Имя на моём запястье

      События скручиваются в тугую спираль, затягивая время и пространство к одной-единственной точке — заброшенному корпусу Дома Айкена, куда стягивается маленькая подростковая стая. Питер поспевает только к концу битвы, когда юная принцесса Эллисон уже лежит бездыханным телом в объятиях безутешного Скотта. Крис, бегущий следом за Хейлом, попёрхивается воздухом и буквально врезается в спину оборотня, цепляясь тому за рукав пуловера.       Хейл не отталкивает. Это странно, но кажется уместным. В конце концов, кто, как не Питер, знает это удушающее чувство потери, которое постепенно пробивается сквозь сознание.       Хейл оглядывает всех участников событий, но не находит Стайлза. Где-то в подвале заходится визгом банши, и, отцепив всё-таки от себя Арджента, Питер бросается туда. Лидия стискивает Стайлза в объятиях и готовится защищать его от чего бы то ни было (и Питер умиляется краем сознания такой преданности), но, видя Хейла, подпускает его к другу и передаёт бессознательное тело в руки оборотня. Все вместе они выбираются из подвала к тому моменту, когда Крис повторяет подросткам инструкции: что и как нужно сказать полицейским. Лидия даже успевает попрощаться с лучшей подругой до приезда копов, а Питер — скрыться вместе со Стайлзом на руках.       Он относит парня к себе в квартиру, укладывает на диван и принимается вытягивать боль из этого маленького тощего тела. Питер успевает сделать нехитрый травяной отвар и приготовить лёгкий ужин, когда Стайлз приходит в себя. Он хмурится и явно пытается сообразить, что произошло и как он тут оказался, и Питер, сжалившись, вводит его в курс дела…

***

      Нормально поговорить они могут только после похорон Эллисон, после проводов Криса и Айзека в аэропорт на самолёт до Парижа.       На обратном пути Стайлз смотрит в окно и теребит край толстовки. Кажется, он старается даже не дышать. Но у Питера другие планы на эту дорогу до города, поэтому он выключает радио и интересуется:       — Когда ты планировал дать знать?       — О чём? — Стайлз всё ещё усиленно смотрит в окно и говорит предельно ровно, но его сердечный ритм сбивается и частит. Поняв, что оборотень легко разгадает его манёвр, он всё-таки продолжает, — ах, ты, наверное, о метке… Вообще-то не планировал никогда. В том смысле, что ты же не особо проявлял интерес к гиперактивному соулу, так? Поэтому я и не стал ничего говорить. Ну, чтобы не навязываться. Тебя же и так бесит Скотт и все вокруг, так что я подумал…       — Стайлз, — перебивает его Питер, плавно сворачивая на обочину и останавливаясь, — я не знал, — парень по-совиному хлопает глазами, но не выказывает хоть какой-то убеждённости, поэтому Питер продолжает, — я почти сорок лет жил с осознанием, что в этом мире нет моей пары. И когда мне сказали, что у меня всё-таки появилась метка, я сначала не мог поверить, а потом не знал, кто именно…       — Не знал?       — Не знал, — Питер усмехается и продолжает, — на моей метке значится «Скотт». И ты представить не можешь, как я молил богов, чтобы это не был твой ушибленный на голову дружок…       Стайлз тихонько смеётся и отворачивается обратно к окну. Посчитав разговор оконченным, по крайней мере на данный момент, Питер включает поворотник и выруливает на дорогу. Однако долго в тишине Стайлз сидеть не может:       — Как думаешь, почему у нас всё… вот так? Почему не до первой встречи? У меня метка вообще появилась только на летних каникулах, хотя я её и не ждал. И, между прочим, на ней — тоже имя. Там написано…       — Дерек. Я догадался уже. Помню тот момент, когда мы обсуждали план по спасению Эрики и Бойда. Тогда я не понял, почему ты вдруг скуксился и перепугался. Но потом всё встало на свои места.       — Да. Так вот, — Стайлз хмурится и трёт переносицу, — ты сбил меня, крипи-дядя. Почему именно так? И, кстати, когда ты понял…? Ну, ты-сам-знаешь-что…       — Понял? Когда мы отделили тебя от Ногицуне, — Питер не отводит взгляда от дороги и голос его звучит спокойно, почти равнодушно, — ты тогда сначала что-то пытался сказать мне, а потом, бегая глазами от меня к МакКоллу позвал того по имени. Тогда-то у меня картинка и сложилась…       — То есть… буквально меньше недели? И ты сразу решил это обсудить?       — Конечно, — Питер только лукаво улыбается, — я не бегаю от проблем. Тем более — от симпатичных мне проблем. И, отвечая на твой второй вопрос, про который ты уже забыл: я не знаю, почему так. Есть у меня только предположение…       — М?       — По сути мы уже не те, кем были раньше. Как бы я ни пытался делать вид, что остался прежним, смерть и воскрешение изменили меня. Не знаю, последствия ли ритуала или самого факта такую роль сыграли, но… Что есть — то есть. И ты тоже. После вашей жертвы, после психованной лисицы в твоём теле… можешь ли ты сказать, что остался всё тем же, Стайлз?       Парень угрюмо бросает взгляд исподлобья на Питера и, прикусив губу, утыкается в телефон. Вот сейчас точно разговор окончен.

***

      Много позже, сидя на проклятом вокзале в ожидании несуществующего поезда и обнимая парня за плечи, Питер подумает, что в принципе его соулмейт — ещё не худший вариант. По крайней мере, вместе они найдут выход.       — Хэй, Питер? — Стайлз проснётся и поднимет голову от плеча Хейла, — я тут подумал: а как бы ты назвал книгу, если бы писал роман о нас? И наших соулметках?       Пожонглировав в уме разными словосочетаниями, Питер выберет одно, которое, как ему подумается, лучше всего отразит всю суть:       — Имя на моём запястье…       — Но…       — Я знаю, детка. Знаю… В этом-то вся интрига.       Тихо рассмеявшись, Стайлз снова уткнётся носом в воротник кожанки Питера и задремлет. Им ещё надо будет придумывать, как вырваться из этого унылого ада, а для этого будут нужны силы и ясная голова…