Отдых в стиле "Соукоку".

***

      Мы, как и обычно после неприятных моментов (читать: использования «Порчи»), сидели на крыше и всеми возможными способами избавлялись от тяжелого осадка. Я, потому что это изматывает организм, а он – потому что… Не скажу точно, врать не хочется, потому два варианта: либо его совесть мучает, что мы этого не избежали, либо думает, что я могу с крыши спрыгнуть. Последний он сам предложил, поэтому маловероятно.       Солнце уже уходит за горизонт, а я усаживаюсь поудобнее и заканчиваю свою тираду на тему «что было бы, если бы охрана добросовестно выполняла свою работу и поднималась проверять, закрыта ли дверь на крышу». Для начала мы просто смеялись и прикалывались, типа, «они бы даже понять не успели, как умерли». Что-то серьезное я оставляла на конец, чтобы вовремя (перед закатом) закончить эти «глупые разглагольствования ни о чем». Так сказал Одасаку, когда впервые услышал наши шутейки. А потом осознал их прелести и компашка пополнилась. Только, сюда мы его почему-то не зовем.       – А на самом деле, ты бы просто отдал приказ, что они ничего не видели, и воспользовался одной из своих жутких улыбочек. – Я деланно передернула плечами, не переставая улыбаться, лишний раз демонстрируя, что «не, друг мой, даже не думай, я такого не боюсь». Таким образом мы ставили точку в диалоге: напомнили о реальности и послали невидимый намек.       После этого я отвернулась к закату, а мой собеседник допил уже третий бокал красного вина. Правда, недолго длилось молчание, солнце даже еще не успело как-нибудь ощутимо зайти за горизонт.       – У тебя странный запах.       Эти слова никак меня не тронули, но видя, как серьезно Дазай это сказал, я даже задумалась о том, что надо уже расходиться. Пьяный Осаму – это определенно то, чего надо бояться. Мало ли что он ляпнет. Или я ляпну. Или, точнее, уже собираюсь ляпнуть. - Да нет? И вообще, не тебе мне это говорить, скумбрия. – Он хмурится, но знает же, что я несерьезно, – Если ждешь от меня объяснений, то подожди до тех пор, пока я, хотя бы, напьюсь.       Подумаешь, запах странный. У многих будет поинтересней, чем мой дым костра и вечнозеленый лес. Да и запах крови и пороха, легким шлейфом окутывающим его и нашу профессию… не ему меня судить.       - Ну, Чуя, – кидаю на напарника наигранно незаинтересованный взгляд и пытаюсь не протянуть в его манере «Осаму». Только, чувствую, я тогда не удержусь от улыбки, – Тебе же не трудно, а мне интересно.       Если сложить в голове дважды два, то можно легко понять, что он искал информацию о моем прошлом, хоть как-то связанным с моими запахами, но (не удивительно) не нашел. Эх, и когда я так хорошо научилась читать его действия?       Поднимаю бокал с вином, который мне так любезно налил «сам дьявольский вундеркинд» (я то знаю, что он такой же придурок, как и все, просто наблюдательный и хитрый), и смотрю на жидкость, красиво переливающуюся в свете закатного солнца, а потом улыбаюсь и делаю пару глотков. Где он смог достать алкоголь я даже не задумываюсь (говорю же, наблюдательный и хитрый), потому что, ну, вопрос неактуален, а вот «как отвертеться от него и свалить» требует полную мозговую активность. С этим чертом нельзя косячить, если ты собираешься врать. А потом видно вино в голову ударило, и я захотела рассказать, как есть.       – Тебе правду или какую-нибудь несмешную шутку? – Затылком чувствую, что он улыбается как гиена, – И не лыбся, а то передумаю.       – Шутку, милейшая. – На это улыбаюсь мягко-мягко и краем глаза смотрю на собеседника. Я же говорила, ухмыляется дьявол.       – Предсказуемо, значит, скажу правду. – И мы рассмеялись, потому что «все наши глупые ответы на глупые вопросы предсказуемы до безобразия». Так однажды сказала я Рюноске, и пришлось допрашивать Осаму, чему «бешенный (блин, ну, не похож он на бешенного, тут, скорее, «забитый») пес Портовой мафии» так удивился.       Как оказалось, шутки нашего дуэта никто не понимает и не может предсказать не только ответы на «глупые вопросы», но и действия и их мотивы. Я, помню, очень этому удивилась, а Дазай долго смеялся. Да и, вроде бы, все так просто, но для других непонятно. Даже Огай Мори, к моему негодованию, не понимал часть шуток. И я еще молчу, что не понимал он большую часть (нам было лень объяснять все).       – С дыма начать? Или на его счет нашлись достойные кандидаты? – Моя улыбка не меркнет, когда Осаму дважды кивает, а только становится шире, потому что, серьезно, он что-то нашел!       – Поделишься размышлениями, или мне одной тут распинаться? – Я знала, что он уже подготовил речь, но, ради приличия (когда оно нас волновало?), спросила. А он всегда говорил, что ему нравится играть шута, но «никто кроме тебя так ярко не смеялся, а иногда даже бывало, что кидали чем потяжелее, оскорбленные какой-нибудь шуткой. Понимаешь, шуткой!» (скажу по секрету, он всегда знал, какие фразы переходят границы дозволенного, и люди начинают на них реагировать не смехом). Я же даже на шутки, сказанные, чтобы «задеть побольнее» (я лучше всех знаю, что такой цели никогда не было, но рушить его репутацию отчего-то не хочется), смеялась, потому что не умела обижаться. А он научил, но обиделась я только раз, когда у меня было плохое настроение.       – У тебя дома был камин и освежитель воздуха с еловым запахом, это же очевидно. – То, каким тоном он это сказал, подтвердило мою версию, что он нифига не нашел, но искать пытался долго. Я продолжала улыбаться, а он, понимая, что не угадал, начал вспоминать другие варианты, но он был пьян куда больше меня, потому котелок не варил. Когда он поднял на меня взгляд, я начала объяснять, почему это было не так.       – Конечно, я бывала в гостях у людей с камином, но с освежителем ты погорячился. Да и запах не отсюда, потому что, серьезно, ты думаешь, это так легко западает в душу? – Никогда не видела, чтобы Осаму был так растерян.       – Так, ладно, тогда откуда? Не хочешь же ты сказать, что жила в горах посреди леса. Ты жила в Чаше, а следов твоих передвижений просто нет, значит, запаха ели нет. – Мне даже на секунду показалось, что он начинает трезветь, но тавтология и невнятная речь быстро расставила все точки над «и». Он никогда не допускал чего-то такого, будучи трезвым.       – Рассказать? Да знаю же, что ты ответишь, сейчас расскажу. – Улыбка на секунду пропала, но я быстро ее вернула на место. Нельзя ему настоящих эмоций показывать, ой нельзя.       – Я очень любила в детстве жечь костры, мне нравился запах дыма… хотя, кому вру-то, и сейчас нравится. Так вот, около дома жечь костры не выйдет, пусть и поселок, - Я упорно делала вид, что закат гораздо интересней ничего непонимающего Дазая, что, в принципе, было недалеко от правды. Я его в любой момент могу удивить, а закат бывает раз в сутки!       – Так вот, меня частенько (пол детства там провела, ей богу) отправляли к бабушке. Она жила в городе, но, скажу по секрету, не люблю я города. Прям всей душой, мне больше мой поселок нравился, – замечаю, как он что-то отмечает в голове, а потом выжидающе смотрит на меня.       – Извини, отвлеклась. В том месте, откуда я родом-. Не смей сейчас смотреть на меня так, будто я вру. Так вот, там были частым явлением частные домики за городом, но иногда они стояли достаточно далеко, несколько часов, помню, добирались до туда. Дачи, кстати назывались. А люди, которые туда ездят, дачники. Поскольку дачи иногда располагались далеко, то сам понимаешь, около леса тоже бывали. – Уже вижу, как он просчитывает в голове, за какое я место выдаю дом родимый, но я не вру, значит, несостыковок он не найдет.       – А моя бабушка елочки разводила, отсюда запах, а еще у нее были три или четыре яблони. Летом очень жарко и с них листья сыпались, а чтобы участок не засыпало, я их жгла. – Мне уже постепенно начинали надоедать его гляделки, которые я научилась чувствовать затылком, потому забыла упомянуть, что дыма от листьев было просто на всё дачное поселение.       – Прошлая жизнь была безмятежной и мягкой, отсюда мой характер. Только, я недолго жила. Однажды услышала разговор, который не был предназначен для моих ушей и меня «устранили». С детства ведь бабушке говорила, что не любят меня иностранные языки, так нет же, «учи, Катя, я сейчас проверю», – А тут уже сыграла моя злость на упомянутую, что я забыла сказать, что «устранили» меня какие-то террористы из Японии, потому что я в полицию обратилась. Понимая, что я немного отвлеклась, возвратилась к повествованию,       – Кстати, единственный раз, когда я была ей за эти знания благодарна, это когда очнулась тут, а в остальном, профессию «переводчик» ненавидела всеми фибрами души-.       – То есть, ты совсем не Чуя? – Мало того, что смеется, так еще и перебивает, засранец. Конечно, ведь я от акцента избавилась, а он теперь не верит. Ему назло говорю на родном русском, который звучит так знакомо, что я готова расплакаться от счастья (не при нем, слишком много чести).       – Не-а, меня Катя зовут. Белая.