Виконтесса де Бражелон, или Воспитанница Атоса

Граф ожидал ответа и совсем-совсем не хотел отвести взгляд, а придумывать что-то под его внимательным взором было очень трудно. Да и не терпел опекун обмана, она ведь обещала ему быть честной! - Я… плохо выглядела… а хотела хорошо… - Какие глупости, - покачал головой Атос. – Мадмуазель, до сих пор вы обходились без пудры, вы всегда хорошо выглядели. Вам кто-то сказал иное? Почему вы не обсудили это с мадмуазель де Венсан? Отчего вы решили вдруг что-то изменить? А уж тем более наносить пудру на занятие фехтованием! Беатрис потупилась. - Мне было грустно, - прошептала она. Граф нахмурился, пытаясь сообразить, почему это стало причиной для нанесения пудры, как грусть связана с пудрой? Обычно дамы ее используют для другого, что она пыталась спрятать… - Вы плакали? – понял он. - Да, - кивнула Беат. - Но отчего? Что вас так расстроило?! Что-то случилось? – совершенно растерялся Атос, который никак не мог припомнить, чтобы произошло что-то с того момента, как он приехал, и вплоть до их урока. - Я… я не знаю… как будет теперь… Девочка смутилась, не представляя, как ей все это объяснить. Ведь после все было, как и раньше, господин опекун играл с ней, фехтовал – так что же ей кажется не так? Но ей чувствовалось что-то совсем другое, будто бы изменившееся, ведь она же не мальчик! И как это поймет граф? - Но - что будет? Атос вновь поймал ладошки ребенка и насильно вернул их на место, не позволяя ей чесать лицо. Малышка обиженно шмыгнула носом, но послушно подчинилась, только вцепилась руками в простынь. - Что будет, Беатрис? Граф впервые обратился к ней так, по имени, а не официально «мадмуазель», притом обратился к ней так по-дружески не во время фехтования и игры, а во время серьезного разговора. - Я… я подумала… я ведь не ваш сын… - Очевидно, что нет, - удивленно отозвался Атос. – Как вы можете быть моим сыном? Но какое имеет значение? - Поэтому вы не будете… меня так воспитывать… - Разумеется, - пробормотал опекун, по-прежнему ничего не понимая в этом объяснении, - я надеюсь вас воспитать, как достойную дочь Бражелона, как… лучшую даму провинции, если это будет в моих силах. - Но играть и фехтовать вы будете с сыном. Эти слова она прошептала еле слышно, одними губами, однако граф услышал. И хотя он плохо понимал мысли ребенка, здесь отчего-то угадал их: - Вы полагаете, что я перестану заниматься с вами? Но отчего? - Потому что он мальчик… Слезы сами собой побежали опять по щекам, объяснить она бы это все связно и с логикой взрослого никак бы не смогла. У нее были совсем другие взгляды, совсем иное представление обо всем. Сейчас нарисованная воображением картинка, где в играх и занятиях больше не было места ей, где волшебные истории и настоящие – о горах и лесах, о людях, живущих во Франции, рассказываемые на разных уроках, - все это господин опекун дарил мальчику, своему наследнику, и все это было для нее сильнее, чем какой-либо довод. - Для вас мальчик… он же важнее… он лучше всех… - всхлипывала Беатрис. – Он ведь… наследник… Поддаваясь чувствам, Атос обнял ребенка, ничего не говоря, просто одной рукой прижимал к себе, а другой гладил ее по головке, успокаивая. Слушать она сейчас все равно ничего не будет, объяснять ей что-то бесполезно, да пока он и не представляет, как – очень тяжело общаться с не взрослым человеком, все нужно как-то разъяснять иными словами, даже самые элементарные вещи. Зато, пока девочка успокаивалась, граф постепенно смог подобрать нужные простые слова. - Моя милая мадмуазель де Бражелон… Атос начал было почти официально, хоть и с улыбкой, но тут же сообразил, что эту улыбку ребенку не видно, поэтому лучше поменять тон, сейчас в нем может быть слишком много отстраненности. - Беатрис, вы не дочь мне, но вы моя воспитанница, - продолжил граф. – И это не просто моя обязанность. Конечно, так было поначалу. Но я очень надеюсь, что постепенно это стало не только долгом. Мы ведь теперь еще и друзья, верно? Пока еще не очень большие, но друзья, правда? - Друзья? – хлюпнула носом девочка. – Мы с вами друзья? Правда-правда? Легкие всхлипы оставались, но это уже не были рыдания, просто остатки, не может так сразу прекратить плакать. - Мне кажется, да. А как полагаете вы? Мы с вами, Беатрис, делимся секретами, мы не обманываем друг друга и мы доверяем друг другу, - продолжил Атос. – Как… как я и д’Артаньян. - Вы с господином лейтенантом такие друзья? - Хотите я расскажу, каким был наш девиз, только между мной и моими друзьями? – перешел на заговорщический шепот граф. - Ваш девиз? – тоже еле слышно прошептала девочка. Ее приглашали в еще одну историю, ту историю, в которой раньше были только другие, а теперь ее готовы были принимать как равную! С ней готовились поделиться, ее действительно делали… другом! Атос облегченно вздохнул: мир был налажен, ребенок больше не считал, что появившийся младенец займет его место. А вот какое место этому ребенку вообще уготовано – граф пока сам не представлял. Лишь знал, что обязан поступить так, как велит ему долг… Вновь долг, как и в случае с Беатрис. Чем обернется он на этот раз? *** Второй разговор девочки состоялся с мадмуазель де Венсан, когда та явилась вечером – принесла ужин. - А что с тем ребенком? – принялась расспрашивать Беатрис. – Господин граф уже отдал распоряжения? Я так занялась… я обо всем забыла… Его устроили в комнате? И… ему пригласили слугу? - Я за всем проследила, - успокоила ее Люсиль. – За кормилицей послали, а юный месье обосновался в небольшой уютной комнате с видом на сад. - И… господин опекун что-то говорил? - Нет. Мне кажется, что его сиятельство… - мадмуазель де Венсан помедлила, пытаясь верно сформулировать. – Вряд ли он хорошо знает, что вообще нужно младенцам, ими всегда занимаются женщины замка. - Но он ведь занимается мной, - подумав, сообщила Беа. - Вы уже не младенец. После этих слов девочка приободрилась – действительно, она уже взрослая, господину опекуну интересно с ней, а с младенцем еще несколько лет будут возиться только няньки и горничные. - А потом? – продолжила расспросы она. - Что – потом? - Когда мальчик подрастет… - А! – Люсиль улыбнулась. – Ну, тогда, я полагаю, этот юный месье будет обучаться всему, чему следует обучаться наследнику графа де Ла Фер. В то время как вы продолжите учиться тому, что будет нужно виконтессе де Бражелон. И ничто из этого не помешает вашему опекуну фехтовать с вами, неужели вы полагаете, что господин граф откажется от тех обязанностей, которые взял на себя? Мне кажется, его сиятельство – человек слова, он держит обещание всегда! - Я… не знаю… Господин опекун да… но… - Уж скорее это вы, мадмуазель, оставите эти игры и спустя несколько лет будете заняты приемами и балами. - Я не откажусь… - Не загадывайте заранее, - вновь не удержалась от улыбки Люсиль. – Наши интересы всегда так переменчивы! - Но мне никогда не надоест фехтовать! На этот раз мадмуазель де Венсан звонко рассмеялась. И вместо ответа заговорила совсем о другом: - Мне кажется, что нам с вами лучше заняться обязанностями хозяйки замка, то есть самим проверить, как устроили малыша и как идут поиски его кормилицы. Вы когда-нибудь помогали с младенцами? - Нет… *** Беатрис веселела на глазах, теперь ей пришло в голову, что это же здорово! Она сможет теперь играть с малышом! Никто больше не осудит ее за то, что она играет, потому что взрослые не играют сами по себе, но играют с детьми. С малышами вообще можно делать все-все, что уже нехорошо делать взрослой девочке! А еще она научится чему-то, что должна будет когда-нибудь тоже узнать – ведь она же должна учиться обращаться с младенцами. Так что юная мадмуазель с воодушевлением отправилась в комнату, где разместили кроху. Это была небольшая детская, расположенная рядом с комнатой матушки, то есть через одну от спальни Беатрис. До недавнего времени тут хотели сделать гардеробную, но с появлением ребенка все было решено: горничная достала старую колыбельку, застелила ее и устроила нового хозяина. Беатрис осторожно приблизилась к когда-то своей кроватке, которую уже не помнила, поэтому воспринимала эту интересную конструкцию, озаренную сейчас заходящим солнцем из окна, как тоже нечто волшебное. Там, внутри, был незнакомый ей еще кроха, который как-то должен был все поменять дома. Малыш возился в пеленках, сладко причмокивая, и больше ничего не делал. Просто спал… - А он не играет? – удивилась Беат. - Пока рано, - шепотом отозвалась Люсиль, присаживаясь рядом с воспитанницей. – Кажется, ему месяца три или четыре – он едва научился держать головку, в этом возрасте малыши только пьют молоко и спят. Но еще они порой улыбаются, когда им поют или показывают игрушки. - Улыбаются? – повторила девочка. – А если я сейчас буду петь? - Тогда вы его разбудите, надо сначала дождаться, когда он проснется. А лучше всего, если он будет плакать. - А разве его кто-то будет обижать? - Нет, - вновь тихо рассмеялась Люсиль. – Но малыши еще не умеют говорить, поэтому они плачут, чтобы привлечь к себе внимание, чтобы матушка или няня заметили, что они испачкали пеленки или хотят кушать, что им жарко или у них болит животик, а может быть, нужно что-то еще. - Как же тогда угадать? - Только быть внимательной. Ведь если малыш давно не кушал, то он хочет есть, а если лежит на солнышке… - То ему жарко, - угадала Беа. - Однажды из вас получится самая лучшая матушка! - Тогда я подожду, когда он проснется? - Если вы хотите. Беатрис пододвинула маленькую табуреточку поближе к колыбели, внимательно следя за малышом. Будто бы чувствуя ее ожидания, кроха завозился и тихо заканючил, чего-то явно желая. - А теперь можно? – прошептала Беа. - Конечно, - одобрила Люсиль. – Начинайте покачивать колыбельку… осторожно, вот так, и напевать… Девушка послушалась, припоминая любимые песни. Мадмуазель де Венсан тем временем проверила пеленки малыша, обнаружила, что они влажные и принялась доставать чистые из комода. - А зачем его завязывать в простынь? – спросила Беат. Люсиль улыбнулась этому интересу: ее воспитанница все больше проявляла интереса к действительно девичьим делам, а значит, она действительно в будущем будет хорошей матерью и хозяйкой. Так что гувернантка принялась менять пеленки, попутно объясняя девочке, как это надо делать. - Мы же пропустили сегодня урок музыки! – вдруг заволновалась Беа, только сейчас вспомнив, сколько всего было пропущено из-за ее сегодняшней выходки, что девочка вновь потянулась было чесаться. - Мы им как раз занимаемся, - подмигнула ей Люсиль и перехватила руки ребенка. – Ведь вы тренируетесь сейчас петь! Беатрис кивнула – а так она эту песенку не рассматривала. Кажется, у нее теперь будут не менее интересные уроки! *** Возиться с Раулем – кроха получил именно это имя, правда, пока, до крещения, для удобства разговоров дома – было гораздо интереснее, чем с «дочкой». Конечно, с ним пока нельзя было обсуждать уроки танцев и фехтования, но слушал малыш очень внимательно: Беатрис обнаружила, что ее почти братик любит не только песенки, он столь же мило причмокивал губами и прислушивался к голосу девочки, когда она ему рассказывала о том, чему еще научилась. А еще он очень забавно улыбался совершенно беззубым ротиком и пытался перевернуться с животика на спину и наоборот, пытался ладошкой ухватить ее палец и радостно взвизгивал, когда Беа его щекотала. Мадмуазель де Венсан всячески поощряла эту возню девочки с малышом и даже попросила у графа непременно выделять Беатрис время на это, объяснив, что подобные игры будут очень полезны для нее. Соответствующее разрешение было девочке дано, так что теперь свободное время Беа теперь проводила только здесь – в небольшой комнатке, которая когда-то была ее собственной. А вот сам Атос в детской не появлялся и вообще сторонился ребенка. Не то чтобы он боялся младенца, но попросту не представлял, что ему там делать. Объявив ребенка своим наследником в этом замке, граф распорядился о проведении крещения через неделю и о приглашениях на праздник в честь этого события – таким образом он собирался объявить о наследнике всему свету, только так можно было предоставить ему полагающееся место в обществе. Но во всем этом граф не видел необходимости в своем присутствии: ему не надо было готовить ни таинство, ни праздник – всем этим занимались слуги, от подбора украшений дома до ухода за самим младенцем. Уход за детьми всегда был женской обязанностью. Атос, который уже отступил от части правил и лично взялся за воспитание девочки в том возрасте, когда это полностью лежит на гувернантках, не представлял, что ему сейчас делать с ребенком, обучать и воспитывать которого пока было невозможно. Именно поэтому в данном случае граф все полностью отдал на усмотрение слуг и горничных, только осведомляясь о самочувствии ребенка, а еще о том, как обстоят дела с кормилицей. С последней все решилось довольно быстро – среди женщин в ближайших деревнях всегда было довольно здоровых кормящих матерей, счастливых при мысли, что они могут быть кормилицей в господском замке, так что подходящая кандидатура отыскалась в течение суток. Мадам Жульетт была крепкой, здоровой, но, что важно, чистоплотной и достаточно скромной женщиной. И отныне в детской чаще всего находилась именно кормилица. Беат, которая поначалу стеснялась ее, после с любопытством следила за тем, как возится с ребенком Жульетт, как кормит его и напевает ему песенки. Девочка старалась повторять за ней действия, запоминала, как держать малыша и слова тех песен, которые она пела – от этих напевов кроха часто очень быстро засыпал. Возможно, именно поэтому Беатрис казалось странным, что господин граф совсем-совсем не бывает у малыша. Ведь если мальчик его наследник и сын, значит, должен быть любим, но, когда любят, всегда бывают рядом. Поначалу Беа не знала, как спросить о том, чего она не понимает. На уроках с господином опекуном она лишь радовалась, что все идет, как раньше. Особенно на занятиях фехтования – там она вообще забывала обо всем, эта была ее любимая игра, в которой она вновь становилась разом и дамой, нуждающейся в помощи, и рыцарем короля. А затем она решила осторожно все разузнать. Для начала Беатрис принялась делиться с господином графом рассказами о том, какой Рауль чудесный малыш, как здорово с ним играть… Опекун не возражал, внимательно слушал ее, полностью одобрял этот интерес и хвалил ее за то, что девочка старается разузнать все про заботу о детях. Поэтому Беа сделала следующий шаг. *** Утром в день крестин девочка подскочила счастливая и полная сил. Поспешно собравшись, Беатрис поторопилась к опекуну. - Доброе утро! – присела она в коротком поклоне. - Что-то случилось? – удивленно спросил ее Атос, не представляя, отчего воспитанница вдруг пришла в его комнату. - Да! То есть нет… Но сегодня же крестины! - Я помню, мадмуазель. - Вы готовы? - Готов? К чему? - Ну, сегодня же вы станете в глазах всех отцом Рауля! – Беатрис смело схватила опекуна за руку. – Идемте! Граф последовал за ней безропотно. Можно сказать, что за это время он привык прислушиваться к девочке, подыгрывать ей – и все это он тоже воспринимал как игру, как ее волшебную сказку. - Вот! – объявила Беа. Она затащила опекуна в детскую и подвела к самой колыбельке, девочка восторженно уставилась на кроху. Рауль уже проснулся, смотрел на появившихся большущими глазами и невинно улыбался. - Что – вот? – не понял Атос. - Ну давайте же! Берите его на руки! - Зачем? - Ну… чтобы стать ему отцом! Совсем-совсем по-настоящему! Я вот стала Раулю сестрой… почти родной, но зато по-настоящему. - По-настоящему? – повторил граф. Он мысленно усмехнулся. В этой странной сказке Беатрис придумала какие-то новые правила. Ну что ж, не возражать ведь ей! Поэтому Атос послушно наклонился, беря кроху на руки. Это был второй раз, когда он прислонил к себе сына. И если забирая младенца от священника граф думал более о своем долге, то в этот момент он послушался Беат и думал о том, что сегодня он объявит Рауля своим наследником. Сам ли он себе вообразил это? Но малыш еще шире улыбнулся ему… А вот Беатрис действительно улыбалась до ушей, потому что видела, как счастливо смотрит опекун на младенца. Кажется, теперь у нее будет настоящая семья, с младшим братиком! Это было необычно, но ведь интересно! С этими мыслями девочка побежала переодеваться: сегодня она будет присутствовать в церкви, когда там будет множество гостей, а потому надо надеть парижское платье, надо сделать прическу и подобранные украшения (мадмуазель де Венсан обещала со всем помочь, а одно ожерелье Беат взяла из матушкиной шкатулки). *** Церемония прошла великолепно, как и полагалось в подобном случае. И праздник переместился уже в Бражелон. За обедом присутствовали только взрослые гости – граф не смел нарушать традиции и смущать дворян появлением за столом ребенка. Достаточно уже того, что он планировал на эту часть дня… Это утро несколько выбило из колеи невозмутимого Атоса. Странная близость, возникшая с младенцем, заставило его сердце трепетать. Подобное происходило теперь с ним все чаще: сначала дружба с девочкой, теперь вот малыш, который был его, графа, частью, плотью от плоти и кровью от крови, его продолжением. Мысли о том, что он должен больше времени проводить с младенцем, не отпускали Атоса, хотя это одновременно казалось ему диким – ну кто из мужчин так делает? Даже благородные матери проводят в детской ровно столько времени, сколько нужно, чтобы отдать распоряжения кормилице и служанке, поцеловать сына или дочь в лоб – и только. Так что в церкви граф был несколько в смятении. И лишь к праздничному обеду взял себя наконец в руки. После трапезы гости были приглашены в гостиную, чтобы временно отдохнуть, обсудить праздник за бокалом вина, поздравить еще раз графа с обретением наследника. А на вторую часть дня была запланирована охота. Но прежде, заметив, что гости уже достаточно все обсудили, Атос послал Гримо за Беатрис. - Прошу прощения, господа! – поднялся граф. Все взоры обратились к нему. - Как вы все знаете, эти земли и это поместье перешло мне от покойного родственника. И я чту его память, как никто иной. Мне потребовалось немало времени, чтобы принять решение, которое я бы хотел объявить вам… В этот момент в гостиной появилась Беат. - Я хочу объявить, - Атос кивнул девочке, приглашая подойти к нему, а для верности протянул к ней руку, - что и земли, и титул я принял с признательностью, но, как ныне я решил, лишь временно. А потому сейчас хочу вам представить ту, которая получит это, как ей и полагается – виконтессу де Бражелон.