Dead Weight

— Почему ты не хочешь снять «Парни пробуют готовить моти»? — Шакулин нахмурился, смотря на Калинкина. Ему казалось, что идея достаточно прикольная, а главное — вкусная, но Женя был против. Его воротило от каждой идеи, связанной с едой, чего Вася не понимал. — Нет, — отстранённо отвечает Калинкин, глядя в свой телефон. Он листает ленту инстаграм, дабы абстрагироваться, будто его это вовсе не волнует, будто его здесь и нет. Но лента почему-то была полна мини-видео с готовкой и фотографиями еды, из-за чего в животе киты устроили хор. Калинкин неловко посмотрел на Васю и вздохнул. — Ладно. Увидимся завтра, — он улыбнулся ему, на что Шакулин лишь кивнул, прожигая Женю взглядом. С Калинкиным точно что-то не так. Евгений много раз упоминал, что был полным ребёнком, к тому же негативно относился к своему телу. Он с огромным нежеланием раздевался, а когда они снимали выпуск с синхронным плаванием, то Калинкин хотел было даже в футболке опуститься в воду. Шакулин не понимал его, ведь Женя вёл себя как загнанная девочка-подросток. Но на камере этого не видно. Когда начинается съемка, Евгений будто надевает маску и забывает о своих комплексах и проблемах. Покидая студию, Шакулин никак не мог смириться с этой мыслью. Он только-только попрощался с Женей, но ему уже хотелось встретиться с ним и засыпать вопросами: «Почему ты себе не нравишься?» и «У тебя точно всё в порядке?» Но уже поздно. Женя уехал на такси к себе, а Вася так и остался, поглощенный своими навязчивыми мыслями.

***

«Как думаешь. Калинкин может иметь какие-нибудь проблемы с восприятием себя?» — отправил Шакулин сообщение Гришечкиной. И честно, Женя была в полном ахуе, ведь обычно Вася не упоминал такие заумные словечки, а тем более, не спрашивал таких вопросов. «Не знаю. Возможно» — Гришечкина не хотела углубляться в их драму, понимая, что всё, что связано с Калинкиным и Шакулиным — должно остаться между Калинкиным и Шакулиным. Следующий день оказался сложным. Василий плохо спал — он долго не мог уснуть, а потом ещё и посреди ночи просыпался. Ему нельзя так беспокоиться, но он не мог иначе. Калинкин в последнее время вёл себя чересчур странно и отстранённо: отказывался от обедов, так ещё и был совсем неразговорчив. Иногда его заткнуть нельзя, но сейчас… — Сейчас всё иначе. И ужасно то, что всё давно началось, просто Вася был невнимателен. Шакулин сонный и раздражённый, отчего он готов рвать и метать. На студию он прибыл чуть ли не самым последним, но всё же вовремя. Калинкин держался робко, будто бы чувствовал, что Вася планировал с ним долгий разговор. — Итак, скоро снимать начнём, мальчики, — обратилась Гришечкина к Васе и Жене. Шакулин слабо кивнул, прожигая косым взглядом Евгения, на что тот лишь одобряюще кивнул, решив держать рот на замке до съёмок. Когда они начали снимать, Калинкин сразу же напялил на себя беззаботную маску. Женя шутил свои шутки, Гришечкина смеялась со всего, чего можно, ну, а Вася был не в настроении. Такое часто происходило, но картину он не портил. Все время он только и делал, что пялился на Женю, но совсем недовольно и злостно. Калинкин это ощущал, потому часто замолкал, обрущая неловкость на всех присутствующих. Съёмки закончились, и Евгений сам подошёл к Васе. — Я не могу понять твоё отвращение ко мне, — выдал озадаченно Калинкин. Шакулин собрался с духом. — Потому что ты странно себя ведёшь. Я не понимаю тебя. Ты. Ты. избегаешь определенных тем, а ещё стал замкнутым. — тараторит Вася, но схватив его за плечо, Женя уводит в комнату уединения. — Ладно. Давай сначала. Что такое? — Калинкин старался сохранять спокойствие, ведь если он будет истерить с Васей, то ничего хорошего из этого точно не выйдет. — Ты перестал есть. Шакулин начал успокаиваться и вновь принялся прожигать взглядом Женю. Евгений же залился краской, чувствуя, что попал. Нет, это точно не то, что он хотел бы обсуждать. Мурашки по коже, ощущение, что жизнь рушится в один миг. — Неправда, — Евгений вновь занимает позицию отрицания и холодности, но Вася знает, что это защитная реакция. Он хорошо знает его. — Правда, Женя, правда, — Шакулин не собирается отступать. Из-за него он не спал всю ночь, из-за него ему плохо, из-за него… Шакулин одинок. Потому что никто ему не важен так, как этот идиот. — Я ведь провожу половину своего времени с тобой, думаешь, я не замечу, что ты перестал есть, а если и ешь, то сразу в уборную? Я не глупый, Жень, — Калинин замирает в ахуе, ведь как же это по-идиотски — попадаться кому-то. — Нет. — Да, это, блять, да, — Шакулин не выдерживает и срывается на крик. — Я вижу, что ты гробишь себя, и мне не похуй. — Раньше тебе было похуй, — вдруг заговорил увереннее Калинкин. — Тебе то легче себя поддерживать в форме, ты спортивный, а я… Я… — Женя не мог сказать, ему было очень неловко и стыдно. — Я никто, — он поджимает губы и пялится в пол, стараясь не показать, что вот, он — взрослый мальчик — и плачет. — Ну Женя… — Шакулин понимает, что переборщил, поэтому мигом заключает Калинкина в объятия и никто из них не против этого. Женя кажется таким взрослым и серьезным, но на деле он такой маленький и беззащитный ребёнок, что — Боже мой! Шакулин пытался успокоить его, но Женя плакал и плакал, залив все свои очки слезами. — Я… я устал. Я так заебался уже. Меня раздражает еда и все, что связано с ней. А все потому что я не умею себя контролировать. Я ужасен. — Калинкин прикусывает губу, пытаясь прокусить её до боли, но Шакулин останавливает его и накладывает на мягкие губы свои, затягивая в поцелуй. Калинкин удивлён, но почему-то он не отталкивает Васю, хоть тот и поступил совсем непонятно. Нежно отвечая, Калинкин обвивает его шею руками, а Шакулин ласково тянет поцелуй, лишь бы это мгновение не исчезло, растворившись в пелене Жениных слёз. Но через какое-то время приходится медленно отстраниться и Женя выдаёт: — Идём покурим. Они выходят на балкон, Калинкин достаёт из пачки ментоловые сигареты, чувствуя себя каким-то зажравшимся и модным, ведь ментоловые — слишком популярный мусор. — Вась. — тихо окликает Калинкин парня. Шакулин затягивается своей сигаретой, хмыкнув. — Извини. Я не удержался. Мы можем забыть это, если хочешь. — Нет, Вась, мне понравилось, — тихо тянул Калинкин, замечая удивление в лице Шакулина. — Правда? — Правда. Я бы даже повторил, — улыбается Калинкин Васе, докуривая сигарету и вновь впиваясь в губы Шакулина, но уже страстнее и жарче. На лестничной площадке было холодно, открытое окно морозило, но поцелуй согревал. Шакулин медленно спускается к шее Жени и оставляет саднящий багровый засос — метку, которая как бы присвает ему Калинкина. — Ах ты ж! — Женя ахает, расплывшись в неловкой улыбке. — И всё же, — Шакулин облизывает слабо губы, серьезно глядя на Калинкина. Женя понимает, о чем пойдет сейчас речь. — Вопрос остаётся открытым. Так не может продолжаться, иначе ты совсем испортишь здоровье своими голодовками, — Шакулин был упёртым, все это знали. Может, он сам сдавался много раз, но других всегда подбадривал. — Но я не знаю! Мне кажется, что у меня не получится. — Калинкин так давно варится в этом, что потерял надежду. В детстве он был полным и много ел. Сейчас же он достаточно худой, но сезоны меняются, а люди нет. Его голод, страх и ненависть к себе остались, хоть и прошло много времени. — Со следующей недели ты пойдёшь к врачу и психологу. Это не обсуждается, — Шакулин был готов помочь Жене справиться с этим, ведь он точно знает, что Калинкину нужна поддержка. И Вася уверен, что другие его тоже поддержат. Он хочет дать понять Жене, что тот не один.        Some days I feel skinnier than all the others days Sometimes I can’t tell if my body belongs to me