13 октября
Большие игры… Что для Эллиз значило это популярное телешоу? Еще месяц назад девушка не могла дать точного ответа на этот вопрос. Эллиз никогда не была фанатом Больших игр. Даже будучи в курсе о ежегодном проведении этих соревнований, она не следила за ними. Да, если такая возможность посмотреть выпадала, Эллиз никогда не отказывалась от нее, но умышленно садиться, вникать и следить за каждым мимолетным событием, произошедшим в Офрисе, девушка никогда не пробовала. И этот факт на самом деле казался ей удивительным. У телешоу имелось столько фанатов, столько зрителей, желающих однажды попасть в ряды игроков, и тем не менее именно Эллиз — человек, который никогда не был заинтересован в Больших играх, сейчас находилась на набережной, во время финала телешоу, как одна из претенденток на победу. И какие чувства в девушке вызывало осознание этого факта?.. Признаться честно… Это были двоякие чувства. В целом, за все время финала, у Эллиз сложились о Больших играх совершенно двоякие чувства. Встретившись на набережной лицом к лицу с Уиллом, услышав каждое слово, что он произнес вслух, мыслями Эллиз была не здесь, не в этом времени и даже не в этом месте. Осознав в один момент, что оказалась она на этой набережной, не потому что не смогла «проиграть в финале», как ее попросил Чарльз, Эллиз задумалась… А каким образом судьба вообще подвела ее к такому финалу? Почему обстоятельства сложились именно так? Что, в конце концов, Эллиз забыла на Больших играх, если в прошлом она не могла назвать себя даже толковым их зрителем, не то что фанатом? Девушка помнила: к Большим играм ее привел университет. Точнее, та неудача и несправедливость, с которой Эллиз столкнулась в стеклянных, освещенных лучами солнца, стенах университета. Несмотря на хорошие результаты вступительных, несмотря на обещанное, но так и не оказанное, толерантное отношение к нулевым со стороны приемной комиссии, Эллиз не приняли. И именно это сподвигло ее прийти на отборочные состязания Больших игр. Девушка хотела доказать другим, доказать себе самой, что не за счет, а вопреки отсутствию магии, она могла добиться чужого признания. И признания не столько к себе, сколько к самому явлению нулевых в их мире. Эллиз хотела доказать, что решающим фактором в определении человека была не способность покорять ту или иную стихию; для Эллиз решающим фактором оставался сам человек. Его личные качества и черты. И в какой-то момент Эллиз даже поверила, что сделать у нее это все-таки получилось. Она прошла отборочные и официально стала игроком Больших игр. И уже это наделяло ее нахождение на соревнованиях смыслом. Она прошла, а значит она доказала: как любой маг, нулевой тоже мог попасть в число игроков. И каждое последующее свое действие, осознанно или нет, Эллиз прикрепляла к этой единой картине созданного ей образа. Она нашла общий язык с Реном Фейманом, она подружилась с ним и уже этим доказала: для того, чтобы добиться внимания такого «значимого» для фанатов Больших игр человека, не нужно было рисовать из себя какого-то особенного. Впоследствии Эллиз смогла обнаружить подход и к другому, не менее интересному «персонажу» Больших игр: девушка сумела настроить дружеские отношения с Майком — с тем человеком, который буквально с самого начала своей карьеры игрока Больших игр, не показывал никакого желания даже запоминать имена «временных новичков». И одними только Майком и Реном дело не ограничивалось. Особое внимание Эллиз уделяла своей связи с Избранными. Хотя в конце впечатление и было испорчено, девушка прекрасно помнила, как приятно ей было чувствовать внимание Ригеля в самом начале, и потом, с МИИ… Сам факт, что она, будучи нулевой, смогла добиться реакции таких высокопоставленных людей к себе, заставлял Эллиз испытывать гордость за весь проделанный ей, такой небольшой, но такой насыщенный путь. И мало того, что девушку вдохновляли ее собственные успехи, Эллиз было приятно знать, что, кроме нее, о справедливости и о «новом мире» мечтала не только она. Да, как ни странно, очень много на Больших играх у Эллиз было связано именно с Джераром. С тем забавным мальчиком-лаборантом, с которым она познакомилась в самом начале. Хотя их дружба и не прожила долго, но, как бы то ни было, Джерар занял очень важное место в истории Эллиз на Больших играх. Парень дал ей надежду. Да, надежду и своего рода мотивацию — веру в то, что в своей идеи «доказать что-то» Эллиз не ошибалась. И таким образом, именно эта основа, именно это видение происходящего вокруг сформировало у Эллиз двоякие чувства сейчас, во время финала. С самого начала все свое пребывание на Больших играх Эллиз связывала с желанием показать людям то, как глупо и поверхностно с их стороны было судить об окружающих по единственному признаку: наличию или отсутствию магии. И это не было тайной, что Эллиз верила в успех своей «задачи» на телешоу, только вот вся эта вера разрушилась буквально за пару минут, и все благодаря одному человеку — неизвестному Уиллу Стоуки. Целый месяц Эллиз доказывала, что нулевые — такие же люди, что нулевые понимают свои изъяны и не пытаются обвинить в неприязни к ним магов. Целый месяц девушка доказывала это снова и снова, но нет — всего за пару минут ее труды были испорчены, и спасибо за это она должна была сказать ему — Уиллу, черт бы его побрал, Стоуки. Да, именно об этом думала Эллиз, когда этот взявшийся из неоткуда идиот выступал перед зрителями на набережной. Он назвал себя нулевым, он очернил репутацию Эллиз, постоянно ссылаясь на нее и играясь с тем образом, который она строила столько времени здесь. «Тварь» и «ублюдок» — вот те два слова, которые крутились у Эллиз на языке каждый раз, когда ее взгляд пересекался с таким насмешливым взглядом Уилла. В отличие от зрителей и всех, кто находился на арене, Эллиз могла видеть Уилла в лицо, перед собой. И девушка знала: парень насмехался над ней. Не над Лией, которую он оскорблял и которую впоследствии он одолел, сделав это таким странным образом: в один момент девушка просто упала, словно бы оступившись, потеряв равновесие, — и Уилл списал это на типичную для магов «усталость после долгого колдовства». В тот момент Уилл не насмехался, так же он не насмехался и над Кристин, в которую парень выстрелил, когда та поднялась, чтобы отыграться за Лию. Нет. Эллиз чувствовала, в отношении Лии и Кристин этот Уилл не насмехался, а вот в отношении нее — да. Девушка чувствовала это во взгляде. Разговаривая со зрителями, с девочками и просто читая «какую-то речь», Уилл напоминал Эллиз Майка. Сильный голос, активная жестикуляция, эти яркие выпады — Уилл словно бы пытался построить образ, в которой люди вокруг смогут поверить. То же самое делал Майк, выставляя себя перед другими «безразличным и черствым». И только когда Уилл пересекался взглядом с Эллиз, девушка словно бы чувствовала в его глазах искру перемены. И перемена эта относилась как раз к смене «игры» на настоящую злую насмешку. Причин для этой насмешки Эллиз могла предположить всего две. И каждая из этих двух причин звучала мало сказать просто глупо, она звучала неправдоподобно. Почему Уилл мог смеяться над ней? Две мысли: либо ему было смешно разрушать надежды Эллиз создать образ «хорошего нулевого», либо ему было смешно видеть перед собой ту, кого здесь и сейчас быть не должно было. И отчего эти две теории звучали неправдоподобно? Первая — потому что в таком случае Уилл не просто смеялся над разрушением чужой надежды, он наслаждался тем, как хорошо ему удавалось реализовать обратный образ уже «плохого нулевого». Унижающий, угрожающий магам террорист-нулевой. Уилл, как и Майк в свою очередь, хорошо знал, какое негативное впечатление о нем может сложиться у зрителя со стороны. Только зачем огорченному жизнью нулевому было портить о себе остатки и без того заниженного впечатления о нулевых? От отчаяния?.. Эллиз знала, как выглядит отчаяние, и у Уилла этого чувства не было от слова совсем. Значит, во всей этой ситуации роль играло что-то еще. И именно это «что-то еще» служило костяком другой теории Эллиз. Чарльз Эплай. Это был Чарльз Эплай, который каким-то чудом смог попасть на бал в Офрисе на неделе воды. Это был Чарльз Эплай, который смог предсказать формат проведения финала. И это был Чарльз Эплай, который просил Эллиз проиграть на Больших играх. Только вот проиграть ради того, чтобы избежать славы победителя? Нет. Проиграть ради того, чтобы не оказаться в этой ситуации на набережной сейчас. Уилл появился, когда три последних финалиста встретились на набережной. Уилл появился перед последней дуэлью, которая технически именно дуэлью не стала, ведь в ней участвовало не два человека, а три. И вот оно связующее звено. Чарльз просил Эллиз отказаться от победы, чтобы не стоять сейчас на коленях перед Уиллом, чтобы не чувствовать на себе его насмешку, и о чем же была эта насмешка? О том ли, что она проиграла образ «хорошего нулевого», или о том, что после всех предупреждений она все равно облажалась, оказавшись не в то время и не в том месте?.. Как бы то ни было, вся ситуация заставляла Эллиз испытывать чувство обиды. Чувство обиды, а вместе с тем злости. Может быть, она была глупой, может быть, она придумывала какие-то ложные выводы, и на самом деле все было совсем не так, как она решила, тем не менее ту злость, которую пробудил в ней взгляд Уилла, а вместе с ним и само существо Чарльза Эплая, нельзя было описать словами. Уилл смеялся над Эллиз — в ответ она только молчала. Уилл одолел Лию — в ответ Эллиз не предприняла ничего. Даже не сделав попытки схватить Беллатрикс и помешать этому унизительному, жуткому зрелищу, Эллиз продолжала бездействовать. И даже когда Уилл выстрелил Кристин в ногу, Эллиз не проронила ни слова. Пока Кристин, даже будучи раненной, как-то сопротивлялась, сама Эллиз делать этого не хотела. И не хотела она делать это не столько из страха перед возможным завершением этой «сцены на набережной», сколько из понимания, что любое ее действие сейчас лишь больше закрепило бы за ней образ проигравшей по всем фронтам дуры и не принесло бы при этом никакой пользы. И вот так Эллиз молча наблюдала, как прямо на ее глазах завершалось все ее по-своему сказочное путешествие в мир Больших игр. Все ее мотивы быть здесь разрушились, все те приятные воспоминания о Чарльзе после бала, о Рене и его мечте выступить на закрытии сезона очернились, и вернуть им прежний блеск волшебства теперь вряд ли удастся. Этого больше нет, и что самое грустное… Вместе с волшебством Больших игр, Уилл разрушил и волшебство той сказки, которую Эллиз рисовала уже в своей голове и о которой она никому не признавалась. Темой шестого сезона была мифология. Каждую неделю на протяжении всего последнего месяца Офрис всем своим существом олицетворял ту магию мифологии, в которую Эллиз влюбилась, еще будучи совсем маленькой девочкой. Красочные декорации Офриса, легенды Оскара Вайлда перед испытаниями и сама атмосфера чуда мира в былую эпоху — все это безумно вдохновляло Эллиз на протяжении всего ее участия в Больших играх. Просыпаться каждое утро в Офрисе было интересно, ведь, когда Эллиз вставала, первой ее мыслью было не то, что сейчас ей придется идти работать официанткой в кафе, нет. Первой мыслью для Эллиз каждое утро было другое: «Сейчас я выйду на улицу, и увижу не обычный Офрис — миниатюрную копию Фелиссии и ее стиля — я увижу мифологию, любимую сказку из детства». А почему для Эллиз именно мифология была «любимой сказкой из детства»?.. Потому что мифология давала ответы на те вопросы, на которые не давали ответов современные реалии. Первый пример: нулевые. В мифологии с немагами все было просто: большинство людей в ту эпоху не могли покорять стихии. Говоря простым языком, мифология представляет из себя следующую историю. Жило четыре народа, каждый из этих четырех народов возглавляли элементали — Каэль-воздух, Флумин-вода, Соил-земля и Игнис-огонь. По канонам элементали людьми не являлись, и одной из отличительных черт элементалей была их способность наделять людей возможностью колдовать. Каэль наделял магией воздуха, Флумин — стихией воды, и так с каждым. Соответственно, в ту эпоху не любой человек мог похвастаться магией: ей наделяли только тех, кто мог принести с ее помощью пользу своему народу. И Эллиз вдохновляла сама эта мысль: каждый человек в мифологии начинал свой путь как нулевой, а впоследствии, исходя из своих личных качеств и умений, он приходил к тому моменту, когда элементали делали вывод: заслужил он стихию или же нет. И Эллиз знала: живи она в том мире, будь она частью мифологии, она бы обязательно заслужила свою стихию. И заслужила бы любыми путями и способами, ведь это была ее мечта. Не желание, а мечта. Что-то неосуществимое, но все равно тепло хранимое под сердцем. Именно поэтому просыпаться в Офрисе для Эллиз было так приятно. Видя все эти декорации острова, чувствуя его атмосферу, Эллиз словно бы не участвовала в простом телешоу, а по-настоящему стремилась к мечте. И только на этом любовь Эллиз к мифологии не ограничивалась. В мифологии был одна героиня, в которой девушка видела своего кумира и в какой-то степени даже учителя. Этой героиней была Игнис — известная девушка-элементаль стихии огня. Ее образ Эллиз был интереснее всего. Правительница Калидума — страны огненных магов, Игнис была мудрой, гордой, но в то же время жестокой, хотя и всегда справедливой. В отличие от Флумин — другой девушки-элементаля, Игнис меньше полагалась на магию и больше ценила в людях силу духа и воли. Олицетворяя тем самым тот идеал Эллиз, ради которого девушке хотелось быть лучше, Игнис пробуждала в Эллиз любовь не только к себе, но и к самому народу стихии огня, к их культуре и жизни. И поэтому, читая и перечитывая легенды из мифологии, Эллиз с особым вниманием и любовью погружалась в сказки о Калидуме. И как же ей все-таки было приятно осознавать, что именно финал — самая значимая неделя на Больших играх — была посвящена Игнис и стихии огня. В душе Эллиз ликовала, смотря на то, как преобразился Офрис, однако в данный момент эта красота ее совершенно не впечатляла, и даже наоборот, она морально давила на девушку еще пуще прежнего. Эллиз верила в сказку о мифологии, Эллиз жила сказкой о мифологии, и именно эту сказку всего за пару минут разрушил для девушки Уилл. Словно гнойный нарыв на лице, Уилл портил потрясающую картину огненного Офриса. Своим присутствием он ее осквернил. А такого Эллиз простить не могла. Возможно, Большие игры были красивым приключением, но они никогда не могли встать в один ряд для Эллиз с ее любовью к мифологии, и поэтому в ту минуту на набережной все, что делала Эллиз, — это молчала. Молчала, потому что знала, что если откроет рот, то не отделается так легко, как это сделали Лия или Кристин. И все же просто бездействовать Эллиз тоже не думала, поэтому, когда Уилл сцепился с раненой Кристин в словесной перепалке, она невольно бросила взгляд на валяющийся в стороне Беллатрикс. На тот самый валяющийся в стороне Беллатрикс, который в один момент просто исчез. Все произошло очень быстро. Мгновение за мгновением. Один взгляд на Беллатрикс — его исчезновение — и удар. Удар словно бы из глубины самого сердца — оттуда, где у людей прячется душа. Два человека. Быстро моргнув, стремясь избавиться от наваждения, Эллиз заметила не так далеко, на набережной, два человека. Парень и девушка. Еще секунду назад их здесь не было. Еще секунду назад Уилл кричал на Кристин, в то время как уже сейчас он недвижно стоял, а лицо его искажала гримаса злобы и ненависти. Звуки исчезли, сама динамика мира растворилась вместе со звуком, а время словно застыло. И только те два человека — парень и девушка — стояли и смотрели друг на друга. Парень держал Беллатрикс и быстро дышал, не сводя глаз с девушки по ту сторону реки, когда та в свою очередь беспокойно бегала взглядом, переводя его с незнакомого парня к Эллиз, и снова назад. Кто были эти люди? Эллиз не знала. Что они делали здесь? Эллиз не знала. Почему они так резко возникли перед глазами, забрав в качестве платы саму жизнь из окружающего их времени и пространства? Эллиз не знала. Но, кроме этого, взгляд ее цеплялся за что-то другое. Их одежда. Парень выглядел просто, напоминая Эллиз своего ровесника, в то время как девушка, хотя и выглядела так же молодо, одета была совершенно иначе. Длинное небесно-голубое платье полупрозрачной дымкой струилось до самого пола, а руки ее — такие тонкие и фарфоровые —украшали серебряные браслеты, похожие на те, что рисуют в учебниках по истории. Два человека на первый взгляд — две эпохи, если подумать. И только у Эллиз промелькнуло это сравнение в голове, как вдруг та самая необычная девушка с молниеносной скоростью взмахнула своей рукой — и одно это движение, направленное даже не в ее — Эллиз — сторону, а в сторону незнакомого парня, вызвало пугающий результат. Первое, что Эллиз почувствовала, была резкая головная боль, словно в виски ударили чем-то острым. Зажмурившись, девушка тут же отпряла от Кристин, быстро схватившись за голову и даже не заметив, что она наконец смогла двинуться. Боль была такой сильной и неприятной, что всего за секунду Эллиз успела забыть и о финале Больших игр, и о Уилле, и о тех неизвестных парне и девушке. Плюхнувшись назад, Эллиз испуганно поджала ноги к груди, мелко задрожав и вцепившись пальцами в волосы на голове. Боль не проходила еще пару секунд, как вдруг в одно мгновение она растворилась бесследно, а пугающую давящую тишину нарушил тихий всхлип где-то в паре метров от Эллиз. Замерев и не поверив своим ушам, девушка, все еще не оправившись после того неожиданного удара, открыла глаза, и то, что она увидела, впечатлило ее только больше. Ночь. Финал Больших игр проходил днем, а вокруг стояла глубокая ночь, укрытая пеленой спустившегося с неба тумана, такого мутного и густого, что Эллиз, испуганно оглядевшаяся вокруг, сперва даже не узнала того места, где она находилась. Разум подсказывал девушке, что она все еще находилась на набережной в Офрисе: брусчатка, на которой Эллиз сидела, в точности походила на ту, которой и была устлана набережная, только вот на этом все очевидные сходства заканчивались. И поняла это Эллиз тогда, когда посмотрела в ту сторону, где она не так давно заметила незнакомых парня и девушку. Но никаких силуэтов Эллиз так и не увидела. Не увидела так же, как не увидела рядом Уилла, Кристин и Лию. Осознав, что она осталась одна, Эллиз быстро поднялась на ноги. Сердце в груди забилось быстрее, а руки непроизвольно сжались в кулак. Что произошло? Где она оказалась? Почему вокруг была уже ночь, а ее — Эллиз — бросили здесь на набережной одну? Не имея возможности хорошо разглядеть улицу за завесой тумана, в конце концов Эллиз сделала шаг, а за ним еще один — и еще. Отступив, как она помнила до переулка рядом со своим домом, девушка ожидала увидеть знакомую стеклянную поверхность стены, однако вместо нее Эллиз наткнулась на камень. Нахмурившись и положив ладонь на поверхность, она почувствовала, что это ей совершенно точно не привиделось, а вместо стеклянной стена была каменной. И камень этот… Проведя по нему рукой, Эллиз почувствовала, как шершавая острая крошка бесследно оцарапала кожу. Не понимая, что могло здесь произойти, девушка на секунду застыла, пытаясь восстановить всю картину произошедшего. Она была на набережной, на финале Больших игр, с Уиллом, Лией и Кристин, после будто из неоткуда возникло два загадочных человека — Он и Она: девушка взмахнула рукой, и вот все вокруг изменилось. Ночь сменила день, стеклянные дома Офриса стали вдруг каменными, а она сама — Эллиз — поначалу почувствовала непонятную боль в голове, услышала всхлип и затем… Точно, она ведь услышала всхлип. Направившись уже увереннее назад, туда, где она и открыла глаза, Эллиз снова, на этот раз внимательнее, огляделась вокруг и воскликнула: — Эй! Здесь кто-нибудь есть? — громко сказала Эллиз, однако ответом ей послужила лишь тишина. Нахмурившись, девушка шагнула, как она полагала, к реке и добавила: — Предупреждаю сразу, я не собираюсь играть здесь в типичную героиню ужастиков, поэтому, если кто-нибудь меня слышит, пусть он ответит мне — и немедленно! Кристин?.. Лия! Ну, пожалуйста! Я не… Я не шучу! Вы слышите меня?! Почувствовав, как внутри все словно начало мерзнуть от страха, Эллиз подумала, что так и не добьется какого-либо ответа, как вдруг впереди, словно бы с другой стороны реки, до нее донесся чей-то тихий, опечаленный голос: — Обещаю тебе, я заставлю каждого из них заплатить. Каждого. И не останется никого, кто бы… — неожиданно голос сорвался, и Эллиз снова услышала всхлип. Он был похожим. Сделав еще пару шагов, девушка наконец вышла из тумана к ступеням возле воды, которой мгла словно бы не достигала. И тогда же она увидела два силуэта на другом берегу, только вот сказать, кто это были Эллиз едва ли могла. Первый человек — тот, кто и говорил, — был одет в длинный черный плащ, а лицо его было спрятано за капюшоном. Эллиз не сомневалась, этим человеком был парень. Только вот ни голос этого человека, ни его телосложение не выдавали кого-то знакомого. Эллиз не узнавала его, в отличие от девушки — второго силуэта, к которому этот незнакомый парень и обращался. Застыв на месте, Эллиз почувствовала, как глубоко внутри у нее словно что-то оборвалось. Девушка лежала на островке травы, выделяющейся на фоне брусчатки ярким пятном, и лежала она совершенно бездвижно. Лицо ее было спокойно, веки прикрыты, и только одежда, в которую девушка была облачена, разрушала эту иллюзию покоя и тишины. Это был доспех, нечто совсем не похожее на то, что Эллиз привыкла видеть на людях. И доспех этот мало того, что был априори вещью необычной и странной, так и стиль, в котором он был выполнен очень сильно цеплял взгляд Эллиз. Острые, резкие линии, похожие на языки пламени, и, конечно же, символ на левой стороне груди. Это был герб. Герб, который девушка могла узнать буквально из десятка похожих узоров. Пламенный бутон, обвитый золотой цепью, — символ Калидума — империи магов огня. Символ той сказки, о которой Эллиз мечтала и в которой никогда не могла оказаться. И все же взбудораживал ее не столько доспех этой девушки, или ее пугающе безмятежный вид, или руки, аккуратно сложенные в замок, больше всего Эллиз пугало лицо. Знакомое лицо — ее собственное. Совершенно не понимая, что это должно было значить, Эллиз просто смотрела вперед, не в силах отвести взгляда от девушки. И в этот момент тишину неожиданно оборвал голос того самого парня. Тяжело втянув носом воздух, он положил свою ладонь поверх рук этой девушки и произнес: — Я помню, как ты мне рассказывала о том, почему и как вы это проводите, и… — он многозначительно замолчал, а Эллиз, наконец оторвав взгляд от девушки на земле, хмуро посмотрела на парня. Он сидел на траве рядом с ней, и Эллиз, видя, как мелко дрожали у него плечи, не знала, что и чувствовать по этому поводу. Съежившись и обняв себя неловко руками, Эллиз нахмурилась, продолжая следить за картиной, не издавая и звука. И тогда же она увидела, как парень медленно поднял свободную руку в воздух, резко сжав пальцы в кулак. Всего мгновение — и неожиданно река, такая тихая и безмятежная, вспыхнула десятком мелких огней. Испугавшись, Эллиз вздрогнула, но с места не сдвинулась, заметив, что именно загорелось так ярко на поверхности реки. Листва. Та самая листва, которую Эллиз отметила еще в начале недели. Подумав тогда, что эта деталь — «декорация» — красиво отсылала к тематике огня, теперь Эллиз неожиданно поняла. Огонь на воде, мертвая девушка в доспехах и… «ты рассказывала, как вы это проводите». Похоронная процессия — вот, что представляло из себя происходящее. Замерев, Эллиз вновь вгляделась в лицо этой девушки, так похожей на нее саму, как вдруг парень снова оборвал тишину: — Мне жаль, что из всех людей, кто должен был стоять здесь в такой момент, остался только я один, но я… Я… Я правда пытался это исправить. Игнис… П… П-Прости, — наконец выдохнул он, отпустив руки девушки, чтобы, как Эллиз думала, подняться и отойти — завершить уже начатое. Но вместо этого он неожиданно сгорбился, прикрыв глаза и как-то странно зажмурившись. Эллиз тем временем тяжело вздохнула. Устало опустившись на ступени набережной, она поджала колени к груди. Едва ли понимая, что должно было значить происходящее, откуда оно появилось, девушка боялась строить предположения. Вся эта ситуация просто… выбивала ее из колеи. Эта страшная встреча с Уиллом, внезапное вмешательство тех двух появившихся из неоткуда парня и девушки, и теперь эта картина — видение, сон, как угодно. Стоя здесь, на другой стороне реки, и наблюдая за такой личной сценой между… Игнис? и кем-то другим, Эллиз хотела лишь одного: чтобы все стало как прежде. Чтобы кто-нибудь наконец пришел и объяснил ей все, что случилось. Чтобы этот кто-то просто взял, аккуратно встряхнул ее за плечо и разбудил, вернув туда, где Эллиз было комфортно. На Большие игры, в Фелиссию, или даже домой — в ее родной город, Эйвель, однако вместо этого Эллиз услышала только: — Эм… Я немного не понимаю, а почему вас тут двое? Почувствовав, как сердце в груди сжалось от испуга, Эллиз быстро подняла голову вверх, зацепившись взглядом за парня на другом берегу реки. Увидев, что девушка наконец обратила на него внимание, он поднялся и выпрямился, а Эллиз, заметив эту странную перемену во взгляде и поведении незнакомца, шумно сглотнула, непонимающе уставившись на него и так же поднявшись со своего места. Игнорируя играющие на поверхности языки пламени, которые отчего-то совсем не сжигали листву, Эллиз серьезно нахмурилась, желая что-то спросить, но ее перебили: — Ты меня слышишь. Значит ты тоже оказалась здесь?.. — И ты? — перебила его Эллиз, словно бы поняв с полуслова. Парень уверенно кивнул, скинув капюшон со своей головы, и тогда же девушка смогла разглядеть его внешность. Высокий рост, темные волосы чуть выше плеча и хмурый, серьезный взгляд таких же темных, почти черных глаз. Ощутив, как ее сознание будто бы прошибло чувство какого-то дежавю, Эллиз поджала губы, не зная, что и сказать, и тогда же она услышала: — Скажи мне, как тебя зовут. Сглотнув, девушка уже хотела произнести свое имя, однако только она открыла рот, как голос ее неожиданно подвел. Повторив свое имя еще раз, Эллиз все равно не добилась никакого результата. Парень нахмурился с недоверием. — Я… э… — в третий раз попробовала она, вновь потерпев неудачу. И в эту же секунду Эллиз почувствовала, как что-то ощутимое словно бы встряхнуло ее по руке. — Эллиз! — резко обернувшись в сторону, откуда и послышался голос, девушка не обнаружила ничего. — Эллиз, проснись, пожалуйста. Эллиз! — осознав, что голос добрался до нее уже с другой стороны, девушка огляделась, однако и там не обнаружила ничего. — Что ты делаешь?.. Ты что-то слышишь? Как тебя зовут? — продолжил заваливать вопросами парень с противоположной стороны реки, и тогда Эллиз, остановив свой взгляд на нем, просто молча застыла. В ответ на это парень тоже замолк, а губы его тронула едва заметная, слабая улыбка. Улыбка, которую Эллиз разделить уже не успела. Моргнув, девушка почувствовала, как веки в мгновение словно отяжелили, а усилия, которое она приложила, чтобы открыть их, стало вдруг недостаточно. Зажмурившись и попробовав снова, Эллиз наконец сделала это, только вот первым, что она увидела, была не ночь, не река, пылающая огнем, и не тот силуэт в плаще. Первым был свет. Яркий солнечный свет, который пробрался к ней через стеклянные панорамные окна. Ее комната в Офрисе… Да. Это была она. Стиснув зубы, Эллиз огляделась, пока в один момент не застыла, увидев в проеме двери ванной комнаты силуэт. Там кто-то стоял, и узнала Эллиз этого человека буквально же сразу. Черный пиджак — точная копия того, что валялся сейчас у нее в шкафу. — Чарльз, — строго процедила она, приподнявшись с кровати на локтях и нахмурив брови. Парень вмиг обернулся, услышав ее голос и застыв с мокрым полотенцем в руке. — Эллиз?.. Наконец-то! — протяжно выдохнул он, бросив полотенце в раковину и шагнув поближе к дверному проему. Однако стоило ему это сделать, как Эллиз быстро вскочила, нахмурившись и процедив: — Я понятия не имею, что здесь происходит, что я тут делаю, а главное, что ты тут делаешь, но одно я могу сказать точно — стой там, где стоишь, и не подходи ко мне, — уверенно выдала Эллиз, заметив, как взгляд Чарльза тут же переменился, обретя более резкие и твердые черты. — Эллиз… — Я тебе сказала. И я бы сказала еще очень много, но перед этим будь добр и объясни мне, что произошло и почему вообще ты сейчас здесь, — девушка странно усмехнулась, в каком-то диком волнении уставившись в глаза Чарльза. — Это ты виноват. Это ведь все твоя вина, да? Тот бал, записочки всякие, — схватив с прикроватной тумбочки знакомые два листа, Эллиз резко сметнула их на пол и покачала головой. — Ты знал. Знал о том, что будет на финале, ты все знал и… — неожиданно девушка оборвалась, повернув голову и посмотрев в окно. — Сколько сейчас времени? Что произошло?.. — Эллиз, сядь, пожалуйста, на кровать и не дергайся так, хорошо?.. — подняв руки в примирительном жесте, Чарльз уже было попробовал шагнуть вперед, как вдруг Эллиз с силой стиснула зубы, покачав головой и остановив парня всего одним жестом. Чарльз отвел взгляд, кивнув и сделав небольшой шаг назад. — Позволь мне только все объяснить. Ты помнишь хоть что-нибудь с момента финала? Я умею в виду с момента, когда… Когда все… Ну… Нахмурившись, Эллиз застыла. Вновь переведя взгляд в сторону окна, девушка задумалась. Так и не услышав ответа на вопрос о том, что случилось и сколько прошло времени, Эллиз попыталась сама найти разгадку и ключ к произошедшему. Пытаясь вспомнить момент, о котором ее и попросил задуматься Чарльз, девушка не нашла в своей голове ничего, кроме каких-то смутных образов. Набережная, Уилл, а после словно какая-то вспышка и… ничего. Серьезно задумавшись, Эллиз отчаянно пыталась вспомнить хоть что-то в этом промежутке между «Уиллом» и «Чарльзом», но ничего не приходило на ум. Ничего, кроме какой-то навязчивой фразы «Скажи мне, как тебя зовут». Посмотрев недоуменно на Чарльза, Эллиз скрестила руки на груди, негласно потребовав объяснений. Парень вздохнул. — Ты ничего не помнишь? Жаль, — устало потерев переносицу, Чарльз оперся бедром на раковину и, скрестив руки на груди так же, как это сделала Эллиз, добавил: — Ты спрашивала, сколько сейчас времени?.. Эм… Начнем с того, что сейчас понедельник. Эллиз застыла. — Понедельник?.. — переспросила она, непонимающе нахмурившись. — Понедельник — это же… Но финал же был в воскресенье, вчера, получается, а… Как? Что произошло? Чарльз не ответил, печально посмотрев в глаза Эллиз и покачав головой. — Все же я надеялся, что ты будешь что-нибудь знать. Эллиз, как я понимаю, последнее, что ты помнишь, было то происшествие с Уиллом, и… У многих похожая ситуация. — У многих? В каком это смысле?.. — Вот в таком. Практически никто не помнит события следующих пары часов после той «вспышки». Я тоже ничего не помню. Но я, как и большинство людей, пришел в себя в тот же день. Тебя же обнаружили без сознания, и… Я думал, что, возможно, это как-то повлияет на наличие воспоминаний. Это нам очень бы помогло. Эллиз серьезно нахмурилась. — Нам?.. Очень помогло «нам»? Кому «нам»? — зацепилась за слово она, а после будто бы что-то поняла. — «Нам». «То происшествие с Уиллом»… Так это все-таки правда, да? Чарльз, я ведь не дура. Ты знал про финал, ты пытался меня предупредить. И это твоя вина. Нерешенными осталось только два вопроса. И я буду очень признательна, если ты ответишь на них. И первый… Кто ты вообще такой? Чарльз поджал губы, покачав головой. Эллиз усмехнулась. — Чарльз. Я задала вопрос. Кто… ты… такой? — повторила девушка, сделав шаг вперед и сжав пальцы в кулак. — Если ты не ответишь сам, я угадаю, и по твоей реакции скажу, права я или же нет. Ты сообщник Уилла, даже более того, ты не его сообщник, ты тот, из-за кого Уилл и появился на набережной. Поэтому ты был в Офрисе на неделе воды, поэтому ты здесь осматривался. И поэтому сейчас… — на секунду Эллиз замолкла, осознав. Чарльз сейчас стоял здесь. Будь он просто сообщником и таким же преступником, каким на самом деле являлся и Уилл, он бы сейчас здесь не стоял. Но нет… В таком же черном костюме — в официальной по сути одежде — и «Это нам очень бы помогло»… Почувствовав, как ее глаза широко распахнулись, Эллиз сказала: — Исполнительный комитет… Вот ты откуда, — расплывшись в улыбке, девушка заметила, как Чарльз серьезно нахмурился, вслух так и не сказав ничего. — Я права. Только вот подожди-ка. Если ты на самом деле работаешь на Исполком, то Уилл… Уилл, он… Серьезно? — А вот на этой ноте я рекомендую тебе заткнуть свой рот, — наконец не выдержал Чарльз, покачав головой. — То, что ты была на набережной тогда — большая ошибка. Ты меня не послушала, хотя я просил. Я тебя предупреждал. Хотя даже это, наверное, было моей большой ошибкой. Но откуда я мог знать, что вся эта ситуация произойдет, что начнется такое разбирательство! — Разбирательство?.. — не поняла Эллиз, нахмурившись. — Какое еще разбирательство? — Арены нет! Такое разбирательство. Хотя какого черта я вообще должен перед тобой отчитываться! Мне были интересны две вещи: узнать, помнишь ли ты что-нибудь, и попросить тебя об одном: не лезть больше не в свое дело. И ты, даже толком не успев в себя прийти, начинаешь закатывать концерты, в то время как в твоем положении… Лучше было бы вообще забыть о своем участии в этом сезоне, поняла меня? — шагнув вперед, Чарльз с силой сжал зубы. — Если я узнаю, что ты где-нибудь когда-нибудь что-нибудь сболтнешь, пеняй на себя. Ни тебе, ни мне эти проблемы не нужны, усекла? Потому что если нет, то мы еще раз встретимся. И поверь мне, тебе эта встреча не понравится. — Теперь ты мне еще и угрожаешь? — неожиданно тихо спросила Эллиз, внимательно посмотрев Чарльзу в глаза. — Хочешь, чтобы я дала слово, что никому не сболтну о том, что Чарльз Эплай и Уилл Стоуки — гребанный проект Исполкома? Хочешь, чтобы я дала слово, будто никому не скажу, что «теракт» или что это было — всего лишь идея все того же Исполкома очернить нулевых? Я тебе дам это слово, но знаешь, не потому что ты этого от меня добился, а потому что мне плевать. Все привыкли называть нулевых ничтожными, но я знаю, и ты знаешь, ничтожество здесь только ты. Если вся эта акция — дело рук Исполкома, если все это разбирательство, твои возгласы «Арены нет!» — дело рук Исполкома, которое сам же Исполком и пытается теперь замять или «разобрать», то сказать тут больше нечего, кроме того, что ты ничтожество. И тем не менее ты так и не ответил на мой второй вопрос… — наступив ногой на рисунок Чарльза, который тот подарил ей почти две недели назад, Эллиз улыбнулась. — Неужели в самом деле человек, который нарисовал мне это и с которым я познакомилась на набережной, является тем же самым ничтожеством, которое сейчас просит меня заткнуть свой рот?! Я не знаю тебя, Чарльз. Не знаю! Но я все равно уверена в том, что ты не мог мне столько времени врать. Я знаю, что ты был искренним, потому что это было видно по твоим глазам, а что изменилось теперь?.. Ты кричишь на меня, потому что ты боишься! Что-то пошло не по плану, и все! Я не знаю, что случилось вчера, я не знаю, почему ты говоришь, что арены больше нет, и поверь, мне не терпится узнать обо всем этом. Но больше мне хочется узнать, что случилось именно с тобой! Если для того, чтобы почувствовать себя уверенным, тебе нужно мое обещание молчать, я тебе его дам, я исчезну, как ты и хочешь, но взамен я требую тебя признаться… — протяжно выдохнув, Эллиз посмотрела Чарльзу в глаза, а после, наконец собравшись с мыслями, добавила всего лишь два слова: — Чарльз, почему?.. Слабо улыбнувшись, девушка заметила, как Чарльз на мгновение словно расслабился, готовый уже что-то сказать, но он все равно не решался. И тогда Эллиз, наклонившись, чтобы поднять письмо и рисунок, взяла их, показав парню. — Я не знаю, что или кто стоит за тобой сейчас, но я знаю, что стояло за тобой тогда. И я не верю, что вот это все было ложью. Чарльз… Пожалуйста. Скажи мне. Что изменилось с тех пор? Почему теперь ты видишь во мне какого-то врага, когда все, что я сделала, это по дурацкой случайности ослушалась твоего совета? Я не виновата, что оказалась на набережной, и я не виновата в том, что Уилл тоже был там. И я тем более не виновата, что ты подставил самого себя, сболтнув мне что-то лишнее. Поэтому просто ответь. Почему ты сам создал эту ситуацию и почему сейчас ты так отчаянно пытаешься сбежать от ответственности? — на выдохе закончила Эллиз, почувствовав, как к груди подступило что-то колючее, а глаза невольно защипало от слез. Сморгнув их, девушка стиснула зубы, стараясь не выдавать того напряжения, которое горело у нее в мыслях и в сердце, однако все ее попытки оказались просто бессмысленны. — Сегодня вечером Офрис окончательно закроют, поэтому собирай свои вещи и уходи. И вот… — оттянув пиджак и достав из внутреннего кармана телефон, Чарльз неторопливо подошел к письменному столу, положив устройство туда и добавив: — Я помню, ты утопила свой телефон на балу. Можешь считать это моральной компенсацией. И мы договорились. Никогда и никому ты ничего не скажешь, ты дала мне слово, — и таким образом, не дожидаясь какого-либо ответа, Чарльз в последний раз оглядел застывшую на свое месте Эллиз, а после быстро вышел из комнаты, из дома — наружу. Услышав, как за ним хлопнула дверь, Эллиз вздрогнула, так и не сдвинувшись с места. И только когда тишина глухим куполом нависла над ее головой, Эллиз не выдержала этого давления. Одним движением разорвав рисунок и письмо пополам, девушка бросила обрывки на кровать и быстро метнулась к телефону на письменном столе. Включив его трясущимися руками, Эллиз быстро подключилась к сети, решив в первую очередь проверить то, что было явно важнее ее каких-то переживаний. Ответ на вопрос: что произошло на финале Больших игр? Арены нет. Заметив в сводке новостей первую запись, Эллиз быстро открыла содержание статьи. Тринадцатое октября, воскресенье… И фотография. Фотография, сделанная поздним вечером, — полуразрушенное здание, лишь своими очертаниями напоминавшее знаменитый стадион Офриса. Жертвы теракта. Мало ей было информации о руинах арены, как вдруг Эллиз заметила сводку о количестве жертв теракта. Число едва ли превышало полсотни, но, кроме цифр, девушка заметила два имени. Два знакомых имени. Ведущий телешоу — Оскар Вайлд — и один из игроков — Кевин Планк. Почувствовав, как желудок болезненно сжался внутри, Эллиз сперва даже не совсем поняла то, о чем она прочитала. Вернувшись в начало абзаца, девушка снова вчиталась в эти несколько строк. Оскар и Кевин. Когда?.. Быстро начав листать дальше, Эллиз увидела новую информацию. Закрытие телешоу. Успев прочитать только эти два слова, девушка практически не придала им значения, заметив прямо под этой новостью фотографию со знакомыми лицами. Джерар и Камила… Не поверив собственным глазам, Эллиз снова и снова бегала взглядом по аннотации статьи, не имея возможности до конца переварить ту мысль, которая и была вложена в текст. Джерар и Камила… Ригель и МИИ… Капитаны команд на Больших играх. Это были одни и те же люди. Вспоминая все, что ее связывало с Ригелем, с Джераром, с Камилой и с МИИ по отдельности, Эллиз чувствовала, как все внутри нее словно кипело. Это не могло быть правдой. Пропустив эту новость, девушка листала ленту еще долгое время, натыкаясь на какие-то менее значительные подробности, каждая из которых была связана с массовой амнезией, о которой Чарльз ей вскользь и сказал. Остановившись лишь в самом конце веб-страницы, где был указан номер горячей линии Исполкома, на который можно было позвонить, чтобы поделиться информацией о произошедшем, Эллиз в конце концов устало плюхнулась на кровать, сев на ее край и бездумно уставившись на эти несколько цифр. Пытаясь переварить всю информацию, Эллиз между тем прокручивала в голове все, что произошло, совмещая это с тем, что она узнала только сейчас. Получается, что на Больших играх, на их финале появился Уилл, который был связан с Чарльзом и Исполкомом — полицией. Его появление не вызвало у Чарльза и толики удивления, в то время как теракт и амнезия — да. Значит, все, что Эллиз видела собственным глазами, было полностью запланировано Чарльзом и Исполкомом, а вот то, что произошло после, то, что было расписано в новостях, она и другие люди уже не запомнили. Все столкнулись с последствиями, но никто не помнил процесса. И это было очень странно. Словно бы весь мир в один момент поймал общую галлюцинацию, и что Эллиз могла вспомнить о своей такой галлюцинации? Ничего. Практически ничего. Как бы ни пыталась восстановить детали из памяти, девушка возвращалась все к одному. Уилл кричит на Кристин, сама Эллиз бросает взгляд на Беллатрикс, а потом… Два силуэта. Ведь точно! Эллиз вспомнила, как увидела два силуэта — парня и девушки, олицетворения настоящего и словно бы прошлого, и после этого была только непрекращающаяся головная боль, в просвете которой Эллиз слышала чей-то голос. «Скажи мне, как тебя зовут». Да… Только вот что это должно было значить? Нахмурившись, девушка огляделась вокруг, вспомнив последние слова Чарльза о том, чтобы она собрала вещи и покинула Офрис в ближайшие пару часов. Поджав губы, Эллиз просто не знала, что она должна была чувствовать по этому поводу. Все было нормально. Весь последний месяц казался таким потрясающим путешествием в мир, где Эллиз могла почувствовать себя нужной и интересной, и вот всего за пару часов все это было разрушено. Арена, Большие игры, Офрис… Чарльз, Рен и Майк… Эллиз закрыла глаза. Оскар и Кевин… А главное… Джерар. Остановив взгляд на пустой точке пространства перед собой, Эллиз нахмурилась. Не поверив в новость об инциденте разоблачения настоящих личностей Избранных, девушка смогла задуматься о ней серьезно только сейчас. Как это произошло?.. Пытаясь представить, в каких обстоятельствах Ригель и МИИ могли раскрыть свои личности, Эллиз не знала, что и думать об этом. Возможно, это случилось на арене, в то время, о котором ни у кого не осталось воспоминаний. Но почему?.. Почему именно они — Джерар и Камила — оказались теми самыми Избранными? И более того, почему сама Эллиз не догадалась о том, что это были они? С самого начала Джерар возник перед ней словно из неоткуда, он проявлял столько интереса и участия к ней. Помощь с формой, тренировками… Эллиз нахмурилась. «Помощь с формой и тренировками». Если Джерар был капитаном ее команды, если Джерар был тем самым Избранным, значит он не ей помогал со всем этим, а себе сам — своей команде. Ведь она — Эллиз — никогда и не была той достойной магов нулевой, даже наоборот. Все это время она была лишь обузой, балластом, который на себе тащил сам капитан. И даже если это было так… Все ее дуэли, все испытания, все те баллы, которые она думала, что зарабатывала заслуженно, неужели они тоже были лишь попыткой Ригеля, или Джерара, исправить ущербность ее кандидатуры? И кроме всего прочего, их общение… Вспоминая то, как Джерар ухаживал за ней, как обижался и радовался, как он вечно бегал, выпрашивая встреч или объятий, неужели все это также было просто дурацкой шуткой Избранного над нулевым? А именно этим оно и являлось. Опустившись спиной на кровать, Эллиз бездумно уставилась в потолок над головой, отчетливо ощущая, как внутри нее с каждой секундой все плотнее и плотнее закручивался узел из невысказанной обиды и затаенной досады. Просто бессмысленно. Думая, что вся ее сказка в Офрисе была испорчена Уиллом, теперь Эллиз поняла: этой сказки никогда и не существовало, чтобы кто-либо ее портил. Она попала в Офрис, потому что хотела доказать людям, что нулевые достойны хотя бы чуточки уважения к себе, но вместо этого она лишь доказала обратное — и доказала только самой себе. Все ее победы были придуманы, все ее чувства были использованы, а вся ее вера — в себя, в Большие игры и в справедливость на них — просто растоптана. Телешоу… Эллиз шла на Большие игры и знала, что они — это всего лишь популярное телешоу, но, несмотря на это, она все равно в него поверила и влюбилась. Поверила и влюбилась примерно так же, как в свое время поступила и с мифологией. С такой же глупой и совсем нереалистичной мифологией…***
Таким образом, через час Эллиз уже села на паром до материковой части их столицы — Фелиссии. Испытывая смешанные чувства после выхода на улицу из своего дома, девушка до сих пор не могла отделаться от образа разрушенной арены, которую она увидела воочию на острове, хоть и издалека. Закрытый и окруженный работающими на месте сотрудниками Исполкома, стадион Офриса едва ли напоминал то монументальное строение, которое Эллиз тепло хранила в памяти после первого ее выступления на отборочных. Высокие трибуны, широкое пространство, засыпанное песком, и это бесконечное небо над головой, оказавшее такое сильное впечатление на Эллиз тогда и совершенно безразличное ей сейчас. Это была несравнимая разница ощущений. Заняв свободное место в самом углу зала для пассажиров, Эллиз села возле окна, бездумно уставившись на голубую воду залива. Стараясь не давать мыслям в голове разгуляться, девушка отказывалась возвращаться к воспоминаниям о финале, о Больших играх и о том, что с ними стало теперь. Согласившись с идеей, что Большие игры были не более чем глупой насмешкой над ней, над ее восприятием и над ее чувствами, Эллиз хотела последовать совету Чарльза и отпустить все, что она видела или узнала в Офрисе. И именно по этой причине, наконец зайдя в свои социальные сети, Эллиз первым делом закрыла доступ для всех — для друзей и просто пользователей, оставив активным лишь один диалог — со своими родителями. Написав им крупное сообщение о том, что с ней все было в порядке, Эллиз вместе с тем впервые озвучила для себя эту обидную мысль: она захотела домой. Решив, что на этой ноте ее пребывание в столице стало бессмысленным, Эллиз на самом деле задумалась о том, чтобы вернуться домой — в родной город, в Эйвель. Однако, кроме этого, в голову девушки пришла и другая идея: хоть в последний раз, но вернуться перед отъездом в университет. В то место, откуда для нее все и началось. Дождавшись того момента, когда паром причалит к берегу, а ее и еще несколько пассажиров попросят сойти, Эллиз спокойно вышла на улицу, и только она это сделала, как ноги сами понесли ее к автобусной остановке. Внимательно изучив карту маршрутов, Эллиз села на первый автобус до научного кампуса. Игнорируя удивленные и чересчур навязчивые взгляды других пассажиров, Эллиз отцепила Беллатрикс, обнаруженный вместе с другими вещами у нее в комнате, а после положила его на соседнее сидение. Молчаливо повернув голову в сторону окна, девушка дождалась, когда автобус двинется с места, и вот он наконец двинулся. Наблюдая за тем, как мимо мелькали знакомые улицы центра города, Эллиз внимательно смотрела за ними, стараясь досконально сохранить в своей памяти каждую деталь, каждый образ. Однако много времени ей для этого так и не дали. Остановка напротив университета. Подъехав к ней, автобус остановился, а Эллиз, взяв свои вещи, быстро вышла на улицу, проводив транспорт взглядом и зацепившись за огромное стеклянное здание причудливой геометрической формы, скрывавшееся прямо за ним. Почувствовав, как глупая улыбка тронула ее губы, Эллиз обратила внимание на то, какой комичной и забавной ей казалась ситуация. Вот он этот злополучный университет. Вот она та самая лавочка, по которой — Эллиз помнила — она ударила рукой, разозлившись из-за того, что приемная комиссия ей в конце концов отказала. И… Повернув голову, Эллиз даже заметила дальше на улице ту самую замысловатую вывеску. Кофейня Эриксона… Да. Это точно было то самое место, откуда все началось и где Эллиз хотела поставить наконец свою последнюю точку. Направившись к пешеходному переходу, чтобы перейти улицу и подойти поближе к главному зданию научного кампуса, Эллиз шагала неторопливо. С интересом оглядываясь по сторонам, девушка думала о чем-то своем, как вдруг позади нее раздался чей-то высокий и взволнованный голос: — Господи, отойдите, пожалуйста! Я опаздываю! — на скорости выскочив из только что подъехавшего автобуса, какая-то девушка бегом рванула к пешеходному переходу. Обернувшись на чужой голос, Эллиз нахмурилась, застыв прямо у светофора, а незнакомая девушка тем временем быстро добежала до того же перехода, остановившись и начав нервно оглядываться по сторонам, следя за проезжающими по дороге машинами. Нетерпеливо перетаптываясь на месте, студентка будто бы думала о том, чтобы решиться и перебежать дорогу на красный свет, и Эллиз, прочитав это во взгляде той девушки, в ответ лишь усмехнулась, скрестив руки на груди и добавив: — Не думаю, что эти пару секунд опоздания будут стоить шанса размазаться по дороге. Подожди. — Что?.. — услышав это, девушка обернулась, заметив наконец Эллиз, стоявшую в стороне. Застыв на месте и в шоке уставившись на бывшую героиню Больших игр, студентка широко распахнула свои голубые глаза, в то время как Эллиз ответила на это тихим смешком, кивнув в сторону дороги. — Что? Смотри-ка, уже зеленый, — ступив на дорогу, Эллиз спокойно направилась в сторону университета, в то время как студентка так и осталась стоять у светофора. Чувствуя спиной ее взгляд, Эллиз, как ни странно, была довольна собой. Стараясь не думать о последствиях финала Больших игр, стараясь отгородиться от мыслей о нем, девушка все равно на пароме, в автобусе и даже на улице продолжала чувствовать косые взгляды, обращенные к ней. И если поначалу Эллиз это немного смущало, то сейчас ей даже стало по-своему смешно. Был ли это искренний смех или же в подобном выражалась ее защитная реакция, девушка не знала сама, впрочем, и искать ответов на такие вопросы она не хотела. Хотя Большие игры и оказались для нее бессмысленным приключением, сотканным из непрекрающегося обмана и зла, Эллиз все равно не хотела полностью отказываться от того времени, что она провела в Офрисе. Пойти дальше, начать все сначала — да, Эллиз этого безусловно хотела, но забыть обо всем? Это вряд ли. И поэтому сейчас, направляясь ко входу в университет, Эллиз, не стесняясь этого, улыбалась. Большие игры правда сделали ей медвежью услугу, Большие игры правда посмеялись над ней, как посмеялся Джерар, Чарльз, Уилл и судьба, если такая существовала, но, кроме этого, соревнования дали ей очень многое: опыт, урок, но что важнее этого — ощущение уникальности себя самой. Разве какой-нибудь другой нулевой прошел бы на Большие игры так, как сделала это она? Нет. Разве каким-нибудь другим игроком воспользовался бы сам Избранный — Джерар — для достижения своих скрытых мотивов? Тоже нет. И разве был на свете хоть кто-нибудь, кто так же глупо поверил Чарльзу, как это сделала Эллиз? Увы, но нет. И особенно ясно Эллиз видела это сейчас. Никто из пассажиров автобуса, незнакомых прохожих на улице или даже той студентки у светофора не пережил столько гнилых приключений, сколько пережила за последний месяц она. А даже если такое и было, то чужие такие приключения явно отличались от того, что делало именно Эллиз по-своему уникальной, — все это явно отличалось от ее истории. И сама эта мысль тепло согревала в девушке все, что успела охладить последняя ночь. Возможно, она была дурой — наивной и слабой, возможно, она не достигла ни одной из своих целей, что поставила себе ранее, и, возможно, окружающие считали ее просто ничтожеством, мимолетным событием телешоу, история которого завершилась так громко и вместе с тем страшно. И все же Эллиз было плевать. Плевать, потому что, в отличие от окружающих ее людей, она знала себя и знала, что останавливаться из-за одной неудачи на Больших играх она не планировала. Как бы то ни было, в себе Эллиз видела героя, который если и не заслуживал, то явно оказался достоин всех тех испытаний, что выпали на его долю. А мнение других людей ее не волновало. Вернулась туда, откуда пришла? Ну и пусть. Важно, что пришла она сюда совсем другим человеком. Остановившись напротив стеклянного здания, Эллиз слабо улыбнулась. Все-таки, кто бы что ни говорил, университет Фелиссии был потрясающим, таким же красивым и удивительным, как сама столица. Как та самая столица, которая для Эллиз, увы, оказалась слишком непреодолимым препятствием, слишком недостижимой вершиной. — И-и… Извините, то есть, эм… — неожиданно позади Эллиз услышала все тот же взволнованный голос. Обернувшись, девушка встретилась взглядом с той студенткой из автобуса, которая теперь, стоя в паре метров от входа в университет, отчего-то не спешила на пару. С вопросом посмотрев на незнакомку, Эллиз вслух не проронила ни слова, пока та наконец не сказала: — Вы… Хотя, может быть, лучше ты… Ты… Ты же Эллиз с Больших игр? Хотя зачем я это спрашиваю? Это же точно ты. Боже, я и не думала, что смогу когда-нибудь тебя встретить! — резко поддавшись вперед, девушка неожиданно заключила Эллиз в объятия, крепко сжав ее плечи. Нахмурившись, Эллиз как-то неловко ответила на это объятия, уже через секунду поспешив отстраниться. Выдавив из себя что-то похожее на улыбку, Эллиз кивнула, не зная, что и ответить. И тогда девушка решила объяснить явно недоумевающей Эллиз свою такую неожиданную реакцию. — Меня зовут Лили! Лили, эм… Лили Грааль, я… Я… У тебя найдется сейчас пара минут? — нервно оглядевшись вокруг, Лили испуганно посмотрела Эллиз в глаза, что сама Эллиз восприняла как-то двояко. С одной стороны, ей было интересно, что же могло так сильно повлиять на перемену в настроении девушки, а с другой стороны, вся эта ситуации не внушала сама по себе никакого доверия. Что этой Лили могло потребоваться от нее? И зачем для этого нужно было какое-то время?.. — Ну пара свободных минут у меня, конечно, найдется, — наконец ответила Эллиз, вздохнув и натянув на лицо нечто похожее на улыбку. — Только мне казалось, что ты сама куда-то спешила. Может быть, все-таки?.. — Это не важно! — одернула ее Лили, взяв за руку и потащив в сторону. Подальше от главного входа, туда, где прохожих было поменьше. Последовав за ней, Эллиз не сопротивлялась, решив, что в ее случае было проще переждать, а не вмешиваться в дела этой странной девушки. Поэтому, когда они наконец остановились, Эллиз только молча посмотрела в глаза Лили, негласно попросив ее озвучить причину такой странной взбучки. — Мне очень неловко, и я понимаю, что это неправильно спрашивать тебя о таком, но я просто не знаю, к кому еще я могла бы пойти с подобным вопросом. Нахмурившись, Эллиз строго посмотрела Лили в глаза, потребовав, чтобы та наконец закончила мысль, перестав ходить вокруг да около. — Мой брат. На финале Больших игр я была со своим братом. Младшим. И… Ты же слышала новости о том, что никто ничего не помнит?.. Я ничего не помню, и ты… — Да, — Эллиз кивнула. — Я тоже ничего не помню, и что?.. — Мой брат — Тим, я не знаю почему, но… Но у него все воспоминания сохранились, и, Эллиз, я… Я просто не знаю, к кому можно обратиться с подобным. — Я видела, у Исполнительного комитета есть горячая линия. Вы можете туда позвонить. Лили покачала головой. — Мы не можем. Мой брат говорит, что видел, будто… Будто это Исполком напал на людей тогда. И я честно не знаю, что думать об этом! Может быть, ты что-нибудь знаешь, или что-нибудь понимаешь во всем этом? Потому что я… Не знаю. Ты же была на Больших играх! Поэтому, наверное, ты должна… Стиснув зубы, Эллиз отвела взгляд в сторону, вместе с тем серьезно задумавшись. Зацепившись в голове за мысль о том, что у кого-то на самом деле сохранились воспоминания, Эллиз в первую очередь вспомнила ни о ком ином, а о Чарльзе. Хотя он и не хотел это показывать, стремясь выставить себя безразличным и жестким, Эллиз все равно отчетливо видела в Чарльзе, как тот переживал по поводу расследования произошедшего в Офрисе. Он угрожал ей, чтобы она никому не рассказала об Исполкоме, но сейчас… Когда об этом ей сообщил уже кто-то другой, Эллиз засомневалась, и похоже это сомнение в ней заметила Лили: — Я знаю, что это очень некрасиво с моей стороны просить тебя о подобном, но я больше не знаю, к кому обратиться. Я и тебя-то встретила случайно. Мой брат — Тим — очень переживает, а наши родители… Они ничего не знают. Ничего! Даже о том, что мы были на финале, они не в курсе. И… Вдруг это важно!.. — Я тебя услышала, — неожиданно произнесла Эллиз, оборвав беспокойный и прерывистый поток слов со стороны Лили. — И знаешь… Я была бы не против поговорить с твоим братом. Если он утверждает, что что-то помнит, то, возможно, это и так. Только вот предупредить тебя я хочу заранее… — подойдя ближе к девушке, Эллиз внимательно посмотрела ей прямо в глаза, добавив: — Обвинение Исполкома в подобном, обоснованное или же нет, не важно, — это большой риск и ответственность. И если сейчас ты говоришь мне неправду, в конце концов я это узнаю. Сюда я пришла не для того, чтобы ввязываться в какие-то новые авантюры, я пришла, чтобы достойно завершить старую, не более, — хмуро заметила Эллиз, и в ту же секунду она увидела, как взгляд девушки перед ней изменился. — Веришь или нет, я говорю тебе правду. Ту правду, о которой мне рассказал мой брат, а я ему доверяю. — Хорошо, — кивнула Эллиз, отступив, а в своей голове между тем отметив другое. Большие игры. Так называлось это популярное телешоу, но почему оно носило именно такое название? «Игры» — потому что все дуэли и состязания были азартным соревнованием, одной интересной и необычной «игрой». Но почему их называли «Большими»? Эллиз могла предположить, что разгадка скрывалась в масштабе соревнований — отдельный остров, арена, столько зрителей и сезонов, но на деле же все эти «масштабы» были вещью просто-напросто относительной. Всего лишь небольшой этап ее жизни, всего лишь четыре недели в сезоне — вот, что представляли из себя те самые «Большие» игры, мелочность которых Эллиз осознала только сейчас. Если Лили была права о своем брате, если ее брат никого не обманывал, и если то странное поведение Чарльза на самом деле Эллиз не показалось, значит этап «Больших» игр в ее жизни наконец-то закончился. Та точка, которую она и хотела поставить, направляясь сюда, в конце концов появилась на последней странице финальной главы, ознаменовав тем самым конец «Больших» игр и начало новых — таких, о которых в новостных сводках никогда не напишут; таких, которые по-настоящему отражают ту жизнь, которую даже самым реалистичным телешоу удается лишь в чертах имитировать.