Молодые и сумасшедшие

Если кто-то захочет посмотреть на красивые пейзажи, не имея на то физической возможности, то он вобъет в поисковую строку соответсвующий запрос. И, скорее всего, ему выпадет множество фотографий заснеженных гор, просачивающиеся сквозь листву предрассветные лучи, сияющие зеленью весенние луга или опускающееся в морскую лазурь закатное солнце. Существуют записи звуков, предназначенные для создания релакс-эффекта. Они также чаще всего так или иначе связаны с природой: шум прибоя, шелест дождя, пение птиц в лесу… Сколько Рафаэль помнил себя, он был коренным Нью-Йоркцем, несмотря на то, что большую часть жизни провел под землёй. Однако даже под толщей камней звуки города нет-нет, да доносились из открытых ливневок: звонок велосипеда, сигналы машин, музыка из реклам и множество голосов прохожих, разговоры которых было даже не уловить из-за их количества. Рафаэль привык к мешанине звуков вокруг себя. Даже сама его семья не была воплощением представителей тихонь, а львиная доля шума и вовсе принадлежала ему самому. Ночью — были голоса редких прохожих, шорох шин по асфальту, да сопение и редкие вхрапы его маленькой семьи. А потому ему нравился шум, нравился стоящий в городе неутихающий гвалт. Он успокаивал, действовал лучше, чем пресловутые «звуки леса», прослушанные однажды из любопытства. Приземлившись на крышу кирпичного здания, Рафаэль опустил взгляд вниз. Внутри — прилегающая территория какого-то частного объекта. Она представляла собой огороженный сеткой-рабицей прямоугольник бетона, на котором расположены стоящие друг на друге ящики. Сбоку приютился громоздкий мусорный бак, рядом в отсвете одинокого уличного фонаря дремала машина по переработке металла. По всем параметрам картину назвать привлекательной было нельзя, но Рафаэль умиротворенно вздыхает прохладный ночной воздух и опускается на край крыши. Город дышит даже в этом отдалённом от центра производственном секторе. За сетчатыми воротами, через дорогу, начинаются невысокие домишки этажей пять в высоту. Некоторые окна отсвечивают рассеянным из-за штор уютным жёлтым светом, потому что, очевидно, далеко не все жильцы спят в это время. Над крышами этих невысоких каменных муравейников виднеются знаменитые Нью-Йоркские многоэтажки, выглядящие как слипнувшиеся светящиеся башни. Из какой-то квартиры доносится приглушенная стенами ругань. Откуда-то издалека слышна монотонная автомобильная сигнализация — Рафаэль не спешит туда, потому как они часто срабатывают он случайных столкновений прохожих. Однако вскоре мимо проносится реанимация, которая, помимо эха резких звуков, оставляет за собой мазки разноцветного света на бетонных стенах. Из соседнего сектора гаркает лай собаки, теряющийся в ночной вышине. До ушей доносится плач младенца, но, утонувший в калейдоскопе других звуков, он кажется лишь дополнением к звучащей музыке города. Рафаэль не знает, нормально ли это, что все происходящее ему нравится. Возможно, кто-то бы сказал ему, что это глупо. Что это приносит ему удовольствие лишь от приятных ассоциаций и незнанием иной жизни. Что, если бы он пожил в каком-нибудь домике у озера, то осознал бы всю прелесть тишины и птичьих трелей. Но Рафаэлю, откровенно говоря, плевать на это. И, слыша проезжающую мимо полицейскую машину, он знает, что он — там, где должен быть.