Луна и Солнце

Катара не знала, сможет ли исцелить шрам. Было рискованно даже пытаться, поскольку она понимала, что пузырька с водой из Оазиса Духов хватило бы ровно на один лечебный сеанс. Было бы логично сохранить воду для чего-то важного, чего-то большего, чем неказистая метка на лице парня, тем не менее, смотря на принца напротив неё — грязного, в синяках, со шрамом, — в душе она знала, что это — важно. Каким-то образом её внезапное предложение могло всё изменить. Она преодолела расстояние, оставшееся между ними, и посмотрела ему в глаза, держа пузырёк наготове и спрашивая разрешения. Мириады эмоций пронеслись в его глазах, пока он сверлил её взглядом. Затем он просто склонил голову и закрыл глаза. Это была тихая капитуляция, и она чувствовала, как её сердце бьётся о рёбра, когда она протянула руку, чтобы прикоснуться к шраму — впервые прикоснуться к нему. Он не дрогнул, когда её пальцы коснулись рубца, но, когда она большим пальцем случайно коснулась его губ, его дыхание участилось. Тёплый. Он был такой тёплый, а скрюченная, сморщенная плоть была такой странной на ощупь: мягкая и грубая одновременно, словно чешуя дракона, будь та сделана из шёлка. Это был ужасный шрам, проникающий глубоко в мягкие ткани и, видимо, притупивший многие его нервные окончания. Левый глаз навечно застыл в хмуром прищуре, даже в закрытом состоянии, и она увидела, что потемневшая кожа доходила до самой линии волос и переходила в сожжённое, искривлённое и смятое, ухо. Она никогда не видела ничего уродливее. Она никогда не видела ничего печальнее. Её сердце разрывалось от желания всё исправить. Не говоря ни слова, она открыла изящный пузырёк, и вода, повинуясь, вышла наружу и обернулась вокруг её руки, словно перчатка, где она засияла серебряной голубизной на его красной изуродованной плоти. Сделав глубокий вдох, она призвала всю свою энергию и позволила ей слиться с его в союзе воды и огня, погружаясь в инстинктивное состояние, в котором под ладонью ощущался каждый его канал ци, направлявший её. «Исцелись», — шептало её сердце, чувствуя, как вода соединяется с зарубцованной тканью и повреждёнными нервами. «Стань целой и невредимой». Но ничего не произошло. От паники у неё пересохло во рту, но затем Зуко немного напрягся, и она увидела, как затрепетали его ресницы на правом глазу, будто он с трудом держал себя в руках. Именно тогда она ощутила сокрушительный прилив ответной реакции, словно прорыв плотины, исходящий от извилистого канала, соединяющегося со шрамом. Энергия текла сквозь неё головокружительным потоком, более мощным, чем она когда-либо испытывала. Казалось, она баюкает в руке скрюченное, бьющееся сердце. Так много жизни в нём, так много боли. Она не знала, с чего начать, но инстинкты подсказали ей, как расправить запутанные корни, как вылечить порванные нервные узлы и заставить зарубцованную ткань обернуться новой кожей — гладкой, бледной и без единого изъяна. Процесс был долгим и изматывающим, ведь шрам был застарелым и глубоко внедрился в самую его сущность, но она знала, что назад пути нет. Она должна продолжать. Зуко слегка задрожал, когда исцеляющая вода под её руководством распространилась глубже, пробираясь в его повреждённый глаз, чтобы раскрыть полузакрытые веки и поторопить рост тёмных ресниц из новой кожи. Ощущения были странными, потому что из-за слепящего сияния целительной воды Оазиса Духов Катара пропустила большинство происходящих изменений, но всё же чувствовала всё, как если бы лечила собственное лицо: чувствовала, как крошечные волоски пробиваются наружу, словно цветы по весне, выгибаясь и закручиваясь над его левым глазом, повторяя тёмную линию правого; чувствовала, как медленно расправляется мятое ухо и как новая ткань срастается, чтобы стать зеркальным отражением своего двойника. Она чувствовала всё, и судорожно выдохнув, позволила остатками воды из Оазиса Духов впитаться в кожу. Катара отступила, роняя руку: — Готово, — произнесла она с усталой улыбкой. Сначала Зуко не двигался, но затем медленно, неуверенно протянул руку к лицу. Его пробила дрожь, когда кончики пальцев коснулись щеки; затем он принялся водить ими по тому месту, где должен был быть обезображенный контур его левого глаза, брови, уха. Тихий сдавленный стон сорвался с его губ, и он отвернулся, сотрясаясь всем телом. — Эй, — обеспокоенно позвала она, делая шаг вперёд и кладя руку ему на плечо. — Ты в порядке? Когда он посмотрел на неё, за вуалью его тёмных волос не было багряного рубца, что раньше искажал черты его лица, не было метки бесчестия, выглядывающей из-под чёрных прядей. Он был исцелён. Он был красив. — Он исчез, — прошептал парень, как если бы не смел поверить, что это может быть правдой, как если бы думал, что у него в любой момент отнимут эту мечту. — Он ведь правда исчез? Она кивнула, и её сердце сжалось от того, как он снова прикоснулся к лицу, почти с удивлением ребёнка, познающего новую текстуру — одновременно непривычную и удивительную. Столько уязвимости читалось в лёгкой улыбке, коснувшейся его губ, столько надежды и умиротворения. В то мгновение Катара поняла, что никогда не пожалеет, что использовала воду из Оазиса Духов на принце, потому что она не просто исцелила его шрам. Она исцелила его душу. Бледное золото встретилось с синевой, и когда он открыл было рот, чтобы заговорить, часть стены разлетелась на множество зазубренных осколков, со свистом проносящихся мимо и закрывающих ей обзор. Когда пыль осела, Аанг и старик, которого она часто видела в путешествиях с Зуко — Айро, так, кажется, его звали — стояли с ними в катакомбах, освещённые неземным зелёным светом кристаллов. — Аанг, — воскликнула она, бросаясь на шею к покорителю воздуха. Смутно она осознавала, что Айро делает то же самое с Зуко, а затем услышала вздох. Она оторвалась от Аанга и увидела, как старый генерал, уставившись на своего племянника широко раскрытыми глазами, разглядывает его идеально симметричные черты лица и исцелённую щеку. — Зуко, — произнёс Айро с нескрываемым изумлением, — как… твой шрам, он... — Пропал, — закончил Аанг, так же изумлённо уставившись на принца. Зуко смущённо переступил с ноги на ногу, ещё раз касаясь рукой лица, будто бы проверяя, не вернулась ли кожа в искажённое, уродливое состояние. — Я… — начал он, и затем покачал головой, совершенно потерянный. Катара подумала, что понимает его. Нужно время, чтобы всё осознать. Она не знала подробностей того, как он получил шрам, но он сказал ей достаточно, чтобы она поняла, что избавление от шрама многое для него значит. Клеймо позора, как он называл его. Метка изгнанного принца — теперь её нет. Сейчас он мог свободно двигаться дальше и забыть болезненное прошлое, что определяло его жизнь, его лицо, всю его личность. Или в это ей хотелось верить. Взгляд Аанга метнулся к ней: — Твоя работа, не так ли? Она кивнула: — Я использовала воду из Оазиса Духов. Я не знала, сработает ли, но должна была попытаться. — Её голос смягчился: — Теперь я рада, что решилась. Зуко взглянул на неё, и на мгновение их глаза встретились, увязая в сбивчивом шёпоте невысказанных слов. Она видела благодарность и просьбу о прощении, отражавшиеся в его золотых глазах, но в них было что-то ещё — что-то, что заставило её сердце учащённо биться, а внутренности трепетать как при падении и взлёте. Затем Айро снова заговорил, и хрупкая связь оборвалась. Зуко отвёл взгляд с читающейся неуверенностью, а Аанг тянул её за запястье, говоря, что им пора идти, и внезапно мир завертелся вокруг неё. Когда она увидела его в следующий раз, он обрушивал на противников пламя опасной красоты, сражаясь со свирепостью, какой она никогда в нём не видела. Но он не нападал на неё и не нападал на Аанга. Он присоединился к ним как союзник, несмотря на то, что противником была его родная сестра. В этот момент Катара поняла, что инстинкты её не подвели. Её внезапное предложение изменило всё, и когда позже они вместе покинули пещеру, отсутствие шрама на лице Зуко было тому подтверждением.