Любовь и невинность

      Из ванной я выхожу в чёрной футболке и таких же чёрных спортивных штанах, сверху ещё и толстовка Алекса. Он сидит в гостиной, смотря что-то в телефоне. Услышав, что я подошла, парень поднимает голову:       — Всё хорошо?       — Да, спасибо большое. Который час?       — Уже три. Перекусить хочешь?       — Что? Нет, спасибо. Я очень хочу спать.       Алекс встаёт и идёт к лестнице, ведущей на второй этаж. Я неловко плетусь следом. Он открывает дверь, включает свет, и я оказываюсь в маленькой, но очень уютной комнате. Ничего лишнего: кровать, стол, стул и шкаф.       — Это моя комната, будешь спать здесь.       — А ты…тоже здесь? — я удивлённо поднимаю брови.       —Ну уж нет, — лёгкое подобие улыбки появляется на его лице. — Я посплю внизу, на диване. Во сколько ты встанешь?       — Думаю, в восемь.       — Хорошо, поставь будильник, я могу не встать так рано. И разбуди меня, когда будешь готова. Я отвезу тебя домой.       Алекс окидывает взглядом комнату, как будто проверяя, не забыл ли он что-то.       — Спокойной ночи, Алекс. — говорю я и улыбаюсь ему.       — Спокойной ночи, Лиза. — с полной серьёзностью отвечает Алекс и выходит из комнаты.       Я ставлю будильник на восемь, выключаю свет, ныряю под одеяло и незаметно засыпаю.       Громкий перезвон будильника заставляет очнуться меня от столь сладкого сна и вспомнить, где я нахожусь. Солнце заглядывает в комнату сквозь занавеску. Я спускаю ноги на пол, протираю заспанные глаза и блаженно улыбаюсь. Мысль о том, что я провела ночь в доме Алекса, даже в его кровати, приятно щекочет моё самолюбие, сама не знаю, почему. Быстро переодеваюсь в свою одежду и спускаюсь вниз. Алекс спит на животе, развалившись на диване, его левая нога свисает и достаёт до пола. Я тихонько проскальзываю в ванную, умываюсь прохладной водой и чувствую себя вполне бодро. Теперь мне надо разбудить Алекса, он же хотел отвезти меня.       — Алекс, Алекс, вставай, ты просил тебя разбудить. — дёргаю его за край футболки, как загипнотизированная смотря на его красивые руки, и сглатываю слюну. Ну вот, опять начинается… Нельзя мне им любоваться.       Алекс ворочается и открывает глаза:       — А, Лиза… Доброе утро. Как спалось?       — Доброе утро, отлично.       Он садится на край дивана и звучно зевает. Даже такой, сонный и лохматый, он нравится мне.       — Что на завтрак предпочитаешь? Яичница с беконом, тосты, каша? — спрашивает он меня. Я теряюсь: согласиться позавтракать с ним или вежливо отказаться? Стараюсь быть честной сама с собой: живот урчит, требуя хоть какую-то еду, и поэтому я выдаю:       — Думаю, что я буду кашу.       — Раньше терпеть не мог овсянку, а когда поступил в университет, только ей и завтракаю, представляешь? — Алекс усмехается, а я удивляюсь, что он вдруг стал распространяться о себе. Помнится, этой ночью он отвечал односложно на мои вопросы, да и вообще старался молчать. Поэтому, желая приободрить его, киваю и говорю:       — Представляю, я тоже. А ты на каком курсе?       — На втором. Раньше я тебя не видел почему-то, ты на первом?       — Нет, на втором, а не видел, потому что университет большой, а на вечеринки я не ходила.       — А на эту почему пришла? — спрашивает Алекс, засыпая в кастрюлю хлопья.       — Даже не знаю, почему я всё-таки согласилась. Ребекка была убедительна, что ли…       — Вы с ней дружите?       — Нет, мы познакомились на лекции по политологии. И иногда созваниваемся. Она сказала, что на этой вечеринке будет нечто интересное и что я непременно должна пойти.       — Интересное действительно было. — говорит Алекс, но, видя, как мрачнеет моё лицо при упоминании о той дурацкой выходке, замолкает.       Пока варится каша, я сижу за столом молча, складывая и раскладывая салфетку. Что будет дальше? Он отвезёт меня домой, а потом? Может, мы и не увидимся больше. По крайней мере, на вечеринки я ходить точно не собираюсь. Мой миллион мыслей смешивается в такую же кашу, какую Алекс раскладывает по тарелкам. Я дую на ложку и пробую овсянку губами, тут же отдёргивая ложку.       — Ай, жжётся! — взвизгиваю я.       — А что ты хотела? Только сварилась. — смеётся Алекс, смотря на мою перекошенную физиономию. Он смеётся! Удивительно! Впервые за все часы нашего знакомства. — Дать холодной воды запить?       — Да…пожалуйста, если можно… — с трудом выговариваю я.       Я залпом выпиваю стакан воды и снова приступаю к борьбе с горячей овсянкой. Алекс с интересом наблюдает за происходящим. В этот раз решаю не рисковать, а дуть на ложку как можно дольше.       — Начинай есть с краёв, там наименее горячо. — советует мне Алекс.       Он оказывается прав, каша там не так жжёт.       Дальше мы едим молча, изредка переглядываясь. Понимая, что молчание затянулось, я решаюсь первая спросить его:       — На каком ты факультете учишься?       — Журналистика.       — Здорово! — с восторгом реагирую я, и это правда. Подавая документы в университет, именно на это направление я мечтала поступить, но дальше банальная картина: нехватка баллов, на платное отделение денег нет, истерика, слёзы, сопли и решение мамы договориться с деканом факультета политики и права, разумеется, на правах знакомства; дальше моё поступление в стены этого университета, правда совсем не туда, куда я хотела. Ну что ж, в жизни мы редко получаем то, что хотим.       — В школе, когда мы проходили историю и литературу, я просто заслушивался и даже жалел, когда урок заканчивался. А потом сказал себе, что свою будущую профессию обязательно свяжу с этим направлением.       — Я тоже подавала документы на журналистику, но поступить не удалось…       — Никогда не поздно попробовать вновь, — говорит Алекс. — Ты же можешь перевестись. На втором курсе это вполне возможно. Будем видеться чаще, — и он озаряет меня вновь своей несравненной улыбкой.       — Не знаю, я подумаю, — отвечаю я немного смущённо.       Когда мы едем домой, Алекс включает музыку. Это «ImagineDragons».       — Люблю их песни, — говорит Алекс. — Любимая группа моего брата.       — У тебя есть брат? — спрашиваю я. — Вы вместе живёте?       — Он погиб…Три года назад. — я вижу, как на глазах Алекса выступают слёзы, видимо, ему очень тяжело говорить об этом.       — Прости, прости… Я не хотела…       — Всё в порядке, Лиза. Он участвовал в мотогонках и всегда выигрывал. Слышала, может, о Неуловимом Майкле? — Я кивнула. Ещё бы! Все девчонки в классе были влюблены в него и развешивали дома постеры с его фотографиями. Помню, как мы все плакали, когда в одной из гонок он разбился.       — Я не знала, что у него есть брат. Мне очень жаль.       — Ты знаешь, почему он разбился?       Я отрицательно качаю головой.       — В газетах писали, что Майкл не справился с управлением, но я знаю, что это не так. Он умел водить даже с закрытыми глазами, и никто больше так не мог. Наш отец настоял на повторном расследовании, но нас вновь стали убеждать, что в аварии был виноват сам Майкл.       — Но ведь так бывает, все ошибаются. Почему вы не приняли эту версию?       — Да потому что это ложь, Лиза! — глаза Алекса расширяются и он стучит кулаком по колену. — Это могло случиться с кем угодно, но не с ним! Кто-то просто испортил тормозную систему. У Майкла было много завистников, взять хотя бы тех, с кем он участвовал в гонках.       — Но это не доказано ведь?       — К сожалению, нет. Дело закрыли, как мы с отцом ни бились.       — Я уверена, жизнь всё равно накажет того, кто так обошёлся с твоим братом, если так оно и было. А почему ты про маму ничего не упоминаешь?       — Мать ушла из семьи, когда мне было 8, а Майклу 14. Насколько я знаю, сейчас она живёт в Лос-Анджелесе.       — Но она же знает о смерти старшего сына?       — Разумеется, отец позвонил ей в тот же день, она прилетала на похороны. Помню, как сейчас, —Алекс больше не может сдерживать слёзы, — мама плакала над телом Майкла, а потом подошла ко мне и так сильно обняла, как никогда прежде не обнимала. Она сказала мне: «Сынок, береги себя». И вечером улетела.       После этого мы едем молча.