Все краски мира

      – Лили, проснись. Лили! «Кто-то зовёт меня», – первая мысль в ещё сонном сознании. «Меня? Но разве я Лили? Кажется, у меня было другое имя. Или это был сон? Длинный тягостный сон…» Только когда она открыла глаза, и мысли обрели чёткость, она вспомнила: «Нет, не сон. Есть Лили и есть я, Эшли. Как бы мы ни были похожи, у нас разное начало. Будет ли у меня другой конец?». Прямо перед собой она увидела встревоженное лицо Джеймса Поттера. Он сидел рядом на диване и слегка тряс её за плечо.       – Ты дрожала во сне.       – Правда? – Эшли слабо улыбнулась и села, её всё ещё знобило. Джеймс нехотя убрал ладонь с её плеча. Взгляд Эшли скользнул по его рукам: крупные красивые ладони вызывали чувство безопасности. «А ведь это было бы совсем не сложно – влюбиться в Джеймса Поттера». Где-то, на задворках сознания ещё тлели те чувства, что достались ей в наследство от Лили. Достаточно просто открыть им двери… «Но это было бы не правильно. И для меня, и для Лили». Она дружески улыбнулась, искренне надеясь, что её улыбка не будет воспринята, как обещание чего-то большего.       – Просто дурацкий сон… про пластилиновый Хогвартс.       – Да уж, такое количество пластилина в одном месте, это страшно, – усмехнулся Джеймс. – Но всё же, если кому и бояться Хогвартса, то только не тебе.       – Он… таял.       – Как в сегодняшней демонстрации? Эшли кивнула.       – Профессор Дамблдор умеет произвести впечатление, – сказал Джеймс с явным восхищением в голосе.       Сейчас Эшли не разделяла его энтузиазма. После странного сна, ощущение скрытого послания в представлении директора усилилось. И теперь она чувствовала раздражение: « Какой смысл в этой таинственности? Если есть, что сказать, почему нельзя сказать прямо?»       – Выбрось из головы эту ерунду, тебе нужно как следует отдохнуть – это был нервный день. Или, мы могли бы прогуляться по замку, на правах старост, – Джеймс хотел погладить её по волосам, но Эшли уклонилась от прикосновения. Он раздраженно тряхнул головой и отвернулся.       – Хорошо, намёк понят, – он встал с дивана, но вновь обернулся. Теперь искорки в его глазах казались колючими, сердитыми.       – Порой, я совсем не понимаю тебя, Лили. Интересно, ты сама знаешь, чего хочешь? И, не дождавшись ответа, добавил: – Однажды тебе надоест всё усложнять, и ты придёшь ко мне. А пока, я просто ещё немного подожду. Спокойной ночи. Джеймс развернулся и прошёл через гостиную. Бросив друзьям: «что-то спать захотелось», он скрылся за дверью, ведущей к спальням ребят. Эшли подумала, что в одном он был прав: ей действительно стоило, как следует, выспаться. И теперь, благодаря Джеймсу, она не боялась перепутать спальни.       Сначала Эшли подумала, что гриффиндорская спальня – далеко не самое приятное место на земле. Комната имела необычную пятигранную форму. В одной из граней находился дверной проём, возле оставшихся четырёх стен располагался один и тот же небогатый мебельный набор: большая деревянная кровать с балдахином, стул и тумбочка у окна. Окна были высокие, почти до потолка, и Эшли подумала, что ясным днём здесь всё залито солнечным светом. Но сейчас была ночь, и скудный свет от очага в центре комнаты лишь усиливал мрачноватое впечатление. На фоне холодных каменных стен, кровати выглядели сиротливыми островками уюта в этом негостеприимном мире.       «Это просто средневековый шик», – подбодрила она себя, и торопливо переодевшись в пижаму, забралась в кровать. Эшли задёрнула бордовые бархатные занавески, и, с четвёртой попытки, вызвала жёлтый огонёк на конце волшебной палочки. Вот теперь она почувствовала себя почти как в детстве, когда, соорудив домик из стола и покрывал, забиралась туда с фонариком и книгой. «А ведь я ещё полюблю это место. Если меня не выставят как самозванку, конечно. «Люмос» с четвёртой попытки – это позор».       Скрипнула входная дверь, и Эшли осторожно выглянула из-за занавески.       – О, ты уже легла, – сказала Мэри бесцветным голосом и прошла к соседней кровати. Несколько минут Эшли смотрела, как Мэри, с аккуратностью робота, раскладывает свои вещи, и, наконец, решилась:       – У тебя какое-то горе? Что случилось, Мэри, мне ты можешь сказать? Мэри застыла со стопкой одежды в руках.       – А ты? Всё ли можешь мне рассказать?       – Извини, я не хотела лезть не в своё дело, – торопливо сказала Эшли вместо ответа и подумала, что разговор закончен. Но спустя десять минут, Мэри сама окликнула её:       – Ещё не спишь?       – Нет.       – Помнишь, как прошлым летом мы гостили у моей бабушки? Мы тогда ещё встретили настоящего камуфлори в местном лесу, – голос Мэри стал мечтательным и печальным, будто идущим из далека, – а потом целый день гонялись за ним по чаще, все исцарапались, едва не увязли в болоте… А на обратном пути сильно поспорили о том, какой предмет сложнее – магозоология или зелья. Помнишь?       – Да, конечно, – таких снов-воспоминаний у Эшли пока не было, но она старательно изображала уверенность. – Что-то случилось с бабушкой?       – Нет. Просто… захотелось вернуться в то время. Тогда всё это казалось… доброй сказкой. Некоторое время Эшли лежала, думая о словах Мэри. Но всё же усталость победила, и Эшли крепко уснула, даже не услышав, как вернулись Клэр и Марлин. На этот раз, она спала без сновидений.       – Просыпайтесь, ленивцы, или вам придётся жевать холодную овсянку! – Марлин резко отдёрнула бархатную занавеску, и в глаза Эшли ударил дневной свет.       – Нет, только не овсянка, – простонали где-то справа, она узнала голос Клэр. Марлин смотрела на Эшли с шутливым осуждением:       – Клэр у нас известная соня, а вот ты меня удивляешь. Всегда вставала первой, и вдруг такая распущенность. Чего доброго, наша староста ещё и уроки начнёт прогуливать. А по ночам будет слоняться по Запретному лесу.       – Нет, нет, никаких прогулов, – Эшли вскочила и стала торопливо натягивать форму: если ей придётся одной добираться до Большого зала, она рискует остаться без завтрака, а может быть и без ужина. Вечерний маршрут от зала до спальни, остался в памяти каким-то причудливым переплетением коридоров. Огромный древний замок явно не стремился быть «интуитивно понятным», так же, как и его директор.       Мэри была уже одета и методично расчёсывала свои густые тёмно-русые волосы.       – Доброе утро, – Мэри улыбнулась, одними губами – глаза её оставались печальными. И всё же, она выглядела гораздо лучше.       Угроза овсянкой оказалась достаточно действенной: Клэр собралась почти одновременно с Эшли и до Большого зала шли вчетвером.       На этот раз, Эшли смогла по достоинству оценить убранство замка. Пользуясь тем, что Клэр и Марлин увлеклись обсуждением какого-то магазина волшебной парфюмерии, а Мэри опять погрузилась в свои мысли, Эшли, не таясь, рассматривала место действия любимой книги. В солнечном свете, его величие не давило так, как в свете факелов. Огромные окна с разноцветными витражами не давали замку погрузиться в сумрак, а затейливая лепнина на потолке скрадывала его тяжеловесность. «Побродить бы тут недельку. В таких коридорах и мыслям просторно! Тут просто обязаны рождаться гениальные идеи». И всё же, несмотря на восторг, Эшли было немного не по себе. Замок ощущался каким-то слишком живым. Возможно, из-за развешанных по стенам картин. Картины вели себя куда более непосредственно, чем полагается простым пятнам краски. Деревья качались, изображения людей разговаривали и даже перемещались с одной картины на другую. Какой-то нарисованный щенок с раздвоенным хвостом увязался за их компанией, и прыгал с холста на холст до самой лестницы. Всё это было непривычно, но вовсе не живость изображений смущала Эшли. Скорее, ей чего-то в них не хватало. Будто все они – деревья, животные, портреты великих (и не очень) магов прошлого – лишь искры от костра, неотъемлемая часть замка. И со всех картин, тысячью глаз, смотрел на неё кто-то один – неведомый, непредставимый. «У меня слишком бурное воображение. Это просто замок, очень большое и очень старое помещение. Ничего сверхъестественного. Если не считать того, что здесь меняют реальность с помощью деревянных прутиков…»       К высоким дверям Большого зала они подошли почти одновременно с группой учеников Слизерина. Эшли поискала глазами Снэйпа – его не было. Из знакомых Эшли лиц присутствовал Мальсибер и ещё один паренёк, явно помладше на год или на два – тот, который сидел рядом со Снэйпом вчера на банкете. Ещё тогда его лицо показалось Эшли знакомым. Вот только, где она могла его видеть? В Косом переулке? Мальсибер поклонился девушкам, и на его лице появилась уже знакомая Эшли ухмылка, удивительно совмещающая в себе учтивость и нахальность. Никто из них не стал отвечать на этот жест светской вежливости. Они уже проходили мимо, когда что-то упало и звонко простучало по каменному полу. Обернувшись на звук, Эшли увидела, как Мальсибер поднимает с пола что-то блестящее – голубую перламутровую бабочку, заколку Клэр.       – Ваша потеря, мисс? Клэр напряженно поджала губы и протянула руку. Однако Мальсибер проигнорировал этот жест.       – Позвольте вам помочь, – сказал он, и с улыбкой ещё более учтивой и ещё более наглой, подошёл к Клэр. Медленными движениями, такими же вальяжными, как и его голос, он собрал её волосы и заколол причёску.       – Ну вот, – Мальсибер бросил на Клэр оценивающий взгляд, – так вы действительно похожи на леди. Сказав эту двусмысленную фразу, Мальсибер прошёл в зал, кажется, очень довольный собой.       – Вот ведь скользкий тип. Всё-таки эти слизеринцы все змеи, как есть, – фыркнула Марлин.       – Это точно, – согласилась Клэр, но лицо её приобрело пунцовый оттенок.       До холодной овсянки дело не дошло. Хогвартская кухня предлагала целый ассортимент блюд, и далеко не все из них можно было отнести к здоровому питанию. Например, начинать день с жареного бекона – спорное решение. «Хотя, с этой магией, поди разберись, что там на самом деле. Может, на вкус оно как бекон, а для желудка – как варёное яйцо». И всё же, Эшли остановила свой выбор на омлете с грибами. Омлет был вкусным, небо под куполом Большого зала – безмятежно-лазурным, вокруг оживлённые лица друзей. Так и хотелось просто насладиться моментом и будь, что будет. Но одна мысль уже долгое время не давала Эшли покоя: «Кто-то из этих друзей сбежал, бросив умирающую Лили». Кто-то был с Лили в тот момент, кто-то достаточно близкий, чтобы остаться на ночь. Джеймс? Вряд ли. Скорее, кто-то из подруг. Мэри? Она странно ведёт себя в последнее время. И всё же, представить Мэри, трусливо бросающую подругу в беде… Марлин? Кажется слишком прямолинейной, чтобы вести двойную игру. Клэр? Только если она гениальная актриса. Может, кто-то ещё? О ком говорили вчера в карете – девушка из Рейвенко, которая так и не приехала на занятия».       Эшли рассеянно оглядывала зал, и взгляд как-то непроизвольно задержался на слизеринском столе. Ей показалось, что Снэйп смотрит на неё, но в следующий момент он уже сосредоточенно пил свой тыквенный сок. Эшли решила провести эксперимент: она отвернулась, а затем внезапно посмотрела в его сторону. Снэйп снова попытался сделать вид, что пьёт, но стакан оказался пуст. Тогда он посмотрел прямо на Эшли и пожал плечами, словно сам себе удивляясь. Эшли улыбнулась.       Завтрак подходил к концу. Тарелки и чашки исчезли, вместо них перед каждым учеником появился скрученный желтоватый листик – свитки с расписанием.       – Сейчас у нас Зелья, – упавшим голосом сказала Клэр.       – О нет, только не это! – воскликнула Марлин, разглядывая что-то в листке расписания. И почти одновременно с ней, голос Сириуса:       – Зелья вместе с Хаффлпаффом! Это будет весело, – Сириус и Поттер переглянулись. – Мы сможем изучать «эффект Филиппа» в действии.       – Весело им, – заворчала Марлин. – Помните, на что был похож весь шестой курс Рейвенкло в прошлом году? Мне не пойдут зелёные пупырышки…       Для Эшли всё это звучало загадочно. Что за «эффект Филиппа» и при чём тут пупырышки? Хотя ей казалось, что имя Филипп уже фигурировало в воспоминаниях Лили. Пока она старалась не выдавать своего неведения.       К выходу из зала Эшли подошла одновременно со Снэйпом и, пользуясь таким совпадением, не смогла удержаться от комментария:       – Не правда ли, сегодня тыквенный сок особенно хорош? – спросила она с самым невинным видом. На вечно бледном лице Северуса появилось что-то подозрительно похожее на румянец. Уголки губ поползли вверх, ещё немного – и он бы улыбнулся. Но Северус волевым усилием остановил это движение, и ответил совершенно серьёзно:       – Для меня он всегда хорош. Наверное, всё дело в цвете: рыжий цвет – мой любимый.