все это вместе подтолкнуло бывшего мушкетера к тому, что однажды он на рассвете оставил Бражелон. Его отъезд обсуждался до этого, мадмуазель де Венсан дала слово быть особенно строгой с воспитанницей, а Беатрис дала слово слушаться гувернантку и учителей, внимательно запоминать уроки и после отчитаться перед опекуном. Атос же вновь дал сам себе слово вернуться как можно скорее. И свое слово все сдержали. Вот только такого возвращения никто не ожидал. *** Беатрис предчувствовала, что господин опекун приедет уже сегодня, пусть в пришедшем письме и было сказано неопределенно, но девочка ждала именно в этот день. Так что новая прическа и чуть перешитое платьишко – одно из тех, что она ранее покупала в Париже, - предназначались именно для встречи графа. За обедом она была растерянной, постоянно перебирая в голове свое поведение в каждый день отсутствия опекуна. Нет, вроде бы она ни разу не ошиблась, ее никто не ругал… Она сможет рассказать… Или не надо самой ничего рассказывать? Но ведь так хочется немножко похвастаться, совсем немножко! Со двора послышался топот копыт – и Беатрис, не в силах усидеть на месте, вылетела из столовой, едва ли не путаясь в юбках. Мадмуазель де Венсан не поспевала за ней, но это тоже не могло остановить девочку. Беа выбежала во двор с улыбкой до ушей. Ее опекун вернулся! Он вновь обнимет ее! И будет с ней играть!!! Это и в самом деле был граф. Однако же когда он спрыгнул с коня, Беатрис недоуменно замерла в каком-то шаге от мужчины – одной рукой он прижимал к себе сверток… с крохотным ребенком. Опекун вернулся не один, а с младенцем.