***
В фигурном катании обитают не только самые отбитые извращенцы, но и самые настырные журналисты с самыми оголделыми фанатами. Пробраться внутрь спортивного комплекса во вторник было не просто. Толпа журналистов заполнила стоянку перед дверью, не давая прохода. Яна не сильно расстроилась, что какой-то добрый человек оповестил СМИ о новом месте ее тренировок. Называть тренировки совместными с Гаффне у нее пока не выходило. Конечно, Яна, как и любой другой человек, ценила личное пространство и периодически нуждалась в нем, но внимание к своей персоне она любила не меньше. А может, даже больше. Ей нравилось быть в центре происходящего, даже так: ей нравилось быть его центром, она поистине наслаждалась сотней похотливых глаз на фан-встречах, она кайфовала, ловя восхищенные взгляды. А потому без уговоров согласилась ответить на вопросы журналистов. Не на все, но на многие. Спрашивали в основном про то, как и почему она решилась на переход в парное, почему выбор пал именно на Гаффне — не самого привлекательного человека в глазах общественности — интересовались тоже. Яне казалось, что она отделалась довольно быстро, односложные ответы заготовила заранее, но зайдя в раздевалку, с ужасом обнаружила, что тренировка в зале началась десять минут назад. Вообще она слыла пунктуальным человеком по жизни, но в последние дни все выбивалось из привычного сценария. Если Эрнест пришел, а она очень надеялась, что это так, он будет есть ей мозг чайной ложечкой по этому поводу еще несколько дней, Яна была уверена. Наскоро переодевшись в простенькую серую майку с логотипом адидас и лосины, она появилась на пороге тренажерного зала. Эрнест был занят на тренажере по укреплению мышц спины, то и дело разводил и сводил руками железные ручки вместе. — Ты опоздала, — беспристрастно проговорил он, не поворачиваясь к ней. Надо же, Яна думала, он не заметил ее присутствия. — Ну, ты же не удостоил наше глубокоуважаемое СМИ своим вниманием, пришлось отдуваться за двоих. На характеристике средств массовой информации Савельева сменила тон на более язвительный, будучи наслышана, как относится к журналистам ее новоиспеченный партнер. Он не раз позволял себе довольно резкие высказывания в их сторону и давал категорический отказ на просьбы поговорить. Официальные пресс-конференции не в счет, там его мнение никого не интересовало. Когда у тебя контракт с федерацией, ты не принадлежишь себе. — Удостаивай его не в ущерб тренировкам. Яна поежилась от ледышек в его голосе, шутливо приложив ладонь к виску, как бы говоря «да, мой капитан», Эрнест на это ничего не ответил, лишь уведомил, что первую часть тренировки в зале они предоставлены сами себя, потому что Самойлов занят юниорскими парами. Тренер не успел подгадать удобный всем график, два фигуриста, которые работали сейчас на тренажерах и периодически обменивались колкостями, свалились на него как кокос с дерева где-нибудь в Антарктиде. — Не хочешь спросить, что я ответила про тебя журналистам? — Если бы хотел — спросил, — произнес Эрнест на выдохе, не переставая отжиматься. Яна, в спокойном темпе делающая растяжку, досчитала до пятидесяти семи, прежде чем его локти согнулись критически низко, а сам он упал грудью на паркет. — Ты просто боишься. — Я просто работаю, — парировал он. — И тебе желаю того же. Савельева втянула носом воздух, морщась от духоты в помещении. Надо бы открыть окно, но оно располагалось слишком высоко, как и обычно в спортивных залах, ей с ее метр семьдесят не достать, а просить Эрнеста — себе дороже. Яна согнула ноги и поднялась, намериваясь пододвинуть тумбу, чтобы достать до ручки окна. — Эй, ты куда? — не понял Гаффне. — Пойду догоню журналистов. Забыла сказать, что мой партнер занудный эксплуататор. Эрнест пропустил оскорбление мимо ушей, наблюдая, как Яна подносит тумбу и встает на нее только чтобы повернуть ручку. Могла его попросить. Но нет, она ж самостоятельная и независимая. Тем лучше для него. Возиться с партнершей как с месячным ребенком планов не было.***
После вечерней тренировки, которая прошла у фигуристов с привычным взаимным желанием убить друг друга, Самойлов подозвал их к себе. Яна страдальчески вздохнула, ноги после пяти часов на льду за день едва гнулись. Партнёры подъехали к бортику, встав на безопасном расстоянии друг по отношению к другу. — Яна, Эрик, до начала сезона всего ничего, а мы ещё не приступили к изучению и совместной отработке парных элементов, так что времени у нас катастрофически мало, — Самойлов поочередно окинул учеников взглядом, оценив их замученный вид. — Думаю, нам уже сейчас необходимо определиться с музыкой и концепцией программ, чтобы накатывать элементы именно на них. Это сбережёт время, которого и так нет. Есть мысли? Савельева одновременно хотела и боялась услышать от него эти слова, но не думала, что он произнесёт их так рано. Хотела потому, что постановка новых программ всегда казалась ей делом очень увлекательным, позволяла выплеснуть эмоции даже больше чем во время проката, Яна словно превращалась в другого человека, начиная погружаться в образ. А боялась потому, что, утверди они номера, путь назад стал бы закрыт. Одно дело пробовать тренироваться вместе, и совсем другое — приложить для этого усилия нескольких десятков человек, которые будут ставить программы, шить костюмы, нарезать музыку и продумывать макияж. После постановки программ она уже не сможет просто психануть и бросить всю эту затею с парным катанием. Яна боялась осознания того, что нет пути для отступления. Эрнест же, наоборот, ждал этого момента. Ему не терпелось приступить к отработке парных элементов на льду, потому как кататься за ручку — это, безусловно, замечательно и менее травмоопасно, но не приносит должного драйва. А ещё ему не терпелось увидеть Янины расширевшиеся зрачки, когда он поднимет её над собой безо всякой страховки. Интересно, через сколько неудачных попыток она привыкнет к этим ощущениям? Эрнесту хотелось посмотреть на страх в её глазах, который, он точно знал, неприменно там появится: ни кому ещё не удавалось остаться абсолютно хладнокровным, когда его впервые поднимали на несколько метров на бешеной скорости. — Но мы ещё даже не пробовали кататься в паре, кто знает, как мы будем смотреться вместе, — слабо запротестовала Яна. Сил на более настойчивое возмущение не осталось. — Как надо, так и будете, времени на притирку нет, — раздражённо ответил Олег. Идея в принципе встать в пару в семнадцать лет, будучи успешнейшей одиночницей, могла прийти в голову только сумасшедшей, а если она сумасшедшая, то и привыкнет ко всему уже в процессе, Самойлов был в этом убеждён. А образ пары… Ну что ж, хорошие фигуристые — в первую очередь талантливые актёры. А они оба были хорошими фигуристами. — Встали в пару, будьте добры работать, а не по ток-шоу бегать, — красноречиво глянув на Яну, осадил Самойлов. Он даже позавидовал её уверенности в себе, когда вечером включил телевизор и наткнулся на её очень смелые заявления. Ему бы такую нерушимую убеждённость в их успехе. И Савельева, и Гаффне стали успешны, но при совсем других обстоятельствах, и смогут ли они повторить и приумножить свои достижения не понятно. За прошедшие несколько дней Олег наблюдал на льду за двумя очень целеустремлёнными, волевыми, сильными… одиночниками. Именно одиночниками. Они не могли спокойно тренироваться в одном зале, не то что дышать в унисон и одновременно заходить на прыжки. И Олег с жалостью осозновал, что всю их технику и талант может убить одна лишь неспособность быть одним целым. С Ингой у Эрнеста никогда подобных проблем не было. Они идеально дополняли друг друга, а с новой партнёршей Гаффне не научился чувствовать себя второй частью единого целого. Как и Яна. Но ей хотя бы это было более простительно. Как минимум на первых парах. — Может, «Тоска»? — словив грозный взгляд Яны, Эрнест пояснил: — Ну, а что? Музыка печальная, трагичная, есть, где развернуться. — А то, что «Тоску» катает каждый второй тебя не смущает? Не кажется ли тебе, о величайший фигурист, что для твоей наиталантливейшей задницы надо выбрать что-то пооригинальней? — Яна ехидно скривилась. Самойлов понял, что очередного скандала не избежать. Как же ему хотелось плюнуть на всё, когда он от учеников нелицеприятных эпитетов в сторону друг друга на вечерней тренировке уловил больше, чем чистых прыжков. Но эти двое обладали небходимыми чемпионам качествами, и это придавало жалкую каплю надежды, что они смогут ими воспользоваться должным образом раньше, чем поубивают друг друга. — И что в таком случае предлогает наша богиня льда? — в том же тоне продолжал Эрнест. — «Маскарад», «Лунная соната», «Танго»? А нет, давай «Лебединое озеро» поставим! Верх оригинальности! — Не бесись, есть много интересных композиций. Не менее достойных, чем твоя «Тоска». Яна честно старалась сдержаться, происзнесла фразу максимально спокойно. — Назови хоть одну! — не выдержал Гаффне. — Давайте возьмём какой-нибудь саундтрек из фильмов? Савельева намеренно повернулась к тренеру, встав спиной к Эрнесту. Обращалась она тоже лишь к Самойлову, заранее зная, что партнёру всё как всегда будет не так. За прошедшие дни она раз десять находилась в шаге от того, чтобы послать всю эту идиотскую затею, заранее обречённую на провал, и начать жить как все, завязав со спортом раз и на всегда. Как все это: спокойная учёба, подготовка к экзаменам не в ночи, занятия любимым рисованием, неспешные прогулки с подругами… Впрочем, Яна пресекала эти мысли на корню, когда вспоминала, что и подруг-то у неё нет. Как все точно не получится. — Современная музыка — сразу пролёт, а под старьё вроде «Ромео и Джульетта» я кататься не собираюсь, — тут же возмутился Эрнест. — Значит так, Эрик, тут не только твои пожелания учитываются, — попытался умерить его пыл Самойлов. Эрнест на этих словах только отвернулся, посильнее оттолкнувшись, и поехал в другую часть катка. Как же его раздражала эта девочка. Дело было не в том, что она ни разу не делала парные элементы, это-то как раз поправимо, все когда-то пробуют что-то впервые. Проблема заключалась именно в том, что она ничего не смыслила в парном катании, но при этом возомнила себя великим экспертом, заявляла на всю страну о их намерениях попасть на Олимпиаду и критиковала его выбор музыки. Его выбор! Последнее выводило его из себя больше остального. И глаза эти голубые тоже очень его разражали, и волосы, которые она постоянно поправляла, будто нет на тренировке других дел, и походка у неё какая-то не такая… — Как же он меня бесит, — сквозь зубы процедила Яна и поехала вслед за ним. Несколько минут Олег слушал их споры. Фразы, которые до него доносились, в приличном обществе употреблять было нельзя. С выбора музыки они плавно съехали на личные претензии друг к другу, и Самойлов узнал что Яна «неадекватная истеричка, возомнившая себя чёрт знает кем, с такой зашкаливающей самооценкой, что окружающие должны целовать ей пятки», а Эрнест оказался «криворуким недофигуристом, срывающимся на всех подряд и озлобленным на весь мир, что ему место в психушке». Это если цензурно. Самойлов различал не все слова на расстоянии, но того, что он услышал, вполне хватало чтобы забеспокоиться об их умении находиться в одном помещении в принципе. Терпение тренера подошло к концу, когда Яна залепила Эрнесту смачную пощёчину, на что он в ответ схватил её за запястье. Этим двоим бы на ринг, а не кататься в паре. Ещё немного, и они поубивают друг дружку, а ведь это только выбор музыки. — Заканчиваем спектакль! — наконец рявкнул Олег прямо из-за бортика. — Не пара вы и никогда ею не будете. Только время и нервы переводите. И никакая Олимпиада вам не светит. Сумки в руки и марш с катка, раз минуту, не поубивав друг друга, провести не можете. — Нет! Прозвучало идеально синхронно. На тренера смотрели две пары глаз с выражением непоколебимой решительности. Олег грустно подметил, что орать в унисон они уже научились. Пол дела, считай, сделано. Фигуристы сами опешили от подобной командной работы. Уйти сейчас, так ничего и не добившись, никто из них готов не был. Эрнест подумал, что ради возвращения на прежний уровень можно, так уж и быть, потерпеть одну выскочку и её голубые глаза. Янины мысли оказались похожими, но в них фигурировал самовлюбленный кретин. — Тогда учитесь договариваться друг с другом. Мы кучу времени тратим на ваши препирания, а до открытых прокатов всего пять месяцев. Да, по отдельности вы оба сильные спортсмены, несмотря на отсутствие ультра-си у Яны и долгий перерыв у Эрика, но пара — это совершенно другое, — Эрнест было собрался возразить, но Самойлов заткнул его быстрее, чем тот открыл рот. — И не надо мне тут говорить, что ты парник, какой от этого смысл, если с каждой новой партнёршей надо начинать с азов. Если вы будете по каждому спорному моменту собачиться, нет даже смысла пробовать. Сказав всё, что хотел, Олег ушёл с катка. Партнёры молча переглянулись, словно предлагая другому нарушить тишину. Первой давящего молчания не выдержала Яна. — Ладно, «Тоска» так «Тоска», — примерительно согласилась Савельева. — Ну уж нет, сказала из фильмов, будет тебе из фильмов, — как истинный баран не смог так просто согласиться Эрнест. Её слова прозвучали для него как одолжение. То есть как красная тряпка для быка. Бык и баран — практически синонимы. Яна поняла, что ещё немного, и они снова продолжат разговор на повышенных тонах. А на шум придёт Самойлов, которого они и так довели. Этого лучше не допускать, а потому вести себя покладистой девочкой и во всём соглашаться. Нервов тренеру они, кажется, и без того подпортили. Она и раньше не могла назвать себя прилежной ученице, но у бывшего наставника себе такого не позволяла. Бывший наставник… Ногти непроизвольно впились в ладонь. — Хорошо, тогда я дома подберу что-нибудь подходящее, — она хотела только как можно быстрее уйти в раздевалку, и так задержалась дольше положенного, а алгебра сама себя не решит. — Угу, и это окажется невозможным занудством. Янин тяжёлый вздох служил ему подтверждением, что ещё немного, и невозможное занудство услышит он. — А поехали ко мне, выберем что-нибудь нормальное. Эрнест предложил это без задней мысли, просто потому, что завтра им надо было озвучить свои идеи трнеру. Для неё же это прозвучало как «завезу тебя в безлюдное место и убью без свидетелей». Но стоило отметить, что предложение было разумным. Выбор музыки займёт не пять минут, а проторчать на катке ещё несколько часов желания абсолютно никакого не осталось. И всё же Савельевой было бы спокойней, предложи он поехать в кафе, а не к себе на квартиру. — Окей, через десять минут жду тебя на ступеньках, — максимально безразлично кивнула Яна, открывая калитку к выходу со льда. Оставалось надеяться, что он прибрался. Потому что если в остальных частях квартиры творится то же, что и в коридоре, пробраться в комнату, не получив эстетического отвращения, не получится. А Яна очень придирчиво относилась к таким вещам, как чистота, аккуратность и гармония. Не помешалась и не драила полы по пять раз за день, но слой пыли не вызывал в ней положительных ощущений. А ведь если её специально не злить, она ничего такая, вполне покладистая, решил Эрнест. Но как же ему нравилось её злить! Видеть эти искорки ярости в её глазах, когда одно неверное слово, и ему прилетит чем-нибудь тяжёлым. Всё это зрелище его не то чтобы умиляло, но явно забавляло.