К чему приводит равнодушие

После того, как Майкл ушёл, я так и не смогла уснуть. Всю ночь меня мучили воспоминания. Перед глазами были картины, приводящие в ужас. Как Крис сжимает свои пальцы на шее Кейт, оставляя ей всё меньше шансов на глоток свежего воздуха. Как всё её тело вмиг парализует, как я заглядываю в её стеклянные глаза, не выражающие ничего, кроме сожаления об упущенном времени. Как нагибаясь к ней, шепчу пересохшими, от страха дрожащими губами фразу: — Прости меня. Я тебя люблю, — последние слова произношу шёпотом, как самую страшную тайну. Как жаль, что эту тайну теперь знаю только я. Перед глазами вновь всё расплывается, возвращая меня в реальность не менее ужасных людей. Посмотрев на часы, я поняла, что пора собираться в школу. И пусть до первого урока ещё час Адель бы мне уже всё уши прожужжала, что я опаздываю, ведь надо нанести на своё опухшее таблишко тонну штукатурки, чтобы быть похожей на человека. Через полчаса я, наконец, смогла отлепить пятую точку от стула, за которым мне пришлось делать… Как его? А, вспомнила, макияж. Фу, какое противное слово. Ещё раз, посмотрев в зеркало, мне удалось смириться с новой собой. Да кого я обманываю. Мне никогда не удастся к ней привыкнуть, для этого надо перестать ненавидеть прежнюю себя, а вот этому никогда не бывать. Закрыв дверь трейлера недалеко от себя, я увидела Вишню. — Привет, — подойдя ближе, сказала я. Через секунду я оказалась в его объятьях. — С тобой всё хорошо? Что за прилив нежности? — сказала я, пытаясь выбраться из объятий Вишни. — Прости. Да, со мной всё хорошо, а разве может быть иначе? — будто пытаясь убедить себя в сказанном, говорил он. — Точно? Я почему-то тебе не верю. Ты можешь мне рассказать. — Нет, не утруждай себя. Я в норме, ведь именно так ты говоришь, когда тебе нужна помощь, — усмехнулся Вишня. — Серьёзно, я в полном порядке. Только ты… Прости меня, Ладно? — За что? — Скоро узнаешь. Иди, а то в школу опоздаешь. — Прогоняешь меня? — уже уходя, говорила я. — Да, негоже такому красавцу, как я, водиться с малолетками, тем более трезвыми. И почему-то в тот момент ничего умнее я не придумала, чем показать этому красавчику язык. — Ведёшь себя, как ребёнок! — кричал мне Вишня. — Так я и есть ребёнок! И вообще, кто тебе сказал, что я трезвая? Я даже такого слова не знаю, — смеясь, говорила я. — Смой с себя косметику, ты на саму себя не похожа. Отойдя от трейлерного парка, я направилась в сторону школу. И всеми моими мыслями были: «Господи, избавь меня от этого адского места! И вообще, для учителей в аду должен быть отдельный котёл, ну, как минимум для Мисс Бэйкер. И почему на её уроках нет священника? Она ведь сущий дьявол. Тьфу, изыди!» Я почти дошла до школы, но меня привлёк шум на другой стороне улицы. Напротив здания мэрии города стояли парни, в руках держа плакаты с надписью: «СТОП РАВНОДУШИЕ». Смешно и грустно, а помня их поступок ещё и больно.

***

Только я подошла к своему шкафчику, как на меня налетела Адель со своими обнимашками. И как бы мне не хотелось мне сказать, чтобы она отстала от меня, я не могла, она слишком вкусно пахнет. — Привет, солнце. Ты почему ненакрашенная? — Мне не нравится слой штукатурки на своём лице. — Не важно, что тебе нравится или нет, главное, чтобы тебя видели такой, какой хотят видеть. Ты привыкнешь, — с улыбкой говорила Адель. — Нет, в том то и дело, я одеваюсь, как хочу, хожу, в чём хочу, и мне плевать на мнение других, чего не скажешь о тебе, и ты не можешь называть себя настоящей, потому что ты таковой не являешься. — То есть ты хочешь сказать, что все знают тебя настоящей? — будто с наездом спрашивала Адель. — Нет, проблема в другом, я сама себя не знаю. Я не знаю, кто я на самом деле, — сказав это, я отвернулась к шкафчику, доставать учебники. Доставая учебник чёртовой математики, я случайно уронила свёрток денег, поспешив поднять его, и оставить это незамеченным, но Адель меня опередила. — Откуда это? — Не волнуйся, дорогая, не украла. — Но ты же не работаешь… — Да, конечно, вот только у меня вопрос. А как бы я тогда не умерла с голоду, если не работала? У меня мама пьёт, денег не приносит, всё пропивает, отец про меня забыл ещё пять лет назад, так что помощи ждать не откуда, — говорила я, вырывая свёрток из рук Адель. — Прости, возможно, это не моё дело, но зачем тебе столько денег? — У меня брат болеет. Его зовут Джош, ему семь лет, у него порок сердца, нужна операция, он живёт с отцом в Балтиморе, ты бы видела, в каких условиях он живёт, там не то, что на операцию не хватает, там на предметы первой необходимости лишних средств нет. Нам запрещают видиться. Когда отец уезжал, он решил, что Джош поедет с ним. На прощание папа обернулся ко мне и сказал: — Хоть одного ребёнка смогу воспитать нормально, — оглядывая меня с ног до головы, говорил Мистер О`Нил. — Ему на тот момент было два года. Все думают, что последний раз мы виделись пять лет назад, но на самом деле мы встречались три года назад. Однажды Джо гулял со своей новой мамой, Моникой, которая явно за ним не следила. Я работала в это время на улице в костюме клоуна, как только я увидела брата, то сразу побежала за одной вещью. Она помнила про то, что он любит яблоки, и вскоре я подошла к нему в этом костюме и начала с ним беседовать, а напоследок я дала ему яблоко в карамели. Тогда он улыбнулся, и именно тогда я почувствовала себя счастливой. Я пообещала себе, что накоплю ему на операцию, надеюсь, не будет поздно, — с сожалением сказала я. — Мне жаль. — Не надо меня жалеть, всё будет хорошо, я в этом уверена. — Ты нас познакомишь? — Да, он тебе понравится. — Ты видела парней стоящих напротив мэрии города? Мне кажется, они молодцы, — пыталась сменить тему Адель, видя, что эта тема мне не приятна. — Не могу сказать того же. — Да чего тебе опять не нравится? Мне кажется, они правы. — Да, они молодцы, стоят с плакатами «СТОП РАВНОДУШИЕ», только знаешь, что они сделали, увидев меня всю в царапинах, синяках, в порванном платье и ободранных в кровь коленях? Осмотрели меня с ног до головы и прошли мимо, смеясь мне вслед. И что это? Равнодушие и гнилые души, вот что, но почему-то меня называют равнодушным чудовищем, не способным любить и сострадать. Ах да, ведь равнодушие проявляется в плакатах с подобными фразами, а не в поступках. Прости, мне пора.