Глюк

      В маленьком скверике, затерявшемся среди высоток в одном из микрорайонов города, в расслабленной позе на лавочке сидел симпатичный молодой человек на вид лет двадцати в простой майке без рукавов и бежевых шортах. Подставив лучам жаркого солнца обнажённые руки в затейливых татуировках, он лениво наблюдал за мамашами, выгуливающими своих детёнышей, без всякого интереса поглядывал на бабулек, что заняли лавочку напротив и оживлённо делились сплетнями, вычитанными в жёлтых газетёнках. Время от времени его внимание привлекали выкрики азартных дедов, что неподалёку увлечённо рубились в домино на кустарно сколоченном столе.       Когда ему надоело пялиться на человеческую суету, он откинул коротко стриженную голову с художественным бардаком на затылке, зачесав назад изящными пальцами густую тёмную чёлку, подставил худое бледное лицо палящему Солнцу и уставился прозрачно-голубыми глазами в звенящее от жары небо.       Блаженное купание в солнечных лучах прервал нависший над ним невысокий, чуть полноватый человечек.       — Привет, Рэм, давно не виделись, — поприветствовал он его мягким грудным голосом и стянул с головы объёмный капюшон, выставив на обозрение круглое добродушное лицо: — Как настроение?       — Норм, — промурчал парень с татухами и, взглянув на прикид собеседника, широко улыбнулся: — Сид, ни за что не поверю, что тебя тоже сослали. Ты же самый разумный и осторожный из нас.       — Нет, перевели, Хранителей нынче не хватает, — горестно вздохнул Сид, поправляя на покатых плечах белый балахон, ограничивающий свободную волю Вдохновителя похуже кандалов. Точно такой же, как его собеседник закинул себе за плечи, прекрасно зная, что снять накидку невозможно, не распустив завязки на шее, что чревато последствиями. — Как у тебя дела? Я слышал, ты попал в опалу за то, что изменил предназначение Таланта.       — Ага, — беспечно подтвердил Рэм, раскинув руки на спинке ярко-окрашенной деревянной скамейки.       — Господи, да как ты на такое решился? — не способный на шальные поступки, восхищённо воскликнул Сид, присаживаясь рядом. — За такое тебе крылья должны поджарить.       — Рок-музыкант из него вышел лучше, чем пианист, — хихикнул голубоглазый.       — И надолго тебя?       Парень кивнул на темноволосого мужчину около тридцати лет, с трудом передвигающегося по дорожке, опираясь на трость:       — До последнего вздоха вон того субъекта.       И в интонациях Рэма было столько пренебрежения, что толстячок не удержался:       — За что ты его так невзлюбил?       — Этот дурак Истинным Сеятелем был, я надеялся для его сына стать Вдохновителем по совместительству. А ныне прощай надежды.       — Да уж, не позавидуешь тебе. А почему был?       — Обычная история. Его единственным предназначением было Гения зачать, а он не с той связался, дошёл до ручки и рухнул с крыши, по пути безвозвратно повредив сеялку. А я этому идиоту как мог знаки подавал, что девка его Пропащая. Ты бы видел, какой они энергетический вихрь создавали во время секса! На него столько тварей из нижнего уровня слеталось… у меня всякий раз волосы дыбом вставали.       — А ты где был, когда он с крыши прыгал?       — Не чувствовал я в нем дыхание Смерти, даже в голову не пришло, что он решится сигануть с верхотуры, — попытался оправдаться Рэм. — На пару минут его оставил, Карла послушать захотелось. Помнишь моего Карла? — и когда толстячок кивнул, мечтательно протянул: — Он тогда концерт в Дрездене давал.       — Роковая ошибка, — хмыкнул Сид. — А ты не подумал, что в трагедии твоего подопечного сказалась Божья воля, ведь без Божьей воли и волос с головы не упадёт, — задумчиво изрёк он и, не дожидаясь реакции собеседника, принялся разглагольствовать: — Вот подумай, если он Сеятель, то от связи с Пропащей что получится? Затянет их вихревая воронка Лярву какую или Элементала, или Порочную душу, и родится на свет новый злой гений, а то ещё что похуже. А так нет источника, нет семени и нет проблем.       — Подумал, но уже после того, как его оживил, — хмыкнул Рэм.       — Оживил? — поражённо выдохнул Хранитель, округлив глаза в изумлении. — Да, ты и впрямь сумасшедший!       — А то, — задорно улыбнулся парень, — ты же знаешь, я всегда балансировал на краю, нарушал правила и выходил сухим из воды. — Он взмахнул рукой, и из воздуха в его пальцах материализовалась тлеющая сигарета. Сделав глубокую затяжку и выпустив сизую струю в небеса, Рэм виновато вздохнул: — Жалко мне его стало, я же за ним не усмотрел. Это уже потом, когда мне крылья ломали и кипящей смолой заливали, дошло. Я бы так легко не отделался, но Сариил заступился, у меня ведь напарника нет и опыта тоже. Да и Хранителей нынче наперечет. — Развернувшись всем корпусом к собеседнику, он отбросил браваду и посмотрел на него очень серьёзно: — Знаешь, что скажу, эти перестановки в Небесной канцелярии до добра не доведут.       — Повезло тебе с Сариилом, он судья честный и праведный. — И, взглянув на подопечного Рэма, Хранитель поинтересовался: — А с этим что теперь?       — А с этим все просто, — сделав очередную жадную затяжку, парень выпустил в небо тонкие кольца дыма. — Он семени лишился, Пропащие от него отстанут, а я буду влачить унылое существование, пока за ним Азраил не заявится.       — А меня к ней приставили, — вздохнул толстячок.       Проследив за его взглядом, Рэм увидел невероятной красоты стройную женщину неопределённого возраста, выгуливающую на поводке длинношерстную шавку. И собачонка, и дамочка выглядели слишком ухоженными и лощёными.       — Она тупая, как пробка, и истеричная, как её псина, — удручённо пожаловался Сид и следом ласково улыбнулся: — Но надо отдать должное, у неё удивительное чувство цвета и вкусом она не обделена. Когда выбирает лак для ногтей, залюбуешься. Может, получится пробудить в ней художника?       — Как? — усмехнулся Рэм и подёргал за завязки белого балахона. — Статус уже не тот, это штука не позволит. — И тут же мечтательно закатил голубые глаза: — А помнишь, как было раньше? Мы могли шептать им на ухо и тем самым побуждать в них желание творить, создавать прекрасное или удивительное… Одним словом Вдохновители. А сейчас ходим за ними на привязи, как псы сторожевые, невидимые и неслышимые. — И снова дёрнув за завязки, горестно произнёс: — А эта ряса, как цепь.       — Балахон можно снять, пока никто не видит, — подсказал толстячок.       Рэм поджал губы:       — Воздержусь. Меня и так недавно настигла кара, я не хочу окончательно лишиться крыльев.       — Правильно, воздержись, — посоветовал неожиданно возникший рядом кудрявый блондин. Ловко удержав маленькую девочку у его ног от падения, он строго посмотрел на занявших лавочку: — Вам делать больше нечего, как лясы точить?       Парень в татухах дерзко посмотрел на вновь прибывшего:       — Ты себя Расуилом возомнил? Какое тебе до нас дело? — И взглянув на малышку в синем платьице, усмехнулся: — Иди паси свою подопечную.       — О, смотри, Счастливчик идёт! — перебил их толстячок, восторженно уставившись на скромную женщину средних лет, мечтательно бредущую по дорожке. За ней торжественным строем вышагивали пять Хранителей, высокие, стройные, облачённые в сверкающую броню, с одухотворёнными строгими лицами и сильными белоснежными крыльями за плечами.       — Вот не пойму, какая миссия у Счастливчиков? Проживают жизнь заурядную, звёзд с неба не хватают, детей у них редко когда два, а целый отряд к ним приписан, — недоумевал Рэм. — И не кажется тебе, что несправедливо это, мы здесь в одиночку маемся, у нас даже напарника зачастую нет, а там целая толпа без дела ошивается.       — Они из сильного рода. Таких единицы рождаются. Когда в роду появляется Сломленный, они направляют его на Истинный путь, — пояснил толстячок.       — Что за Сломленные?       — Это те, кто поддался влиянию Пропащих или Падших и утопают в пороках, — пояснил Сид, поправляя капюшон.       — Все-то ты знаешь, — восхитился Рэм его познаниям. — Но зачем Счастливчику целый отряд?       — Они к Сломленным для поддержки своих Хранителей приставляют, а истощённых и раненых у них забирают и исцеляют. Как-то так, — терпеливо объяснил товарищ и лицо его при этом стало ещё добродушнее и засияло внутренним светом.       — И почему у моего дурака в роду нет Счастливчика, я бы так не маялся, — позавидовал парень в татухах, выпуская крылья и кончиками пальцев осторожно касаясь деревянных дощечек, стянутых блестящими болтами.       — Больно? — сочувствующе поинтересовался Сид.       — Уже нет, но подобная кара мучительна.       — Поделом тебе, — злобно процедил блондин. — Я бы вас, Вдохновителей, всех до единого в Хранители перевёл и закрыл ваш гадкий отдел.       — Чего это вдруг? — воззрился на него голубоглазый.       — Благодаря вам за последние сто лет человечество совершило огромный рывок в развитии, вот и народилось Пропащих, как собак нерезаных. В канцелярии жуткий хаос. Пропащие совращают Чистые души и истощают Хранителей до белой тени. В Тихих чертогах мест свободных нет.       — Да мы то здесь при чём? — изумился Сид.       — Да при том! — фанатично выкрикнул блондин. — Истинные рождаются по велению Божьему, и если Создатель не даёт возможность продолжить род, значит так надо. А вы что наделали? Мало нам было скверных воронок, так вы нашептали им про ЭКО и суррогатное материнство и что получилось в результате? Народили полчища Пропащих без божьей искры в душе. А нам разгребай ваши делишки. У пропащих какая задача? Совращать и развращать невинных, и, надо признать, они с этим справляются на ура, даже получше Падших, а потому, что обычными людьми рождены. Благодаря вам человечество погрязло в пороках, посмотри, сколько развелось наркоманов, алкашей, детоубийц и прочей мрази. Хранители до белой тени пытаются вытащить Сломленных из грязи, тянут до истощения к праведности и чистоте.       — Так это и есть ваша работа, — пожал плечами Рэм, пряча крылья. — Сам знаешь, что один покаявшийся грешник дороже тысячи праведников.       — Тьфу! С тобой разговаривать, что лбом об стену биться, толку никакого, одна головная боль. Брось эти свои закидоны, ты теперь Хранитель, так что соответствуй, — процедил блондин и, скользнув взглядом по татуированным рукам, скривил брезгливо губы: — Смой татухи, убери нелепую серьгу, и чтобы сигареты твои я больше не видел.       — Ни в жисть, я в Хранители не просился, — воспротивился парень. — И то, что вы не справляетесь со своей работой, не моя печаль, я к вам на помощь отправлен, а не на перевоспитание.       — Это ещё как посмотреть, про Сида я согласен, а вот ты… Сколько проступков ты совершил? Последний вообще из ряда вон, я бы тебе крылья обломал и сжёг в Небесном крематории.       — Кто ты такой мне крылья ломать? Ни тебе судить мои проступки и заслуги, — огрызнулся Рэм.       — В любом случае, ты здесь в ссылке и с этих пор для тебя духовная чистота и праведность единственное, что важно! Следуй по пятам за своим человеком, охраняй от невзгод, учи добру и благочестию, — назидательным тоном изрёк наставник.       — Как скучно, — помотал головой Рэм, закатив глаза в скепсисе: — Не путай Божий дар с яичницей. Это твоя сущность не моя. Вы, Хранители, зашорены в правилах. То нельзя, это нельзя. Нам, Вдохновителям, можно все, и наша задача не учить человека смирению, а провести по тропе истинной боли и душевных терзаний, вдохнуть в него страсть, любовь и все то, что позволит сбросить кандалы условности и подняться на уровень Бога в человеческом мире.       Он посмотрел на кудрявого зануду с жалостью, давая понять, что считает его недалёким малым:       — Ну, допустим, я тебя послушаюсь. Тогда подскажи, как мне себя переделать, если я создан самим Творцом таким, каков есть, а Божественные создания, как известно, неизменны. И стремление получить невозможное, прикоснуться к прекрасному и неизведанному, вкусить запретный плод заложено во мне изначально? Ты такой глупый, но что с тебя взять, с Хранителя, — продолжил излагать Рэм с насмешливой улыбкой на устах: — Пойми, нельзя из Музы сделать раба. Мы не такие ограниченные в эмоциональном плане, как вы, ребята. Своеволие в нашей натуре, мы не лишены страстей и желаний бренного мира и благодаря этому в состоянии понять человека и дать ему вдохновение.       — Бред! — вытаращил глаза блондин.       — Для тебя да, а для меня истина. Вот что ты знаешь о любви?       — Истинная любовь — это любовь к Господу нашему, Творцу небесному.       — Понятно, — усмехнулся Рэм. — А о страстном желании ты что-нибудь знаешь? — Он легко дёрнул его за рукав балахона и задал неожиданный вопрос: — Ты пробовал когда-нибудь это снять?       — Зачем? — удивился тот.       — И вправду, зачем? Зачем тебе расширять горизонты? Ты, наверное, и про Нифелимов не в курсе.       — А ты снимал? — спросил Сид. В его круглых глазах заблестели искорки азарта исследователя.       — Нет, — резко ответил Рэм.       — А хотелось? — не унимался толстячок, у него даже пальцы задрожали от возбуждения.       — Ещё как, но не рискнул, охренительно страшно.       — Неужели на этом свете есть ещё что-то, чего ты боишься? — подстебнул его блондин.       — Если я не лишён желаний бренного мира, то и чувство страха мне явно знакомо, ты так не думаешь? И всё же, что ты знаешь о страсти? — сдержав себя, спокойно спросил Рэм.       — Грех, но люди так устроены, что для продолжения рода им нужны подобные вещи, — процедил кудреватая блонда, сжав губы в жёсткую складку.       — Вещи? — губы Рэма изогнулись в презрении к собеседнику. — Дурак ты, для продолжения рода достаточно механического процесса. — Совершив указательным пальцем пару вульгарных движений в кольцо из сомкнутых пальцев другой руки, он усмехнулся: — Сунул-вынул, сунул-вынул. — Наблюдая бесстрастно за тем, как лицо собеседника побелело от злости, он ехидно напомнил: — Ты не забыл, чем человек отличается от нас? Он может подобно Создателю творить. И задача Вдохновителя дать ему толчок для творчества и созидания. И только в страданиях, замешанных на страсти, можно взрастить Талантище или Гения и это вклад в Анналы. Ты знаешь, сколько людей на белом свете призрели на свой талант. А почему? Страсти не хватило! — все больше заводился Рэм. — А сколько наделённых скромными способностями поднялись до уровня Гения, пройдя через страдания и боль? Только страстно желая, душа в состоянии воспарить к небесам. И рухнуть в Ад, если придётся. А твоя любовь к человечеству ограниченная и сухая, как у собаки. И теперь я тоже должен стать такой же собакой, как ты? Грустно все это.       — Забудь, — строго сказал блондин, — теперь ты Хранитель и единственным твоим желанием может быть только потребность оградить своего подопечного от жизненных тягот, укрыть крыльями в опасности, успокоить и научить любить Господа Бога нашего.       — Что ты, как старая шарманка, одно и то же, — хмыкнул Рэм, полностью успокоившись, сделал последнюю затяжку, обжигая пальцы, щелчком отправил окурок в стоящую неподалёку урну и пристально взглянул прозрачно-голубыми очами на блондина: — Я изначально Вдохновитель и, в отличие от тебя, люблю иначе, не тихо и благопристойно, а страстно и горячо. Моя суть — эмоции и воображение, цель моего существования — научить человека творить. — Он тяжело вздохнул и спросил, ни к кому конкретно не обращаясь, недовольно уставившись на подопечного: — А этого за что любить? У него даже мизерных способностей отродясь не было. Его единственная миссия заключалась в том, чтобы дать жизнь Гению, а после неудачного полета он и на это не способен. А я так надеялся стать Музой для его гениального сына. Прощай, мои надежды, — и в голосе его прозвучало так много горечи и обиды.       — И все же, Рэм, нельзя быть таким рисковым. Если так и дальше пойдёт, то однажды ты можешь лишиться крыльев или хуже того — сойдёшь с ума и последуешь за Антихристом, — вступил в разговор Сид. И немного подумав, продолжил измышления, к чему он всегда имел невероятную склонность: — А может, пойти по пути Антихриста не так и ужасно, как стать Неприкаянным? Бескрылый ангел, обречённый скитаться бестелесным духом между Небом и Землёй в бесплотных поисках истины, без надежды на покаяние…       — Да ну вас, какая разница, дух бестелесный или падший ангел? — усмехнулся Рэм. — Мне без разницы, где я окажусь завтра, главное — не терять веру в себя и сохранить страстный огонь в своём сердце.       — Упрямый глупец, однажды ты доиграешься и отправишься в Ад, — недовольно процедил блондин.       — Может, там мне и место?! — снова завёлся Рэм, вскочив с лавочки.       — Тебе не только крылья сломать, но и язык отрезать не помешает…       — Ну хватит, хватит препираться, того и гляди перья выдирать друг у друга начнёте, — озабоченно встрял между ними Сид, опасаясь того, что они и впрямь сойдутся в рукопашной.