***
Ей так холодно. Страшно. Больно. На белой коже бутонами расцвели синяки. Но это уже не важно. Дышать слишком тяжело. Воздух будто оседает в лёгких ледяным крошевом. Ещё немного и она сама станет льдинкой, навсегда примёрзнув к стальному столу. Герда-Герда, где же ты, Герда. Её девочка осталась дома. Надёжно оберегаемая устоями мира, который Дотти так ненавидит. Которому сейчас так благодарна. Ведь её Герда в безопасности. Ведь женщине не место на войне. Ведь её Пегги рождена для жизни. Рождена светить. Рождена согревать. Это лишь с Дотти что-то не так. Всегда что-то не так. Раздаются тихие шаги и кто-то входит в комнату. Ей кажется, или правда стало немного теплей? Новый вдох и ледяные кристаллы в груди, у самого сердца, тают. Ведь она снова видит своё солнце. - Пегги?***
В жизни восьмилетней Пегги Картер слишком много несправедливости. Когда она в одиночку распинывает семерых мальчишек, вздумавших поиздеваться над новенькой, в кабинете директора мама испуганно заламывает руки. Папа недовольно хмурится. И только старший брат, научивший как правильно бить, чтоб не повредить руки, втихаря одобрительно кивает головой. Новенькую, кстати, зовут Дотти. У неё красивые локоны и сама она больше похожа на принцессу из книжки. Дотти знает и умеет, кажется, всё на свете. Дотти танцует. Как самая настоящая балерина. Кружится, кружится на одном месте, пируэты делает и всё это... сильнее чем от танцев Дотти, Пэгги волновалась, только предлагая той дружбу. Та тогда почему-то очень удивилась. Согласилась, едва слышно. А потом расплакалась. В следующий раз, из-за разбитых коленок, носом хлюпает уже Пегги. Дотти, прямо в своём красивом платьице и носочках с идеальными стрелочками опускается перед ней. Со всей серьёзностью дует на ранки и заговор говорит, чтоб не болело. Пэгги и правда становится лучше.***
Дотти всегда спокойна и сдержана. Женственна. Правильна, как моделька из книжки о том как быть идеальной леди. В ней все, чего по общему мнению недостаёт Пегги. Картер не злится, ведь на Дотти нельзя злиться. Дотти такая изящная. Красивая. Хрупкая. У неё тонкие пальцы. В них и иголку для вышивания видеть-то страшно. Этими пальцами, Пегги знает, та без сомнений делает уколы и перевязки. Зашивает раны разной сложности. Обрабатывает ожоги. На Дотти нельзя злиться, ведь она очень сильная. Пегги может ей только восхищаться.***
- На черта нам сдалась девчонка. Что, думаете, нацисты увидят это чудо и... Да от Роджерса в поле было б больше проку! Роджерс улыбнулся как-то очень уж вежливо. После такой улыбки с выбесившими его обязательно что-то случалось. Полковник Роджерс не был злопамятным или подлым. Просто считал, что каждое дело должно оплачиваться по достоинству. И хорошо знал обходные пути. И, что важно, во второй раз к нему уже никогда не лезли.***
Когда до них доходят вести с поля, Пегги забывает как дышать. В висках кровь стуком отбивает звуки родного имени. Никто не имеет права трогать врачей. Конечно, её никуда не отпускают. В отчаянии она бросается к полковнику Роджерсу. Тот задумчиво постукивает карандашом по планшету. Минут через двадцать в клубах сигарного дыма появляется не иначе как её фея крестная. Обличье Говарда Старка её волнует мало. Она должна успеть.