3:27

Крупные снежные хлопья летели с неба, казалось бы, нескончаемым потоком. Чуть кружась и силясь взмыть обратно ввысь, они всё же падали, громоздились друг на друга и стремительно покрывали всё вокруг нерешительно-белым налётом совершенно дурацкого марта. Очередная бесснежная зима, очередной несвоевременный снегопад. В неприметном переулке, пусть и в двух шагах от центра города, и без того ночами попадалось не много прохожих, а при таком раскладе… Вода в чайнике бурлила так, словно отчаянно желала выплеснуться, даже невзирая на то, что он автоматически отключился, достигнув нужной температуры. Ну давай же, переливайся через край, обжигай эти тонкие пересохшие руки, неуверенным брызгом высекай искру из розетки. Терять нечего. Или всё-таки нет? Грелль очень любил свою работу и очень отчаялся во всём остальном. Вся эта бешеная погода, бешеная учеба, бешеные люди, бешеный мир… Он устал? Подразумевая конкретно этот вечер — да, безусловно. Смена пришлась очень некстати, с утра ему придется мчаться в отдаленный район, ожидаемо опаздывать, краснеть при всех. Он снова забудет позавтракать и на перемене в два счета расправится с уже остывшим кубдари. Грелль действительно устал, учитывая также тот факт, что из-за внезапно залихорадившего Рона он работал уже две ночи подряд. И, пусть посетителей было совсем немного, беспокойный прерывистый сон не обеспечивал должного отдыха. Два, три, четыре чёрного с бергамотом, одна высушенной перечной мяты, влить воду на палец от верха, настаивать. Умиротворение — вот, что охватывало Грелля всякий раз, когда безлюдной ночью он заваривал чай. Просматривая на телефоне модный молодежный сериал, он лишь изредка отвлекался, чтобы подуть в свою чашку — изумрудно-зеленую с лисьим хвостом — и отпить из нее. И в один из тех самых моментов, когда, оторвав взгляд от экрана, он отхлебывал чай, в окошко постучала рука в черной лоснящейся перчатке. — Доброй ночи, желаете чего-нибудь? — умело подавив желание зевнуть посетителю в лицо, оскалился в улыбке Грелль. Незнакомец перед ним был с ног до головы в чёрном: кожаные перчатки, тяжелый плащ, длинный шарф крупной вязки. Фетровая шляпа ковбойского фасона, из-под которой виднелась серебристая прядь. — Капучино, если можно? — хрипло ответил он с такой интонацией, словно скорее предлагал, чем делал заказ. — Нельзя, — сокрушенно вздохнул ночной бариста, упираясь локтями в стойку, — У нас так некстати закончилось молоко. Грелль украдкой потер глаза рукой, искренне надеясь, что посетитель не совсем тупой — за тот год, что он тут работал, не проходило и смены, чтобы кто-нибудь не потребовал капучино без молока. Или латте. Или того и другого сразу. — Может, горяченького чаю? — С удовольствием. — Со специями? — Грелль откидывает собранные в хвост волосы за спину. Специи — его страсть, жаль только, не всем приходится по вкусу. Чуть прикусив нижнюю губу, он легко улыбается. Посетитель благосклонно кивает. Глаз его не видно, но почему-то складывается впечатление, что он неотрывно следит за каждым движением: как Грелль берет стаканчик, как изящно вливает в него чай, как добавляет палочку корицы, щепоть мускатного ореха, свежемолотый черный перец, кардамон, как доливает кипяток, заворачивает одноразовую ложечку в салфетку и отставляет готовый заказ на стойку. От этого ощущения немного неуютно, но случалось здесь и не такое. И, пока Грелль отсчитывает сдачу, человек в чёрном добавляет себе сахар. Один стик за другим, всего шесть. Грелль уже собирается закрыть окошко, когда незнакомец снова легко барабанит костяшками пальцев. — Простите, а который час? — 3:27, — отвечает ему Грелль, бросив взгляд на экран смартфона. — Знаете, — вдруг говорит ему мужчина в чёрном, — Говорят, если поцеловать кого-то в среду с 3 до 4 утра, обязательно что-то случится. Может, просто шутки, но как знать… Он снимает шляпу, и Грелль видит серебристо-пепельную копну волос, спрятанную под плащом. Он откидывает скрывавшую лицо прядь, и Грелль видит хитро прищуренные глаза. Может, не из хитрости, а просто от непрерывно падающего снега, но вместе с вкрадчивым тоном это выражение бледного лица оставляет у Грелля неизгладимое впечатление змея-искусителя. — Хочешь? И как же здесь удержаться, как унять невесть отчего зазудевшие тыльные стороны ладоней, как удержать рвущийся наружу вздох, как успокоить дрогнувшие ресницы? — Хочу. И Грелль подается вперед, по самую грудь высунувшись на улицу и не обращая внимания на снегопад. Незнакомец мягко касается его губ. Они оба теперь пахнут корицей и черным перцем. И губы у обоих сухие и изжеванные. Поцелуй длится не более двух секунд, после чего незнакомец словно насмешливо кивает и уходит. Грелль же ещё с минуту так и стоит, покрываясь снегом и начиная замерзать. Потом наконец одергивает себя, закрывает окошко и возвращается к сериалу. Ну что, черт возьми, может случиться, если целовать кого-то в среду среди ночи? *** Торопливо натягивая на нос маску, Грелль позади всей остальной группы протиснулся в секционный зал. Ему никогда особо не нравились ни вскрытия, ни операции, пусть и в самом начале учебы еще теплились мечты о пластической хирургии. Увы, у Грелля не было ни связей, ни желания так долго идти к этому. Потому он, едва ли не единственный из группы, до сих пор не определился со специальностью, хотя бы и приблизительно. Рон, его самый близкий друг, высокий парень с окрашиванием волос, чрезвычайно модным лет десять назад, точно так же скрывавший половину лица за маской, аккуратно чихнул. — Будь здоров, котёнок, — похлопал его по плечу Грелль. Они познакомились в первый же день первого же курса и как-то сразу сдружились. Казалось бы, один до дикости яркий, склонный к излишнему драматизму, с сотней мрачных шуток в запасе, явно выраженной гиперфиксацией, длинными вьющимися волосами, за пять лет сменивших пять цветов, другой же — веселый и общительный, всегда в курсе мельчайших новостей, одет строго, но с иголочки, человек-звездочка, не придающим своей шевелюре особенного внимания. Но они оба носили очки и увлекались «Токийским гулем». И музыка им нравилась схожая. Вот только Рон уже всё решил. И, кроме того, маска ему была нужна лишь из-за оставшегося после недавней болезни чихания. Грелль же, подобно девушкам, пытался уберечься от запаха. Высокий мужчина поправил на себе прорезиненный фартук и натянул перчатки. Его длинные цвета соли с перцем волосы были собраны в высокий хвост и оплетали его же основу тугим жгутом. — Сегодня посмотрите, как работает доктор Адриан, — мягко пояснил преподаватель, — Ровно через час возвращайтесь в аудиторию. Доктор Адриан окинул взглядом студентов. Лицо его наискось пересекал тонкий шрам, ясные зеленые глаза смотрели изучающе. — Кто хочет первым попробовать? Может, Вы? — мягким движением он указал скальпелем прямо на Грелля. И, стоило тому сделать шаг вперёд, вкрадчивым шепотом добавил: — Случилось. Раскраивая кожу от уха до уха через темя и сдирая скальп, Грелль про себя повторял это слово. Случилось. Случилось, мать твою! Прошла ровно неделя, среда, он уставший после очередной смены притащил свое тело на пару, заинтересованный в предмете, но не горящий желанием постигать его со всем возможным рвением, памятуя, что сегодня по расписанию они должны смотреть вскрытие, а тут этот таинственный знаток ночных легенд? И он его узнал, да что ж, блин, такое. Выходит, неделю назад он целовался с неким Адрианом из преподавательского состава кафедры? Просто супер, в этот раз он явно превзошёл самого себя. Преподаватель не мог сравниться ни со старостой потока, ни с секретаршей из деканата, ни даже с начальником. Скрежет электропилы, резко напомнивший всем о бормашине — Рональд в детстве даже мечтал стать стоматологом — и Адриан аккуратно снимает свод черепа, словно крышечку. — Коллега, взгляните на этот мозг. Перчатки на нём черные, и фартук черный, и брюки из-под него, равно как и ботинки, выглядывают черные. Только рубашка с закатанными выше локтей рукавами была… Молочной с принтом яичниц. Вау. А затем этот явно преждевременно поседевший мужчина придерживал его за руку, показывая, где разрезать мозг, а потом кровь из головы плавным потоком перелилась в отпиленный свод черепа, словно дорогое загустевающее вино. И Грелль понял: действительно случилось. И вдруг над самым ухом: — Хочешь? Адриан протягивал ему скальпель и улыбался, как черт. Немного криво, немного насмешливо, немного соблазнительно. Грелль, услышав вопрос, изначально потерялся, не зная, о чем вообще шла речь, тем более что в тот момент его отвлекли шепотки одногруппниц. И, чего уж там: — Хочу. Руки в латексе соприкоснулись. Ничего не значащее касание, так даже не уловить, какая же у него кожа. Губы же — Грелль вскинул голову, закончив разрез, чтобы взглянуть на них — остались такими же. Бледные, сухие, явно нещадно обкусываемые. *** — Ну, как тебе мои? Нормально себя вели? Адриан с Аланом сегодня уходят с кафедры последними. Одному пора домой, у другого еще работа в бюро. Седой мужчина поправляет шарф и, тряхнув головой, рассыпает по плечам и спине длинные пряди. Кожа головы нещадно болит после нескольких часов с тугой прической. — Да, неплохие ребята. — Кто помогал сегодня? Адриан прикрывает глаза. Ну губах — сухих и бледных, и он видел, как сегодняшний ассистент украдкой смотрел на них — он ощущает улыбку и невообразимым образом всё ещё то сочетание корицы, перца и крепкого чая. — Парнишка такой, крашеный в красный. Неплохо справился. — А, Сатклифф? — второй мужчина порядком удивлён, — Знаешь, он вот вроде бы умный, но совсем не старается.