Его...

      Изуку запрокидывает свою голову на подушку, лежащую на диване; и фыркает настолько недовольно, насколько это вообще возможно, когда уставшие от столь насыщенного дня мышцы вместо того, чтобы по максимуму расслабиться, становятся похожими на невероятно твёрдый камень, а шея с противным и болезненным хрустом щёлкает.       Это не то, чего он ожидал — абсолютно не то, но любое занятие, которое хоть как-то могло сократить время ожидания возвращения Тошинори домой, уже автоматически Мидория считал нужным и даже капельку полезным. А ноющая шея, явно придерживающаяся иного мнения по этому поводу, лишь издержки.       По правде говоря, Изуку не может даже предположить, куда направился Яги в столь поздний час — конечно, на улице ещё не совсем всё окунулось в темноту как в одеяло, да и до ночи вполне есть время, но Мидория попросту трудно подавить своё любопытство, особенно зная то, что дома есть буквально всё: не излишки, однако постепенно даже пара-тройка лекарств Тошинори сменили своё местоположение и поспешно решили переехать в будто бы специально приготовленную для них полочку в доме Инко и Изуку.       Мидория сам не понимает, когда именно это произошло: то ли Яги забывал свои некоторые вещи, то ли и впрямь чувствовал себя здесь как дома, но никто против этого не был, раз за разом с недоумением находя порой нелепой расцветки галстуки или же что-то другое — не так уж важно, что именно, поскольку со временем такое стало странно правильным и неотъемлемым для этого жилого помещения.       В памяти Изуку даже отложились некоторые моменты, от которых румянец, то и дело вспыхивавший нежным цветом на щеках, в это же мгновение выдавал своего обладателя с поличным. Впрочем, вряд ли об этом узнает хоть кто-то — Мидории не хотелось бы, чтобы Инко или, куда хуже, сам Тошинори узнал о «постыдном» секрете преемника, украдкой примеряющего очередной длинный галстук и смущённо осматривающего себя…       И всё же, если вернуться к первоначальному вопросу, смущение Изуку пропадает бесследно и сменяется неподдельным замешательством. Нет, Мидорию уж точно нельзя причислить к той категории людей, которая отслеживала практически всё о своих родных и любимых. Просто интерес и даже беспокойство, не более — о чём ещё можно думать, когда человек крайне таинственно удаляется, напоследок бросая короткое и не очень информативное: «я скоро вернусь», а после исчезает как невидимка, не соизволив сделать элементарное — ответить на телефонный звонок?       Оставаясь в полном недоумении, Изуку уже просверлил взглядом часы на стене. Ещё четверть часа — или даже меньше, и он точно выскочит на улицу в одной лишь пижамной одежде и ринется искать по всему городу одного печально известного в узких кругах дурака, заставляющего Мидорию буквально сидеть на острых иглах в виде собственных домыслов и переживаний.       И так, что могло так срочно понадобиться человеку поздно вечером, когда дом предоставляет полную свободу кулинарного творчества, а помимо всего этого в случае какой-либо трагедии сможет послужить бункером или же полевым госпиталем — словно добрая часть ближайшей аптеки решила переехать сюда вместе со своими медикаментами? Конечно, до ресторана этому месту ещё далеко, как и, собственно, до бутика, но всей едой можно было бы запросто накормить одну большую и очень голодную семью, а разнообразием одежды пускай похвастаться здесь нельзя, однако в общем и в целом уж точно не всё так плохо!       Наверное, именно это и послужило причиной не меньшего недоумения Инко, которая, кажется, сегодня и вовсе витала в облаках, но всё же не могла упустить такую странность и без этого весьма странного человека, как бы абсурдно и нелепо сейчас не звучало.       В конечном итоге, когда всё, что удерживает Изуку от использования причуды и от нахождения на грани сердечного заболевания, выраженного пока ещё в лёгкой форме — это долгожданный и подающий надежду звонок в дверь, он молниеносно срывается с места и под взволнованный взгляд Инко направляется буквально по зову сердца в коридор.       По венам разливается адреналин, а в глубине души вновь нарастает беспокойство — израненная шрамами рука оказывается на металлической ручке, которая тут же по теплоте может сравниться с температурой человеческого тела, но если Мидория стоял бы в таком положении ещё хоть на крошечную минуту дольше, в скором времени по коридору витали бы облака пара, вызванные разгорячённым от волнения Изуку.       …И, пожалуй, он даже не знает, что лучше — ожидание или не менее суровая реальность, когда Тошинори как ни в чём не бывало улыбается и выдаёт:       — Тортик, мой мальчик.       Но то ли сегодня просто день такой, то ли всему виной усталость от происходящего, однако с последующими словами наставника у Мидории вырывается изо рта смешок, становящийся с каждым мгновением всё более нервным, чем могло быть:       — Клубничный.       Будто бы это существенно меняет дело.       Изуку не знает, радоваться ему или идти за лёгким успокоительным из аптечки, но убеждённость в том, что всё обошлось без пострадавших, придаёт уверенность. А нервные клетки — всего лишь очередные издержки, наряду с шеей, которая от резких движений издаёт всю ту же просто на удивление прекраснейшую трель…

***

      Мидория не может объяснить этот феномен, но, кажется, догадывается — что Тошинори из-за старой травмы и определённой диеты не съедает сам, тем он откармливает всех окружающих в радиусе ближайшей шаговой доступности, будь то родные ему люди или же даже животные, а ещё просто те, которым не очень повезло.       Поэтому Изуку решил смириться с этим и поддаться «безвыходной» ситуации, вместе с мамой смотря на уже ставший тошнотворным торт, а в частности на свой кусок, который попросту ни в какую не хочет влезать в набитый желудок Мидории.       Конечно же, Изуку задался вопросом: нормально ли это для человека, придерживающегося диеты? Впрочем, Яги, всё ещё весьма осторожный после явно не очень довольного взгляда преемника, лишь отрезал ему кусок побольше, пожимая плечами:       — Ты не так часто позволяешь себе «расслабляться», поэтому вполне можно себя побаловать лишний раз.       Но этот раз для Мидория действительно был лишним, когда он смотрел на торт как на врага, отравляющего ему всю жизнь. Однако Изуку не сдавался — дело ли принципа это, а может и нет, но небольшой кусок, оставшийся на его тарелке, выглядел настолько жалко, что с грустным вздохом отправился в рот юноши, переоценившего собственные силы, а главное — аппетит.       Во всяком случае, Мидория хотя бы поел торт. Больше, чем следовало, но в качестве компенсации за Тошинори, хохотавшего над видом объевшегося Изуку, это очень даже могло сгодиться, поэтому он попросту плюхнулся на диван, не в силах донести тарелку до ближайшего стола, не говоря уже о кухонной раковине, которая Мидории напоминала космос — такая же далёкая и прекрасная…       Когда смех Яги доносится до Изуку, на глаза очень кстати попадается подушка, на которую юноша и нацеливается, не сдерживаясь от такого соблазна. Тот факт, что она находится совсем рядом, чуть подальше от Тошинори, воодушевляет ещё больше, а руки двигаются в выбранную сторону как заколдованные.       Как бы то ни было, всё, что выходит у Мидории — странным образом извернуться и шмякнуться прямо на живот, утыкаясь носом в колено наставника и обессиленно барахтаясь в попытках перевернуться обратно.       Обиженно надувая щёки, почти что как ребёнок, Изуку невнятно бормочет себе что-то под нос. Судя по интенсивности этого бормотания и по словам, быстрым и мощным потоком исходящие изо рта Мидории, можно решить, что это какие-то древние проклятия, если бы не нежно-розовый румянец на его щеках, достигающий даже кончики ушей.       Смех Яги сменяется ослепительной и невероятно тёплой улыбкой, а руки занимают уже своё привычное место — запутываются в зелёные вихры, ласково распутывая каждый небольшой узелок, образовавшийся из-за того, что Изуку, кажется, не имел привычки расчёсываться как можно тщательнее. Или же, как Тошинори в который раз подмечает, кому-то определённо точно стоит подстричься, пока мягкие кудри не превратились в своеобразную занавеску… Не то чтобы бывшему герою это не нравилось — вовсе нет, но даже в плане удобства такой длины волос он может усомниться.       — Может… сыграем все вместе? — слыша какое-то невнятное бормотание, больше напоминающее нечленораздельную речь, Яги недоуменно переводит взгляд на лицо уже не такого обиженного Мидории, но оставшиеся следы на это в виде на миг сурово сведённых к переносице бровей, не предвещают ничего хорошего.       Смотря на Изуку крайне задумчиво, Тошинори пожимает плечами.       — Что ты имеешь в виду, мальчик мой? — переспрашивает наставник.       Когда озорной блеск появляется в глазах Мидории, Яги сглатывает тяжело, комично вжимаясь спиной в диван.       Он не уверен, чего ему стоит ожидать, однако известно точно, что всё ещё обиженный Изуку, это в целом очень плохое явление, а затевающий что-либо Изуку с ехидной улыбкой — знак того, что над Тошинори готовится расправа…

***

      Камень практически ощутимо спадает с сердца, но с каждой минутой Яги напрягается всё больше и переглядывается с Инко, которая, кажется, в отличие от него понимала, что тут происходит.       Не то чтобы Тошинори был совсем не знаком с правилами многих игр, даже скорее наоборот — он прекрасно знал правила той игры, что Мидория предложил, поэтому от коварной улыбки преемника в душе закрадывались опасения, появившиеся не на пустом месте.       — Если хочешь, ты можешь начать первым, — непринуждённо говорит Изуку, потирая свои ладони.       Нервно гладя заднюю часть шеи, Яги неопределённо качает головой.       — Я думаю, что дамам всё же нужно уступать.       В шутку одаривая Тошинори возмущённым взглядом, Инко скрывает нежную улыбку, отпивая чая — её мальчики слишком сильно похожи на детей, но такая беззаботность старшую Мидорию более чем устраивает; и обращается к сыну:       — Правда или действие?       Мидория, на мгновенье прикрывший глаза, отвечает практически сразу же:       — Действие.       Во всяком случае, это самое безобидное, как кажется тогда Изуку, пока мама не указывает ладонью на до сих пор немытую тарелку.       — Ну, хорошо, — соглашается она. — Тогда ты сможешь донести тарелку до раковины, заодно захватив и кружки, в которые был налит чай?       Яги фыркает, когда Мидория покорно начинает это выполнять, но всё же не может не проворчать себе под нос, что это был крайне нечестный ход… Впрочем, справедливость тоже должна существовать — в чём уверен Тошинори, отчётливо услышавший шум воды на кухне.       Но стоит лишь перевести взгляд в сторону, как Инко будто бы случайно смотрит на Яги — нельзя точно сказать. Возможно, её глаза и вовсе прикованы к окну, что даже больше подходит по мнению Тошинори, начинающего уже в шутку побаиваться этого семейства.       И, пожалуй, он мысленно отмахнулся бы от этого, если бы мысль, что всё случайное — не случайно, пришла вместе с осознанием, что женщина смотрит именно на него, а не куда-либо ещё.       — Я понимаю, что сейчас нарушу правила игры, — довольно напряжённо говорит старшая Мидория. Яги не понимает, к чему она клонит, однако точно так же, как и коварная улыбка Изуку вместе с лукавым блеском в его глазах, это не менее плохая примета. — И всё же… надеюсь, Вы будете не против, если я задам вам вопрос: правда или действие?       Тошинори пожимает плечами и почти наобум отвечает:       — Я думаю, что «правда».       В любом случае, это действительно неплохое решение — многое так и осталось не обговорено. И даже больше, чем следовало.       — Не поймите меня неправильно, — начинает Инко. — Но… насколько у Вас серьёзные намерения по поводу моего сына? Я, конечно, доверяю выбору Изуку и Вам в целом, но однако ответ на этот вопрос мне важен.       Как бы то ни было, Яги задумывается лишь на крошечное мгновение, не желая мучить ожиданием женщину.       Нежная улыбка появляется на губах от мыслей про одного зелёноволосого юношу.       — Я хочу до конца своих дней делать Вашего сына самым счастливым.       В ответ он видит улыбку, а возникшее ненадолго напряжение сводится почти что к нулю, сменяясь чем-то тёплым и по-настоящему уютным — словно камин в зимние ночи.       И пусть Тошинори не знает, устроил ли такой ответ Инко, в одном он уверен на все сто: Мидория, неловко облокотившийся об дверь и уже какое-то время закончивший с мытьём посуды, выглядит крайне довольным и совсем немного смущённым…

***

      — Действие, — без раздумий выбирает Изуку.       Никто уже из них толком не понимает, как так вышло, что в конечном итоге Мидория оказался на «своём месте» — в объятиях наставника под тёплым пледом, а количество чайных пакетиков резко уменьшилось. Впрочем, никто не был против.       — Тогда можем ли мы немного изменить правила, мальчик мой? — интересуется Яги.       Изуку лишь задумчиво постукивает пальцами по дивану в каком-то странном ритме, пытаясь хоть немного сосредоточиться и не погрузиться в сон прямо сейчас.       — Наверное? — неуверенно говорит Мидория. В конце концов, в этом не было ничего такого, хотя, возможно, изменение правил убавило бы какую-то часть азарта и без того ставшей скучной из-за усталости всего семейства игры, ведь за всё время им удалось задать друг другу явно не больше четырёх или пяти вопросов.       Несмотря на бесконечное бормотание преемника, Тошинори окидывает комнату взглядом — Инко и вовсе спит; с улыбкой говоря:       — Я хотел бы пригласить тебя в одно место, но что это конкретно — я предпочёл бы оставить в секрете, если ты не против.       Однако всё, чего добивается Яги в ближайшее время, это повисшее на минуту молчание, а за минутой медленно проходит и ещё одна, идентичная предыдущей…       — Сигнал потерян, мальчик мой? — фыркает Тошинори, наблюдая за Мидорией, который соображает не сразу. — Кажется, кому-то уже явно пора спать.       И последнее было точно не вопросом, а утверждением, судя по тому, что Изуку согласно кивнул, приваливаясь к возлюбленному как можно ближе и аккуратно обнимая его одной рукой, не собираясь никуда вставать с нагретого места.       Вздыхая, один довольно наглый — как Яги может в шутку называть просто-напросто залюбленного Мидорию; но невероятно счастливый человек, оказывается в родных руках, позволяя уложить себя на мягкую постель и ненадолго остаться в спальной без тепла, пока дожидается Тошинори…

***

      — Ох, ты ещё не спишь? — удивляется Яги совсем немного — было вполне ожидаемо, что Изуку упорно будет ждать его возвращения. Но он не был в этом уверен, видя состояние преемника.       Мидория качает головой и лениво тянет руки вверх, призывая поскорее лечь рядом.       — Я замёрз…       И этого уже достаточно Тошинори, чтобы в душе потеплело на несколько градусов, а он сам тут же оказался под одеялом, коротко подмечая, что даже оно с изображение Всемогущего — это вызывает добрую усмешку.       Устраиваясь поудобнее, наставник с трудом замечает задумчивость Изуку, водящего пальцами по груди напротив и вызывающего своими действиями слабое, но приятное ощущения щекотки. Мужчина едва удерживается от настоящего смеха, поэтому подаётся вперёд, застывая в паре сантиметров от лица преемника.       Коротко поцеловав Мидорию в лоб, где на мгновение образовалась практически незаметная морщинка из-за хмурости, Яги совсем немного напрягается от услышанного:       — Что ты думаешь о том мужчине, которого мы встретили сегодня в кафе?       Бывший герой тратит время на раздумья, чтобы подобрать ответ.       — Он странно смотрел на тебя, — говорит Тошинори, моментально ощущая несильный тычок в бок и замечая надутое выражение лица Изуку.       — Глупый, — бормочет Мидория, однако расстояние между ними сокращается ещё больше, что кажется немного абсурдным на этой маленькой кровати — куда лежать ещё теснее? — Но любимый, — обязательно добавляет он. Ночная прохлада вызывает мурашки по коже.       Яги вновь улыбается. Но он понимает, почему Изуку спрашивает это, пусть от действительно правдивого ответа Тошинори уклоняется, несмотря на всё доверие к Мидории. Это далеко не та тема, которую хочется обсуждать сейчас. Возможно, слишком… рано. А быть не совсем готовым к такому — самое худшее чувство для порядком усталого человека.       …И глядя на совсем ещё юное лицо, от природы украшенное россыпью веснушек — маленькими и такими яркими звёздочками, Тошинори позволяет забыть все появившиеся в сознании переживания, с головой окунаясь в собственный космос и нежно шепча Мидории на ухо:       — Спокойной ночи, мой любимый мальчик.

***

Яги мог бы сказать правду и озвучить свои предположения — это было бы честно по отношению к Мидории, однако то, что подсказывал разум, и то, что подсказывало Тошинори сердце, было слишком разными вещами, когда всё в кратчайшие сроки менялось со скоростью света. К тому же, дарить Изуку как можно больше беззаботных дней, казалось чем-то невероятно правильным и важным…