Молодые и сумасшедшие

На самом деле он подозревал, что происходящее слишком странно. Очнувшись в холодной, заполненной гудением техники комнате, он сразу осознал неправильность всего происходящего. Самым ярким и болезненным пятном в его сознании зияла густая болезненная пустота. Он знал, что он — это он. Вот только, что он из себя представляет — нет. С ним разговаривают на языке, говорить на котором он не привык, но который понимает. Машинально он отвечает на нем же — слова ложатся на язык неповоротливо, словно он давно не разговаривал в принципе. Буки — так его называют. Он знает, что это означает «оружие», но не уверен, что это в действительности его имя. Там, где он находится — открыто небо. Он всегда может выйти во двор и увидеть светлый клочок бесконечной выси, огражденной высоким забором. Вместо этого он плотно зашторивает окна даже в самый светлый день. В темноте ему комфортнее, в закрытом помещении — безопаснее, в свете горящих свечей — уютнее. Однако — тихо. Слишком тихо. Даже когда он окружен своими соратниками, ему кажется он должен слышать голоса. Он не привык к тишине. Он не привык к полному одиночеству в своей комнате. Только мастер составляет ему компанию, проявляет ласку и поддержку. Мастер прижимает ладонь к щеке, а ему кажется, что чувствовать он должен другие руки — узкие, с когтями на пальцах. Он знает, что он отличается от остальных. Он видит отличия в росте, количестве пальцев, а также цвете и текстуре кожи. Он замечает блеск ярких синих глаз в обрамлении зеленого — в отражении воды, посуды, стекла, поверхности собственных мечей — но ему так и не удалось увидеть себя где-либо в полный рост. Его тело прочнее и спина массивнее. И они слишком слабы — не ровня ему. Только мастер способен оказать ему достойное сопротивление. Несмотря на постоянно одолевающие его сомнения, он подчиняется приказам и выполняет каждое слово, отчего впоследствии его отправляют в мир вне стен. Там — сияющие бетонные джунгли и стремящиеся к небу высотки. Шум города омывает его как вода, раскрывает для него объятья и проталкивает в свое нутро с трепетом сердца. Все ранее одолеваемые чувства становятся острее и тем невыносимее, потому как он наконец-то на своем месте, но по-прежнему не с теми. Чувство, что должен быть здесь с кем-то другим — не с безымянными соратниками, которых направил с ним мастер — одолевает его. А затем он сталкивается с ними. Странные существа, непохожие ни на кого, с кем он встречался ранее. Но они видят его — и сходят с ума. Они кричат, зовут его, их голоса наполнены узнаванием, радостью, обидой и растерянностью. Придавленный весом чувств он застывает на бетонной плите, чтобы в следующий миг спрятаться за знакомой ширмой выполнения приказа. Мечи выскальзывают из ножен, когда он, стремительно рванув в сторону одного из мутанта, заводит руку для обманного замаха, собираясь в последний момент ударить по голени. Сапфировый взгляд расширяется, когда существо слишком легко читает его хитрость и уводит ногу в сторону — во время тренировок никто так и не смог вовремя среагировать на этот трюк. Его соперник выплевывает ругательство, встаёт в знакомую стойку и резким движением выбрасывает ногу ударом. Его ударом. Он уворачивается инстинктивно, отшатывается, одновременно пораженный. Соратники следуют за ним, нападают скопом, когда он застыл словно бы в толще воды. Его соперники, явно пораженные его агрессией, занимают защитные позиции, но все, что он может делать — смотреть и видеть свои собственные техники. Каждый удар, каждый замах, каждая стойка и каждое движение — его. Странные существа имеют то же количество пальцев, что и у него, а также похожий цвет и текстуру кожи. За их спинами чувствуется пугающе знакомый вес. Они легко справляются с нападающими, чтобы затем вновь вернуть все свое внимание на него. Их глаза наполнены тревогой, и вгляды и слова — заботой и обещаниями. Они называют его «Леонардо», они называют его «аники», они называют его «Лео», и все его нутро греется и вибрирует узнаванием. Леонардо плачет.