Любовь и невинность

      Далее события развивались так стремительно, что я с трудом успевала приходить в себя после каждого нового потрясения. Как только я перешагнула порог квартиры, на меня буквально налетела мама, едва не сбив с ног. Я отшатнулась, когда она замахнулась на меня большим блюдом, на котором обычно лежали фрукты:       — Явилась! Ну прекрасно! Я жду объяснений! — голос мамы дрожал. — Кевин, иди сюда!       Отца я не боялась: он всегда был добрее и снисходительнее ко мне, возможно, потому, что рано осиротел и сам заботился о младшей сестре — моей тёте Кларе. Но теперь, когда он просто прожигал меня взглядом, я готова была раствориться, лишь бы не видеть эти глаза. Родители всё знают? Но как? Эмми бы не выдала, я точно это знала. Впрочем, мои вопросы тут же получили свои ответы.       — Элизабет, ты уже взрослая, но пока ты живёшь с нами, ты не можешь, — на этих словах папа посмотрел на маму, и та одобрительно кивнула, — нет, не имеешь права так поступать с нами, обманывать нас! Я утром ездил к мистеру Диккенсу по денежным вопросам, хотел забрать тебя, но он сказал, что тебя не было у них ни ночью, ни вчера вечером. Пришлось трясти Эмми, но твоя подруга сказала, что не знает, где ты. Мы с матерью уже хотели заявлять в полицию! Где ты была?       Я почувствовала лёгкое головокружение, наверное, от того, что нервничала и не знала, что говорить родителям. Сказать, что их дочь поехала на вечеринку пьяных студентов — равно предписанию себе приговора. Но не убьют же они меня за это, в конце концов! И тогда я решительно, насколько это было возможно в ту минуту, заявила:       — Я была у своей знакомой, на вечеринке.       — Что? — папа бросил на меня испепеляющий взгляд, а уж если он так посмотрел, то что ждать от мамы!       — Ты же знаешь, как мы с мамой относимся кподобного рода времяпрепровождению. Когда ты поступила в университет, то дала обещание не бывать в таких компаниях, которые могут тебя испортить, помнишь? — Действительно, так оно и было.       — Да, но меня же никто не портил, — попыталась я оправдаться.       — Нет, Кевин, я это не выдержу, ты знаешь — у меня и так слабое сердце.       После этих слов мама прошла мимо меня на кухню. Я осталась один на один с отцом.       — Папа, прости, такое больше не повторится. Я и сама пожалела, что пошла туда.       — Ты употребляла что-нибудь из того, что мы запрещаем? — папа по-прежнему невозмутимо продолжал допрос.       — Нет, честно, нет. После танцев я сразу ушла спать, хозяйка выделила мне отдельную комнату.       Мгновенно в голове пронеслась комната Алекса, такая уютная, хоть и маленькая. Сама того не заметив, я улыбнулась. Ставший уже более снисходительным взгляд папы вновь ужесточился.       — Что ж, Элизабет, с этого дня я буду лично каждую пятницу забирать тебя после учёбы и никаких ночёвок у подруг, даже у Эмми. Как мы убедились, ей тоже нельзя доверять. — С этими словами папа ушёл в свою комнату, оставив меня один на один с мыслями, которые копошились в моём мозгу, как пчелиный рой.       С того дня прошла неделя, я сидела на лекции по политологии и изнывала от скуки, как мне в голову пришла настолько приятная идея, что я даже повеселела. С Алексом я не виделась с той самой ночи, и это не давало мне покоя. Сразу после звонка я направилась к ректору сообщить о своём желании перевестись на другой факультет.       — На какой же? — спросил мистер Бланк, выслушав мою просьбу.       —Журналистика, СМИ.       — Позвольте узнать причину вашего перехода?       — Это моё личное желание. Я мечтала поступить именно на него, но не получилось, и вот теперь я готова попробовать вновь.       —Тогда, мисс Митчелл, — ответил мистер Бланк, подавая мне листок и ручку, — пишите заявление на моё имя. Места свободные есть, а желающих перевестись, насколько мне известно, нет совсем, так что, думаю, промедлений быть не должно, а значит в понедельник вы официально станете студенткой журфака.       Из кабинета ректора я вышла счастливая, глубоко вдохнула и быстро направилась к выходу; на парковке меня уже ждал отец. Он не забыл своё обещание забирать меня после учёбы каждую пятницу. Я села, поставив рюкзак на колени.       — Лиза, звонила миссис Диккенс, Эмми заболела, второй день у неё жар, ничего не помогает. Если так продолжится, её положат в больницу. Я подумал, что ты захочешь навестить подругу, а после поедем домой.       — Конечно, папа, конечно! Поехали скорей! — ответила я, всерьёз обеспокоившись состоянием подруги.       Эмми действительно была плоха: вся бледная, с впалыми щеками, она пугала и одновременно вызывала жалость. Увидев меня, подруга приподнялась на локте и слегка улыбнулась:       — Как я рада, что ты приехала! Мне очень плохо…       — Ты не переживай, всё будет хорошо, ты поправишься очень скоро! — уверила я, держа её холодную ладонь в своей руке.       — Нет, Лиза, нет… Я открою тебе тайну, только тебе… Я… Я умираю.       Что? Я ослышалась? Нет, нет, быть этого не может! Просто Эмми очень слаба и плохо соображает.       — Не говори глупости, подруга, ты чего?! — воскликнула я. — Сейчас всё лечится!       — Как бы я хотела, чтобы ты оказалась права. Но увы… Я умру очень скоро.       Неужели Эмми действительно предчувствовала свой конец? На следующий день она умерла. Похороны были назначены на понедельник, и я сообщила в университет, что меня не будет как минимум два дня. Так пусто на душе у меня не было никогда. «Эмми! Как много я хотела тебе рассказать! Ты ведь так и не узнала, что твоя непутёвая подруга влюбилась. Влюбилась впервые и по-настоящему. Наверное, ты бы меня поддержала; ты всегда поддерживала меня все 12 лет нашей дружбы. Сейчас тебе спокойно, я уверена. Оттуда, с небес, ты будешь помогать мне здесь, на земле».