Виконтесса де Бражелон, или Воспитанница Атоса

Мадмуазель де Венсан уже готовилась отправляться восвояси. Поначалу, конечно, она сердилась на воспитанницу, которая так ее обманула, затем подавила в себе эту обиду: дуется, как ребенок, на совсем маленькую девочку, которая ничего дурного и не хотела. Самое ужасное в этой ситуации было то, что Люсиль не осмелилась бы даже просить у графа рекомендации – уж лучше не получить никаких, чем получить те, которые после всего случившегося может дать этот человек. Хотя правду не утаить, вопросы о том, отчего это она так скоро потеряла такое отличное место, посыплются на нее градом. А как попытаться удержаться на этом месте? Ненадолго припомнились перешептывания старых подруг, с кем вместе воспитывалась в монастыре. Они со смешками рассказывали, что женщина всегда может управлять мужчиной, стоит только пожелать. Поначалу Люсиль зажала уши ладошками и сбежала, показывая, что такой стыд она и слушать не желает. Потом, конечно, она смогла подавить в себе робость и застенчивость – куда деваться от того, что все равно существует вокруг нее. Поэтому, краснея и смущаясь, она все же не сбегала от других девушек. Но одно она понимала точно: таким способом она добиваться благоволения мужчины не станет. Девушке ее положения надеяться сохранить репутацию наивно. И все же Люсиль старалась сделать все, чтобы самой не ощущать подобного падения. Потому и думать об этом себе не позволяла. Да и граф де Ла Фер казался ей человеком несомненного достоинства, такой не станет пользоваться своей властью. А женщину, которая вместо признания вины, начнет пускать в ход чары, чтобы всеми силами удержаться на месте, будет вовсе презирать. И выгонит ее отсюда с самой отвратительной репутацией. В кабинет работодателя мадмуазель де Венсан входила спокойно, готовая к тому, что ей сейчас объявят. Присела в реверансе, переступив порог, и терпеливо остановилась, ожидая приговора. - И что же вы можете мне доложить о сегодняшнем дне? – спокойно, без иронии произнес Атос. - Мадмуазель де Бражелон неплохо зарекомендовала себя на уроках… тех, которые не пропустила, - старалась говорить столь же спокойно Люсиль. – Ее пропуск, как я полагаю, можно будет наверстать… - Полагаете это пустяком? - Нет, ваше сиятельство, - покачала головой гувернантка. – Вернее будет сказать, что для учебы я действительно считаю этот пропуск пустяком, однако самой мадмуазель виконтессе об этом знать не стоит, напротив, я думаю, ей лучше быть уверенной, что ее прогул очень мешает ей же. Граф медленно кивнул. - Вы понимаете, что вы дали слишком много свободы воспитаннице? И показали ей, что отдых, когда ей очень хочется, возможен? Мадмуазель де Венсан мысленно отметила, что ей до сих пор не предложили получить расчет – возможно, ей позволят все же остаться. Вот только так хотелось сейчас не просто ответить «да», но добавить от себя! - Вы правы, ваше сиятельство, - отозвалась она. И через мгновение все же не удержалась: - Однако, если вы позволите… Атос удивленно приподнял брови, но промолчал. - Мадмуазель де Бражелон очень сильно нагружена, - расценив это молчание как согласие, продолжила Люсиль. – И если ей не позволять небольшую передышку порой, она вновь заболеет. Это, разумеется, совершенно ее не оправдывает и отдых она должна получать исключительно с вашего согласия, а не наоборот. Граф некоторое время помолчал, обдумывая слова и не спеша вынести вердикт – все же во многом эта дама была права, как показала практика, она подавала часто довольно дельные мысли. - Хорошо, - неопределенно отозвался он. – Теперь давайте перейдем к разговору о том, что касается вас. - Конечно, ваше сиятельство, - вся холодея ответила Люсиль. Вот теперь и подошли к сути. Странно, конечно, что граф откладывал это и расспрашивал про воспитанницу. - Как вы сами оцениваете произошедшее? - Ваше сиятельство, вы позволите мне просить вас быть откровенным со мной? – выдохнула мадмуазель де Венсан. – Эта работа очень важна для меня, не скрою. Но если вы решили прогнать меня, то не мучайте меня излишними вопросами и просто объявите мне все прямо. Атос чуть одобрительно качнул головой – ему нравилась прямолинейность этой девушки, даже в таком вопросе. - Что ж, в ответ на ваш откровенный вопрос я отвечу столь же откровенно, мадмуазель. Пока у меня нет решения. Я рад был бы принять его столь быстро, однако же слишком много обстоятельств… - Вам некем меня заменить? – догадалась Люсиль. - Все так. Мадмуазель де Венсан грустно усмехнулась: что ж, значит, граф будет искать ей замену, и, как только это случится, выставит ее вон. - Что ж, если ваше сиятельство готовы пока позволить мне остаться, я отвечу на ваш вопрос. Я полагаю, что совершила ошибку, поддавшись обману воспитанницы. Думаю, он раскрылся бы очень быстро, даже если бы вы, господин граф, не заметили бы ее играющей во дворе. Дело в том, что мокрую одежду мадмуазель не сумела тщательно спрятать, я или ее горничная это бы увидели. Она помедлила и добавила: - Я должна была заметить раньше ее состояние, но поддалась беспокойству о ее самочувствии. Это мне урок быть впредь осторожнее и не давать волю чувствам. Разумеется, если вы дадите мне шанс все исправить и доказать, что я не так бесполезна в той должности, которую вы мне доверили. Атос по-прежнему молчал. С одной стороны, вина гувернантки была несомненной, ее следовало наказать, а лучше просто рассчитать. С другой же, граф сам поддался эмоциям, испугался за воспитанницу и подтвердил решение мадмуазель де Венсан позволить девочке отдыхать, не велев сначала убедиться в болезни. В конечном итоге все решения, даже настойчиво предложенные, принимал он сам, ему и отвечать. - Беатрис еще ребенок, - наконец произнес Атос, - однако же то, что сейчас в нее будет вложено, и создаст ее, взрослую. - Я понимаю это, - кивнула Люсиль. - Более того, мадмуазель в дальнейшем предстоит быть виконтессой и управлять этим всем, - граф обвел руками, имея в виду имение. – Она должна понимать главное: это огромная ответственность, и она не вправе пренебрегать ею ради собственных желаний и мелких прихотей. - Я уверена, постепенно она поймет это, - кивнула девушка. – Вы правы, она еще ребенок и ей сложно правильно расставить цели. Она научится разделять верно то, что важно для нее, и то, что важно для всех. Ответить Атос не успел – в кабинет постучали. *** Страдания девочки не давали ей спать. От одной мысли о том, как ужасно приходится сейчас ее Люсиль, было страшно. Некоторое время Беатрис пыталась тереть глаза и шептать: - Я же ничего не могу сделать. Ничего. Граф не простит подобного! Он не терпит лжи и обмана, даже если это было сделано невольно. А если она туда пойдет… то наказание обрушится и на нее тоже, потому что и она ведь тоже виновата, ведь именно она сказала Люсиль, что не может учиться, это именно она прогуляла… От этой мысли Беат едва не разрыдалась навзрыд. Нет уж! Лучше она спрячется тут, в кровати, укроется одеялом с головой и будет ждать, когда… В этот момент Беатрис подумала о том, что если граф обо всем знает, то он знает не только о вине мадмуазель де Венсан, но и о ее собственном проступке. И как бы ни был господин опекун сердит на гувернантку, девочку это от наказания не избавит. Ведь не Люсиль уговорила воспитанницу отдыхать, а наоборот. Беа почувствовала, как становится совсем-совсем страшно. Желание залезть под одеяло было нестерпимым, девочка даже поддалась ему, только одни глаза смотрели наружу, чтобы заранее все заметить. Так она и сидела некоторое время, думая о том, что вот скоро в комнату явится господин опекун, велит подать розги… Граф не появлялся. Может быть, он был пока слишком занят. Или, может быть, просто ничего не знал? А она сама сочинила? Беатрис припомнилось лицо опекуна – нет, он наверняка все знает. Он знал даже когда они с господином лейтенантом занимались фехтованием, а ведь об этом никто-никто не знал. И он очень-очень зол. Девочка сползла с кровати, подошла к тазику с водой. Умывшись и немного смыв слезы, она кое-как натянула на себя платье. Спускаться было очень-очень страшно. И постоянно хотелось развернуться и убежать к себе. Можно спрятаться в гардеробной среди нарядов, там ее могут не скоро найти, а она успеет принять, что надо получить наказание. Но Беатрис уверенно продолжала идти к кабинету опекуна. Себя она не спасет уж, но снять вину с мадмуазель де Венсан может. Поэтому девочка дошла до двери и робко постучала. - Прошу прощения, господин граф, - присела она в поклоне, после того как последовало разрешение войти. Господин опекун встретил ее очень мрачным взглядом. Мадмуазель де Венсан выглядела уставшей и грустной, но наказание еще не последовало, иначе бы Люсиль вовсе рыдала бы или ушла отсюда. - Почему вы не спите, мадмуазель? – строго спросил граф. - Простите, - повторила Беат, - я хотела… и я должна… непременно должна с вами поговорить. Атос молча предложил девочке занять стул напротив себя. Беатрис, сев, поерзала. Надо как-то признаваться, надо как-то оправдаться и еще попросить за Люсиль. - И что же вы хотели сказать? – поторопил ее граф, с интересом следя за поведением девочки. – Или вы сообщите мне это только наедине? Если это так, мы попросим мадмуазель де Венсан… - Нет! – почти выкрикнула Беат. И, немедленно смутившись своей горячности, уже спокойно произнесла, стараясь говорить медленно: - Это касается и мадмуазель де Венсан, поэтому пусть она останется. Мне очень нужно сказать это и ей… Господин граф, пожалуйста, не наказывайте мадмуазель, она ни в чем не виновата! - Вот как? И в чем же именно она не виновата? Беатрис сделала несколько глубоких вдохов-выдохов. Неужели господин опекун ничего не знает? А она вот пришла сюда и только все сейчас испортит! Надо придумать что-то и сказать… Но это означало соврать. - Я сегодня не болела, - уверенно произнесла девочка. – Я немного устала… и воспользовалась этим, решив, что отдохну от урока. А сама потом… побежала играть в снежки в сад. Люсиль пораженно охнула, граф удивленно покачал головой, однако же Беа была уверена, что причиной тому ее решительность с признанием, а не само признание. Значит, они совсем не ждали, что она вину свою признает, думали, что прятаться будет, бояться и отрицать все станет… - Да, я виновата, - подтвердила Беатрис. – И только я. - Что вы этим хотите сказать? – уточнил Атос, сдерживая удивление и пытаясь до конца понять девочку. - Я обманула мадмуазель де Венсан, - голова сама собой наклонилась вниз. – И она тоже обманула вас, но она не знала, что обманывает! Она не виновата, что обманула, если бы она знала правду, то не утаивала бы ее от вас. Граф помолчал. Подобного от воспитанницы он действительно не ожидал, был уверен, что она будет все держать втайне – иначе зачем бы было притворяться больной, можно было просто сбежать с урока. Что стало основной причиной ее прихода? Желание защитить невинного или само по себе осознание своей вины? - Рад, что вы пришли сами, - серьезно произнес Атос. – Я-то полагал, что вы слишком трусливы для признания. Беат промолчала, только чуть закусила нижнюю губу от обиды. Да, она боялась. И она думала, что это не так и важно. И, увы, она действительно виновата, так что возразить ей нечего. - Почему вы сочли возможным пренебречь своими обязанностями? – продолжил граф разговор. - Я боялась… что снега… больше не будет… Собственное объяснение звучало жалко. Опекун говорит с ней, как со взрослой, а она убегает с занятий, чтобы играть. Беатрис почувствовала, как опять защипало в носу. Было так жалко себя: она ведь просто хотела немного поиграть, пока еще есть снег, а потом можно было даже побольше поучиться. И было очень стыдно, что она все еще такая глупая и маленькая. А еще было жаль Люсиль, которая была ни в чем-ни в чем не виновата, но которую наверняка накажут, потому что господин граф очень сердит и не намерен никого прощать. Господина опекуна тоже было жаль, ведь ему досталась такая нерадивая воспитанница. Вот если бы был жив папа… Беа сама не заметила, как начала тихо шмыгать носом, по щекам сами собой побежали слезы. - Я больше не буду, - прошептала она. Атос тяжело вздохнул. И что ему теперь делать? Его было сложно разжалобить, уж сколько попрошаек было на улице, сколько мошенников лгали в лицо, рыдая и вырывая на себе волосы, прося пощады, когда приходилось выносить приговор. Но Беатрис не относилась к ним. Граф понимал, что раскаивается она искренне. Но не представлял, как вернее поступить ему… *** Атосу пришлось собрать всю силу воли, чтобы принять решение. Он уже довольно уступал, он довольно колебался и размышлял о том, насколько юна его воспитанница, иначе она просто не начнет делать выводы из своих ошибок. Она уже должна была прийти в себя после смерти отца. - Что ж, мадмуазель, - проговорил граф, - я вижу, что вы искренне раскаиваетесь. В любом случае, я хочу в это верить… - О, я очень раскаиваюсь, - хлюпнула носом Беат. - Завтра воскресенье, а значит, вам будет о чем поговорить с отцом исповедником. Надеюсь, вы четко исполните его епитимью. - Да, месье граф. Мадмуазель де Венсан, с молчаливого кивка Атоса, налила девочке немного воды, та, выпив, почти успокоилась. Можно было продолжать разговор, не опасаясь нового обильного потока слез. - Что касается наказания за ваше поведение, то, я надеюсь, вы осознаете, к чему привел ваш проступок? - Да, месье граф, - Беатрис уже могла даже формулировать. – Я пропустила урок, то есть пропустила нужные мне знания, из-за чего я могу стать… очень плохой хозяйкой поместья. И я… я очень подвела вас и память своих родителей. - Что ж, полагаю, что завтра вы можете навестить их и поговорить с ними, попросив у них прощения. - Благодарю вас, господин граф. - Ну а пока вы отправитесь к себе и дождетесь мадмуазель де Венсан, полагаю, на первый раз мы обойдемся полудюжиной. - Да, месье граф! Беатрис даже с некоторым воодушевлением закивала, радуясь тому, что отделалась довольно легко. - А вы… простите меня, господин граф? - Мы обсудим это завтра, мадмуазель. Ступайте! - Доброй ночи, месье! Беатрис с легким сердцем покинула кабинет опекуна – главное, что ее все же готовы простить! А Атос обернулся к гувернантке. - Вам доводилось наказывать своих воспитанников? – спросил он, заметив расширенные глаза, которыми девушка провожала Беат. - Нет, - призналась та. - Отлично, - решил граф. – Вы уже не ребенок и отправлять вас на порку мне было бы несколько странно. Потому в этот раз будем считать, что это и станет для вас наказанием – осуществить мной сказанное, притом как полагается, не щадя ребенка. Но в будущем, если провинитесь… - Я готова ко всему, - уверила его Люсиль. - Возможно. Если я не решу, что увольнение гораздо более полезно, - равнодушно осадил ее Атос. Мадмуазель де Венсан лишь молча поклонилась. Увольнение для нее было более страшным наказанием – и граф это отлично понимал. Но он, к сожалению, был прав, ей следует меньше давать воли ученице и больше внимания уделять тому, как та учится. Да и наказывать ей тоже надо уметь при ее работе. - Хорошо, вы можете идти, - отпустил гувернантку Атос. – Завтра я проверю, как исполняются мои поручения. И, когда за девушкой закрылась дверь, позвал Гримо и велел подать вина – повод выпить был и серьезный: должное воспитание у него никак не выходило. Может быть, он зря взвалил все это на себя? *** Утром Беатрис явилась с красными глазами, и сидеть могла, постоянно ерзая, даже на подушке. Однако на губах ее была слабая, но улыбка – утром она уже успела побывать в часовне и пообщаться с родителями. А после завтрака ожидала утренней мессы и последующей исповеди. При виде графа, правда, девочка немного смутилась и, пожелав доброго утра, выжидательно поглядывала на него за завтраком. Ожидала какой-то реакции на свои действия и поведение. Атос воздержался от каких-либо комментариев. Молчал он и когда они отправились на короткую мессу в семейной церкви. Ему самому тоже надо было сегодня поговорить с исповедником. И о том, что он сорвался и взялся за бутылку (правда, всего пара бутылок и были выпиты), и о том, что он, возможно, взялся за непосильное ему дело, и о том, что он решился наказать ребенка, возможно, несоразмерно вине, причем он не знает, был ли он слишком мягок или слишком жесток. Выговорившись, Атос почувствовал изрядное облегчение и уверенность в своих действиях. И, уже после того, как Беатрис вернулась с исповеди, граф пригласил ее в свой кабинет. Девочка появилась тихая, поглядывая на него с недоверием, но и с надеждой, что ей сообщат хорошие новости. - Должен сообщить вам две новости, - начал Атос. – Первая: ваши уроки фехтования и танцев придется временно отложить. - Но почему?! – не удержалась Беа. – Пожалуйста! Разве нельзя заменить на другое наказание? Можно лишить меня булочек… или что-то еще, господин граф! Прошу вас, я согласна… - Нет, - чуть улыбнулся граф. – Дело в том, мадмуазель, что сейчас вам будет не очень удобно… двигаться. - Я потерплю! – уверенно заявила девочка. - Не нужно, - вновь возразил Атос. – Вы восстановитесь полностью – и мы вернем занятия. А пока можете в это время… например, поиграть в снежки, пока снег еще не растаял – это время не стоит упускать. Беатрис залилась краской стыда. - Что же до вашей вины… Девочка затаила дыхание. - Полагаю, можно считать, что вы ее искупили, я готов забыть и полностью вас простить, мадмуазель. Беа буквально просияла. - А можно… - она сделала шаг и смущенно замерла. - Что можно? – спросил Атос. Девочка некоторое время молчала, затем шепотом призналась: - Батюшка, когда прощал меня, всегда обнимал и целовал в лоб… Простите, я не должна была… Граф невольно улыбнулся вновь. Сам сделал пару шагов ей навстречу и осторожно обнял, чувствуя, как Беатрис даже боится дышать от этого простого жеста. Но, кажется, зато полностью успокаивается. - Я полностью прощаю вас, мадмуазель. Постарайтесь в будущем отдавать отчет себе в ваших действиях, - произнес Атос, целуя девочку в лоб. Беа уходила к себе, спокойная и умиротворенная. Граф же думал о том, что так скоро не он воспитает ее, а она переделает его.