Радовид-то наш хорош и пригож, Да Визимирович, Белый Орёл!
В тронной зале Третогорского дворца только что закончил заседать Королевский Совет. По давнему обыкновению, благородные мужи и дамы Редании собирались за большим дубовым столом, специально сдвинутым в самый центр, прямо напротив трона, для того, чтобы путём продолжительных разговоров и споров определить лучшую, как им виделось, судьбу для их многострадального королевства. С недавних пор случилось то, чего все с волнением и трепетом ждали несколько лет: наконец-то полновластно председательствовать в Совете стал теперь уже совершеннолетний Реданский король — Радовид Пятый. Обезглавленная страна тяжело переносила отсутствие владыки и едва-едва не распалась из-за феодальной анархии на мелкие уделы. Некогда великое Северное королевство оказалось всеми забыто и на фоне процветающих и крепнущих соседей выглядело довольно жалко. Регентский Совет мало чем пригодился: призванный обеспечить в Редании хотя бы хрупкий порядок и защитить малолетнего наследника-королевича от тех, кто пытался устранить его от престола, этот орган оказался прикрытием для Филиппы Эйльхарт, через который она утоляла свои непомерные амбиции. Жажды власти в чародейке всегда было с избытком: она и при прежнем короле ощутимо влияла на ход политической и общественной жизни страны, а в пору Регентства так и подавно стала единоличной владычицей. Но её управленческого таланта оказалось недостаточно, чтобы уберечь королевство от разрухи и угрозы распада. Тем временен отрок-королевич рос и постепенно начал брать власть в свои руки. Но какие невзгоды пришлось прежде вынести молодому правителю, чтобы получить то, что принадлежало ему по праву! Пока от имени Радовида правил Регентский Совет, знать относилась к мальчику довольно холодно: где-то смотрела свысока, где-то с пренебрежением. Дворяне обращались к нему без особого почтения; неохотно и с раздражением позволяли выступать в Королевском Совете, но никогда при этом не учитывали его мнение в финальных решениях; пресекали любую политическую активность и старались навязать свои взгляды. Радовида с матерью Гедвигой прочие члены Регентского Совета всегда держали в стороне от реальной власти, язвительно посмеиваясь над их безуспешными попытками этому противиться. В головах доброй части реданской знати прочно засела мысль, что малолетний король — щенок на привязи у Филиппы, который будет послушен и покорен и чья задача — создавать красивую иллюзию, будто бы Реданией правит монарх. Но стоило только Радовиду укрепить своё положение при дворе, как реданская аристократия в ужасе вздрогнула и приметила то, чего раньше не замечала или не хотела замечать: власть попала в руки к твёрдому, жёсткому и решительному монарху, молодость которого с лихвой компенсировалась необычайным умом и хитростью. За время Регентщины дворяне успели натворить достаточно дел, чтобы после полноправного воцарения Радовида непрестанно бояться за свою жизнь. Все очень быстро поняли: король ничего так просто не забыл. Часть политических противников была казнена, а их родовые гнёзда разорены; часть в унизительных мольбах просила короля о помиловании. Распущенная реданская знать умолкла и покорно склонила головы перед своим владыкой. Радовид, председательствуя в Королевском Совете, не без удовольствия наблюдал, как дворяне лишний раз бояться столкнуться с ним взглядом, внимательно выслушивают любые его предложения, а если и решаются высказать что-то наперекор, то делают это осторожно и с большим почтением. С другой стороны, король с презрением смотрел на это бесконечное раболепие и неискреннее угодничество, воцарившееся при дворе. В душе он желал, чтобы со временем служение из страха сменилось сердечной любовью и уважением к монарху. Но пока его первостепенной задачей было разобраться с беспорядками в стране и укрепить позиции Редании среди королевств Севера, поэтому обойтись без жестокости в политике не представлялось возможным. И вот, очередное заседание Совета завершилось. Говорили, как всегда, о многом, но все с особой радостью отмечали то, что Редания стремительно богатеет и крепнет, торговля и сельское хозяйство приносят стране неплохой доход. Атмосфера среди дворян сегодня была спокойная и мирная: аристократы потихоньку свыклись с непростым нравом короля и в беседах между собой отмечали, что новый владыка не всё сплошь свирепствует, а всем сердцем радеет за Отчизну и заботится о её благополучии. Члены Совета проводили короля до лестницы, ведущей в так называемую «личную» половину дворца, где располагались кабинет и опочивальни, а сами отправились по своим делам. Весьма довольный сегодняшним собранием, Радовид, не торопясь, шёл по длинным дворцовым коридорам. Вдруг он увидел двух немолодых женщин в дорогих и нарядных платьях, а на головах у них были невысокие атуры с длинной белой вуалью. Это были придворные дамы. Они некогда частенько сопровождали королеву Гедвигу, поэтому Радовид хорошо их знал. Знал, как незлых, но насмешливых и болтливых аристократок, поэтому король ускорил шаг, желая поскорее миновать их. Они почтительно расступились перед проходящим мимо монархом, слегка поклонившись, однако так просто дамы не могли его отпустить. -Заторопились как, Ваше Величество, — запричитала одна из них, — весь в делах, поди! -Заторопился, — решительно ответил Радовид, — на разговоры нет времени, милсдарыни! -Неужто свататься спешите?! — воскликнула вторая, подмигивая. — Мы тогда Вас удерживать не станем. Радовид строго и недовольно взглянул на даму. Придворные иногда позволяли себе разные вольности в общении с ним, чаще невинные и добродушные, потому как знали Радовида с детства и не могли распрощаться со столь памятным и совсем недавним образом юного королевича. Но, случалось, что особо близкие к королевскому семейству дворяне в беседе с королём не стеснялись отпускать колкости в его адрес, а с недавних пор эти самые колкости были сплошь на одну тему, которой Радовид лишний раз касаться не любил. Пришлось изворачиваться и теперь: -Женитьба — вопрос серьёзный, а для монарха — так и подавно, вам ли не знать? Здесь обмишуриться, оплошать никак нельзя, — сказал король. -Однако, верно, — в унисон отозвались аристократки и добавили: -Да только время-то идёт… Радовид ничего им не ответил. Быстро и решительно он двинулся вперёд, но вскоре вновь замедлил шаг — одна из дворянок вдруг тихо запела, но будто бы специально так, чтобы молодой король её услышал: Ой, ты, Радушка, чего не женишься? А придёт зимушка, а куды денешься? Мотивчик этой незамысловатой песни был знаком королю, он не раз слыхал её от музыкантов, которые выступали на королевских пирах. Да только кто-то догадался подставить в неё его имя, ещё и в ласкательной форме. Нет, управы на этих двух дам было найти невозможно, они не желали соблюдать никакого этикета. Ладно! И хотя Радовид привык в общении со знатью быть сдержанным, в данном случае он тоже решил опустить всякие манеры. В конце концов, король и сам был иногда не против поговорить по-простому, непринуждённо. С нарочитой надменностью обернувшись к аристократкам, он с улыбкой пропел остаток куплета: А я за печкой, во куту Усю зиму просижу! Дворянки притихли. Они никак не ждали, что король, вот так запросто, без стеснения, докончит песню. Все привыкли к его свирепствам в поступках и к строгости в общении со знатью. А тут вон как: их нерадостный молодой король вдруг легкомысленно и весело запел. Он будто бы даже вновь стал… прежним. На мгновение. Тем добродушным и дружелюбным королевичем, каким весь двор знал его когда-то. Дамы больше не глядели на него с усмешкой, их взгляд теперь был ласковым и печальным. Радовид догадался, что они припомнили, каким он был до смерти отца. Улыбка вмиг исчезла с его уст, он вновь сделался серьёзным. Да, он был славным ребёнком, мягким и добрым. И за добродушие реданская знать отплатила ему полнейшим непочтением и попытками сделать из него ручного, безвольного правителя. С большой горечью Радовид в своей душе принял, что прежняя жизнь для него кончена навсегда — он уже не может быть хорошим. Как он раньше гордился своей добротой, как противопоставлял себя жестоким и лютым королям и не желал таковым становиться — а теперь ничего этого нет! Отныне он Свирепый. Но по-другому никак нельзя. Посчитав, что этот разговор исчерпан, Радовид двинулся дальше, в свой кабинет.***
Радовид ключом отворил тяжёлую резную дверь своего кабинета, которую, обычно, запирал. Обстановка в комнате была богатая, хоть и немного скудная: письменный стол, стулья, диван, камин, шахматный столик, шкафы — вот и вся мебель, что, впрочем, не сказывалось на уюте. Радовид сел за рабочий стол, и, опустив голову на руки, закрыл глаза. «Снова они про женитьбу! — подумал король. — Как вступил на престол, так всё об этом и толкуют. Весь двор будто сговорился…». На самом деле, он не хуже дворян понимал всю серьёзность беды, нависшей над королевским родом. Из некогда полной и крепкой монаршей семьи остался лишь он один. Только единственный сын из трёх отпрысков Визимира II мог продолжить славную династию, потому как старшая дочь, Милена, исчезла, должно быть, безвозвратно, а вторая дочь — Далимира — уж много лет монахиня, которая из-за несостоявшегося брака с Фольтестом Темерским навсегда отказалась от мирской жизни. Поэтому, случись что с Радовидом — и вековая династия реданских королей оборвётся, и начнутся новые волнения и свирепые междоусобицы. Эта была главная причина, по которой с браком следовало торопиться, но кое-что останавливало короля. Радовид, без сомнения, был закрытым человеком, но никак не одиночкой. Он с детства привык к безмерной родительской любви и заботе, к идеальному образу супружеской пары, которую являли ему мать и отец, но от этого остались лишь одни воспоминания. Смерть обоих родителей была большим горем для короля. Вероломное убийство отца стало первым жизненным потрясением для тринадцатилетнего королевича. Матушка же ушла совсем недавно, продолжительная болезнь, вызванная трагической смертью Визимира, всё-таки сгубила её. Она едва успела застать, как её ненаглядный и любимый сын стал по-настоящему руководить королевством уже без помощи Регентского Совета. Казалось, что на этом свете её удерживало лишь жгучее желание убедиться в том, что Радовид наконец-то взял в свои руки власть, принадлежащую ему по праву. Поэтому никто в Редании не радовался за короля больше, чем Гедвига. Радовид головой понимал, что смерть матери — это был вопрос времени. Понимал, но принять этого никогда не мог, как не мог смириться с убийством отца… Поэтому, когда он вспоминал о родителях, об их горькой доле, его сердце будто тупым ножом резали на части. В такие минуты король чувствовал себя потерянным, а в его душе как будто разверзалась страшная и мучительная бездна. Ему было больно оттого, что во всей Редании не осталось ни одного по-настоящему близкого ему человека, никого, кто был бы для него семьей. Да, он знал, что монархи женятся из холодного расчёта и выгоды, но всё равно теплил в сердце надежду, что именно ему достанется такая супруга, с которой он будет жить душа в душу. И потому он не хотел брать в жёны первую попавшуюся королевну какой-то захудалой страны. Понятное дело, что ни о каких свиданиях и долгих знакомствах речи быть не могло. Но Радовид верил, что без труда узнает в малознакомой ему принцессе будущую Реданскую королеву и, уже будучи женатым, никогда не пожалеет о своём выборе. В дверь кабинета постучали. - Войдите, — сказал Радовид, и перед ним предстал камергер. - Ваше Величество, — начал он, поклонившись, — для Вас письмо из самой Вызимы, гонец только с дороги. От короля Фольтеста. –Из Вызимы разве может быть чего доброго? — молодой король проговорил это как бы с неудовольствием, хотя уголки губ его приподнялись. — Фольтест, небось, опять пограничные инциденты хочет обсудить. Или таможенные пошлины, которыми я так благополучно обложил темерские товары. - Не имею никакого представления об этом, — с каменным лицом ответил камергер, передавая Радовиду письмо. - Так, сейчас посмотрим. А ты ступай. И погляди, нет ли ещё какой почты на сегодня. -Се непременно, Ваше Величество!***
Письмо от короля Фольтеста удивило Радовида. Темерский владыка приглашал его на пир, который в ближайшее время устраивается в Вызимском дворце. Король писал о том, что Радовиду неплохо бы иногда развеяться, а то доля правителя очень скоро покажется ему невыносимой нервотрёпкой, и что отказ в визите не принимается. Предложение выглядело заманчиво. Беспорядки в Редании утряслись, третогорский двор был послушен, и если не предан, то точно успешно запуган, а значит Радовид мог без опаски отбыть на несколько дней в соседнее королевство. К тому же, воцарившись, реданский король всё ещё не провёл ни одного бала, ни одного более-менее значимого пира, да и сам не выезжал никуда немного повеселиться. Рассудив всё как следует, он достал бумагу и перо и было принялся писать ответное письмо, как вдруг его посетила такая мысль: «Принцесса Адда тоже там будет». Радовид, сдвинув густые брови, отложил перо в сторону и уставился в окно. Как только во дворце всё более настойчиво стал подниматься вопрос о женитьбе, Адда, как до сих пор незамужняя дочь владыки соседнего государства, стала Радовиду главной кандидаткой в супруги. К этой милсдарыне было приковано особое внимание короля, и тот факт, что они ни разу не виделись, только пуще подогревал его любопытство. Когда при дворе оказывались темерские подданные, Радовид как бы невзначай спрашивал их о Фольтестовой дочери. Об Адде ему доверительно сообщали всякое, иногда довольно плохое, чем сбивали монарха с толку. -Эта панночка насквозь пропитана столичным духом! — рассказывали темерцы. — Пожалуй, это естественно, что она держится гордо и величаво, любит роскошные балы и увеселения, примем это как должное. Но её манеры! Она ведёт себя более чем вольно, ведёт себя как распутница, да и это ещё не то слово! Видите ли, она весьма недурна собой, даже красива, но в ней нет ни капли благородства, ни толики очарования и загадочности. Власть, которая дарована ей как женщине, она использует примитивно и пошло: разводит вокруг себя любовников на один вечер. При первой встрече с ней у мужчин голова идёт кругом, но, поверьте, Ваше Величество, вскоре их настигает разочарование, и они от неё отворачиваются. Кроме хорошенькой внешности, в этой панночке нет ничего интересного. Она глупа, капризна и избалованна, на этом и весь сказ! -Послушайте, — удивлялся Радовид, — куда же это годится? Неужто вы ничего доброго не можете сказать о принцессе? -Ах, Ваше Величество! Мы говорим о том, что очевидно для всех и чему нельзя не возмутиться! Видели бы Вы её! А, впрочем, увидите. Приезжайте в Вызиму, там принцесса Адда предстанет перед Вами ровно такой, какой мы её описали. Многие из тех, кто так или иначе знал Адду, без околичностей выносили ей незавидный приговор. Но Радовид не привык полностью доверять таким однобоким россказням, потому как отлично знал, что на королевских особ наговаривают часто и усердно. Всё это было если не вымыслом пустобрёхов, то уж наверняка полуправдой. А полуправда, как известно, хуже лжи. Однако в разговорах про принцессу темерцы также напоминали королю о тех сведениях, которые были на устах у всего Севера и являлись сущей правдой, а потому вызывали особое беспокойство. Адда была плодом позорной и предосудительной связи Фольтеста с родной сестрой. Эта выходка короля Темерии в глазах третогорского двора усугублялась тем, что на этой почве сорвалась свадьба Фольтеста со старшей сестрой Радовида. Но это было ещё полбеды. Адда родилась чудовищем, кровожадной стрыгой. Хотя проклятье уже давно было с неё снято неким ведьмаком, сплетни твердили о том, что с королевной всё ещё случаются приступы. Подданые Темерии в красках описывали Радовиду, как диковатая Адда нападает на служанок, как выпивает их кровь, как на обед ест сырое мясо и как нечеловечески воет в полнолуние. Правда, после признавались, что никто в Вызиме никогда не мог этого доказать, опираясь лишь на косвенные улики. Но то, что проклятье невозможно снять до конца — это неопровержимо, иначе бы принцесса не носила инклюзов и не подвергалась особым ритуалам. Радовид старательно пытался не давать Адде никаких оценок, пока не увидит её лично. Но отмахнуться от неприятных суждений о ней он, признаться, тоже просто так не мог. И вот, наконец-то, ему представилась такая удачная возможность пообщаться с принцессой на пиру, но вдруг она и впрямь окажется такой распущенной и капризной девицей, какой её описывали? Единственным его утешением оставалось то, что брак с Аддой с точки зрения политики был весьма целесообразен. Два королевства могли бы ещё больше усилить взаимное сотрудничество, и на фоне разросшегося Нильфгаарда это было благим решением. Но ещё значительнее было то, что женитьба подарила бы Радовиду после смерти Фольтеста законные притязания на темерский престол. Мысль о союзе Редании и Темерии при доминировании первой маячила не у одного поколения реданских владык, а потому у себя в голове молодой король не раз представлял, как было бы хорошо, если бы его будущим детям в наследство досталось столь обширное и сильное королевство. «Надо будет сказать Фольтесту при встрече, что я надумал взять его дочь себе в жёны, — подумал Радовид, снова берясь за перо. Идея о Реданско-Темерском союзе явно приподняла ему настроение. «А ежели Адда меня всё-таки разочарует, ну, что же… государственный интерес важнее». Король старался убедить себя в том, что такое положение дел не так уж плохо и вполне терпимо, но пытался он напрасно. На самом деле, он не хотел жить с женщиной, к которой бы не питал ничего, кроме холодного безразличия и даже неприязни. «Это всё пустое, — король отмахнулся от навязчивых и тревожных мыслей о встрече с Аддой, — прежде сам лично погляжу, какая она из себя. Разумеется, надо запастись терпением, не делать поспешных выводов…и уповать на лучшее…да, уповать на лучшее».