***
Всё стало… другим. Они стали другими. На время они остановились у Бобби. После того как Сэм заснул в объятиях Дина (и чуть не довёл Дина до сердечного приступа, когда тот почувствовал, как тело Сэма обмякло), он позвонил Бобби и рассказал отредактированную версию событий. Дин просто сказал Бобби: «Сэм… не в порядке», — но был почти уверен, что Бобби как-то всё понял. Старик был экстрасенсом или вроде того. Бобби на том конце провода молчал. После нескольких долгих мгновений тишины он наконец тихо сказал: — Привози его сюда. С ним всё будет хорошо, вот увидишь. И с тобой тоже, сынок. Всё будет хорошо. — В миллионный раз за этот день Дин разрыдался, и это заставило его думать, что в любую минуту у него вырастет вагина. Они больше не расставались. Вообще. Дин не выпускал Сэма из поля зрения. Дин шёл за выпивкой, Сэм тащился следом. Сэму надо было в туалет, значит, и Дину вдруг тоже. Сэм буквально и фигурально стал тенью Дина. Теперь они даже спали в одной постели, и неважно, что в двух футах стояла ещё одна вполне приличная кровать. Это просто казалось неправильным — Сэм на расстоянии, любом. Он нуждался в том, чтобы Сэм всё время был рядом, чтобы он мог к нему прикасаться, чувствовать его, слышать его дыхание, слушать ровный ритм его сердца. Сэм в эти дни почти не вставал с кровати. Большую часть времени он лежал в постели, прижимаясь к Дину, и спрашивал тихим голосом, который ломал что-то внутри Дина: — Что со мной не так, Дин? И Дин отвечал: — Ничего, Сэмми. Тебе просто нужно время. Если хочешь весь день лежать в постели, это нормально. Я прямо здесь, с тобой. В первый раз, когда у Сэма возникли проблемы со сном, Дин не придал этому особого значения. Он притянул Сэма ближе и успокаивал после кошмара, а сам вскоре снова погрузился в сон. На следующее утро он проснулся с трупом и пустой бутылкой снотворного на кровати. Крики Дина, вероятно, разбудили всю округу. Конечно же, он до смерти напугал Бобби, который в панике подкатил на инвалидной коляске. Только взглянул на Сэма — и тоже чуть не потерял сознание. Это было ничто по сравнению с ночью спустя два дня, когда Сэм заперся в ванной, притворившись, что хочет принять душ, и вонзил лезвие в запястья. На следующую ночь ему каким-то образом удалось стащить пистолет Дина. После этого они запретили любое оружие в доме. Сэм между всхлипами пытался объяснить, что ему это нужно, что это единственный способ хоть немного поспать. Но Дин не мог проснуться рядом с трупом или весь покрыться кровью младшего брата снова, иначе наверняка бы сошёл с ума сам. Он и так почти каждую ночь просыпался с криком; окровавленный труп Сэма всплывал перед ним каждый раз, когда он закрывал глаза, и ему просто нужно было видеть, сон это или реальность сегодняшнего утра. Поэтому каждую ночь Дин ложился рядом с Сэмом и тихо пел, пока один из них не засыпал. Кошмаров стало меньше, по крайней мере немного. Сэму нравилось спать в окровавленной футболке, которую он отказался оставить в номере мотеля; в старой футболке AC/DC Дина. Она стала словно маленьким одеялом безопасности Сэма, и Дин не мог его заставить избавиться от неё, и неважно, как сильно у него скручивало живот каждый раз, когда он её видел. Втайне Дин лежал без сна так долго, как только мог, только чтобы смотреть, как спит Сэм, и успокоить его, если начнётся кошмар. Он никогда не говорил об этом Сэму. И хранил в секрете, что иногда… иногда, когда он смотрел на брата, то всё ещё видел пулевое ранение в черепе Сэма и кровь повсюду, везде. Сэму не нужно было знать, насколько бесповоротно он был сломлен.***
Снег ложился на землю, покрывая всё на своём пути. Деревья, машины, трава, мёртвые листья, люди — всё было погребено под белым покрывалом. Сэму нравился снег. Он был таким… чистым. — Эй, Сэм, на что смотришь? — спросил Дин, входя в комнату в одном только полотенце, прямо из душа. Он, разумеется, оставил дверь открытой; он снял все замки в доме, и Сэму больше не разрешалось закрывать дверь полностью. Дин следовал тем же правилам в «клятве солидарности». — Снег. Красиво, — пробормотал Сэм. — Погоди, это что… книга? — Хм? — Сэм опустил взгляд на колени. — А, да, я просматривал её ещё до того, как пошёл снег. — Ты почувствовал себя в состоянии заняться исследованиями? Это здорово! — Он говорил с такой надеждой, что Сэм прикусил губу и кивнул, боясь его разочаровать. — Да, я имею в виду, мы должны… — Сэм сглотнул ком в горле, — должны вернуть его… назад, да? Он видел, как в глазах Дина растёт надежда, и она пугала. Что, если Дин начнёт чего-то от него ожидать? Он только подведёт Дина, снова. Они приготовились лечь спать и вместе забрались под одеяло. Сэм лелеял этот момент, когда они впервые переплетались конечностями на ночь, потому что знал, что они были сочтены, знал, что они не смогут длиться вечно. Он найдёт способ заставить Дина снова уйти. Он не знал, что изменилось этой ночью, но Дин наклонился и вместо того, чтобы просто позволить их дыханию смешаться, прижался губами в нежном поцелуе. Сэм отчаянно целовал в ответ, стараясь не думать о том, что теперь он неизбежно потеряет это тоже? Вместо этого он цеплялся за губы Дина, как за спасательный круг.Место, которое я когда-то знал вдоль и поперёк, Изменилось, и оно изменится снова. Ведь нормальность - это просто укрытие. Забвение, пожалуйста, я не хочу тебя сейчас потерять. Ещё не поздно, ты пока ещё не очень далеко. Это похоже на судьбу, и я не могу позволить себе вернуться. Но ими снова руководит осуждение, И остаётся лишь ложная безопасность, Ведь нормальность - это просто укрытие. Забвение, пожалуйста, я не хочу тебя сейчас потерять. Ещё не поздно, ты пока ещё не очень далеко. Это похоже на судьбу, и я не могу позволить себе вернуться. Это похоже на судьбу, и я не могу позволить себе вернуться. Оно моё по праву, так дай мне больше и позволь утонуть. «Come On, Oblivion» Finger Eleven