И змея укусит себя за хвост

Сидя в глубоком и удобном кресле, Вайпер внимательно изучала чёрную кожаную папку со вложенными в неё листами плотной, приятной на ощупь бумаги. В век начинающих стремительное развитие информационных технологий бумага все ещё была предпочтительна для хранения информации в некоторых случаях. По крайней мере, её нельзя было взломать. Вайпер сделала глоток вина, полюбовалась тем, как винные ручейки стекают по стенкам. Да, она была известна своей жадностью и как Аркобалено Тумана, и как Маммон, но ещё она любила комфорт. Вайпер могла бы ночевать в лесу, укрываясь своим плащом, не есть несколько дней и при этом сражаться, не теряя в мощности, но… зачем? У неё были деньги, были ресурсы и должники. Прошли те времена, когда она по воле репетитора Реборна добывала еду сама и пыталась обеспечить комфорт своих Хранителей. Она взрослая, обеспеченная женщина, которая живёт лишь ради себя, а значит, к чему этот аскетизм? Наедине с собой можно и не притворяться. Все данные, собранные её наблюдателями и должниками, результаты анализов, с выводами врачей, переведёнными на понятный язык для заказчиков, не знакомых с терминологией – всё это говорило об одном. Змеиная улыбка пробежала по губам, искажая лицо пятилетней девочки. – Наконец-то. Нашла! – иллюзионистка извлекла из кучи бумаг фотокарточку, пристально вглядываясь в лицо женщины и маленький свёрток на её руках. Папка закрылась и легла на подлокотник кресла. Вайпер встала, убирая фото в потайной карман и разминая пальцы. На одном из них блеснуло кольцо Даниэлы. Женщина в теле ребёнка рассеянно улыбнулась: – Не беспокойся, я не стану делать глупости. В конце концов, он и твой родственник тоже. Просто взгляну. Восьмая никогда не жаловала распри внутри Семьи. До последнего они с Тимотео поддерживали видимость доброжелательных отношений и работали вместе на благо Вонголы, даже если интуиция твердила обоим о взаимном недоверии. Лицемерие? Но таковой была Даниэла – для остальных Семья должна была выглядеть нерушимым монолитом. – Что ж, отпуск закончился, – иллюзионистка усмехнулась и протянула руку к змее, гревшейся в своём террариуме. – Пора браться за дело, Фантазма. Было бы наивно ожидать, что даже спустя столько лет Вайпер забудет, с чего всё начиналось. Пусть она не была больше той наивной преданной девочкой, пусть в её жизни случились привязанности сильнее, чем искусственная дружба с Хранителями – она могла преодолеть это, могла отпустить, но не простить и не забыть предательство. А потому иллюзионистка всё это время искала того человека, ради которого те, кто называл себя её друзьями, отвернулись от неё, человека, ради которого Тимотео не постеснялся подставить маленькую гражданскую девочку, засветить её перед всем миром мафии, на всю жизнь навесив мишень – ведь из мафии уходят только вперёд ногами, особенно с таким громким прозвищем как потомок Примо и Нео-Примо Вонгола. Когда старик Тимотео извиняющимся голосом только начал объяснять ситуацию растерянной Тсунаёши, она не задумалась, откуда же взялся настоящий наследник. Оглядываясь назад, Вайпер понимала, что это как раз не стало для неё сюрпризом: будто подспудно девочка всегда ожидала, что однажды придёт кто-то и назовёт её самозванкой, недостойной места Дечимо. Так и вышло, в общем-то. Чего Тсуна не ожидала, так это того, что после всего пережитого вместе, друзья отвернутся от неё. Ей были понятны причины решения Ноно, она никогда не ждала особой любви от отца (хотя его презрительные слова о том, что дочь слишком наивна, раз возомнила, что сопливая девчонка может претендовать на место босса, всё равно ранили её), но вот люди, клявшиеся ей в верности, те, кто обещали всегда поддерживать… Зачем давать такие громкие клятвы, если собираешься уйти с самого начала? Неужели нельзя было подобрать других слов, чтобы создать видимость дружбы? Ей ведь тогда многого не требовалось. А если тогда это не было игрой, что мешало попрощаться по-человечески? И что помешало Реборну? Ущемлённая гордыня, когда он понял, что ученице не позволят стать Десятой? В любом случае, эти вопросы, терзавшие Тсунаёши до перемещения, были стёрты годами войны и выживания, разъедены тоской по той, что не предала ни одно из своих негласных обещаний, уничтожены Проклятием Аркобалено. Вайпер повзрослела, пусть не простила, но увидела, что в мире более чем достаточно дерьма. Криво ухмыляясь, она думала, что ещё легко отделалась – гораздо хуже было бы, если бы это случилось позже, когда бы она окончательно поверила в себя, в своё право на Вонголу и нерушимость уз с Хранителями. Тогда бы она уже не оправилась. Но взамен вопросов неопытной преданной девочки появились другие: если все прямые потомки линии Даниэлы и Тимотео погибли, то откуда же взялся настоящий наследник? Причём, он не мог быть потомком японской ветви, из которой происходили дед и отец Тсуны. Во-первых, потому что они всё так же презрительно относились к сицилийской мафии и считали себя истинными достойными наследниками Джотто, во-вторых, потому что истинный Дечимо был итальянцем. И вот ответ был найден – у Энрико, старшего сына Тимотео, был ребёнок. За пять лет до своей смерти он вступил в брак по поддельным документам с обычной гражданской девушкой и тщательно скрывал свою маленькую семью от мафии. – А Емитсу-то это не первый придумал, – присвистнула Вайпер, когда оценила масштаб подготовки Энрико. Тот действительно был осторожен, и, похоже, единственный посвящённый в его тайну человек погиб вместе с ним. Иллюзионистке пришлось приложить действительно много усилий, чтобы найти ребёнка. Скорее всего, если бы она не знала, что тот должен существовать и не подозревала в отцовстве одного из сыновей Тимотео, ей бы это не удалось со всеми её возможностями и связями. Но у такой предосторожности был один большой минус. Поскольку Энрико и его доверенное лицо погибли в перестрелке, не было никого, кто мог бы сообщить молодой жене о гибели её супруга. Вайпер несколько дней была занята тем, что следила за его семьёй, будто какой-то сталкер. Ощущение было странным и раздражающим – в конце концов, это было личное желание иллюзионистки, и за эту слежку ей даже никто не заплатит. Вдоволь налюбовавшись на то, как молодая женщина выбивается из сил на двух работах, а её сын лезет в драку в школе за то, что одноклассники сочиняют гадости про его пропавшего отца, Вайпер скривила губы. – Мужчины… Это значит, так бы мы жили, если бы Емитсу тоже кто-то пристрелил. Похоже, я должна буду сказать ему спасибо хотя бы за то, что он не сдох. За несколько месяцев до тех трагических переговоров, на которые он отправился вместо Тимотео, Энрико открыл счёт для своей семьи, но… доступ к нему они могли получить только в случае смерти того, кто его открыл, а для гражданских Энрико просто пропал без вести. И не осталось никого, кто мог бы сообщить его жене и властям о смерти. – Верх непрофессионализма, – хмыкнула иллюзионистка. И задумалась. Ей ничего не стоило это изменить, но должна ли она облегчать жизнь тому, кто, пусть невольно, заберёт у неё всё? И нужно ли вообще вмешиваться? В последние годы Вайпер и так слишком свободно обращается со временем, будто ограничения шаманом не для неё были названы. И всё же, глядя на семилетнего пацана и измождённую молодую женщину, идущих вместе домой, она не могла отделаться от мысли, что при других обстоятельствах такой стала бы и её судьба. – Мужчины Семьи слишком эгоистичны, – пробормотала она, плотнее закутываясь в свой плащ и точно зная, что через неделю мать будущего босса Вонголы получит письмо от банка. В конце концов, нет ничего сложного, чтобы предоставить поддельные доказательства смерти человека, обручившегося с кем-то по поддельным же документам.