***
Крики ужаса вне кабинета босса - преступная роскошь. __________ Опять как тогда, когда Блек Хет орал на него из-за Деменции, события далекого прошлого, как кадры из фильма средней паршивости, замелькали перед глазами. Вспоминал. Школа. Старшие классы. Его запирали, то в классе после уроков, то в туалете, то в шкафу. Сначало просто по приколу. Потом в наказание. Да, обидно, да, - неприятно, унизительно, но терпимо. А потом… а потом было больше порочных соблазнов маленькой жертвы - его насиловали. Помнил как орал от боли и ужаса, обливаясь омерзительным холодным потом. Что-то доказывал скользким горячим рукам. Угрожал вырываясь. Но их было больше. Они сильнее. А он слаб. И никому не было дело. Нет выхода. Заперт. Закрыт. Один. Помнил как смирился. Именно тогда отчаяние вросло: глубже, дальше, жёстче - пока окончательно не прижилось, пустив корни в самое сердце, ростками пробив тонкую плоть, - его достоинство. А дальше - Сам. Сам себя ненавидя, сковывает. Изничтожает. Позволяет оплести. Не сопротивляясь. Терпя. Смиряясь. Глубже, глубже... Пока не задохнётся. Ничего не изменить. Не исправить. "Все просто повторяется. Так должно быть, никчёмный трусливый слабый урод". Так и будет. Так станет. Так есть. Сейчас и здесь. Отчаяние расцветёт самыми пышными бутонами, разнося блаженные ароматы по всему дому, что так любит Лорд Блэк Хэт. "Это твоя невыносимая медленная смерть, маленький трус".***
Держался как мог и сколько мог, не позволяя эмоциям снова вырваться наружу... Прикрывая рот руками, затыкал себя, с силой удерживаясь. Вырвать себе глотку чтобы не разреветься, упав в отчаяние? Пять шагов назад как бегство от неизбежного. Куда дальше? Позади только стена. Искал поддержку, а была лишь она. Безжалостная, холодная в своей непоколебимости, - неудивительно, - ей было всё равно, как и остальному миру. А ему нет. Он не согласен. "Не так. Не здесь. Не со мной". Искал выход и не видел его. Упирался в единственный фундамент стабильности, с силой вдавливая позвоночник в свинцовую обшивку. Это место, эта стена - надгробная плита над его безэмоциональным окоченелым трупом. Только смерть дарует освобождение из порочного круга осуждения, когда нет права даже на стоны боли. Но нет, нет, нет… Пусть не сейчас. Но должно, должно быть когда-то. Он точно знал. Будет и на его улице праздник… Хрипел и верил. Создавая и живя в прекрасных иллюзиях всеобщего признания. Исправить. Всё можно исправить. Флаг всё может... Но ему нет покоя. Продолжает быть здесь вместе со своими ошибками, ненавидя их как собственную жизнь. И он в этом один, один, совсем один. Всё равно один. Как всегда. Сам. Без никого - всё равно один. Крупными ка́плями детского разочарования слезы, навернулись на глазах, и, в тишине всхлипов, стекли по щекам. — Я так не хочу... Сполз вниз по стене. Закрываясь руками, сжимался в комок. Надеялся хоть как-то отгородиться от навязчивых мыслей. Желал стать точкой. Ничем. Кричать было нельзя, а ему хотелось выть и стенать. Хотелось закрыться. Убежать. Спрятаться, забиться в угол. Сделать что угодно, лишь бы не чувствовать сотни оценивающих взглядов за спиной и не слышать голосов, что бормочут свою нудную проповедь: "Ну что?.. Что ты сделал?.. Чего достиг?.. Кем стал?" Тут же оправдывался в ответ: — Всё должно было быть не так. Не здесь. Не со мной... Я не виноват. Эхо безжалостно выносило приговор - "Ви... Винова... Виноват!" Голоса вторили, врываясь вглубь - "Тебе некуда бежать. У тебя нет дома. Нет ничего твоего. Ты ничего не создал". Боль усилилась. Невыносимое отчаяние, подчиняющее себе всё естество. Её огненное прикосновение проникало сквозь одежду, кожу, плоть; туда, где нутро сжималось от безысходности - въедаясь, разъедая, сжирая остатки рассудка, достоинства и веры в себя. Проникая в самую сущность, кололо, будто раскалённый стержень ломает грудную клетку, проходя насквозь. Пришпилив к стене - не отпускало. Теперь навечно, нельзя встать, увернуться, вырваться, не оставив куска плоти. Теперь так будет всегда: он и боль, он и огромная чёрная дыра внутри. Бил озноб. Лихорадило как на 9 кругу ада. От беспомощности заревел в голос, как оставленный и забытый ребёнок. А этим по блядски ненасытным чувствам всё было мало. Острыми зубами вонзались глубже в сердце. Сдавило. Проткнуло. Лопнуло. Истекло… На рубашке расползалось кровавое пятно. Прикоснулся - мокрое. Ужас проступил холодным потом на лбу. "Я умру. За что? За что так со мной?" Из последних сил пытался сорвать с себя одежду, рыдая: — Я не виноват! Слезы не дарили больше освобождения и лёгкости. В паническом приступе они иссохли. Остался лишь сиплый истерический лай задыхающегося астматика. _______________ Последняя нить натянутых нервов оборвалась, как струна… Изменения закончились вместе с пришедшим бессилием.***
Его не стало. Теперь только она - бессменная пустота: чёрная, проницающая, всепоглощающая. Она везде - даже в нём. Смотрел на неё впервые, потому как ничего другого и не было. Он было протянул руку, но руки не было. Он посмотрел вниз - и тела не было. Нет больше привычных вещей: интерьера, людей, материи, света, ориентиров. Ничего больше не связывало с миром живущих, ходящих и думающих. Его самого нет. Лишь одно живое сознание осталось пульсировать. "Это ад, — подумал он. — Мой персональный". Некуда идти.Только он и пространство... Без ориентиров и просветов. Сколько времени? Час? Два? Неделя или пару минут? Всё едино, всё одно. Все обрушилось в момент. Прошлое сразу забылось, стало таким незначительным. Только что казавшиеся невыносимые чувства стали ленточным фаршем переработанные шредером. — Неужели это смерть… конец? Так глупо… — тупил несуществующий взгляд в воображаемый угол и перебирал варианты: — Инфаркт, инсульт, тромб? Нет, всё-таки инфаркт. Скорее всего микро… Это следовало ожидать… Успели проскользнуть еле уловимые ощущения - проваливался в пустоту как в сон. Она обволакивала теплым одеялом. Манила безмятежностью и фальшивым спокойствием. Чувствовал как постепенно, под навалившейся тяжестью, угасает сознание. "Нет, нет, нет. Только не так. Хоть что-то должно же быть". Стал метаться словно затухающая искра в банке. Последний живой уголёчек мысли тлел: — Не хочу. Только не такой жертвой… Снова, как слепой котенок, барахтался в непознанном, не имея сил переплыть, преодалеть весь этот кошмар. Растерян. Напуган. — Неужели это всё? Вот я придурок. Так бездумно просрать свою жизнь… Впустую растраченные возможности. Все фишки на зеро, а у тебя фулл-хаус - неплохой расклад, но не те правила. Да и игра, в которой усердно просчитываешь комбинации, не та. Проиграл. Ошибся. Ты изначально сел, приятель, не за тот игровой стол. Потрачено. — Поздравляю, блядь, ты сдох так и не пожив. И чем это отличается от моей жизни? Он бы кинул кислоту в кого-нибудь, с удовольствием наблюдая как она прожгёт лицо. Пусть страдают другие, но не он. — Да пошли вы нахер с таким адом! Адом была моя жизнь!***
Рвануло. Куда то назад, словно его всосало с водой из унитаза в канализацию. Резкая боль в груди. Судорожно схватил воздух губами. Сжало. Быстро. Больно. Резко. Затрясло как в раздолбанной Ниве на Калужском шоссе. Затылком ударился о что-то твердое... Потемнело на миг. Замелькало. Открыл глаза. Ослепительный свет. Нет. Рассвет. Багряно красный. Такой яркий в сравнении с полной чернотой. Шарахнула об пол отвалившаяся заслонка вентиляционной шахты. Из недр раздался гул… — Что за … — дышал за троих и никак не мог успокоиться. Лаборатория - где сидел там и сидит: в окружении обрушенных шкафов, руин склянок, поверженных приборов, а генератор в хлам - будто развалины Карфагена встречали его. Растерянно вглядывался в полутьму, не веря своим глазам, слезящимся от вони полёной проводки и аммиака. — Что за ебучее путешествие... Как вбитый в затылок болт проскочило напоминание: “Это ты опять сбегаешь, маленький ублюдок… Ты даже подохнуть не можешь по-человечески". Грубые призывы тут же обессилили сознание. Накатила прежняя болезненность. Понял, что нет больше никакой манящей пустоты с тёплым одеялом… Оказался будто голый, а по спине бежал холодок. Это демоны укора и осуждения вернулись, высмеивая его тщетность. Получи что хотел - жизнь. И вот его опять куда-то уносило в потоке и сердце сжималось от тоски. Флешбеками отозвались академические годы. Мысленно уже попал в воронку стыдливых чувств с щепоткой подавленности - “Так должно быть… Слабый-слабый-никчёмный-маленький трус…". Жестокие насмешки, осуждение, провалы, пренебрежение - ничем не отличается от прошлого и будущего. Опять закрутилось. "Сбежал" - Боль как удар током; "Не выдержал" - Боль как давящие тиски; "Не смог" - Боль как вспарывающий нож. "Нет" - неожиданно оборвал череду малоприятных воспоминаний, что норовят повторяться по кругу. Жестокий катарсис накрыл с головой - опять захотелось сдохнуть, правда, уже по собственному желанию и то - аллегорически. Неожиданно увидел себя со стороны - отвратительное зрелище… В эпицентре всей этой плебейской постановки провалившейся трагикомедии. Позорище. "Какой же дурак... Идиот... Зачем я на все это соглашаюсь. Терплю? Мне это ненужно…" Досада нашла новый объект - голоса, что упорно продолжали хозяйничать в его голове. Но теперь они казались чуть страшнее назойливой мухи. — Как же вы достали.... Я чуть не сдох, а вы трындите "никчемный… слабый… трус". Больше не могу… Бунтовал, срываясь с цепи... — Покажу… какой я трус… Прямо сейчас… только найду и обязательно… покажу кто из нас бежит в страхе… Откуда-то изнутри поднималась горячая волна, распирающая его, - вот-вот захлеснёт… И не став сопротивляться позволил рукам в хаосе разбросанных предметов искать своё жизнеутверждение. Вилка извлеченная из Деменции хранилась где-то в одном из контейнеров для металлолома на переплавку. Когда резина обхватила холодный металл наступило время для новых экспериментов. Первое отчаянное решение и, вместе с тем, самый глупый поступок за всю его жизнь. — Вы что, думаете, я и вправду просто мусор, который не может сделать хоть что-то достаточно хорошо? Быстро снял защитную перчатку проеденную кислотой и, недолго думая, со словами "Я всё могу!" зубцами, с размаху, вогнал прямо в мягкую ладонь. Всю руку словно током пробило в судороге. Его разрывало изнутри. Трескалось. Просачивалось. Волны возбуждения обрушились на него, сметая и поглощая страх: — Да! Я никчёмный трусливый слабый урод! Но это не даёт вам право надо мной издеваться! Я этого не заслуживаю, ведь никто не идеален! Я не обязан быть таким как кто-то хочет! Не обязан оправдывать чьи-то ожидания… Вслед за вытащенным металлом проступили капли крови. Норадреналиновый жар мгновенно растекся по телу. — А теперь заткнитесь! Никто не смеет меня осуждать! Вы лишь оплот моего больного воображения. Я не подчиняюсь вам. Я никому не подчиняюсь! Лицо горело. Его собственный огонь оказался сильнее боли. Он пожирал стыд. Пересилив себя сжал кулак и ударил по стене разбивая костяшки в кровь. — Я больше никому ничего не должен! Таившаяся внутри змея ослабила хватку. Глубокий вдох подарил первую лёгкость. Сорвал ненавистный пакет, швыряя... Шумно выдохнул, вытерая руками мокрое лицо. Судорога прошла, а боль отступила. Всё закончилось. И уже сам себе вслух повторил, смакуя каждое слово: — Не должен. Ни-ко-му . . . Наконец прикрыл горящие от слез и напряжения глаза, позволив слабости вытеснить все остальные чувства. Душа наконец развернулась в безмятежном спокойствии.***
Ему стало жаль себя. Первый раз в жизни - жаль потерянной свободы. Зависимость почти пожрала его. Но тот, кто не боится высоты. Тот, кто способен укротить свои страхи - достоин насладиться свободой. _________ Ставя нервную систему на паузу для размышлений, поднялся на ноги и дошел до рухнувшего стеллажа. Трясущимися руками отрыл жёлтую коробку почти погребенную под папками с архивами. С нежностью взирал на заржавевшую крышку, осторожно прикасаясь к защелке. Внутри кроме старых фотографий, фуражки и маленькой модельки боинга оказалась когда-то подаренная 5.0.5. плитка шоколада. Кажется, это было на день научного работника... Противный привкус желчи смягчила тягучая сладость с нотками перечной мяты. Первый раз за долгое время порадовал себя лакомством, уверяя себя, что это лишь профилактическая мера, чтобы поднять уровень гемоглобина в крови, а не желание "заесть" новое чувство. Оно опьяняло. Опьянен лёгкостью как тогда... О дно короба звякнул заржавевший ключ. Вспомнил как вставлял его. Поворачивал. Чувствовал как разгоняется двигатель: тарахтит, сбоит, набирает обороты и, с рёвом, наделяет аэроплан мощью небесного владыки. Разогрет... И вот уже 100 метров... 200, 400, 900... Открывается та самая лазурная гладь. Кажется, что ты зависаешь в воздухе, земля не двигается. Простор. Ты один. И это свобода с тобой. Она вокруг и внутри. Легко.***
Он вернулся на своё место - на пол. Излюбленное пространство домашних тараканов. Обмотал подолом халата пострадавшую низачто ладонь, удобно расположив на колене. Накрыл другой рукой, ощущая горячую пульсацию. Четыре отверстия отвратительно саднили, но больше это не казалось чем-то ужасным. Пробовал снова сжать - неприятно - частичная потеря чувствительности не давала завершить действие… Осталось лишь расслабиться. — Больше повод не нужен. Теперь и так чувствую как проткнут насквозь - распят на собственном страхе. Всё стало по иному. Он нежно гладил больную руку жалея и уверяясь: — Потом будет легче. Стало ещё легче когда позволил смятению сделать из него неуверенного мальчишку, который не понимал что делать дальше. Растерянно разглядывал лабораторию - она тоже претерпела изменения. Стала куда симпатичней. Хаос привлекает? Почему бы и нет? Ведь он антагонист порядка, а значит крайности одной прямой. В хаосе есть что-то безнравственное, личное, непостижимое. Первый раз в жизни начал понимать Деменцию. И ему это тоже понравилось. Взгляд выцепил из темноты недавно отброшенный пакет. Тот, разодранный валялся среди осколков в стороне. Флаг с интересом рассматривал его, будто впервые заметил, - шершавый, тёмный, чуждый... В нём так много и одновременно ничего. В нём и спасение и отвращение... Мятый, жалкий… Какой то примитивный кусок картона. Как в нём мог раньше дышать? Уму непостижимо… Мыском ботинка подтянул его к себе. Дорвал остатки. Вот оно. Понял. Нашёл. Тонкие губы прошептали темноте, доверяя ей истинное желание: — Я хочу быть собой***
В углу раздолбанной лаборатории Флаг просидел до утра, не позволяя себе уснуть. Время замерло превращаясь в вечность. Ветер бил в закрытые ставни, яростно требуя пустить его внутрь. Часы знаменовали, с громким боем, начало нового дня. Среда - день отчётов. Звуки, с которыми оживал дом, теперь воспринимались с непривычной остротой. Глубокий вдох - короткий выдох, сейчас и здесь спокойно, тихо - хорошо. Заново ощутил и себя, прислушиваясь, будто учился снова дышать, как жить. Собрал себя по кусочкам как старую разбитую чашку. Вместо того чтобы выкинуть бесполезные осколки в мусорное ведро - склеил и, в память о приятных моментах вечернего чаепития, поставил её обратно на полку. Пора и себя вернуть не место. А точнее - положить. Поднявшись, на затекших ногах направился в комнату. Пошатываясь и подавляя приступы дурноты, держался о стены как о спасительные опоры, брёл по мрачному коридору. Утверждался в выводах - жить не хотелось только здесь: глухие окна, мрачные стены, пугающая темнота закоулков - всё вторило хозяину дома. Запертый, зашуганный, униженный, имеющий право на редкие передышки и персональную лабораторию - лишь жертва обстоятельств, которой нет здесь места. Прежние мысли, правила, образ жизни больше не для него. Ничего изменить нельзя, остаётся только последняя свободная воля жертвы - выбрать свой исход. Имеет на это полное право. Ведь пережил многое, и самое страшное, - отчаяние. Очередной бред вступил в дискуссию, доминируя над холодным рассудком: "Выбор... Все его хотят, но никто не понимает как им пользоваться. Выбор - свобода. Да? - Да. Свобода - счастье. Да? - Нет. Свобода - ответственность. Да? - Да." Шел и сам себе кивал не замечая порогов, спотыкаясь, задевая углы лабиринта коридоров, продолжая рассуждать: "Ответственность это боль изменений. Стоит позволить отчаянию разорвать, проткнуть, задушить себя - сдохнуть, и тогда свободный выбор окажется перед глазами. Я же могу выбирать." Затошнило ещё больше от ужаса случившегося и страха перед новой ответственностью. Теперь боялся только самого себя - предать новое чувство безмятежного спокойствия: рухнуть в прежнее отчаяние перед натиском демона. "Когда выбора не было всё казалось проще". В очередном приступе слабости облокотился о комод. Задача выживающего - хотя бы дойти. Отдышался. Цепляясь за поверхность, стёр тонкий слой пыли. Мелкую крошку растирал пальцами, втирая в кожу что-то сосредоточенно обдумывая - "Пыль легко смахнуть. Но я же не пыль и даже не насекомое. Ищу одобрения там где его просто быть не может... Боссу мученья приносят гораздо больше удовольствия чем то, что я создаю... Пора это исправить". Что-то "щёлкнуло", изменилось внутри… В бредовом порыве вынес вердикт: — Больше ничего не остаётся как быть собой. Только не жертвой. За пару метров до комнаты вспомнил о мокром пятне на груди. Сознание переключилось и смазалось: впотьмах ударился головой о железную дверь - наконец-то дошёл, только что почти не дополз. Электронным ключом судорожно пытался попасть по магниту: всегда боялся закрытых дверей, как в детстве. Датчик противно пискнул и открыл доступ в маленькую аскетичную каморку куда ввалился внутрь. Запоздалая здравая мысль осветила знамением: "Ебись оно конём. Я должен поспать". Кровать приняла в свои объятия измученное тело. Доктор погрузился в сон. А первая "точка невозврата" была пройдена. ______________ Всё? Нет, конечно. Это только начало... Конец это только начало... Похуизм - второе счастье и большая ответственность. ______________ Сидя у себя в кабинете глава самой могущественной организации ожидал встречи, предвосхищая грандиозные планы по развращению мира или хотя бы одной человеческой души. Блэк Хэт давно не видел своего подчинённого, а ночью ему слышались стенания и плачь. Довольная улыбка растеклась по лицу, не предвещая ничего хорошего.***
Физического насилия не было давно.