***
...Опять грохот. Его швыряли о стены, а встреча с ними отзывалась звоном в ушах. Когда кофейный столик, что так идеально вписывался в интерьер разлетелся в щепки, а за ним и кости Флага, - мог лишь сжиматься от боли, удивляясь какой же охуенно крепкий в очередной раз выдерживая безудержное насилие. Ведь любимый комод хозяина тоже не заставил себя долго ждать: влетев в стену чуть не угодил в голову, засыпав обломками, разодрав ногу и правый бок. Пелена слабости окутывала сознание: не помнил себя, не знал себя. Последний акт противостояния в проигранном сражении - бессильно улыбался свободе к которой сам нашёл дорогу. Выть от боли сил уже не было. В изнеможении, даже с треснутыми рёбрами, не позволял отчаянию поглотить себя как мутные воды. Лучшее, что могло с ним случиться за последнии годы. Заново открывал себя. Теперь по-настоящему жил, чувствовал, пусть так, - через боль, унижение, страх. И, слава Богу, эта боль не внутренняя, не душевная, что сводила с ума - она физическая. Отболит. Пройдёт. Всё когда-то пройдёт. Сломанные кости срастутся, разорванные ткани залатают, а для покалеченной души нет игл сшивающих нервы и инъекций побуждающих жить. Подступила тошнота. Простонал, переворачиваясь на бок. AT-121 переставал действовать. Чувствительность возвращалась... Солёный привкус во рту выцепил из небытия. Проблевавшись кровью, лёг на спину. Думал о Деменции - об этой не поддающейся логике недорептилии. Она что-то говорила. Не мог вспомнить, но знал, что оказалась права - тру́сы недостойны жизни. Он был трусом. До сегодняшнего дня. Но больше никогда не вернётся к прежней жизни... если выживет. С ужасом вспоминал какую бессмыслицу творил. Суетился. Носился. Хотел чего-то постоянно доказать. А теперь что? Внимание занимает потолок. Обычный потолок цвета мокрого асфальта с лепниной а стиле ампир. Откуда это знает? Чёрт его ... Курс античного искусства вовремя пригодился. И это всё?? Ожидания были совершенно о другом. А где слёзные стенания? Слова восхищения? Признания? Вот неужели всё так?.. Без траурных речей, скорбящих толп. Где вот это вот: "Уходят лучшие умы человечества!", "Мы никогда не забудем его вклада", "Никто ещё не был настолько гениален" ?.. А потом все винят себя за утраченную надежду для человечества. Где благодарность за старания, бессонные ночи, сломанные кости, исковерканную жизнь? Так не может всё кончиться - на глупом воспоминании потолка, с ощущением горечи непризнанности и недостигнутой славы; враги не наказаны, жизнь не прожита. Не может вот так кончиться: без смысла, трагедий, страстей и завоёванных высот. Должно же быть что-то большее... – Ну что за блядство… Дотянулся до голени и вытащил часть доски пробившее сухожилие. Непроизвольно вскрикнул. Поморщился. Мерзко хлюпало и скользило. Суровая действительность вершила свой порядок. Где-то горело, дымило и воняло серой. Борозды вспоротого паркета пересекали пол и стены украшали кратеры трещин. Разрушенная комната и Флаг в эпицентре событий.. А из хаоса выступали горящие уязвленным самолюбием глаза Создателя Зла.***
Стоны боли будоражили. Симфония агонии наполняла каждую клетку бурлящим экстазом. Блэк Хэт наслаждался происходящим: даря страдания, парализуя, творя справедливость в своей вселенной. В их отношениях было всё как обычно. Привычно. Понятно. Легко и просто: ошибка-наказание, две-уничтожение. Каждый провал Доктора легко угадывался по нервному тику, дрожащим рукам, бешеному пульсу - по первым наивным идеям. Зная всё: об организационном несовершенстве, о издевательско сжатых сроках и всех дедлайнах - несмотря на все рвения, значимость - снисхождения нет. Указать провинившимся на место с подстилкой для собак - святая обязанность хозяина. Он даст то, что просят, но возьмёт куда больше, вынуждая существовать в угоду организации и ему - Тёмному господину... Lasciate ogni speranza, voi ch’entrate. И только ничтожный шанс остаётся для молящих о прощении; для тех, кто признаёт свою тщетность перед неоспоримым величием. Только так утверждается власть… Его власть. Блэк с чёрствым сердцем восстанавливал баланс воздаяниями положенными на алтарь снисходительности. Восхищение и страх вожделенные дары. Жертва и на этот раз послушно выполняла роль - стонала, кричала, рыдала ещё больше чем обычно. Но мало, мало, нестерпимо мало… Свербящая неудовлетворённость оседала смутным беспокойством. И с каждым криком только возрастала. Требовалось ещё… Демон пронзал взглядом распластавшееся тело. Всегда всё можно заменить, но... Что-то не так. Изменения в привычных ритуалах всегда нервировали. В этом они были непризнанно похожи, но слишком разные в проявлении своих страхов. Демон прикрыл глаза… "Он не просит..." Еле уловимый, сладковато-имбирный привкус отчаяния пропал. Не привыкший сталкиваться с ограничениями, отказывался лишать себя такого десерта. Это было просто невежливо. Любую ошибку можно легко исправить. Силой, властью, влиянием - арсенал не имеет границ. Если чего то нет, то это стоит зародить заново. Старые способы умирают, а на замену приходят новые идеи. Идеи хаоса, разрушений ломающие кости, вытягиващие нервы в струны на которых так упоительно играть. Мастером страданий Блек Хет в тайне считал себя. Ничто и в этот раз не могло мешать подтвердить самопровозглашенный титул. Кто-то против? Жаль что нет... Он бы объяснил. Доходчиво. Сладкое предвосхищение сожранных надежд сдерживало желание покончить со всем раз и навсегда. – Почему..? – задавал единственный вопрос, а отрощенные в одно мгновение когти не давали шанса на неправильный ответ. Флаг знал о чем его спрашивают... Он думал. Достойного ответа не находилось… Хотел было сказать что уже мёртвый, а мёртвые не боятся. Потому как понял, что за свои 27 лет так ещё и не жил по-настоящему. Трупы не паникуют, не отчаиваются… Но сир не человек и этого бы никогда не понял. А ему первый раз так не хотелось объяснять и доказывать кому-то очевидные вещи. Для себя. Очевидно. И этого вполне достаточно. Оказывается нужно так мало: чтобы было достаточно лишь одному человеку - самому себе. И Флаг промолчал. Демон терпеливо ждал, следя за сомнениями. С достоинством. Оно не позволяло вникать в липкие противные человечьи чувственные стремления. Мимолётный шанс удерживающий от забвения таял, таял… Но Флаг так и не просил. Он решил потратить последние силы на собственные размышления, а не на оправдания. Органы пока не разорваны в клочья. От чего время ещё оставалось. Пару минут где-то. Устало повернув голову в сторону Лорда так ничего и не сказав. Смотрел на него открыто. Безпринципный, безчувственный, не знающий сомнений, не прощающий ошибок, не делающий ошибок… не то что он - такой слабый, что даже заслуживает пару тройку сломанных ребер… Да, такой никчёмный прямо сейчас валяется на полу кабинета драпированного дорогим бархатом, где на полках покоятся артефакты и пылятся фолианты. А Его окружают лишь недоделанные изобретения, которые он сам бы никогда и не продал. Во всём этом такой же незначимый как и мелкий паук живущий в углу за шкафом, что выползает лишь по ночам, опасаясь быть раздавленным. Вспомнил свою самую тяжёлую ночь и делал выводы: "Нечего терять". Уже не страшно. Нашёл себя. Жил. Был собой. Хоть никогда и не боролся - больше привыкал. Делал это первоклассно, терпя все лишения свободы. И сейчас ничего не изменилось. Всё как и раньше. Но в борьбе может принять свою боль и отчаяние. Жалость к себе наполнила сердце. Она истекала из него вместе со слезами. Узкими дорожками пересекающими виски... – Имеет ли теперь значение что будет дальше? - спрашивал пустоту... Сторонний наблюдатель молчаливого монолога всё больше разочаровывался, всё меньше сдерживался. Знал о том, как люди сходят с ума. Но это не похоже ни на помешательство ни на слабоумие. Действия Флага напоминали не больше театрального представления, где тряпичные куклы участвуют в вымышленных историях. – Ах ты, мелкий сукин сын... Демон с полной уверенностью задушить мелкую тварь, в одно мгновение оказывался рядом. – Что за ересь ты несёшь!? Или ответишь, или подохнешь как жалкая псина прямо здесь, потому как я самолично переломаю каждую кость... Ответа все так же не было... Негодующие руки срывают остатки головного убора скрывающего лицо, а за ним… Столь отвратительное зрелище: влажные серо-голубые глаза настолько глубокие, что в них отражается само предгрозовое небо наполненное озоновой свежестью. Они смотрят куда-то сквозь, видя нечто большее чем есть. И… Флаг улыбается… Секунда, не больше, и узкие зрачки, оценивающие и строгие, так пристально смотрят, ища причину. Без раздумий, словно раскалённый нож, входил в чужое сознание. Тот даже не почувствовал - шоковое состояние… и ощущение полного… Счастья? Знал всё и больше, но это… не могло существовать рядом с ним. Истинное зло не может порождать счастье. – ...Почему?***
Обезболивающее перестало действовать... Постепенно зрение подводило Флага. Вся комната растворялись. Темнота приближалась. Сумрачный силуэт навис над ним. В размытых очертаниях не угадывалось ни одной эмоции. Плотно сжатые губы и как всегда проницающий взгляд. Признал эти глаза… Отстранённо-непривычно. Нет ни страха, ни боли. Так резко почувствовал как не хватало именно этого: близкого, внимательного, а не грубого, холодного и жестокого. Отвергал последнее, не соглашаясь снова погружаться в мерзко притворную тревожную суету. О, как привычно придать значение тому, что не имеет смысла и стремиться-стремиться-стремиться, пока не изничтожит тоска скитаний по миражам. Теперь отдал бы всё, убил бы любого и себя, лишь бы услышать в ответ желаемое. Но даже слов уже не надо. Достаточно повода. Смятения ушли на второй план, когда дотянулся до холодной наждачной кожи графитом блестевшей в темноте. Так сильно ненавидел, боялся, что даже… Желал. Всё что не смог достичь есть в этом прикосновении. Вот он - смысл и надежды, - его вечная привязанность. Несравненная лёгкость наполнила его, когда смог прикоснуться к своему страху. Был рядом. Совершенно не пугал. Не такой значительный как раньше. Отдельный, не заполняющий до краев, да так что захлёбываешься в панике. Теперь проще... Легче. Другие чувства. Они на самих кончиках пальцев. Вся вселенная сузилась и находилась в одном прикосновении. Лишь касание. Тоньше нити. Его, только его и только сейчас... Уже не ведал что творил, не замечал лица напротив, но отчётливо видел края жилета, в которые и вцепился подтягиваясь на остатках сил, пытаясь найти хоть какое-то оправдание себе. – Уже не имеет смысла… Моя жизнь... не имеет смысла. Упёрся лбом в грудь демона, размазывая по алой рубашке кровь, как будто именно для этого она и была предназначена, вдыхал аромат горького дыма и сырости. Какое счастье - чувствовать момент. Больше не будет шанса. Его и так нет. – Мой смысл здесь… И мне… мне… Жаль... – шепчет одними губами, прикасаясь ими к своему страху. С раскаянием наступило то, что назвал бы умиротворением. О! но если для одного человека было так, то демона, пребывающего в чужом сознании, обжигал доселе неизведанный "яд". Сама суть противоречила естеству. Он пил яды, они текли по его венам, парами исходили от его слов. И он впитывал новое чувство с жадностью. С той жадностью, с которой поглощал бы самую смертоносную кислоту. Чувствуя как с отрешённым спокойствием тянутся к нему, прогибаются под ним, претерпевая боль и страх, - влекомый инстинктами держал, сжимая и желая чего-то большего. Облизывался раздвоенным языком, напоследок позволяя себе закрыть глаза в расслабленной неге. Не тратя время зря, наклонялся к самому уху, кладя когтистую лапу на грудь жертвы. Разъединяя края халата. Всего секунда. Принимает решения быстро, - в его мире нет места сомнениям. Сегодня он проиграл. – Мне тоже, мой дорогой Доктор. Без сожаления холодные жестокие серые руки взламывают грудную клетку и пробивают позвоночник, обрекая на вечную пустоту без права на возвращение одно жалкое существо.___________
"И лампа не горит И врут календари... Любой обманчив звук – Страшнее тишина... И чёрный кабинет И ждёт в стволе патрон Так тихо...
За три часа до ... Проснулся за час до презентации. Сложно сказать - проснулся. Скорее по наитию, мышечной привычке, подниматься в 6 утра - встал с постели. Два часа сна беспокоили меньше всего. Ведь есть повод для восхищения - "Сукин сын, теперь не тот что был вчера!" Ни унынья, ни тревоги, - бодрая действительность в клетке со львом, - или ты или тебя. С омерзением закурил. Где морфин, там и никотин, кислоты, гармалин, аммоний, а уж метанол, ацетон и кадмий просто обязаны быть в его лаборатории. Почему бы не сделать всё самому, когда можешь? Неплохой бонус к докторской степени по химии. Кто говорил что наука это скучно и непонятно? - очень даже по бытовому полезно и иногда немного весело. Курил прямо в ванне никого не опасаясь. Выкурил бы вторую, но пришло время принять последнее серьёзное решение. Принял душ. Умылся. Не одеваясь, мокрый и совершенно голый сидел на стуле посередине почти пустой комнаты. Капли стекали по тонкому тела. Надорванный бумажный пакет намокал от влажных рук. Ссутулившись, приняв форму маленькой худощавой горгульи, что возвышается на пьедестале, - охранял оплот последнего спокойствия и уединения. - "Доброе утро, Доктор Кёнинг". – запищал интеркуб, проецируя цифры семь и два нуля на дисплее. - "Помните, вам не сбежать". – Отключить режим диалога. – Флагу нужно время. Ещё немного времени на себя, а не на напоминания осточертелого ИИ. До недавнего, совершенно неприемлемые вещи вдруг стали недостойны внимания. Они превращаются в ненужный мусор, а он, - Флаг, постепенно становится чуть важнее, чем этот паскудный мир. Не проект, не достижения интересовали его… Только то, что будет в скором времени. Какой он теперь новый? Точно другой. Не как раньше. Последнее сомнение как очередной рубеж перед принятием истинны - себя. Ещё раз хорошенько обдумав события этой ночью, даёт команду интерактивному КиберКубу с непривычным названием, но в память о былых событиях- "Саша, последняя версия АТ с изменениями от 15.03. Выдать в дозе 0,3". Искуственный интеллект прогружает, синтезирует, а затем из передней грани куба появляется крохотная капсула. – Хорошего дня, Доктор Кёнинг. Встаёт. Одевается. Делает инъекцию. Перед выходом надевает пакет и, прячя под бумажным нутром отчуждение, утверждается в последнем решении - "Остальное просто хлам".***
Дверь с магнитным ключом, с засовами из нержавеющей стали, с детектором движения, тепла и дыма, с системой распознавания лиц и ДНКа. Он всё подмечает. Всё замечает. Видит и идёт. Туда, где тёмный коридор по памяти ведёт; Вниз. Ровно 37 ступеней и пролёт, Туда, где холодный мрамор, как лёд, Скользит под запястьем. Словно боинга взлёт - Дорога в ад свободна. Нет пробок - какое счастье. Ещё 15 вниз. Ещё пролёт. Его ждёт: Драпировка в парче, шелка и тусклая позолота картин одета в багеты, Смотрят в душу, где камин, строгие портреты. Последние три ступени и бордовый ковёр, Ромбовидным орнаментом стелит узор. Заскрипит половица - звучанья укор; В остатках смущенья скрывает позор. Деменция ещё спит. Простит ли? Куранты бьют. Подождут.***
Без отчётов. Без графиков, планов и новых идей, Как камикадзе с любовью к последним минутам, Стоит пред закрытой дверью. Скорей. Его ждут. Он пришёл. Остальное неважно как будто.***
Занесённая рука и не случившийся удар, Не извратит тишины спокойствие. Откроется дверь, – словно щель, – Не смутив непокорность несвойственную. Опалит и предскажет удушливый жар - его дар: Там один, его господин - ожидая безмолвствует.***
Не откажем себе в удовольствии, Наблюдать за тобою, Создатель миров. Обречём себя на притворство мы, Приклонясь, ожидая достойных даров. Кого в одночасье решишь, - Лёгкой рукою благословишь: Крамольную убогую мышь Или чёрное сердце в железе оков Боготворившее рожденью грехов?