Такой же, как я.

8 глава. Такие, как я, не сдаются. Они всегда в наступлении, даже если умирают. POV Кенджи. R.

Огонь страсти разжигая, мы в нем дотла сгораем, и очень скоро понимаем, что делаем все зря.

Никогда бы не подумал, что буду мстить. Всегда считал себя выше этого. Но когда эмоции захлестывают, когда пелена гнева и отчаяния застилает тебе глаза, а безумие услужливо предлагает свои услуги поводыря… Разум просто проигрывает. Качество проигрывает количеству. Сколько не старайся, но, ни сердце, жаждущее восстановление справедливости по его законам, ни душа, которую разбили на мелкие кусочки, как хрупкую вазу, а потом еще и растерли ботинком в пыль, ни осознание предательства, не хотят угасать под логическими доводами слабеющего разума. Глаза не хотят видеть очевидное, омрачая происходящее в действительности. Искажают, извращают восприятие реальности, все мерещится… Сплошные правдоподобные галлюцинации, которые причиняют во много раз больше боли, чем те обстоятельства, которые произошли на самом деле. Вообще-то в мои планы не входило приглашать на какое-либо свидание этого Зеса. А он радуется, как ребенок, не понимая моих настоящих весьма мрачных мотивов. Идет рядом, ест мороженное и рассказывает, какая у него веселая семейка. Про свое «бабье» царство. У меня тоже детство было не сахар. После смерти отца воспитанием Кико занимался я. Каков он сейчас, что сейчас вытворяет под тяжестью собственных мыслей и ревности – всего лишь сотая часть того Кико, которого я воспитывал последние два года. Он был такой сволочью, что до стирания зубов в порошок, хотелось его убить. Я учился себя контролировать раз за разом, понимая, что вот-вот сорвусь. Как же я устал… И сейчас теперь опять начинается та же самая история… Прежний Кико возвращается. Господи. Это еще началось, как только Сес приехал. А до его приезда я только вышколил Кико. Только-только обрел над ним хоть малейший контроль! Как все это мне надоело! Я смотрел и совсем не слушал Зеса, хотя надо бы, может он что-то полезное скажет. Но он вдруг резко замолчал. Я обернулся и увидел океан. Это было красиво… Давно я так не прогуливался и не дышал свежим воздухом, даже погруженный в свои нелегкие думы. - Может… сходим, искупаемся? Я посмотрел на его милую мордашку, которая излучала такое умиротворение и полнейшее удовольствие, что я невольно улыбнулся в ответ. - Но у меня нет плавок с собой… - А что мешает поплавать в трусах? Или ты стесняешься? Озорные глаза, так напоминающие глаза Сеса, словно приглашает в маленькую игру, подбивает на «слабо»… Такой небольшой дух соревнования скользит в его словах. Я невольно растерялся. Насколько я расслабился, и совсем потерял голову от ревности и злобы. Совсем как Кико. Яростно мотнул головой. Хватит на сегодня плохих мыслей. Этот день – хотя бы этот! – должен пройти довольно хорошо и закончится как минимум страстно. Таких дней у меня давно не было. Скоро, как полгода стукнет… Невольно рассмеялся. Расхохотался в голос, понимая свое облегчение… Да, вот почему я все-таки пошел гулять с Зесом. С ним каким-то образом мои проблемы обретают малозначимый характер, становятся совсем невзрачными и несущественными… Хочется жить. Не знаю почему, но я уже заранее завидую Сесу. С этим молодым человеком, родным братом, ему будет так хорошо, что даже в раю позавидуют… Зес выжидающе смотрел на меня. На его губах скользила легкая улыбка, вроде бы улыбается, но одновременно в ожидании, смотрит настороженно. Я перестал смеяться, шумно, даже со стоном втягивая до боли в диафрагме воздух в легкие, и глядя прямо в глаза этому прекрасному психологу, который неосознанно облегчает мне мысли и ненадолго жизнь. Какие-то считанные минуты… А жизнь уже кажется намного лучше. - Ну, так что? Я посмотрел на него и с улыбкой до ушей сказал: - А почему бы нет?! Пошли!!! Зес сразу заулыбался шире и крикнув мне «Наперегонки! Кто быстрее!» убежал к океану, чуть ли не кувырком по спуску. Я, смеясь в ответ и со словами «Догоню!», побежал за ним. Несколько минут энергичного бега, смеха, быстрого раздевания… И вот мы уже окунаемся в океан. Солоноватая вода попала в уши, рот, нос, умывала лицо и обволакивала нежно разгоряченное тело. Тяжесть воды создавала приятную нагрузку на мышцы. Рывок, движение рук… Перебираю ногами, и резко вхожу в воду, быстро погружаясь на самое дно. Хотел открыть глаза, но передумал, потом красные будут, некрасиво. Рядом почувствовал движение воды, напрягся, и кто-то резко взял меня за ноги и тащил сначала вниз, потом по течению и резко вверх. Я от неожиданности чуть весь воздух из легких не выпустил. Потом меня отпустили и я, быстро перебирая руками и ногами, всплыл на поверхность, ругая на чем свет стоит всех, кого мог вспомнить. А рядом хохотал Зес, явно довольный своей шуткой. Следующие полчаса прошли в детском соревновании «Поймай меня!». Никогда не думал, что Зес такой хороший пловец. Мы смеялись, брызгались, топили друг друга и всячески ребячились. Мне казалось, что нам лет по десять: беззаботные ребята, имеющие нормальную полноценную семью, у которых нет тяжелого детства, отягощенного прошлого, счастливые и радостные. Если честно, то таких дней у меня можно по пальцам пересчитать. Мы с Кико редко так играли, он был серьезным и насупленным. К игрушкам и всему новому в принципе относился холодно и с крайней осторожностью. Когда ему купили новую кроватку, он долго не мог заснуть и плакал, но как только оказывался в руках матери – тут же засыпал. А игрушки? Они по полгода могли лежать на полке, нетронутые и запыленные, никому не нужные. И Кико будет играть только в те, которые часто ему попадались на глаза долгое время. Как рассказывала мне мама, я был радостным и веселым ребенком. Я бегал, играл во все игрушки, которые найду в доме, помогал родителям всеми своими детскими силами. Отец не мог нарадоваться мне, первенцу да еще и сыну. Я частенько вместе с ним читал книги, любил его коллекцию холодного оружия, изучал его и так же восхищался умением владеть оружием. Ночью смотрел на звезды, когда папа был дома, и смотрел в телескоп, сам наблюдал за ночным небом. А когда стал старше, отец меня учил овладению этим коллекционным оружием. Он меня многому научил, прежде чем умер. Кико же очень сильно отличался от меня характером: он был серьезным, лежал в кроватке, сдвинув свои маленькие бровки, следил за всеми пристально. Выбирал игрушки долго и придирчиво, был очень разборчив в еде и крайне ревнив. Отец с матерью удивлялись, в кого такой родился Кико. А потом папа вспомнил: его двоюродный брат, единственный сын в семье его тети, избалованный, на весь мир злой и агрессивный. Не хотел ни с кем общаться, вел себя как король. Его мать носилась с ним до конца его дней. Умерли они вместе, в автокатастрофе, когда этот двоюродный брат напился чуть ли не в ноль и не справился с управлением на первом же повороте. О чем думала его мать, когда садилась с ним в машину? Никто не знает. Но он в детстве он был таким же серьезным, ревнивым и настороженным. Отец вообще не хотел, чтобы его дети были похожи на его родню, он считал, что куда не плюнь – обязательно в какую-нибудь сволочь попадешь. Нормальных, адекватных и веселых людей, вроде моего отца, там были единицы. Кико не проявлял своей слабости, даже в маленьком возрасте, если упадет, он ни за что не заплачет, даже если правда больно, лишь резко потрет ушибленное место и по-детски хмыкнет. Таким он был до смерти отца. Перед ним нельзя было обняться с кем-то, а с родителями тем более, я никогда не водил своих друзей домой, тогда они еще у меня были, потому что Кико сразу проявлял свое чувство собственника и ревность, и обижал моих друзей. Лет в 10, когда он совершенно обособился в нашей семье, и вообще был одиночкой, выкинул такое дело: я сидел в саду нашего дома, откуда мы еще не переехали, и мирно покачивался на качелях, греясь на солнышке. Он как всегда едва слышно подкрался сзади, почему-то он всегда думал, что я ничему не учусь, и никогда его не слышу. И положил руки мне на плечи, при этом сильно ударив по ним ладонями. Садист, что с этой сволочи взять? Я лишь лениво повернул голову и слегка приоткрыл глаз. Потом вновь его закрыл и так же медленно повернулся к солнцу. - Чего надобно? - А ты как всегда груб и тормознут, - услышал я со спины. Я лишь вздохнул – брата я своего уже давно не любил. И крепко тихо ненавидел, нарочно улыбаясь ему, чтобы не расстраивать родителей еще больше. Этот же гаденыш был редкостным эгоистом. – К тебе вчера приходила ТВОЯ девушка? Акцент он сделал именно на этом слове – «твоя». По натуре своей, он был собственником, и очень большое значение придавал именно словам собственнического характера. Наблюдательный ведь, любопытный страсть какой. Когда-нибудь это любопытство сыграет над ним очень злую шутку. - Да, это МОЯ девушка, и она приходила вчера ко МНЕ, - я решил сыграть с ним в его же игру. «Это мое и не смей на это зариться». Я спиной почувствовал, как по его губам расползается ехидная торжественная улыбка. Я наизусть знаю его реакции на каждое мое слово. Я всегда почему-то оказывался в проигрыше, хотя знал практически каждое его правило игры наизусть. Но где-то все равно лошарился. - Ну, хорошо, - руки исчезли с моих плеч, и он уже не таясь, ушел обратно в дом. На следующий день я заметил, как этот коротышка, который вполне смазливо выглядел, вовсю целуется с моей как бы девушкой. Точнее, это была просто моя подруга в классе. А я лишний раз удостоверился, что никогда нельзя показывать моему брату то, чем действительно дорожишь. Он это уничтожит в раз. А вечером, он зашел как всегда без стука в дверь в мою комнату и подошел ко мне. Я лежал на своей кровати и читал очередную книжку. Папа очень ее одобрил и всячески рекомендовал к прочтению. Что ж, я последовал его совету. Кико наклонился ко мне и прошептал: - Интересная книжка, да? Я со злобой в глазах поднял на него взгляд и процедил сквозь зубы: - Пока ты не пришел – все было очень интересно, - я ненавидел, когда меня отвлекали от чтения. - А я ненадолго, - усмехнулся Кико. – Ты же все-е-е-е видел, правда? По глазам вижу, что видел. - Да мне все равно. Она была лишь приятельницей с класса. Я ни за что не приведу к себе домой свою девушку. Я знаю, какая ты сволочь. - Я лишь хочу тебя предостеречь насчет этого, - его глаза резко стали серьезными, вся наигранность моментально ушла с выражения лица. Только бесконечная ненависть, глубокая дыра грусти и ревности в глазах. Рот слегка подрагивал, а косточки скул остро выделились на лице. Он нервничал. – Ты… только… МОЙ. Я не успел ничего предпринять, ничего сказать, как он вылетел из моей комнаты пулей, и больше мне в тот день на глаза не попадался. Он давно поставил на мне метку собственника. Это меня он ревновал к родителям. Ему было до них как до седьмого неба. Я это с ужасом осознал только тогда, когда он, стоя рядом со мной, с гробом отца на прощание с ним тихо произнес: «Наконец-то ты ушел… Теперь братик только мой». *** Я думал о прошлом, об отце. Он тоже любил океан. Но сильнее, чем ночь, он не любил никого. Даже меня. Я с Зесом сидел на песке, и краешек волн ласкал нам ступни. Вечер, красивый закат. Он переливался красно-желтыми сполохами, как жар-птица, и легкие перистые облака окрашивались во все перламутровые оттенки этих всплесков красок. Голубоватое небо, которое становилось оранжевым вблизи солнца, ласкало взор. Я полной грудью вдохнул солоноватый воздух прибоя. - Хорошо… Я почувствовал, как взгляд Зеса скользнул по мне. Сразу стало жарковато, несмотря на прохладный ветерок и воду. Я повернулся к нему и встретился с его страстным взглядом. Точно, сегодня же я хотел… - Пошли потихоньку домой? Я лишь улыбнулся в ответ и встал с песка. Мы медленно одевались, лениво переговариваясь о сегодняшнем дне. Все равно хорошо… Пока я ничего плохого не сделал, но уже хочется пойти на попятную. Хочется ворваться в дом, схватить Кико, расцеловать эту бешеную, ревнивую сволочь и уволочь в комнату, чтобы там его до утра трахать до полного изнеможения. Но получается, что я его уже простил? Уже так быстро прибегу к нему? Неееет. Не дождетесь. Лучше уж с Зесом, чтобы отомстить и Сесу, за то, что нарушил этот хрупкий баланс между мной и братом, и сорвал его с моего крючка, и Кико, который сразу бросился на первого встречного родственничка, хотя как он утверждал, что просто не смог справиться с желанием. Не за что, правда, мстить Зесу, но не будем мучить остатки моей совести лишними ненужными размышлениями, и просто посчитаем эту ночь обучением. Обучением азам анального секса. Вот и все. Эх, как красиво отмашку себе придумал. Прям как Кико. На этом мои мысли запнулись. Как… Кико? Неужели поступаю, как он?! Ну, возможно. Все, мысли в сторону: я трахаться хочу! А к Кико не полезу, к Сесу тем более. Снимать кого-то – денег жалко. А Зес? Он сам не против. Все, это обучение сексу, и обе стороны довольны и согласны. Угомонись, наконец-таки совесть! Когда мы пришли домой, весело смеясь, нас встретили очень по всему видимо радушно (ну, так мы должны, видимо, считать): готовый расплакаться вновь, потому что уже было опухшим и красным лицо и глаза, Сес, который нервно грыз ногти, разъяренный не на шутку Кико, на котором ревность расписалась некрасивыми аляпистыми пятнами по всему лицу, Юи-сан, нервно держащая трубку мобильного телефона, и все время нервно дергающаяся и оглядывающаяся, и… спокойно, с безразличным каменным лицом закуривающая сигарету мама. Мамино волнение выдавала только большая горстка пепла и окурков под ногами, а так по ней и не скажешь, что она взволнованна. Вроде бы ещё было светло, волноваться не о чем, но мы с целый час выслушивали, какие мы козлы и что они за нас волновались. Зес хотел подойти к Сесу, но тот дергано, как-то очень быстро замотал головой и убежал в комнату. Он лишь тяжело вздохнул. Кико сверлил меня взглядом, как разъяренный не на шутку зверь. Но через 5 минут такого пристального внимания он лишь нервно выдохнул, и поднялся тоже к себе. Мы выслушали еще хорошую порцию словесных тумаков от матерей и ушли в свою комнату. Они уже знали, что мы все капитально рассорились, и поменялись комнатами, но ничего нам не говорили. Мы взрослые, сами разберемся. Огромное спасибо маме: стопудово это мама держит в узде Юи-сан, которая бы не дала нам толком самим разобраться и только бы мешала лишними расспросами и медвежьей услугой помочь. Который раз я хвалю небеса за маму? Не знаю, за миллион уж точно. Каждому бы такую маму. После душа мы лежали на одной кровати и смотрели в потолок. Дома уже было тихо и только было слегка слышно едва различимые всхлипы со стороны комнаты Сеса и легкие вскрики со стороны крыла, отведенного под наше проживание. Это Кико, который высказывает маме через открытое окно, какая я сволочь и последняя сука, променяла брата на брата, а мама в соседней комнате докуривает n-ную сигарету и придумывает, как бы утихомирить сына, чтобы спокойно лечь поспать. Я даже задумался, что не сразу понял, что такое горячее прикоснулось к моей шее. Потом резко сообразил: это язык Зеса, которым он медленно и робко проводил по моей шее, оставляя мокрую дорожку и заставляя кожу покрываться приятными мурашками. Я выдохнул, ощущая дрожь в теле. Я еле сдерживался, чтобы резко не накинуться на Зи, и изнасиловать его, потому что ну ОЧЕНЬ хочется. Потом Зес легко скользнул рукой по моим плечам, ключицам, проводя пальцем по ним, спускаясь по жесткой и плоской косточке грудины вниз и вбок по ребрам к соску. Мое утяжелившееся дыхание было для него хорошим поощрением, и он, найдя сосок пальцами, слегка сжал его. Я хрипло выдохнул. Я и не знал, что его несмелые ласки вызовут во мне такую гамму острых ощущений. Сдаем позиции, старик. И пока я наслаждался этой волной наслаждения, Зи накрыл мягкими горячими губами сжавшийся комочек и, обхватив его, слегка потянул вверх. - Ах… Я и не думал, что настолько захочу близости, что буду стонать под чужими руками, кроме как под Кико. Но мне сейчас было хорошо, что я ничего не слышал и не чувствовал, кроме как опаляющего кожу дыхания Зеса и своего и собственных ощущений. Его рука скользнула вниз по животу, так скромно и неумело, но это то и заводило, в нем все-таки не чувствовалась та невинность, при которой присутствовала какая-то маленькая раскрепощенность и больше стыдливость движений. Здесь пробуют на вкус. И я вспомнил, что мы в одних полотенцах после душа и не переодевались. Его рука беспрепятственно скользнула под полотенце и сжала уже вставший член, который требовал внимания и ласки. Я резко выдохнул и дернул головой в сторону, открывая неосознанно место для ласки. Рука Зи заскользила по стволу, оголяя головку и вновь скрывая ее, что наливалась еще большим желанием. Помимо моей воли из уст вырывались тихие стоны. Мне сейчас было хорошо: одновременная разрядка и нарастающее желание – сладко и мучительно одновременно. Было слишком хорошо, чтобы сейчас рассуждать о морали. Язык Зи скользил по выступающим мышцам шеи, иногда спускаясь на соски, чуть щекоча их и покусывая, а рука уверенно удовлетворяла и дразнила член. Я не выдержал. Я ХОЧУ, СЕЙЧАС! Я резко развернулся, подмяв под себя Зеса, скинул ненужные полотенца на пол. Мои глаза сейчас стали совсем черными, мой силуэт наверняка расплывался перед взором Зи, так как все еще безлунна ночь, в комнате темно, да и чувствуется в его дыхании нехватка воздуха. Он так беспомощно выглядел, что я не удержался и плотоядно облизнулся. В его глазах промелькнул и ужас и восторг. Ах, ты маленький развратник… Хотя, какой маленький… большой уже. - Зи… Ты только расслабься… - горло дико драла засуха, но я все же прохрипел напоследок. – Доверься мне… Все остальное произошло как в тумане: я ласкал его языком, шею, грудь, живот, даже поигрался слегка с его «маленьким» развратником, на что он очень чувственно отзывался. Я лизал его губы, кусал до крови, чтобы слизывать солоноватые капли и слышать, как он стонет, практически умоляет… Я все-таки вспомнил, что у него первый раз (каким образом в таком вихре пошлых мыслей завалялась такая здравая мыслишка?) и растягивал его. Слюна была не самой лучшей смазкой, но я как-то не додумался взять гель из комнаты, который привез с собой, когда переселялся к Зи. Все вообще как-то наспех, но зато натурально. Как есть. Как было у меня с братом. Надо будет потом проконсультировать бедного братца, хотя он меня может и поколотить за это. Но… Я все делал на автомате: прижав его ноги к своим плечам, я медленно в него входил, смотря, как он мечется, и как слезы текут из его глаз. Но, ни одного слова против, ни одной просьбы остановиться. Вот что мне сносило крышу. Через несколько минут я уже рьяно и рвано входил и выходил из Зи, такого горячего и узкого, который метался и просил еще. Боже, давно я так не сходил с ума. Я резко вышел полностью из него, рывком перевернул на спину и вошел вновь на всю длину. Еле успел голову Зи опустить в подушку, иначе слишком громкий стон окончательно перебудил дом. Почему-то складывалось такое ощущение, что стены этого дома транслируют всем, что происходит в каждом его уголке без какой-либо утайки. А еще было подозрение, что никто не спит, и ждут, пока наша ночная оргия закончится, и чтобы со спокойной совестью уснуть. Я вдалбливался со всей силы в Зи. Я уже не мог себя контролировать. Слишком горячо, слишком сладко… Кончая, я аж зарычал, настолько грудным был мой стон. Как я уже хочу повторения. Мне было так хорошо. Все остальное я помню, как в тумане: я скатился с Зи, лег рядом, обняв его одной рукой, и провалился в изнеможенный и слегка удовлетворенный сон…