***
Сочное хрумкание где-то подо мной и благодушное козье блеяние, на мгновение заставило усомниться сонный разум в существование каких-либо детективных дилемм, совершенно не свойственных девятнадцатилетний студентке. Вокруг умиротворяюще шуршала незримая листва, изредка под шкодливый взмах ветра сбрасывая мне на лицо сладковатый листок, откуда чуть погодя, он вновь упархивал в погоне за своевольным майским зноем. Над головой, будто бы парила древесная крона, своими размашистыми крыльями веток, баюкая тени под собой. А те так и норовили уползти куда-то в бок, не оставив и следа от моей дремы под бодрящем солнцем. Жар мгновенно расползался по всему телу, словно обаятельный любовник стискивая в объятиях. Почему-то это сравнение заставляло нарочно сморщится и перекатится на другой бок — обратно в тень. И подальше от… воспоминаний или же…? Мир под прикрытыми веками чудился неведомым и волшебным царством, в которое дозволено попасть, лишь пока ты не открыл глаза. Понять же что творится в невидимом мире, можно только прислушавшись к его звукам, а там даже самый тихий шёпот был куда болтливей любого менестреля в переполненной корчме. Да что уж там, самой корчмы вместе с постоялым двором и конюшней при них… И я слушала, слушала, слушала, и слушала… пока не услышала за ставшими уже навязчивыми шорохом листвы и блеянием, неразборчивое, хриплое бормотание, то и дело обрывающееся на полуслове каким-то грохотом или даже… взрывами…?! Я тревожна вжалась в ствол за спиной, будто надеясь, что так смогу четче расслышать странный ропот. Но вместо этого я лишь почувствовала гадкое, неприятное непонимание, звенящую словно дорогой и бесполезный сервис пустоту в голове, и панику крадущуюся по рукам и ногам. Оплот спокойствия будто испарился из темноты закрытых глаз, сменившись противными, склизкими чувствами, скользящими по мне, но не заползающим глубоко в душу… Словно проходя её мимоходом, как эфемерный, флегматичный, призрак сквозь оцепеневшего от священного ужаса живого человека, как нечто… никогда не принадлежащее мне?! Эти чувства висели на мне словно чужая одёжка, и я, как не старалась, не могла «вернуть» их на свою законную «вешалку». Только и оставалось, что дожидаться «ногого» владельца сих ощущений и чувств, разгневанного моим святотатством. Вот только, последний явно не торопился забирать своё «добро», видно полагая, что я сама раскаюсь и явлюсь с повинной. Или же и вовсе не был опечален подобной пропажей… Когда же я уже, судя по ощущением, продавила в коре за спиной новое и весьма комфортабельное, стоит заметить, дупло, не дающий покоя бубнеж стал отчетливо слышим у самого уха. «…и зачем я только в это полез?! Этот чертяга гном предупреждал, что с Посланницей дел лучше не иметь — здоровее будешь!.. Однако ж, о этот пленительный образ бесстрашного и самопожертвующего рыцаря Сен-Жермена! Да после такого грандиозного подвига, мои мемуары разошлись бы на раз! Да и соседство с Ведьмой можно перетерпеть, в конце концов образ загадочной и язвительной чаровницы ещё больше подогреет интерес публики! Хотя, почему «образ»…? Она ведь действительно оказалась недурна собой. Впрочем, в её профессии это скорее насторожит предполагаемого заказчика. А ну как… выпила чего ядреного из своих бутыльков молодильных, а на деле, как упырь из склепа вылезет так спину и прихватит… Никаких гнусных шрамов на пол лица, ни косящихся во все стороны глаз, да по большему счету ни одной печати ремёсла наёмника! И такая могущественная спутница была бы, как нельзя кстати благородному рыцарю в его героических свершениях и одиночных скитаниях! Однако ж, сейчас куда вернее будет немедля продолжить прерванные скитания, убравшись от этого Армагеддона восвояси! Пожить-то ещё ой как хочется!.. А столь тщательно подготавливаемая чистая правда на смертное лежбище совсем не готова… Но это точно должно быть что-то героическое, и… обязательно туманное, чтобы потомки ещё многие столетия скрипели извилинами, раздумывая о том, «А что же хотел донести до нас, о коварнейший Сен-Жермен?!» И уж точно не то, что за всю жизнь отпетого лжеца, он не видел в людях честных намерений, и что сам не видел в себе хоть частицу правды. Все люди лгут, но не у всех их ложь — искусство! Фантазировать совсем другое, нежели лгать. У первого понятия нет злого умысла, и когда это делает ребёнок, взрослые даже поощряют подобное. А стоит тоже самое повторить и самому взрослому, как другие его осуждают за «легкомыслие». Врать легче, чем фантазировать. И людям легче поверить в ложь, чем вообразить что-то самому. Выходит, что все поверят в то, что доблестный рыцарь бесславно погиб в буреломах вампирский чащобы, даже не поквитавшись напоследок со Смертью?! Э нет! Куда эту тут Ведьма делась? Помереть с дуру вздумала?!..» Тут же знакомый голос стал стремительно отдаляться, и последнее, что я почувствовала, прежде чем наконец открыть глаза, была решимость. Общая. Впрочем, просуществовала она ровно до того момента, пока один мощный толчек по стволу дерева, на котором я все это время предавалась красочным сновидениям (по большому, гамбургскому счёту, откровенно дрыхла, небось ещё и всхрапывала на особо ярких моментах…), не попытался сбросить меня вниз. Однако, вовремя уцеплявшись за толстую ветвь деревца, будто застегнутая врасплох кошка, столкнувшаяся на крыше с малость удивленной подобной встрече собакой, я мигом растеряла всю былую сонливость. Любовно прижавшись с шершавой коре, я сперва затаенно прислушивалась к свисту ветра в своей голове. Когда мотивчик стал подозрительно напоминать разудалую плясовую, не оставляя не единой надежды на просветление, а столь нежданный нарушитель спокойствия не спешил продолжать свою антиобщественную деятельность, я махнула на них рукой, по-удобнее устраиваясь на ветке. Кое-как кряхтя, и чертыхаясь я сумела таки занять наиболее выгодную позицию сверху и теперь мне была во всей красе видна рыжеватая макушка, чей обладатель вольготно устроился внизу под деревом. Тут же обнаружилась и причина моего столь неблагоприятного пробуждения. Упрямая коза монотонно обтесывала ствол рогами, предпочтя целому маковому полю до горизонта, мелкую пакость своей неблагодарной владелице. Владелица пакость оценила и теперь малодушно примеривалась половчее плюнуть в темечко «труженице»… — Как спалось, госпожа Посланница? — между тем, даже не глянув в мою сторону, меланхолично осведомился наёмник, покусывая сорванную травинку. Я привычно проигнорировала заботу насмешника, с досадой прикинув, что и вернуться назад мы должны тоже вместе, а потому надёжнее будет придержать язык, там где ему и положено быть. В конце концов, угодили мы сюда по… впрочем чья это вина, и «вина» ли вообще дело третье… Болтая ногами над в поте рогов трудящейся козой, я задумчиво вскинула голову к облакам сквозь малахитовый древесный шатёр наверху. Те, больше не скрывающие двух заговорщиков, весело гуляли по небу. Ещё бы… «Спалось… А было ли это сном?..» Впрочем, рассеянно помотав головой, я вновь вернулась к куда более насущным, а главное приземлённым вопросам. Немного повозившись с хронологией последних событий, я наконец припомнила изначальный маршрут. Итак, попав в прошлое, а именно на день назад, гном и я, несколько подправили оплошности минувшего. Что исправил (или натворил ещё больше…)лично сам жуликоватый наёмник, вытянуть из него вряд ли удастся, однако, после моего удачного завершения дел с Советом, встретились мы уже в небе. Где я и Король Гоблинов заключили сделку, в следствии чего, мне была вручена некая небесная коза-времени, способная вернуть нас с напарником в настоящее. По дороге вниз с неба, выяснилось, что вдобавок к «волшебному скоту», мстительный королевич всучил мне (а вернее, козе в зубы), исключительно по «доброте душевной», неведомую сферу. А к слову, где она?.. Заглядывать козе в пасть как-то не хотелось, а просить об этом «плевом» одолжении наемника, пусть даже за звонкую монету, было постыдно и унизительно для Божественной Вестницы, которая к тому же, ещё и гроза всея Лабиринта. Прервал мои мучительные раздумья, подозрительный треск в гуще кроны где-то надо мной. Следом, под возмущенное вороньём карканье чуть ли не у самого моего уха, вниз со свистом и ломая хлипкие ветки, рухнуло мне в руки нечто бесформенное. От неожиданности зажмурив глаза, я с содроганием прикидывала что ещё, волей неба, свалилось на сей раз в мои распростёртый длани?… Любопытство как всегда пересилило и я решительно, приоткрыла один глаз. На моих коленях лежало полу-рассыпавшееся птичье гнездо, без дна, явно принадлежащее минуту назад любопытной сороке. Ибо большая часть его яркого содержимого обнаружилось раскиданное под деревом. Двое разбитых в полёте яиц, символично обнаружились меж ног ошалевшего гнома. Козе повезло явно больше, ибо с поразительно похожей на гнома физиономией, она изучала перед собой три, сочных яблока, от удивления перестав набивать оскомину об дерево. А вот интересно, попал ли хоть один из плодов ей меж рогов и есть ли в Подьземьи физические законы? Ученая коза с неба… В таком случае, у меня будет, чем удивить господина Залесского и его «дальнего родственника по линии жены»… Увлечённая разглядыванием и несвязными выдумками, я как-то не заметила тот момента, когда у меня на коленях, бережно обхвативших уже бесполезное гнездо, вдруг неожиданно появился хрустальный шар. Или он и был там…? Впрочем, сфера оказалась до неприличия, обычной! Не фосфоресцировала в мглистой тени, не обжигала ладони загадочной ворожбой, не спешила, подобно знакомой подвеске улетать в чащобу леса, не искушала многообещающими предложениями… да даже не делала попыток совершить мелкую или крупную пакость! Покрутив шар и так, и эдак, я громко хмыкнула, в шутку предположив, что «волшебство указывающие путь к желанному», изобрели в Надземьи ещё несколько столетий, а то и более назад… И зовётся сие чудесная примочка — компасом! А мутный чародей, как всегда, напустил туману на казалось бы, такую незамысловатую вещицу… Подумав, я с сомнением покосилась на по прежнему безмолвствующую сферу. А вдруг и правда… В задумчивости, подкинув стекляшку в воздух, я с улыбкой следила за тем как легко она подпрыгивает, будто ловя на лету солнечные зарницы и утягивая их за собой, обратно мне в руку. Почему-то, именно по ту сторону времени, по дороге через радужный мост, в совершенно ином и чуждом мне мире, в компании непорядочного чародея (и это ещё польстила), не всемогущей Богини, не такого уж и рыцаря, не трудолюбивого гнома, не злобной Ведьмы, я чувствовала себя… свободно. У меня есть свои обязанности, да вот хотя бы поимка того же стеснительного душегуба, передо мной стоят условия, и заключена уже не одна сделка, нет любимых мною определенных целей, нет проторённой дороги с указателями, где именно искать. Но мне это и нравится! Искать в неизвестности, и находить то, к чему не укажет путь, ни один указатель! К твоему собственному желанию… через твой собственный Лабиринт… Мельком глянув в отражение шара, на миг вновь подброшенного на три ветки вверх, я с изумлением уставилась на неподдающееся воображение колдовство… Мутная безделушка по прежнему висела недвижимая в воздухе, а меж тем, ветки дерева на котором я сидела, медленно потянулись к шару. Они гулко трещали, наливаясь соком, протестующе шипели только-только набравшими силу листьями, однако ж ворожба продолжалась и ветви сплетаясь в неведомую конструкцию, очаровывали своим безуспешным и молчаливым боем с чужой волей. Вьюркие побеги плюща оплетали непокорные ветки, закручивая и ловя на лету последние штрихи чародейства. Предавая тому узнаваемую форму… подзорной трубы?! Узкая, и без всяких сомнений изящная вязь сплетенной магией, трубы, где в место обычного увеличительного стекла была вставлена треклятая сфера, уж никак не вязалась с зародившимся во мне чувством детского восторга… Отчего-то повеяло приторным запашком персика и где-то, может быть даже с неба нетерпеливо посыпались блестки. Повисшая тишина старательно намекала на вескую необходимость в благодарственных аплодисментах… Возникшее по привычке чувство ляпнуть очередную гадость чуть не сорвалось с языка, который я, впрочем, вовремя успела прикусить. Подумав всего мгновение, я лишь улыбнулась, покачав головой. Что-то незримо менялось во мне, а мир вокруг оставался таким же каким был, и меня одновременно забавляло и удивляло это странное действо. Непредсказуемым, мир кажется, когда ты сам в себе сомневаешься, и как же бывает трудно понять, чего ты желаешь от себя. С благоговением потянувшись к терпеливо ожидающей подзорной трубе, я под стук в ушах пытливо вгляделась в темноту… Однако, стоило только прильнуть к окуляру, как в глаза разом хлынул свет, будто на дне трубы притаилась падающая звезда. Зрачки интуитивно сузились, а в следующий миг вспышка угасла, на месте неё заискрили радужные блики, будто как в калейдоскопе с разноцветными стеклышками, который как не покрути — всегда разный рисунок. Озорные всполохи тянули за собой куда-то за грань хрустальной сферы, будто утягивая внутрь, но в то же время, я все ещё чувствовала под собой шершавую кору дерева. Сфера, «указывающая путь к желанному»… Но не успела я и хорошенько задуматься, как на конце трубы что-то с тихим, угрожающим свистом мигнуло и на меня, словно наконец проломив державшийся на последнем гвозде заслон, нахлынуло все разом!.. Непередаваемый аромат гнилистых топей смешавшийся с глухих ревом ветра, безумно раскачивающего лопасти старой, как никогда, мельницы. Вокруг неё в мешанине звуков и дурманящего смрада болот, зрело тонкое сияющее в сумраке кольцо, опоясывающее весь островок, на котором и находилась мельничная запруда. И не она одна… Двое. Их было всего двое! Еле стоящие на ногах в кое-как расчерченном лиловом круге, Ведьма и рыцарь, вцепившись друг другу в руки, будто удерживали в своих ладонях чадящую надежду все исправить. В бледном, даже с прозеленью лице чародейки все силы сосредоточились на пересохших губах, безостановочно нашептывающих нечто явно заковыристое и трудно произносимое. Вояка же лишь пару раз показав язык безуспешно бьющимся о защитный круг яростным, небесным вихрям, тут же с тревогой вслушался в несвязное бормотание напарницы. Вдруг, словно подчиняясь неведомому приказу Ведьмы, по кочкам потянулись вспыхивающие дорожки, все как одна устремившиеся к парочке в кругу, будто пульсирующие под землёй вены. Не добежав до круга каких-то пару метров, они тотчас резко замерли в шаге от него. В руках сослуживцев сверкнул до боли знакомый, лукавый всполох… Подвеска! Удивленная неожиданной находкой, я пропустила тот миг, когда стихло бульканье болот, а в небе над злачным местом потухли все огни. И в этой тишине одной секунды, вдруг оборвалось и ведьмино бормотание… На мгновение все замерло, будто в этой вшивой подзорной трубе существовала кнопка паузы, случайно мной задетая. Не выдержав ожидания, я зло ударила кулаком по дереву… В этот миг, что-то ощутимо рвануло из меня сокрушительным снарядом сквозь незримый рубеж!.. Тут же рука чародейки дёрнулась и в серое небо взмыл мерцающий амулет, чертя пространство за собой яркой вспышкой. Жалющий свет пробежался разрядом по колдовской трубе и достигнув окуляра, в котором все ещё были слышны взрывы, с глухим щелчком сгоревшей пленки словно сменил фокус, оборвав видение… И вот уже вновь через стекло сферы, в отдалении, за маковым полем мелькнул задорный ярмарочный флажок и мир подзорной трубы окончательно заволокло неясной дымкой. Напоследок, блеснув, будто подмигнув, загадочной искоркой, шар в которой раз помутнел и скакнув в мои ослабевшие ладони, от неожиданности, тут же выпал из оных… Доселе крепко удерживающая сплетенные магией ветви, лоза натужно тренькнула и сорвавшись вниз, иссохла прежде, чем долетела до земли. Оставшаяся труба из веток с усталым выдохом почти высохших листьев развалилась на составные части, опав к ногам и копытам парочки внизу. Наёмник, уже видно свыкшийся с беспрерывным падением чего-либо с неба, на появление внизу вороха обуглившихся веток, философски подметил, что именно хвороста ему и не хватало… « Значит будет омлет!» А где-то, на расстоянии двух веток над его головой, не иначе как чудом, сидела, удерживаясь за, в миг ставшую несущественной ветвь, Божественная Посланница, в моем лице. Оторопело глядя на давешнее поле, я за неимением чего-то разумного и понятного во всей ситуации, с поразительным равнодушием, размышляла… И что это было?.. Нет, не так… А что-то было?! Рассудив, что оба вопроса имеют один, уже давно приевшийся ответ — «магия», я посчитала лучшим, продолжить думать… что-нибудь-то, да надумаю! Итак, разберёмся сперва со сферой! Трикстеру не было выгоду лгать мне, говоря о способностях своей чародейской примочки (коза, не в счёт!) К счастью, да навряд ли к моему, Король Гоблинов говорит правду, но частями, и только теми, кои ему самому удобны. Считай, что врет! Однако, поверить в то что, увиденный армагеддон может быть мне, на кой-то леший, желанен?.. А что если, все ровно наоборот! Коли понадеяться на то что, сквозь волшебную подзорную трубу я увидела, то что было на самом деле, то выходит… Я видела настоящее, своё время! Там была та зачарованная мельница, и… мои… друзья? Мы пробыли с гномом здесь по меньшей мере полдня, и все это время, по ту сторону радужного моста ничто не стояло терпеливо на месте, ожидая нашего возращения. О нет… да ведь той мельницей не пользовались с того момента, когда вокруг её ещё надёжно не скрыла вампирья куща! Что если с непривычки после перемещения нас и был вызван тот… взрыв? Я возбужденно подскочила от запоздало пришедшей догадки, тут же, лучше любой козы, стукнувшись макушкой об приникшую ветвь надо мной. Посыпавшиеся следом листья, да пара некрепких сучков, вряд ли сильно подпортили и без того красочную картину у меня на голове… Надо было что-то делать. Надо было что-то срочно делать! Я ещё раз попыталась заглянуть во вдруг прояснившуюся сферу, но рассеянно поискав по сторонам, осознала, что момент упущен. Шар преспокойно валялся под деревом, и оба моих предполагаемых напарника, спешно оприходовали последнее яблоко. Видно решив, что если что-то съедобное таки «само упало» — значит, уже владельцу не так уж и надо… Мученически возведя глаза к небу и удостоившись за все свои деяния многообещающим вороньем карканьем, отчего-то подозрительно напоминающим мне голос мачехи, я несмотря на все их старания, так и не прониклась и не глядя, спрыгнула вниз. Ноги гудели после неустойчивой посадки, окружающие с повисшим в воздухе негласном «ну и?..» тихо дожевывали из вредности семечки и яблочный «хвостик», а я прикрыв глаза от солнца, подобно былинному богатырю сошедшему с трактата о «Доблести и чести война ратного!», вглядывалась в маковое поле. В последнем то и дело мелькали постушечьи посохи, довольно пофыркивали вездесущие кони, да раздавалось недружное: «Ой… а я девку-то на метле видал!..» Плюнув на бессмысленное занятие, я подхватив с земли стекляшку, нетерпеливо потрясла ею в воздухе, всматриваясь под разными углами в абсолютную муть настоящего… Под конец, плюнув и на это. Время безвозвратно утекало в неизвестном направлении прямо у меня из-под носа, шар предательски «безмолвствовал» на все попытки показать то самое «желаемое», а я кидаясь из тени в тень дерева на холме, гневно костерила саму себя. Я в ответе за тех, кому сама буквально всучила дело, порученное изначально только мне! Но, как водится, в очередной раз поддалась порыву и в один миг, закрутила дело похлеще вампирьего… Толком даже не разбираясь в законах и нравах того мира, в котором оказалась. И вот вопрос, ради которого я здесь… кто на самом деле душегуб? Рвано выдохнув, я опустилась на траву, растерянно вцепившись подрагивающими руками в шкодливо покалывающее, изумрудное «озерцо». Сквозь ещё не до конца вошедшими в силу побегами, струился будто осязаемый ветер, пробегая упругими волнами меж пальцев и закручиваясь свистящим вихрем в вышину неба. Откуда он с гиканьем разгонял облака, будто своенравный пастух уводящий белоснежное стадо вдаль благодатных земель. Быть может, пора прекратить выгуливать свою гордость по самым глухим трактам и просто попросить о помощи? Рассказать все Повелителю, авось поверит? Он-то знает в каком мире и с кем приходиться уживаться… И так же, как и я он догадается, что все дороги и тракты этого мира сводятся у сапогов коварного чародея. И в этом случае, нам обоим известно, что Джарет не станет предлагать, решить за меня мою дилемму, а я не стану его просить. Ведь сколько бы не прошло времени, и сколько бы раз я не оказалась бы по ту сторону этого злосчастного моста, наши желания не исполнятся, пока эта бескрайняя дорога просто не зайдёт в тупик… Пока путь уверенно ведёт вперёд, назад повернуть не захочется. У него нет вла… Постойте-ка! Я и так нахожусь во времени на день назад, так что мне мешает идти вперёд! Ясно, как и то что Король Гоблинов никогда с кем-либо не заключит сделку, во имя своего доброго имени, что магические дилеммы в Подземьем решают не «чайники» в этом деле, как я… Однако понадеяться на то, что этот день закончится и наступит мое настоящее, может разве что, предусмотрительный аракул, с высшим даром поистине магического свойства. «Вовремя делать ноги»… Нет, все, как водится, должно закончится тем с чего началось! Но помнится мне, что в сфере, на мгновение, мелькнул ярмарочный флажок!.. А что коли, на ярмарке я и найду желанные ответы? Решившись, я не без усилий поднялась с нагретой травянистой подстилки и наконец в полуоборота повернулась к прожорливой парочке. — Как дела? — невинно осведомилась я Гном, все это время старательно давящийся жалкими остатками незрелого яблока, сплюнул последние разом. И явно по отработанной тактике, высчитав с полминуты паузы, с прищуром взглянул на меня: — Таки шо, правильно ли я понял, госпожа Посланница? Не успев сделать и шага вперёд, мы сделали два шага назад… Быть может я где-то ударился, а может даже сильно, но разве мы здесь уже не были?! — Да… уважаемый наёмник, подозреваю что так оно и есть…— согласно покивала я, в то же время выискивая в посверкивающих на солнце пожитках сороки, искомую сферу — И в таком случае, нам стоит как можно скорее исправить все оплошности минувшего дня! Гном легко поднялся и лишь отмахнувшись от удивленного блеяния в спину, сноровисто засуетился вокруг меня, то ли желая изобразить бурную деятельность, то ли также, как и я, что-то ища. На этот раз, клятая поклажа и все её чудное содержимое остались за гранью времени, так что сферу, я предусмотрительно сунула в карман, решив избавить гнома от соблазна. Мало ли… Наёмник либо не заметил, либо просто сделал вид, что «барахло» женских карманов его не интересует, либо же (что вероятнее…) проверил все заранее. Впрочем, как выяснилось, любая помощь в Подземьи хороша, но не верьте, что она от чистого сердца… — Как я понимаю, госпожа Посланница, мы уже больше не «напарники»? — снисходительно поинтересовался помощничек Я загадочно пожала плечами: — Как знать… день ведь еще не закончился! И не оборачиваясь, решительно повернула в сторону «болтливого» макового поля, что тут же притихло, любопытно зашелестев бутонами, с каждым ползком в глубине алого марева, все дальше и дальше от нас… Ишь ты, уже и «кони» подслушивают! Закинув поклажу на плечо, я с сомнением поглядела на козу, что по-хозяйских примостившись спиной к дереву, как некогда плутоватый наёмник, и заложив копыта под голову, с видом бывалого пахаря после затяжной жатвы, умиротворено похрапывала в теньке… Что ж подобное только на руку! Не успела рогатая и добраться, и до середины «рулады», как у неё на шее вновь оказалась знакомая лента… Оборвавшись на полу всхрапе, коза сонно покрутила тяжёлой головой и после секундного замешательства, обнаружила в моих руках конец своей импровизированной «цепи». Задорно присев, так чтоб наши глаза глаза оказались на одном уровне, я слегка прищёлкнула пальцами по удивленной харе, заговорщицким полушепотом заявив: — Если уж ты и вправду магическая, то меня, следовательно, поймёшь! Не знаю уж, чем и как ты умеешь волшебствовать, но спешу заверить, в «сыскном ордене» нет работы даже на полставки для лентяев! Так, что если нечего предложить в помощь, — я легко выпустила из рук повод, тут же с глухим стуком упавший на траву, — не держу! Но коли, Джарет и впрямь не приукрасил твоих магических возможностей — с тебя демонстрация оных в деле, а я обязуюсь, помочь тебе, если есть такая необходимость. Вряд ли ты на небе оказалась, в поисках какого-то экзотического кочана… По рука… Кхе, в смысле… устраивает? И не дождавшись какого либо ответа, я даже не предпринимая попытки подобрать ленту, легко сбежала с небольшого холма, на котором и располагалось, давешнее, тенистое деревце, двинувшись к кромке поля. Прислушавшись, я уловила легкий перестук копыт за спиной, а следом и пружинистые шаги, то и дело замедляющиеся, словно в нерешительности и тут же вновь догоняющие спутников. Значит, устраивает! Поравнявшись со мной, обладатель столь бодрой походки с сомнением покосился на козу, впрочем не спеша делиться своими мыслями. Как и продолжать начатый разговор… Видно догадывается плут, что прямого ответа от меня он не дождётся, а начнёт настаивать, так мигом на костре и окажется. Мне нечего сказать, ему некуда спешить, а другой дороги приличнее нашей, через поля, здесь нет. Однако и это ненадолго… Легко обогнав плетущихся в поводу приунывших спутников, коза наплевав на уже проторенное чужими копытами и лаптями колею, будто лебедь (с рогами правда…) «скользила» над маковой грядой, совмещая полезное с приятным. Хруст пережеванных в процессе прокладывания новой тропы цветов, стоял на зависть всему табуну, скоромно пасущемуся неподалёку. Пару раз, вдохновившись голодным энтузиазмом напарницы, гном также порывался насытиться дурманившими цветами, однако сыпанув горсть маковых зёрен в ладонь, вдруг будто опомнившись, принюхался и с заметной неохотой отшвырнул все «яства» обратно в непрерывно перешёптывающиеся заросли… Окинув невидящем взглядом далеко уходящие под горизонт лесного шатра цветущие «волны» майских полей, я на миг почувствовала странную невесомость… Словно ты только-только приоткрыл глаза и все ещё лениво размышляешь, какую из дверей выбрать, глухую али немую… а затем ты вспоминаешь, что все это лишь зыбкий сон, мираж, ложь… Однако, что мешает в неё поверить? Ещё раз с подозрением вглядевшись в невинные цветочные головки, я пожала плечами. Помнится мне, что в детстве ни что так не веселило, пугало и в то же время завораживало, как сельские байки пастушьего костра… Когда единственный свет это парочка сухих поленьев, из которых сперва разжигались первые робкие искры забавных историй и анекдотов, следом начинали пощелкивать озорные язычки, пляшущие словно удалые кавалеры с жеманными тенями под затаенное дыхание слушателей. И под конец, все вокруг пылало от безудержного хохота довольного огня, за границей которого лишь непроглядный мрак, а в жарком кругу после одного рассказа несловоохотливого пастуха повисает задумчивое молчание, и даже кострище лишь загадочно перемигивается искрами, тут же срывающимися ввысь, к каким-то больно побледневшим звёздам… — Эй!. Псс… А тебе те овцы не кажутся чудными?.. — вдруг басовито зашелестели колосья, в локте от парнокопытной «волшебницы». С сомнение глянув на «прожеванный» путь, коза удивленно икнула… Где-то в гуще луга сонно завозились, закряхтели, а следом над маковой россыпью показалась нахлобученная набекрень соломенная шляпа: — Это ж когда у нас козы, вдруг овцами стали, брат?.. Эй, кыш, отседа, пакость рогатая!..— болтливый головной убор пришёлся по душе плутовке, было заинтересовавшейся его питательным составом, — …со всеми этими богинями и колдунами, мы и баб не иначе, шо только в небе, да на мётлах видеть будем! Все ж мужики, при виде такого, в домах за прялкой запрутся… Я невольно присвистнула, представив как отряд вампирок-снайперов выступает, под покровом ночи на свою кровавую миссию. А в это время, вся мужская часть долины, заканчивает общественно-полевые работы, убирает в амбары косы, вилы, облегченно втыкает спицы в клубки и оставляя на столе остывший ужин…закрывает за собой крышку двухместного гроба. Эх…сегодня опять одному спать… Так и не решив, чья фантазия меня впечатлила больше, я искоса взглянула в сторону безмолвствующего наемника. По последнему было невозможно сказать наверняка, прислушивается ли он к полевой болтовне или же нет. Однако с учетом специфики его промысла… чем больше слышишь и замечаешь, тем выше в цене твоя собственная жизнь. Но что может рассказать сам пастух?.. — А я тебе говорю, шо овцы это, да шо-то не то у них… вишь как петляют, то в одну сторону, то в другую, а то и кубарем… Во-о-о!..Вот опять! — из зарослей, наперекор всем заветам науки конспирации, выскочил одутловатый, с оттопыренными ушами (не иначе как происки «полевых медведей» — не приметили в высокой траве…), но на удивление прыткий мужик. Голый по пояс, он так и замер, прикрыв глаза от солнца каким-то веником и зорко глядя вдаль где, по его же видно словам, должны были прыгать, скакать и кувыркается те самые козы, которые овцы… Остановившись, не то что от удивление, сколь просто из праздного любопытство (кое нынче ещё ни к чему хорошему, как собственно и нехорошему не привело), я сперва, с плохо скрываемым весельем, оглядела спину зеваки. Майское солнце славилось своей непредсказуемой натурой — где бы ты ни был, а оно тебя достанет. Цветы же, иной раз, могли «порадовать» непоколебимой живучестью везде…кроме специально предназначенной для них вазы. Вот и на красной коже вампира сейчас активно расцветали отпечатавшиеся следы от травянистой подстилки, навевая мысли о чём-то беззаботном и игривом… И заметьте, никакого намёка на непереносимые муки и заламывание рук из-за одного только мелькнувшего солнечного блика или же ме-е-едленно истлевающей в пепел бледной упыриной кожи! Мгновение, и клокочущий смех разнесся по полю, вприпрыжку уносясь за овцами, козами и иже с ними! Гном тоже тоненько хихикнув, тут же закашлялся и не весть откуда выудив белый кружевной платок, виденный мной где-то не так давно, то ли в Лабиринте, то ли в самом Замке, спрятал смешинки в белоснежной тряпице. Несвойственная ему чистота уверила меня в том, что вещь эта, у не щепетильного в вопросах гигиены наёмника, недавно… Либо же и вовсе не его. А меж тем, незадачливый пастух, все ещё увлечённо исследовал горизонт, когда позади раздался дружный хохот странной парочки. Застигнутый врасплох, мужик резко подскочил, а обернувшись, сдавленно охнул, попытался нащупать что-то на груди (небось крест искал, кровопивец?!), однако мельком скосив один глаз вниз (вторым, неведомым мне образом, по-прежнему таращился на посмеивающихся зрителей) ещё больше смутился своей затейливой расцветке. Прижав к оголенном пузу тот самый веник, что при более детальному рассмотрения оказался обычным полевым венком, пастух возмущённо надул пухлые щеки и крикнув: «Развратники! Срам-то какой!..» нырнул обратно в цветы. В гуще алого макового поля его бы уже никто не нашёл… Чуть погодя, со стороны соломенной шляпы раздалось чуть насмешливое: « Это ещё как посмотреть…», на что следом, почему-то уже в нашу сторону, из высокой травы, со свистом вылетел давешний венок и вильнув над пыльной дорогой, с вопросительным шмелиным жужжанием приземлился на сверкающую на солнце рыжую шевелюру гнома… Пока последний, чертыхаясь и только зазря отмахиваясь от жадных до всего прекрасного насекомых, стягивал с себя «бабьи тряпки» в придорожных зарослях, видно заслушавшись, стало так тихо, что даже гиканье вдали полевой пустоши показалось сущим криком в наступившем молчании. Не считая, разумеется несвязной брани напарника, но её за речь могли счесть только глухие… Покачав головой, я мельком глянула в ту сторону, куда все указывал подергивающимся от нетерпения перстом крикливый пастух, и уж было отвернувшись, вдруг в недоумении вскинула бровь… Чуть вдалеке, на границе, где маковые поля «на цыпочках» уходили в темную кущу осинового бора, маячило три явно подвижных силуэта, которых при должной фантазии или же компании, и впрямь можно было принять за троицу овец, такими бе-е-елыми они были… Но чем дольше я за ними наблюдала, тем больше росли мои сомнения, касательно природы этих «овечек»… Вряд ли уважающая себя овца, вдруг споткнувшись о, отчего-то волочащейся по земле, собственный хвост, с гнусавым (и на удачу для наблюдателей), неоформленным в слова воплем, кубарём свалится в кусты, где под аккомпанемент многообещающих звуков и злорадный шелест репейников бедняжка окажется в неизвестности полевых трав… Следом, не смея разочаровать и без того удивленную публику, в сомнительные кусты нырнули оставшиеся двое, предварительно скинув, за неудобством, бе-е-елые шкурки… Последняя «овца» воровато оглядевшись вокруг, неожиданно для себя наткнулась на нежелательного свидетеля… И кажется, в моем лице. Противно захихикав, «овечка» с острыми гоблинскими ушами лишь высунула сероватый язык и без лишних слов, исчезла в треклятых зарослях… Ошалело протерев глаза, я уже, разумеется, никого не увидела. А пока я исследовала окрестности на предмет «гоблина в овечьей шкуре», мой напарник наконец разобравшись в хитром плетении полевого венка, натужно крякнул и сплюнув пару не слишком съедобных колокольчиков, не глядя, метнул-швырнул злосчастный веник через левое плечо. Нечисть, если таковая и имелась, при виде лечащего в неё бесформенного куста, тут же торопливо божась, затерялась в полевой траве. Я же ожидая ловушки издалека, даже краем уха не услышала предательского свиста над головой, но однако вполне ощутимо прочувствовала как что-то весьма потрёпанное и колючее, обухом глухо ударило меня с тыла… В глазах на миг вновь заплясали озорные фейри. — Ума палата…— вдруг пробормотала я, пошатываясь, и сокрушенно добавила, —… с крышей набекрень! Позади, откуда и был пущен летательный снаряд, послышалось что-то похожее на предсмертный хрип… Гном видно спешно искал хоть что-нибудь, чем можно было бы занять ловкие руки, но покосившись сперва на верную секиру, с натугой прикинул что-то в косматой голове, и махнув рукой, прибегнул к последнему! И между тем, пока я стягивала с глаз туго севший на голову паршивый полевой «жгут»… — Ах шо это там? Ви это видите? Нет?! — пробормотав под конец нечто вроде «ну и хвала Богини», от ещё недавно стоявшего поодаль жулика мне осталось, в напоминание, только злобно скрести зубами пыль во рту… Где-то в кустах завели тоскливую песню… ммм точно пастухи? Не волки?! Со всей силы пнув лежащий на пути камень, я бросила затею избавиться от уже изрядно поношенного венка, лишь чуть сдвинув его в бок, так что б не мешал обзору. И опытным взглядом найдя в поле знакомую пару рогов, а с ней и (о неужели) весьма приметную рыжую шевелюру, я без опаски, свернула с основной дороги. Маковые головки любопытно ложились под руку, то ли ласково мурлыча лепестками о ладонь, то ли насмотревшись на нашу компанию, очень уж захотели узнать, куда сея троица таки держит путь. Может им туда тоже надо?.. Где-то в полевых зарослях, наступая друг другу на хвосты, и не переставая гневно покрикивать на сообщников, кралась ещё одна не менее запоминающуюся компания. И что-то мне подсказывало, что все мы держим путь в одно и то же место, впрочем предпочитая нехоженные тропы (вернее, их полное отсутствие)***
А чуть погодя, где-то в кустах главной протоптанной, пыльной дороги: — Ве-е-дьма где-э-э ты-ы-ы есть?.. Эй, брат, постой!.. кажись далеко ушла, ужель и не слышит. — из высокой травы показалась круглая и красная, как солнечный закатных диск, голова первого пастуха, — Тебе-то, зоркому, видней… — усмехнулась рядом соломенная шляпа, — Будет тебе! — махнул рукой первый, нарочно скинув головной убор с товарища, — Я же прав-то оказался, видал как у госпожи той глазища зеленые, ажно на небо чуть ли не взлетели… а глядела она ровно, туда куда я показывал! Второй лишь снисходительно хмыкнул, смахивая с шляпы чёрную маковую пыль и деловито проговорил: — Главное, шо «овцы» твои вовремя закувыркались, госпожа-то и задержалась, а если бы ты ещё горланил пожалостнее, то быть может господин нам бы и не поскупился. А так… — флегматично кивнул он в сторону, где видимо ничего прибыльного не предвещалось… — на неделю исшо хватит! Если из красного вампир и сможет сделаться пурпурным, то именно это и случилось с первый пастухом, за время монолога его циничного коллеги. Шумно выдохнув сквозь плотно сжатые клыки, пылающий (от гнева и не только…) упырь медленно развёл неприметные доселе серые, не по размеру мышиные крылья. Ущемлённое достоинство и впрямь дороговато обходится… Пока же в зарослях раздавались тумаки (кому, куда и на кой —история умалчивает вовсе не зря…), в пыли единственной дороги через поля, словно бы зашевелились ещё свежие следы недавних путников… Раздались неуверенные шепотки (или же шаги?), что будто от одного следа к другому, незримыми ищейками сновали в непроходимых полевых секретах, бесцеремонно заглядывали в каждую кротовую нору и вновь с порывом ветра возвращались на дорогу. Точно ища что-то (или кого-то?) и путаясь в своих и чужих следах… С бесцельностью поисков нарастало и количество недовольных шепотков, что сперва напоминали неспокойную ораву, а следом отголоски их шумных голосов, словно закручиваясь в затейливую спираль, осязаемым на языке горьковатым туманом, закружились над маковой пустошью. В этот миг, словно из глубины оркестровой ямы, дирижер повелительно взмахнул рукой и следуя этому жесту вся музыка будто разом исчезла в забористых символах на простой бумаге, как если бы она и никогда и не звучала… А здесь же ветер, повинуясь той же неведомой руке, задорно взвыл над долиной, сдувая с дороги и из всех полевых укрытий непутевых следопытов, унося прочь всю пыль и грязь, удивительным образом, залатывая калии и поправляя, точно бабочки на мужских костюмах, грозди маковых бутонов. Миг. И все застыло. Остановилось, едва поистине королевский марафет приблизился к кульминации и все замерло, так и замерев в мгновении от совершенства… Сквозь неуловимые метания ветра вдоль маковой гряды, оценивающе-неспешно раздались плавные шаги. Вот только не было никого на той полевой дороге. Бряц-бряц… Хм… постойте! Сквозь зыбкую, туманную вуаль проступил еле уловимый силуэт. Бряц-бряц!.. Звон монет приятно насторожил алчную парочку, так и замершую в высокой траве, настороженно проверяя свои карманы. — Где бы это надыбать денежку? — задумчиво пробормотал насущный вопрос упырь, уже без шляпы, но со зреющей в ушлой голове мыслью. Оная, видимо, изо всех сил пыталась покинуть тесные потёмки, оттого у пастуха на макушке и синела, наливаясь, весьма характерная шишка… Впрочем, разумеется, не найдя ничего кроме давно знакомых дыр, специальных проделанных на тот нередкий случай, когда добытый (неведомой удачей… всех дураков) заработок, вдруг бесследно исчезает… хм…так и не полежав ни в одном из карманов. Зато сразу ясно, кто виновен! Азартно уставясь на дымную завесу, пастухи не заметили как напротив них выжидающе остановился низкорослый, сальный бродяга, по виду прошедший не одну сотню вёрст до долины, и наверняка с десяток лет поплутавший по хитрым закоулкам Лабиринта, прежде чем на последнем издыхании, шаркающе выползти на эту забытую в полях тропу. Бряц-бряц-бряц! — у самых ушей парочки лукаво зазвенели монеты в ржавом котелке путника, что он извлёк из на удивление, глубоких складок дырявого, поношенного сюртука. Разом вздрогнув, нечестивцы, поначалу с суеверным ужасом уставились в бездонную темень, где предположительно, и должно было находится лицо нищего, нависшего над ними, с таким видом, словно бы он явился и ни за скудной милостыней, а по их собственные души… Но недвусмысленное позвякивание жалкой горстки серебрушек, да пары-тройки медяшек на фоне побитой временем плошки, развеяло последние ужасы (навеянные не без участия, вездесущих слухов о кровожадном душугубе, которые почище его самого, пугали своей просвещенностью и нескончаемым обрастанием всевозможными деталями…). А бедность другого пугает лишь тех, кто может её увидеть. И пока один упырь по локоть увяз в дырах собственных карманов, в поисках хоть одной завалявшейся там меночки, второй любовно погладив себя по битой головке, многозначительно хмыкнул, тем самым отрывая от увлекательнейшего занятия товарища: — Как сладок этот звук!.. Ох шо-то он мне напоминает… ан нет, не верю! Мне уже мерещится! Встречи с госпожой (выразительное молчание, для того чтобы оглянутся и посмотреть по сторонам) — до добра не доведут!.. Второй пастух, в момент сего красочного повествования, в растерянности перевёл взгляд на свои штаны, задумчиво поелозил рукой в кармане и к своему удивлению, что-то нашёл!.. Это «что-то» его рвения оценило, быстро смекнуло в чью пользу дележка найденного, и ловко смылось по дороге через многочисленные карманы и дыры в них, чуть ослабив узел на штанах… Обгоревший вампир удостоился лицезреть лишь собственные порты, так некстати представшие и всем остальным. А где-то поодаль в зарослях раздавалось гнусавое хихиканье , знакомый перезвон злата, кое было бесцеремонно найдено одними и тут же потеряно другими. В карманах же обоих пастухов, звенеть могла только тишина… Упыри недвусмысленно покосились на нищего, того что, нынче был богаче их всех. Упыри медленно сделали два шага вперёд. В том же направлении, к ненадолго ставшему состоятельным бродяге, хищно потянулась одна руку, вторая… — Мне каш-ш-ется, я с-с-наю… — вдруг, будто по-змеиному свистяще раздалось оттуда, где, предположительно, в разнообразных складках одежды, скрывалось лицо «слепоглухонемого» нищего, — …в чем ваш-ш-а проблема… Подобные слова сказанные где-либо ещё, как не посередь поля, среди мерно пофыркивающих лошадей, на дороге ведущей в вампирью долину, обращённые с жалостью одним неприглядным убогим, к остолбеневшим, частично подпаленным, обездоленным, нищим кровопийцам… не произвели бы столь мощное впечатление при других обстоятельствах! Руки мигом убрались за спины. Нечесть смущенно замерла в локте от подозрительного странника, исподлобья сверля того удивленно-недоверчивыми взглядами. Последний не торопился повторять на бис «чудодейственное исцеление»… Да и разве хитрость лечится? — И в чем же? — недружелюбно буркнул себе под нос одутловатый пастух, косясь по сторонам, в надежде уличить незаметных ловкачей, скрывшихся с его скромным заработком в дебрях маковой пустоши… — Это такой пус-с-тяк, что даше ос-с-вучивать не хочется! — усмехнулся бродяга, махнув рукой, полностью скрытой в недрах его безразмерного кафтана, ненамеренно (или же…?) звякнув где-то в глубине недавним котелком с милостыней и тут же резко поддавшись вперёд, будто заглядывая в самое нутро двух гуляк, — А вот решение… Первый пастух неуверенно сглотнул, словно боясь что, стоит ему как-то не так пошевелиться, что-то сказать, да даже вдохнуть, и чудаковатый скиталиц мигом сбросив свою добродушную личину, утащит двоих товарищей в тайну маковых полей! А на утро, по долине, с первыми повозками гостей ярмарки, повернувших в обратный путь, поползут траурные вести о «новых жертвах вампирьего фантома»… После чего, ели удержался от того, чтобы с криками кинутся за госпожой и её путниками, со слезами прося ту, «избавить от лукавого», ведь как известно, сам черт не брат любой женщине!.. Меж тем, его коллега после минутного замешательства, резко выпрямился и окинув незнакомца с уже большим вниманием, цокнул языком, и придирчиво, но без былового равнодушие, настороженно произнес: — А с чегои-то Вы взяли, шо наши услуги Вам по карману? — А с-с чего вы вс-с-яли, что у вас-с есть выбор? — без промедления, с лукавым перезвоном кладней, парировал бродяга, — Что-то я не вижу предложений с дос-с-тойным аванс-с-ом… — А как же Ваше? — тут же сметливо вставил упырь, — Вот что и требовалось докас-с-ать! Выбора нет. — парочка монет утвердительно скакнули в ладонь не такого уж и нищего, тут же подобно пестрым осенним листьям заплясав меж скрюченных, но поразительно искусных пальцев. Маня зарницами закатного солнца, монеты в руках безликого странника будто ожили, развратно вытанцовывая что-то… пленительное, только и успевали озорно помигивать блики. А может то было и мерцание чего-то, куда более дорого? — Что ж, е-с-сли вы убедились в моей платеше спос-с-обности, давайте теперь обс-с-удим ус-с-ловия… — даже не видя лица хитреца, вампиры, точно чувствовали, как его губы с коварной медлительностью растягиваются в оскале, — И не вс-с-думайте, их не выполнить, а то… Впечатлительные кровопийцы лишь дружно икнули, тем самым выказывая готовность и покорность к дальнейшей экзекуции. Бродяга же наконец достигнув положенного эффекта, царственно поправил свой нелепый, порванный сюртук, и явно с садистским удовольствием, стал неспешно обходить по кругу парочку, меж тем задумчиво продолжая: — Нервишки ваши — дрянь, наблюдательнос-сть пропала вместе с кошельком, хитрый рас-с-чет— на один кладень, аватюри-с-с-м есть, да что с него вос-с-мешь, коли трус- сости полна чарка!..— обогнув вампиров уже по второму кругу, странник вдруг резко остановился, принюхался — Но вскус-с-нее всего алчность! Никогда ещё в истории Подземья, славившегося непролазными кущами и их обитателями, а также богатым разнообразием жизнеутверждающих, несомненно поучительных, а также (о разумеется!) правдивых рассказов очевидцев (слыхали выражение: «врет, как очевидец»?!), ни разу ни случалось такого, что упырь при встрече с человеком, с глухой надеждой подумал: «Н-не ешь меня…» Но все бывает когда-то в первый раз?! — Итак, вашей работой на с-сегодня будет любыми с-спос-с-обами отвлечь от госпожи Пос-с-ланницы её драгоценных друзей, — окончательно утратив вежливый тон, бросил через плечо бродяга, но заметив недоуменные взгляды в свою сторону, с неохотой пояснил, —… ну там Ведьму, рыцаря… ммм как его там?.. Сен-Джармен?! Неважно! Ах да… пронырливого гнома, лучше было б и вовсе с-сапереть в погребе на всю ночь, чтобы лишний рас-с нас-с-троение не портил с-своей… — тут незнакомец отчего-то болезненно покачал головой, с отвращением припечатав, как отрезав, — гномы!.. Пастухи перегнулись, и тот что с экстравагантным загаром, с сомнением произнёс: — А ну как Посланница пронюхает шо, шо-то здесь нечисто?.. Вопрос «на кой» какому-то оборванцу отдавать все накопленное двум дилетантам, ради столь безнадежной вещи, как молодая девица, пастухи благоразумно оставили при себе. Истину: «дают — бери», знали в Андеграунде все, но только дураки ею пользовались… Скиталиц бесшумно наклонился к цветочному бутону, так и не шелохнувшимуся ему навстречу. Ещё один запертый в ловушке остановившегося времени. — О обязательно! — на миг из его тона исчез былой змеиный свист, когда он в молчании, с особой нежностью пробежался скрюченными, но поразительно искусными пальцами, по тонкому стеблю мака, мечтательно добавив, — А все-таки с-саприте гнома понадёжнее… Дойдя до основания цветка, незнакомец вдруг одобрительно хмыкнул и чуть отодвинув приникшие к земли листья, подкинул на ладони незамысловатый, серый камень. Смех и бормотание в зарослях резко стихло. Покружив его из руки в руку, словно какой-то невесомый шарик, бродяга повернул голову в сторону уже почти мимикрировавших под местность вампиров, и догадливо звякнул давешнем чурбаном. Тут же под ногами у халявщиков заблестело с десяток кладней. Кои, навряд ли хоть раз могли побывать в крохотном котелке у нищего… Упырям и без слов было понятно, что это только аванс, а потому они с жаром разбушевавшегося костра, накинулись на злато, так и норовившее озорно выскользнуть из рук. В их помутневших глазах отражалось лишь глухое желание большего, куда большего… А тем временем, незнакомец решительно развернувшись в сторону полевой дороги, вдруг без предупреждений стремительно вскинул руку, да так, что нахлобученный на плечи поношенный сюртук устрашающе встопорщил рукава, словно могучие крылья, и со свистом, нежданно пробудившегося ветра, швырнул давешний камень в даль единственной дороги. В это же мгновения, время, сонно скрепя шестернями, потекло по заколдованному полю, маки лениво покачивая головками, вновь алыми вольными затрепетали на ветру, что так и норовил подхватить их лепестки и безумно закружить в закатном небе. А камень пролетев пару саженей над землёй и было упав вниз, мигом снова запрыгал, уже сам по-себе, словно брошенный в воду. Странная вибрация исходила от него, как те же круги. Допрыгав до середины полевой колеи, загадочный «путеводный клубок» без лишних слов замер, напоследок подкатившись ближе к краю зарослей. В их глубине послышалось робкое бормотание, недоуменные вздохи и совсем уж тихое: «Ёеее…» Странник не спешил делать каких-либо выводов, вместо этого, стараясь не выдать нетерпение, еле видно вильнул рукой и тут же ветер с алым дождем цветочных лепестков, будто с разбега занырнул в благоухающую гущу поля, куда указывала загадочная каменюка. Приникнув к маковым стеблям, он одним мощным порывом задорно раздвинул багряный «занавес», скрывающий тропу, хорошо истоптанную копытами, и в некоторых местах даже по-надкушенную… С хохотом умчавшись дальше по тропе, ветер наконец покинул маковые поля. Но бродяге на дороге уже не было… Когда единственный приятный звук, позвякивал на дне соломенной шляпы (на этот раз, обойдёмся без всяких дыр), пастухам было все равно на то, что твориться вокруг. — А я чегои-то спросить хотел… — вдруг почесывая красноватую макушку, задумчиво выдал один из товарищей, — …этот пройдоха о Посланнице все стелил, да так ласково, аки любовник ей… — Завидуешь, шо не твой? — кисло хмыкнул второй, примериваясь, как бы теперь этот увесистый головной убор, по-ловчее нацепить на надлежащее ему место… — Тю было бы чему!..— отмахнулся тот, — Так я о чем… так я о том, шо господин Залесский за жену собственную заплатил меньше, чем какой-то левый доходяга за Божественную Посланницу! Это оно конечно хорошо для нас, шо так много… да и Посланнице тоже хорошо, шо её так ценят!.. А только же, я понять не могу… — Надо же… — вновь поддакнул второй, с сомнением крутя шляпу так и эдак, и порядком подустав от скачущего повествования своего собрата у него под ухом. — Да-а, представь себе!..— ничуть не растерялся болтливый упырь, — Бродяга тут как-то гнома одного поминал, словцо-то крепкое придержав, да мысль там, наверняка, такая была… шо я матушку свою не раз поблагодарил, за то шо с гномом не загуляла. Вот только помнится мне, шо госпожа, (от имени и красы которой, вся долина трепещит), которую мы должны были задержать, да опосля голубка послать к сластолюбцу, этому Залесскому… с гномом, шоб борода, его баранья кудрявая вся повыпадала, надо мною шутковали! А девка то видная была, румянец маковый, шевелюра аки ночь блудивая, глазища так искры зеленые и метают… Так на Посланницу похожа, по тому шо в корчме бают, шо Пастух наш старшой слыхал… Тут, когда уже второй вампир подумывал сунуть давешнюю шляпу в неугомонный рот первого, вдали, на границе, где сходились сонный дурман маковой пустоши и тенистая прохлада осинового бора, раздалось тревожное конское ржание и на дорогу, через поля выехала, чуть кренящаяся в бок и жалко поскрипывающая (только почему-то с одной стороны…) карета. Преодолев половину поля, та вдруг резко вильнула в сторону зарослей, отчего находящийся там табун испуганно взвился на дыбы и подняв тучи пыли и полевого сорра, метнулся к засевшим неподалёку пастухам. Те остолбенев, с притихшим сердцем, следили за тем, как на них неспешно наползает «песчаная буря»… Когда же безумный стук копыт перерос в настоящее землятресение, пастухи смиренно закрыли глаза и вжались в поникшие цветы. У малость подпаленного кровопийцы, это получилось в разы лучше… Прошли трясущиеся от удивления и негодования минуты, прежде чем пастухи осторожно приоткрыв по одному глазу, в пыльном молчании наблюдали, как впереди исчезает повозка, под неразборчивые, но весьма богатые на диапазон, явно женские вопли. Позади, на стенке кареты, зловредно помигивала на солнце, изящно-лакированная большая буква «З». В столь громком молчании, первый пастух меланхолично изрёк, скрепя на зубах песком: — Нет, барин конечно тот ещё сластолюбец, но он все-таки мог сказать, шо у него две жены.А так получается, шо две по цене половины от одной! А меня ещё нечестным вампиром… Последняя часть фразы потонула в недрах соломенной шляпы, да звоном рассыпавшихся монет… Сизый голубок ещё толком не раскрыв крыльев, отчаянной ракетой зашврнулся прямо острым клювом в дверцу кареты.***
Pow: Сара Маковые поля, живыми волнами подталкивающие нашу сыскную шайку, всю дорогу до вампирьих жилищ, кончились аккурат около высокого берега реки, насторожено замерев в тридцати локтях от песчаного склона. На другом берегу, в ларце из нависших деревьев, раскинулись пёстрые шатры ярмарки, поправшие собой закатное зарево. По воде разносилось разудалое гиканье, а следом за ним спешили отзвуки восторженного, ликующего, счастливого, изумлённого эха. В воздухе буквально звенело разгорающееся безумство, как натягивающаяся тетива, где ещё миг и метнется стрела. Один шаг в сторону речной заводи, и сладко шепчущие цветы в последний раз, покачав головками, скрылись за туманной занавесью. Та вольготно разлеглась вдоль всего берега, навевая воспоминания о сказочных кисельных водоемах… Опасно перевесившись через крутой край, я с опаской и сомнением наблюдала, как быстро исчезает в мутной воде объемистое бревно, уносясь вслед за течением… — Эй, наёмник, скажи, а мост здесь есть поблизости? — пытаясь перекричать бурные потоки воды, окликнула я своего напарника. Оглянувшись через плечо, я наткнулась в ответ на загадочное пожимание плеч. Ясно…опять магия, что б её!.. В своё время, появившись в вампирьей долине во гробу, я, как оказывается, в разы сократила путь, минуя утомительные переправы через поля, реки, болота и в особенности, небесную твердь… К большому моему сожалению, когда в ходу у местного населения треклятая магия, никто не спешит продвигать технологический прогресс. Впрочем, будь таковой, поиски душегуба сразу, без обиняков, начались бы с запроса у навигатора. А тот поди и знает, где, как и что в этом мире устроено… Ха, думала в сказку попала?! Попала и судя по всему, по-крупному… Коза, что весь путь отважно щёлкала челюстями, игнорируя главную дорогу, приблизившись к берегу, не стала отказываться от своих методов, и в этот раз предпочтя риск. Предварительно слегка боднув меня бедром, скорее лишь из привычного жеманства, нежели из присущих её роду повадок (по-крайней мере, мне очень хотелось бы так думать…) рогатая, цокнув копытами и решительно задрав хвост, сделала первый шаг в сторону отрывистого склона. И пока я не успела сообразить весь ход её мыслей (или же его подобия?) та молча спрыгнула вниз. Если у меня когда-нибудь, некто любопытный невзначай поинтересуется, отчего у меня появилась первая седая прядь… я сострою одухотворённое лицо, аккуратно смахну с щеки невидимую слезинку и… дам бестактному нахалу его возможность заработать свой первый седой волос! И только потом, я флегматично махну рукой, бросив: « да так коза одна…» Впрочем, вот что я объяснить себе никак не могла, так это то, что на месте воображаемого хама, фантазия неуклонно представляла мне лицо скалящегося Короля Гоблинов… Урока глубоководного плавания с моим участием не последовало лишь оттого, что не было слышно всплеска воды. Коза была, река была, падение в следствии самоуправия в рядах (к слову, внештатных) сотрудников, без разрешения уполномоченного начальства также присутствовало… А всплеска и брызг от воды не было. Недоуменно покосившись в сторону моего плутоватого, но опытного напарника, и в голове вдруг отчетливо всплыло неутешительное: «Спасения утопающих — дело рук самих утопающих!» Расслабленно прислонившись к стволу плакучей ивы, наёмник, глядя исключительно на троицу неестественно лиловых кувшинок, неприметных в спутанных ивовых ветвях… улыбался? Уголки потрескавшихся губ действительно чуть подрагивали в умиленной лыбе. Предвкушающей, надо сказать. «Кувшинки» в ответ тихо побулькивали, не обращая внимания на такие пустяки, как быстрое течение и не сезонное время. И тут позади, окрашивая молочную дымку в багровые лепестки сотен маков, взмывших в атласное небо, ветер, словно беззаботный юнец отмахнувшись, от было пустившегося за ним в догонку тумана, хохоча взъерошил унылую шевелюру ивы. Та, будто ревнивая подруга, хмуро зашипела листьями и внезапно подняв из воды набрякшие ветви, словно руками потянулась за бестелесным насмешником. Последний, точно в отместку пустился вдаль по воде, щедро поливая цветочным дождем «кисельную реку». За ним по пятам тянулась рябью вода, течение не сбавляя ходу, мчалось в такт ветреным игрищам, а упавшие лепестки озорно кружились на волнах, под звонкий смех речного эха. Между тем, ивовые ветви подняв со дна тучи ила, (отчего подозрительные «кувшинки» брасом устремились в разные стороны) несмело, однако ж всерьёз вознамерились проучить хитрого охальника. Тонкие, хлесткие прутья в хаотичной пляске заметались над нашими головами, шипя и треща, как змеи, но не нападая. Они вились, сплетаясь воедино и… танцевали! Поднимаясь ввысь величественным ураганом, ветви на лету ловили мельтешащие лепестки, с каждым витком ввысь, закручиваясь все туже, сплетаясь все страстнее, все настойчивее!.. Не дыша и задрав голову настолько, насколько это было возможно (а в этом мире возможно многое, если не все…), я замерла в миге от вздоха, не смея отвести взгляда от колдовского буйства…! Где-то позади, отмахиваясь от летящих во все стороны водорослей, тины, ошалелых рыб, и верещавших гоблинов с кувшинками на макушках, гном бухнувшись наземь, что-то бубнил, уже без прежнего спокойствия, глядя на хаос вокруг. Одинокий лепесток мака торопливо удирая от цепких розг ивы, скользнул мне под ноги, и только после этого я заметила, что в воздухе больше не осталось и следа от цветочного «конфети». А ураган из ивовых веток резко остановился, и будто лишившись незримой опоры, безвольно полетел прямо в дымчатую толщу реки!.. Точно рушащаяся башня. И в это мгновение, ветер, лениво присвистнув из-за пелены «кисельного» тумана, при виде вышеописанной картины, вдруг будто нахмурившись, настороженно высунулся над водой. Когда же стало ясно, что вытянувшиеся в причудливую спираль ивовые ветви канут на дно, мощным цунами снеся, к гоблинам, всю ярмарку, озорник сорвавшись с места, ринулся наперерез, насилу расталкивая волны, словно мешающую толпу. Приблизившись к самому краю высокого берега, я прикрыв обеими руками рот, буквально сжала в кулаке норовившее брякнуться о воду одно крепкое словцо. И даже может не одно… Да и вода такая отпетая сплетница, знаете ли!.. А вот гном, что все время буйства магии, пятился ползком обратно в сторону полей, теперь сжался вместе с тремя гоблинами в тумане, откуда и донеслось слегка неловкое: — О святая…да как же там её? — в тумане, на манер совещательного пункта, все уставились на того, кого по-видимому было не жалко, тот же и продолжил, — Уф никогда не думал, шо скажу это, но как же оно таки хорошо, шо я так и не успел позавтракать, а заодно и пообедать! Пожалуй, и от ужина придётся воздержаться…— последние слова померкли в блеснувших на воде лиловых искрах. Щелчок! Ветер стих, а в пяти аршинах над водой, раскинувшись с одного берега на другой, повис мост, завитый толстым жгут из множества сплетенных воедино ивовых прутьев. Взмах (незримый, но в трещащим от магии воздухе без него было бы как-то не «магично»…) и упавшие на воду лепестки расцвели невероятными, гигантскими маками по обе стороны от моста. Округлившимися глазами уставившись на невозможную и не особо внушающую уверенности с виду конструкцию, я вдруг услыхала до боли знакомое, ехидное блеяние… Естественно, невозмутимая рогатая плутовка обнаружилась ни где-нибудь, а на другом берегу. Не сдержавшись, я показала довольной козе кукиш, чем только заслужила укоризненное хмыканье наемника, да дружное гоготание в камышах, больше похожее по звуку на лягушку, собравшуюся утопиться, но только сейчас осознавшую, что она уже находиться в чьём-то брюхе. Плюнув и невовремя помянув незабываемый переход в компании друзей через Болото Вечного Зловония, я пришла к рискованному выводу, что широкий мост через благоухающую цветами реку в разы надежнее, и под предвкушающий шёпот и свист в речных зарослях, ступила на мост. Солнце устало махнув лучами на долину, улеглось за косогор, оставив после себя лишь сумрачные тени, выжидательно «играющие в карты» на мосту, за границей зазывающих ярмарочных огней. Острожный полушаг по скрипнувшим было ивовым ветвям и по тропе через реку, один за другим «зажглись» те самые маковые бутоны, услужливо приникнув у самой кромки воды. Многозначительный свет «фонарей» окрасил алым речную рябь… — Интересное начало… — пробормотала я, уже более уверенно двинувшись по мосту, За мной по-пятам последовали тихие смешки, в купе с одним, не в меру, наблюдательным жуликом, а впереди еле слышно раздавался лихой мотивчик некой плясовой. Ноги сами собой ускорились, а острые каблуки сапогов торопливо застучали по ивовому мосту, желая быстрее попасть на ту сторону. Внутри меня разгораясь, «затрещало искрами» предвкушение чуда. Почти танцуя на мосту, на полпути к ярмарке, я ощущала , как дорога сама ложиться под моим ногами, выводя туда, куда направляет чужой умысел. Впрочем, пока я не падаю в темницы, не бреду по разговорчивым закоулкам, и не веду задушевные беседы с явно криминальными (рыжими) элементами — пусть направляет! Чем я буду сама плутать в чаще, на собственной шкуре познавая окрестности упыринных урочищ… За всем этим, я не заметила в какой момент к мосту по воде потянулись тени, то увязая в тумана, то вновь мимоходом проскальзывая в таинственном свете цветочных фонарей… Однако стоило кому-то из нашей процессии замедлить шаг или ненароком споткнуться, с опаской заглядевшись на бестелесную публику, как последняя тут же таяла на глазах, ускользая обратно в сумрак. Несколько таких нарочных попыток споткнуться о мельчащего под ногами гнома, с наигранным энтузиазмом поискать в сапоге, то ли залежавшийся там кладень, то ли и вовсе найти нечто неизведанное, привели к тому что, я ковыряясь в своих «исследовательских экспериментах», забыла сообщить о них гному. Оный, видно привыкший за годы жизни в Подьземье ко всякого рода ротозеям, флегматично прошествовал мимо меня, отсалютовал невнятным, теневым субъектам в воде, и удалился дальше по мосту, окутанному в красноватый от фонарей туман. Тени испуганно рванули в разные стороны… Догнать прохвоста, за его лукавым насвистыванием — было не трудно. — Господин наёмник, в существование магии я уже более чем убедилась, но Вы, судя по всему, имеете конкретное представление о ней. Так что же, упырь его дери, тогда происходит?! — признаться честно, а этот вопрос мне давно хочется задать. Да только ж, где б ты ни был, в Надземьи или Подземьи, знать о том, что происходит вокруг, хочется, на удивление, не многим… И уж на-прямую требовать ответов, стоило точно не у плутоватого наемника, кой за один только день, успел побывать в прошлом и будущем (и сомневаюсь, что только «побывать» в них он и успел…), в который раз проехаться во гробу, да к тому же, спеться с некой волшебной козой. И если к этому я уже начинаю привыкать, то вот уж что навсегда останется для меня настоящей магией, так это то, что он умудрился не угодить на костёр, за такое-то везение… — Упырь?! — деланно изумился гном, лениво обернувшись на меня через плечо, —… здесь? В вампирьей долине?! Да как же такое возможно, а, госпожа Посланница?!.. Все сгущающаяся туманная пелена подозрительно мялась у края, клубясь вокруг «светодиодных» бутонов, но так и не рискуя пробраться на сам мост. Дёрнувшийся было глаз ещё мог сойти за кокетливое подмигивание, а вот скрип зубов пришлось уже самой сдержать за едким хмыканьем: — Вам так нравиться прикидываться дураком или же это уже профессиональные издержки?! На миг в тумане все стихло, а разухабистая музыка в дали, будто обогнав нас, перешла мост, пробежав насквозь через «кисель» и с разбегу занырнула на дно бодрящей реки. Но то, лишь музыка… — А Ви как думаете? — плут весело присвистнул, с нежностью поглаживая свою шикарную бороду. (в вампирьей долине подобная растительность, на удивление, вызывала зависть не у сильного пола, как могло бы показаться, а у…женщин! Однако сами вампирки, за время моего здесь прибывания, так ни разу и ни выдали причины столь загадочного поведения. Быть может кровопийц потянуло на экзотику, а может сказывалась близость полнолуния…) Мне же вдруг захотелось проверить цвет глаз наёмника. Случаем, зрачки не разного размера?.. — Думаю, что костёр «развяжет» любой язык!.. — угрожающе бросила я, тем временем не забывая смотреть под ноги. — Оу и Ви в этом так уверены?! Шо ж, тогда оглянитесь вокруг… — миг и гном заговорщицки подмигнув, кивнул на плотную стену туману по краю ивового моста. С неохотой отведя пытливый взгляд от жулика, я бездумно уставилась на туман, выискивая что-то, известное пожалуй, только одной хмельной голове гнома. Меж тем, мимо, не тревожа дымчатую завесу, беззвучно проплыла пара не мигающих красных глаз… Эдак размером с нашу козу… Изрядно отъевшуюся, надо сказать, козу!.. В то же мгновение замерев в локте от края моста, я не дыша, следила как нечто неторопливо уплывает обратно в «кисельное» марево. Меж лопатками залегла леденящая капля пота. Собственная душа презрительно сплюнув на предложенные ей же пятки, из вредности схоронилась в низу живота, липким грузом притянув ноги к земле. А впереди раздалось беззаботное посвистывание… Чуть ли не со скрипом покосившись на источник звука, мне удалось лицезреть лишь спину жулика, удаляющегося дальше по мосту в туманную неизвестность берега. Ветви, под его замусоренными сапогами, оглушительно скрипели, алый беззастенчивый свет от колдовских «фонарей» вырисовывал за его спиной длинную ( ни в пример самому наемнику) багровую тень. Будто плащ за спиной… Гном, спокойно брёл вперёд, беззаботно насвистывая. И то ли он таким образом пытался увильнуть от моих очередных вопросов, то ли пытался не подать виду, что его самого малость смущают огромные глаза над головой. Медленно опустив напряженные плечи, я вместо того чтобы последовать примеру наёмника и продолжить путь, прислушалась. Что-то не давало покоя моей интуиции. И вскоре я поняла что именно… Еле уловимый шелест в абсолютном безветрии кромешного тумана прошиб тело холодом не хуже уличного сквозняка… Неведомый шелест, то расходился на отдельные голоса, будь то птичья трель в сумраке, печальное поскрипывание ивы или же смешки маковых лепестковых, раскиданных по водной глади. То на миг все это сходилось в одной мелодии, рождая собой… песню… Сквозь закрытые глаза, музыка «виделась» живой, она рассказывала и показывала тебе мир вокруг, но последний уже не был похож на тот, который ты видел секундой ранее. Мир, рождающийся за мелодией был только твоим, но в то же время стоило музыке замедлиться, ускользнуть в туман, и картина вокруг истаивала, превращаясь вновь в хрупкую грезу, скользящую на грани слуха. Вслед за загадочными песнопениями, когда звуки вновь сошлась воедино, над головой словно часто захлопав крыльями, что-то опустилось на мост… Ивовые ветви прогнулись, впрочем, ни издав ни одного протестующего скрипа. Послышались размеренные шаги или же то были проказы музыки, сговорившейся с эхом?.. Мелодия будто желая узнать, что же ещё способно выдать мое воображение, нырнула под мост, уже оттуда интригующе разносясь с пеной по реке. Ветки в последний раз прогнулись и к музыкантам этой странной песни добавился ещё один. Стук сердца. По-прежнему стоя ровно посередь колдовского моста, я с минуты на минуту ожидала, как за моей спиной из тумана в упоительной медлительности явится пара когтистых лап. Любовно обхватят лебяжью шейку, прильнут к яремной вене, в сумраке сверкнёт торжествующий оскал и…! Рядом кто-то бесстыдно давился от смеха… Мгновенно обернувшись, я успела лишь заметить мелькнувшее белоснежное крыло, когда мне на лицо, в очередной, раз свалился клятый веник! С трудом отбросив с головы венок, мне оставалась лишь костерить в догонку остатки тающего тумана, вновь расползающегося по воде, тем самым открывая взору разноцветные фигуры в небе над ярмаркой, по россказням местной детворы, созданные из некоего «волшебного огня», и парящие неподалёку гигантские воздушные шары. Гном, миновав последние метры до берега, оглянулся на меня и пожав плечами, не без удовольствия уселся на мшистый камень у реки. Ещё раз окинув мост и все вокруг подозрительным взглядом, я вдруг наткнулась на белое перо, сиротливо лежащее у моих ног. Ага, выходит не показалось! Предусмотрительно рассудив, что «чародейское не трожь, положь где лежало», я переступила через оное, и пройдя так до конца ивового моста, с усмешкой спрыгнула на берег. — Морок, — ничтоже сумняще выдал наёмник, жестом фокусника выуживая из пышной бороды кружевной платок… Приостановившись, я с сомнением выгнула бровь: — Будь здоров?.. Плут смерил меня красноречивым взглядом, на что я не менее наглядно изобразила, будто вот-вот намереваюсь разжечь костерок, и как раз примериваюсь, что могло бы сгодиться для растопки… Коза? Не-а, бородой не вышла… Прервав на самом волнующем моменте мою весьма занятную пантомиму, наёмник кисло хмыкнул и наконец, сделав одолжение, произнёс: — Буду, ежели выживу… — последнюю часть «вопреки Вашим стараниям», он благоразумно проглотил, сразу перейдя к главному, — Торгаши, шо на ярмарку нынче сбежались по полям, да подолам не шастають. Да и Ви, о многомудрая и опытная Посланница, порядок и покой Вашему дому — сказав это, гном долго молчал, видно не зная, что его больше смешит, опытность и мудрость девицы или же порядок в её доме… (будем надеяться, внутри он не был, хотя…)— наверняка заметили, шо в поле окромя козлов всех видов, да нас с Вами и не било да никого! Вампирам и в долине хорошо живётся, а купцы аль ещё каки пришлые, через лес вьежають. Оно и понятно, там и Стражей больше и к ярмарке ближе. Да и реки там нет. Её вообще нигде нет. Если я ещё пыталась осмыслить происходящее, то после сего кульминационного заявления, «мудрость и опытность» окончательно меня покинули. Ибо река, коей по словам рыжебородого, быть не должно, преспокойно бурлила и шипела волнами за моей спиной. На что я собственно и указала моему напарнику… Хмыкнув плут, оценивающе оглядел берег, немного погодя с сомнением остановился взглядом на собственных замызганных сапогах, будто все не решаясь что-то сказать (что само по себе невероятно). И пока я в недоумении переминалась с ноги на ногу, ожидая продолжения маловразумительных объяснений, гном неожиданно вскинул голову и сделав резкий выпад, метнулся на меня, одним ловким движением выхватив что-то из моего кармана и швырнув в быстро несущиеся воды. Крепко зажмурившись то ли от неожиданности, то ли от испуга, что в вампирьей долине даже гномы порой не отказывают себе в таком (сомнительном, надо сказать) удовольствии, как девственница (рекомендую сперва проверить козу, уж больно она подозрительная — не иначе девственница!..), я рискнула разомкнуть веки, только когда с опаской ощупала шею и резюмировала, что ничего нового не обнаружено, да и старое вроде не пострадало. А затем отойдя от бурных впечатлений, поражено уставивилась на место, где предположительно должно было безвозвратно затонуть содержимое моего кармана. Мирные волны игриво пробегали по илистому берегу, поблескивая бликами лихих огней ярмарки в камышах. С любопытством вглядевшись в разноцветные искры снующие по воде, я с удивлением узнала в них…фейри?! Последние, будто и не замечая коварной речной глади под ними, беззаботно щебетали и строили друг другу гримасы. Вдруг одна из них, обмотанная в белый лепесток ромашки, аки в простыню и всё грозно потрясающая прутиком (кого-то она мне напоминает…), обернулась на наши удивленно вытянутые с гномом лица. И загадочно хихикнув, та сбросив маскарад, решительно занырнула в глубь реки. Остальные баловницы, покивав друг другу головами и взявшись за руки, закружились над рекой в хороводе. Словно, устав от их безумных плясок вода в низу медленно начала «таить», прозрачным туманом оголяя дно… «реки»? Там в «оттаивавшем островке», где под прикрытием высокого роголистника должна была затаиться в засаде хитрая щука, посверкивая острым взглядом на мирно проплывающих мимо рыб, была лишь… обычная трава, кою встретишь в любом уголке долины, да и не только в ней одной. А на самой траве загадочно помигивал искрами хрустальный шар… Над чародейской вещичкой победоносно закинув руки за голову, стояла фейри, будто блаженствуя, прикрыв шальные глаза. Наёмник, увидев сею картину (хоть сейчас зарисовывай!..), только довольно крякнул, всем своим видом показывая незыблемое: «Ну я же говорил!» Доселе танцующие волшебницы, одна за одной покинув хоровод, устремились к «островку» и шутливо сбросив с шара подругу, сами уже потянулись к волшебной штуковине. Впрочем, не забыв о их коварном нраве, я мигом подняв сферу, насмешливо подбросила её на ладони, и иллюзия реки, точно занавес, скрыла под собой было недовольных фейри. Ненадолго, правда, но нам с напарником уже было не до них. — Что ж, плут, твоя правда, — примиряюще улыбнулась я, задумчиво покручивая в руках магическую диковинку и с легкой долей сожаления мысленно признав, что менее решительными мерами меня было бы и впрямь не переубедить, — Значит вот почему, когда коза упала, всплеска не было. Но и сама «река» тогда прежней осталась, а стоило шаром покатить и тут же все раскрылось…А только, к чему весь этот цирк с мороком дался упырям?.. Гном, уже сноровисто вскарабкавшийся вверх по склону, в сторону разухабистого гомона праздника, после моих слов, замер и лениво махнул рукой на все мои сомнения: — Как говорят мудрые гномы: «берегись огня и не верь воде»*, Госпожа Посланница. Я хмыкнула. Ещё бы он мне что-то внятное сказал. Впрочем, одно дело найти в вампирьей долине душегуба, другое на ярмарке молчуна, а третье ответы. Решительно задрав голову, я обнаружила как двое моих напарников уже приближаются к разноцветному буйству в десяти косых саженях от них. Без раздумий, бесцеремонно запихнув «ценнейший магический артефакт» в карман несколько поизносивших монарших брюк, я одним махом вскарабкалась на крутой берег. И с невесть откуда взявшимся энтузиазмом вцепилась в рога и шиворот своих коллег: — Не будем ворошить старое, лучше наворотим новое! — воодушевленно гаркнула я, быстро смекнув, что пожалуй пока не стоит делиться с напарниками истинной причиной моего посещения ярмарки. Лучше будет сделать вид, что Божественной Посланнице, как и многим, просто захотелось покутить… Коза протестующие забодала головой, желая если уж не отделаться от этой затеи, так хотя бы выпутаться из моей хватки. Гном полностью её поддерживал. На что я как бы между делом, задумчиво протянула: — Помнится, на Совете эти кровопийцы с гордостью рассказывали, будто бы в долине на время ярмарки остановятся некие кулинары. Вроде как гномы… Руки, я ели как успела убрать сама. А то бы так и оторвали. Пока пыль от их резкого старта к гостинцам ярмарки ещё до конца не осела, где-то за спиной пронёсся шкодливый ветер с маковых полей. Отчего-то послышался звон монет… Пожав плечами, я покосилась на собственное отражение в несуществующей реке. И вдруг подмигнула, на прощание озорно показав язык воде, тут же отправившись вслед за оголодавшими сыщиками. Я уже не видела как моё отражение, оставшись на том же месте, предвкушающе блеснуло разноцветными глазами. А может то были и проделки фейри?..***
Оставшийся путь до гульбищ прошёл без потрясений и на удачу сыска, без магии, им сопутствующей. К тому же, когда в твои следственные напарники входят низкорослый плут, да коза, которая, как заявляется «опытнейшим оперативником», а именно сказочным чародеем, способна, не много не мало, разнести пол долины — это уже многое, о сыске у вампиров, говорит… Ах да, совсем выпало из головы! Ещё они очень голодные. Очень…! Впрочем, чуть приотстав от своей сыскной шайки, я даже с некой долей благоговения замерла на краю холма, будто у жерла вулкана, внизу которого кипели и вздымались вверх пестрые ленты огней!.. Я даже не с первого взгляда осознала, что это именно огни, потому как формы в которых они причудливо изгибались, больше походили на огромные мыльные пузыри или же воздушные змеи. В ночном небе, чинно плыли по воздуху каскады разноцветных карпов, переливались их чешуйчатые бока. Но стоило ненадолго на них засмотреться и уже чудилось, что это все один большо-ой сверкающий глаз. Так вот что это было на мосту!… Однако ж, все это казалось волшебной иллюзии, пока какая-то юркая тень не пронеслась над ярмаркой. С ленивой медлительность она обогнул карпов и оказалась прямо под ними… В низу, будто в оркестровой яме зрители шумно завозились. Но тут резкое движение и в косяк рыб угрожающе влетело что-то явно хищное, ухватив сверкнувшими клыками одного из карпов за хвост. Сомкнулись челюсти и в тот же миг в небе раздался хлопок…! Магическое представление распалось на мириады огней, под восторженное улюлюкание толпы. Хохот, гам, восторг и ликование детей. Отблески тех огней так и остались в моих глазах и я со все разгорающимся любопытствам потянулась в это лоскутное множество шатров, людей и нелюдей… Итак, оба моих коллеги скатились с холма, влетели на ярмарку, пропахав в народной толчею завидную колею, да оставив позади себя недовольное ворчание, визгливую брань торговцев и лавочниц, и разумеется, остроумные замечания прохожих: — Это куды ж карлик ентот, бороду его косматую раздери, припустил так лихо?! — бурно возмущался трактирщик, от удивления, выпустивший из рук две объемные бочки, тут же весело заплясавшие по брусчатке, словно живые, под знакомый торжествующий гогот. Тьфу!..Гоблины… На перехват танцующей хмельной пары кинулась уйма добровольцев, оглашая любительский забег за дармовщинкой, лихими выкриками: « Подсекай, подсекай!», « Робяты, да мне чес слово, тока бочки нужны, ведь добротное же то дерево пропадает…», « Эх ты… не знаешь скоко внутри хорошей бочке добра!..» и ещё много подобного… «добра»… Вскоре бочки, будто сговариваясь, пристукнули боками друг об друга и… резко остановились у центрального фонтана. Группа гуляк, все это время безотрывно следующая за наживой, не успев предвидеть коварного манёвра, с разбегу бухнулась в отрезвляюще холодную воду. А злобная ухмылка на миг проступившая на смирённом лике каменного изваяния некоего старца, крепко сжимающего в руках рог изобилия, невольно заставила вздрогнуть и меня. А тем временем, разговор вокруг меня обретал обороты: — Да лихо це и есть! Бачили рога якие! Видать заглянуло по наши души, а тут глядь… Посланница мимо проходит, доброго ий здоровьячка… Ось зи страху-то неминучего лихо и… наутек… Тут все взгляды зевак сошлись на мне… Следом прозвучало неуверенное: — Слушай, братцы, а не видали куда енто лихо убежало… не-не, госпожа Посланница, это я так… ить супостата поймать нады, а то Вы верно трудитесь денно и нощно… — в этот миг со стороны ярмарочных рядов раздалось с поразительным облегчением: « ох ты ж…бес», после чего последовало обрушение кого-то очень тяжёлого, на кого-то живого. Уже не очень… И только я скрипя зубами направилась на гам из затейливой брани, да тяжелого сопения, как туда же ринулись и Стражи. К слову, один из них, заприметив в толпе мою скромную персону, вдруг сглотнул и с ощутимой неуверенностью отдав мне честь, жестом показал, что все в порядке, случай рядовой, душегуб мимо не пробегал, а значит и мне вмешиваться не стоит. Пожав плечами, я кивнула. Что ж, раз нет тела — нет и дела… — А Посланница ли…это? Часом упырь какой…— тут же привело меня в чувства — От упырей слышу! — не сдержавшись, оскорбленно рявкнула я, но тут же с досадой припомнив, что заслужить уважение к сыскному ордену у местного население, (доселе решавшего свои проблемы, советуясь с занудными Старейшинами и изредка прибегающего бухнуться в ноги Повелителю) я ещё не успела, оттого придётся наверстывать сейчас, без ведьменской метлы и спецэффектов… Глубоко вздохнув, я опустилась с головой в болото, именуемое «честь мундира», о которой знала лишь по анекдотам: — В соответствии с указом Повелителя об утверждении и дальнейшей работе на территории Вампирьей долины, сыскного ордена, все его работники причисляются…— стараясь не закатывать глаза раньше времени, дабы даже само небо не узнало с каким трудом мне удаётся нести весь этот запутанный бред, я продолжила, — …к представителям власти, а посему за публичное оскорбление работника при исполнении им своих должностных обязанностей, вменяется штраф! В размере… — пауза, ротозеи переглянулись, —… ста кладней! За время моего монолога слушателей набралось не мало. Эка ж диво, не правда ли? Кровопийцы с подобострастными улыбками кивали головами моей запутанной тираде, но стоило упомянуть о деньгах, да не в награду, а в наказание, и те что были поближе ко мне, в изумлении разинули рты. Иные патетично схватились за сердце, а их товарищи, до коих долетали лишь обрывки речи (местами малопонятной самому оратору) заметив столь бурную реакцию, пихали локтями первые ряды, дабы узнать чего ж такого она там наговорила… Следом те передавали информацию, ещё более дальним зевакам… От них же и донеслось: — Ох ты ё…! А не дороговато ли за оскорбление?! Приподняв голову, будто раздумывая, я смерила жмотов уничижительным взглядом: — Оскорблять друг друга вы можете и бесплатно! А должностное лицо — наказание неминуемо! Тут же панибратски приобняв кого-то купца за плечи, отчего послышался отчетливый хруст, грянуло басистое: — Не-а братцы!.. Так сказать… так сказать, вот шо б ужо не в бровь, а в глаз!.. Э-эх могёт только наша Госпожа Посланница! Я удовлетворенно отсалютовала публике и присев в шутливом реверансе, покинула недавнюю сцену, оставив позади толпу и дальше бурлить в нескончаемом действе. Впрочем, взяв на заметку и впрямь проверить свой внешний вид при первой же попавшейся на глаза отражающей поверхности… Остаётся лишь надеяться, что в суматоха, никто не заметил, как я небрежно смахнула с лица выступивший мелкие капли пота. Иначе, все насмарку… Оглядевшись в поисках неутомимых спутников всевозможной неразберихи— пары рогов и рыжей бороды, или же хоть намёка на разгорающееся пламя (во всех смыслах), я на удачу, не заметила ничего из этого. Забегая вперёд, мне стоило лучше приглядываться… Опомнилась я уже когда оказалась посередь цветистого клубка, вывешенных на продажу полотен. Наверняка, в суете заскочила в перво-попавшийся шатёр, даже толком не глянув, куда суюсь… С бахромой, вышивкой, жемчугом, причудливыми узорами, ткани будто кружились птицами вокруг посетителя, смыкаясь над головой в масленном фонарей, с чадящей свечей. Звуки по ту сторону шатра раздавались, словно из-под толщи воды, и я даже оттянула полог позади себя, дабы убедиться что ярмарка вокруг стоит на том же месте, а не растаяла как давешняя иллюзия бурной реки… Но все было на месте; спорящие за место торговцы, магические огни гордо парящие над детьми, наперебой требующими продолжения волшебства. Мне даже почудилось, что один из огней, голосом гнома буркнул: «деньги вперёд!». Это напомнило, как давеча, на пути к ярмарке, мы с коллегой подняли вящий вопрос о собственных сбережениях. Все содержимое моей поклажи осталось, там же где и амулет, «милостиво» подаренный чародеем. А гном сразу безапелляционно заявил: « таки денег нет» — во что, я собственно не поверила ни на грош. Как говориться в одной еврейской пословице (а они уж знают толк!): « Без денег не отвезут и на кладбище!» Про ярмарку говорить, и вовсе стыдно… Так что я, не без наслаждением проведя рукой по атласной ткани шатра, задернула путь наружу. Тут же свеча в последний раз «чихнула» искрами и погасла. Не успела я и настороженно сжать в ладони сферу, как узкое пространство вокруг озарило легкое свечение со всех сторон. Изумленно крутя головой, я во все глаза следила за узорами, беззаботно скачущими по расшитому шатру, перепрыгивающими с лилового полотна, на коралловое, а следом на ярко золотое. Словно у меня над головой в хороводе мелькали разом и расствет, и закат, и сумерки… И это была отнюдь не магия. От бешено закручивающихся в вихрь бесовских плясок, я не заметила, как сама завертелась на месте, будто пытаясь попасть в такт неведомой мелодии. Так я и вылетала наружу, с другой стороны шатра, потирая глаза от слепящего света болтливых огней. Вот только стоило отвести руки от лица и в сажени от меня, ни нашлось ни одного колдовского светила. Как собственно и шумных детей, повсюду не отступающих и на шаг от волшебства… По непривычно немноголюдному ярмарочному ряду, неспешно шёл бард, столь неброско одетый, что раз увидел — и уже забыл. По дороге к упыринным урочищам, кого только не повстречаешь на тракте, а говоря о мире Подземья, то тут даже на пустой дороге, не стоит думать вслух. Что уж говорить о тех, у кого в попутчиках только собственный музыкальный инструмент! Впрочем, кто сказал, что и лютня не прекрасный собеседник?!.. И каждый менестрель стремился разодеться поярче, дабы если вдруг на «пути искусства» попадеться карета знатного вельможи (а тот обязательно не поскупиться на увлекательное времяпрепровождение…), не опозорить имя господина грязными лаптями, порванными струнами или же о упаси Богиня, кукарекающим на высоких нотах голосом!.. Так что, все должно быть чинно, опрятно, репертуар изыскан (и разумеется, не дешев), а сам музыкант осведомлён о всем, что захочет с ним обсудить его клиент. Будь то грязный предводитель лесных татей, буквально держащий у горла певца нож и тут вдруг возжелавший « а давай-ка то, что нынче король слушает… какой король?.. хм ну это ты мне спой!» или же мракобесный чародей, сам засевший в засаде, а барда использующий наживкой для разбушевавшейся кикиморы: «пой — так хоть сожрет с удовольствием, а нет, так… (многозначительный вой то самой кикиморы)». И ещё много всевозможных премудростей и хитростей, которыми со мной щедро поделился тот самой музыкант в трактире, ранее встреченный нами с гномом на кладбище, и видно что б хоть как-то дать понять мне, что он мало похож на жмурика. Его последняя история, меня в этом не сильно убедила… (а вот количество употреблённого за мой счёт эля…!) Этот же менестрель не мог похвастаться ни завлекающей одёжкой, ни даже особенными приметами. Все его лицо скрывала широкополая шляпа, цвета зимней святочной ночи, с одиноким белым пером, чудным образом отливающим перламутровой синевой. — Алконост, * — восхищённо шепнули из давешнего шатра, но обернувшись, я не обнаружила никого поблизости… А меж тем, бард неспешно брёл вдоль лавок, волоча за собой по мощённой улочке нечто вроде длинного, несуразного плаща. Однако, не было слышно ни единого шелеста наверняка столь тяжелых одежд…. С подозрительным прищуром вглядевшись в саму материю, я ахнула За спиной музыканта ни было никого плаща… Это были тени! Настолько густые, что чудилось, будто они вот-вот наступят на пятки менестреля и презрительно отодвинув в сторону фонари на ярмарочных палатках, обгонят барда и пойдут по дороге, оценивающе присматриваясь к товару. Но, вопреки моим фантазиям, почти осязаемые тени так не разу и не вышли вперёд музыканта, ускользая под полы шляпы и навеки теряясь там, словно в самом коварном Лабиринте… И меня как-то абсолютно не насторожила столь нереальная игра света вокруг барда, а стоило взглянуть на его руки и дар речи пропал сам собой… Нет длинные, искусные, бледные пальцы хоть и навевали соблазн откинуть шляпу, под смехотворным предлогом следствия: «а, Вы, милздарь, не фантом-душегуб ли, часом?», дабы хоть так утолить любопытство, авось и на физиономию творец не плох. Однако, конечности были очень даже человеческие, выдавая в прохожем не просто любителя, а виртуозного мастера своего хитрого дела. Но не сами руки, были столь невероятны в незнакомце, а то что они вытворяли с инструментом… Потрепанная гитара, Бог весть как и откуда доставшаяся менестрелю, была сплошь усеяна мелкими царапинами, всевозможными потёртостями, кое-где даже виделись следы от зубов… Оставалось только гадать, были ли это следы от встреч с не очень благодарными слушателями либо же слушатели такими своеобразным способами выражали свою благодарность… А я, тем временам, раз за разом исследовала глазами музыканта, гитару, тени, с открытым ртом наблюдая за тем, как эти самые узловатые пальцы перебирают воздух там, где не находилось ни одной струны. А за их движениями вокруг начинают сбегаться зарницы, сплетаясь с тенями, путаясь и вновь отдаляясь друг от друга, будто первые ноты, заново знакомящиеся друг с другом. Первые искры робкого весеннего разговора двух птиц.Восход — первая встреча месяца и солнца. Первые шаги. И музыкальные пальцы ласкают уже не пустое место, а видимые яркие лучи и густые струи дыма, кружащиеся вокруг менестреля в нетерпении. Они обмениваются впечатления, сами удивляясь тому, что наконец могут быть услышаны. — Слова имеют силу… — вдруг пробормотала я сама себе, будто тоже наконец что-то расслышав из глубин собственной души?.. Я все ещё стояла около того шатра, безотрывно следя за этой невероятной игрой, отвлекшись только на миг, когда бард поравнявшись со мной и не отрывая бегающих по «струнам» рук, чуть наклонился, сверкнули внимательно прищуренные глаза, молча приветствуя. Но только позже, я вспомнила ту странную белизну его глаз, показавшейся мне сначала всего-то одним из отблесков света и догадалась. Музыкант был слеп. А следом я вдруг расслышала ехидный голос одной из зарниц, что тут же разом вывел меня из транса: « От судьбы уйти… не судьба!» Услышав это, безликий музыкант тут же яростно провёл рукой по «струнам», будто сметая их. И та самая словоохотливая зарница в последний раз ойкнув, растворилась в жарких сумерках ярмарки ещё одной, на сей раз, молчаливой тенью…. А когда я вновь взглянула на то место, где стоял галантный незнакомец, то обнаружила лишь светлое, отливающее перламутром перо, сиротливо лежащее в тени шатра. Белое на чёрном. Весьма иронично… Впрочем, стоило мне ненадолго удалится в романтическую меланхолию, с глуповатой улыбкой уставившись себе под ноги. И я пропустила тот миг, когда за спиной раздался топот, а в нос ударило непередаваемое амбре моченных яблок… Что за…?! Поделиться своим мнением на этот счёт, я не успела, как собственно, и понять в чем дело, оттого как, за запахом на меня, всею мощью туши (и безусловно, от широты души…) налетел сам обладатель сего аромата. Оказавшись прижатой лицом к столь приглянувшемуся мне перу, я лишь отстранённо подумала, глядя на вращающийся, двоящийся, бранящийся и вспыхивающий звёздами мир вокруг: « Какая гадость…. нет, какая гадость….! Эти ваши моченные яблоки!» Словно, в ответ на мои мысли (но, с меня так-то… могло и статься высказать их вслух…) увалень надо мной несмело пошевелился (мне показалось, скорее по-удобнее умостился!..) и с минуты (с часу!) пробыв в подобной позе, наконец решился удостовериться о моем благополучии под его задом, начав с будничного: — Кошелёк или жизнь? О! Где-то я уже подобное слыхала… Под невероятным углом, скосив один глаз в ту сторону, откуда прозвучал знакомый визгливый голос, я узрела на спине горе-разбойника незабвенный ржавый арбалет. Что ж и чему здесь тогда удивляться?.. Впрочем, над собственной выгодой долго раздумывать не пришлось. — О давно не виделись! Смотрю, милздарь, Вы, все же прислушались к моему совету насчёт антиквариата…— хрипло воскликнула я, надеясь, что наша памятная встреча у храма Весты с этим дуралеем, надолго отложилась у того в голове… Не прогадала. Вор тут же избавил мою спину от своей тяжкой ноши, будто в одно мгновение обнаружив, что вместо привычной кровати, он все это время, с комфортом полеживал во гробу… Не без труда вновь оказавшись на ногах, я тут же, стараясь не выбиваться из образа Божественной Посланницы, миссии и защитницы кровопийц, окинула пространство вокруг мутным взглядом. Ничего похожего на Стражей не находилось… А вот пёстрая орава, надвигающаяся в нашу с разбойником сторону, волей-неволей заставляла присвистнуть. Что мы одновременно и сделали… Из всего вороха всевозможных проклятий, посылаемых на голову и иные части тела нечестивца, лишь одно заставило меня усомниться в том, а стоит ли в этой долине побаиваться только ли одних вампиров?.. — А ну стаять, баяться, машенник, рэзать буду! Что мнэ какие-то яблоки, тэбя замочу и в банку! Тока глазы тваи агромные аставлю! Будэшь сматреть по старанам и на жульё всякае зыркать!..С уко-о-ром…! — ничто и никогда не возымело на меня большое впечатление, как последнее слово безимянной торговки, сказанное с характерным акцентом, на внезапно опустевшей улице, в чужом мире… Когда впереди на тебя несётся оглашённая толпа, пострадавших из-за преступного произвол, пострадавших за компанию и просто компания. Когда, по правую руку от тебя весь сжался и обмер на месте тот самый «произвол», а по левую, с другого конца гульбищ, на визг и гомон уже спешат знакомые Стражи, сверкая, в свете магических огней клыками, и что есть сил, предостерегающе машущие мне руками, с трудом протискиваясь сквозь торговые ряды. Когда я поняла… катастрофа неминуема… Как вдруг в красочном шатре, позади меня, что-то с кряхтением пошевелилось, так что вся палатка, от полога, до купола заходила ходуном и на свет сперва показалась всклокоченная голова, на манер персидского чурбана сплошь обвязанная цветастыми платками. А следом, под бряцание железной амуниции, из шатра выкатился весьма потрёпанный обладатель сего раритетного металлолома. С видом: «Вдруг. Откуда не возьмись. Появился я. Смирись.» Абсолютно не глядя по сторонам, Сен-Жермен шаткой походкой устремился в центр проблемного перекрёстка, на ходу меланхолично поправляя чурбан и выуживая из ниоткуда зелёную тростинку, которую так же с невозмутимым лицом, засунул себе в рот. За все время, сею картину упоительной безмятежности не потревожил ни один бранный крик или же малейший комментарий. Народ просто завис. А рыцарь безвестного ордена, тем временем, степенно доковыляв до середины дороги, внезапно замер и будто задумывавшись о чем-то, оглянулся. В это же мгновение, точно по направлению его взгляда, в глубине толпы, доселе замершей у одного из концов перекрёстка, внезапно один за одним, послышались бабьи взвизги, предобморочные вздохи и последующие падения чего-то тяжелого… Бывалые кровопийцы ещё минуту назад неумолимо надвигающиеся на пройдоху-вора, ныне сами истошно повизгивая прыгали друг на друга, пихали локтями, чертыхались если промазывали, и просто ни с того, ни с сего, падали, как кегли… То тут, то там в ногах, странно петляя, мелькал еле уловимый силуэт, впрочем мигом теряясь в общей давке. Будто… да нет, быть не может!.. Когда одни уже умиротворённо похрапывали в счастливом полузабытье, в рядах подпрыгивающих, то и дело раздавались многозначительные возгласы… — А-а-а-а шо-то в сердце кольнуло! Хотя… авось и куды по-ниже… — О-ой страсти-то какие! Морды зверские мелькают, зубы скалють, колють туды, куды упыри приличные и не суются!.. — Ох…ах…ух… эх… Граждани, невинности лишають! Спа… — Да какая у тебя «невинность», дура?! Семеро по лавкам, а ты вишь ли в девках ещё скачешь… Ай, зараза колючая…! После чего, из людского (и не только…) месива, с ошалелыми глазами, явно повидавшими многое, на свет выскочил… дикобраз с бурундучьей мордой… Финиш. Честное слово, магия в этом мире удивляет меня меньше, чем его обитатели… Знакомый зверёк, с ужасом окинув оставленную за спиной беснующуюся толпу, потряс малость помятыми иглами и чихнув (скорее, ругнувшись) вновь кинулся петлять по перекрестку. Долго подобное правда не продлилось, так как шустрый гуманоид не заметив единственного и неповторимого рыцаря в ржавых доспехах, с разбегу налетел на последнего. Последующее за этим лязгание заставило неисправимого вора тут же отдернуть руку от моего кармана, народ оглядеться вокруг, на миг придержав кулаки, Стражей наконец отмереть и наперебой пуститься разнимать уже и без того не дерущихся, а самого Сен-Жермена вновь поправь сползший чурбан, присвистнуть: — Ну вот! Ничего без меня не могут! В секундном молчании раздались громкие хлопки. Каюсь, поведение Джарета очень заразительно…Вот уж точно судьба!