Его...

      Тошинори привык к тому, чтобы просыпаться в столь раннее время, когда до подъёма остаётся ещё, как минимум, полчаса-час, нередко и подолгу ворочаясь в кровати в попытках урвать как можно больше тепла — погода не так милосердна, как хотелось бы.       А также Яги нравится — нравится просто-напросто до приятной и странной дрожи во всём теле, любоваться Изуку, своим возлюбленным, своим самым драгоценным в мире человеком, не придавая значение чему-то определённому, какой-то конкретной части тела Мидории.       Потому что… Тошинори не мог со стопроцентной уверенностью сказать, что у него, предложим, есть какая-то любимая часть тела Изуку, какая-то конкретная его родинка, его веснушка, его отличительная «деталь», его особенность.       Ведь Мидория казался ему идеальным: от кончиков пальцев на ногах и до самой вечно взлохмаченной любимой копны волос, до этой умной макушки, хранящей в себе тысячи гениальных мыслей — точно бесконечный генератор идей.       Очаровательно, не правда ли? И, если признаться честно, если быть максимально откровенным, Яги и впрямь любил в Изуку всё. Такое… несовершенное совершенство, полнейшая противоположность типичной японской внешности: не у каждого японца есть веснушки, не у каждого японца есть кудрявые волосы.       Но разве любовь ограничивается лишь на стереотипах, на соответствии каким-либо стандартам красоты? Мидория не идеален внешне, уж точно не это, если, опять же, принимать во внимание то, как «должны» выглядеть японцы.       И всё-таки, такое несоответствие стандартам — и не только стандартам красоты, а ещё и стандартам, стереотипам в целом, во всём мире — то, за что Тошинори особенно любит Изуку — мальчишку, на протяжении почти всей своей жизни бросающего вызов глупым устоям в обществе.       В том числе и мыслям, давным-давно укоренившимся в голове Яги: у него не может быть семьи, у него может не может быть любимого человека, ведь это слишком опасно. Да и кто захотел бы принять Тошинори таким, какой он сейчас?       Однако Мидория вновь удивил его, удивил его даже здесь, в таком вопросе, в такой проблеме, доказав Яги совершенно обратное, а также — не раз спасая его, не раз вдохновляя его, вдыхая в его жизнь смысл, ценность.       У Тошинори уже есть семья — то, во что порой бывает трудно поверить ему самому. А ещё… эта семья самая лучшая, самая любящая, самая понимающая и невероятно счастливая.       Удивительно, что в один момент вместе с преемником Яги обрёл ещё и того человека, который станет его личным героем, который станет причиной, почему Тошинори по-прежнему живёт, по-прежнему дышит, по-прежнему борется со всеми трудностями, со всеми неприятностями.       И этот человек — Изуку. Яги перекатывает его имя по языку, почти смакует, почти наслаждается им, будто имя — нечто драгоценное, будто имя — нечто священное, нечто божественное, несущее в себе гораздо больше смысла и значимости, чем кажется на первый взгляд.       И-зу-ку. Синоним любви, синоним спокойствия, синоним счастья и гармонии в душе Тошинори, в уставшем за все его годы жизни сердце, однако теперь — точно в окрылённом, точно в омолодившемся на много-много лет.       Рядом с Мидорией трудно не чувствовать себя таковым — безмятежным, радостным, с чувством любви, текущим по каждой капельке крови, по каждой венке, по всему организму. И именно рядом с ним Яги чувствовал себя молодым, живым, по-прежнему нужным, по-прежнему важным.       Не забытым — точно не это. А любимым, любящим — любящим Изуку, любящим свою крошечную, но всё-таки — семью. В такие моменты невозможно ощущать печаль, невозможно ощущать грусть.       Но не испытывать желание прикоснуться к Мидории, пусть даже и почти случайно — ещё труднее, ещё проблемнее. И Тошинори, улыбающийся настолько нежно и ласково, словно вот-вот растает на месте; подаётся внезапному порыву.       Его пальцы, длинные и тонкие, невероятно костлявые, гладят лицо Изуку с неизменным трепетом, с неизменной бережливостью, аккуратностью, медлительностью — Мидория далеко не так хрупок, как раньше. Но он заслуживает любви, заслуживает ласки, заслуживает хорошего отношения к себе и всего самого лучшего, что существует в мире.       Именно поэтому, прослеживая взглядом невидимую дорожку из целой россыпи ярко-рыжих — точно пятна акварели на холсте бежевого цвета, веснушек, не желает будить Изуку грубо. Яги хочется сделать это как можно мягче.       — Мой мальчик, — еле слышный шёпот, сравнимый с колыханием занавесок в спальной комнате, — пора просыпаться. Иначе мы точно опоздаем.       И хотя Мидория, по всей видимости, уже давно проснулся, лишь делая вид, что по-прежнему спит, нежась в тёплых объятиях возлюбленного и слушая его тихое, мерное дыхание; он почти никак не реагирует, в ответ только лениво приоткрывая один глаз.       — Ну же, — продолжает Тошинори, притягивая Изуку к себе ближе, однако всё также осторожно, не желая случайным образом навредить такому чудесному созданию, как Мидория, — опоздать на такое мероприятие было бы плохо.       Во всяком случае, Яги и сам не заметил, что время за любованием Изуку пролетело невероятно быстро, будто минутные и секундные стрелки часов просто-напросто в один момент переместились сразу на несколько значений.       Но Мидория, улыбающийся на слова Тошинори нехарактерно хитро, нехарактерно игриво, с весёлым и озорным огоньком в глазах, решает — как Яги полагает, никуда не торопиться, делая абсолютно непонимающий вид:       — Мы разве куда-то торопимся, Тоши? Честно говоря, не могу вспомнить, чтобы у нас было что-то запланировано на сегодняшний день…       Яги даже не пытается сдержать смешинки, скопившиеся у него где-то там, в самой глубине души, и готовые вот-вот вырваться наружу. Порой Изуку бывает невероятно смешон. Но это слишком очаровательно, чтобы обижаться на Мидорию.       — Свадьба, — напоминает ему Тошинори, незаметно стараясь стянусь со своего возлюбленного хотя бы часть одеяла — тем самым ускоряя процесс поднятия с кровати, — наша с тобой свадьба, Изуку.       Если бы Яги сказал, что Мидория не выглядел в крайней степени обиженным тем, что с него постепенно стягивают тёплое и потрясающе мягкое одеяло в такое раннее утро, то он бы соврал. И это именно то, из-за чего Изуку идёт на ответную месть:       — Кто сказал, что я согласен выйти за тебя замуж, ммм?       Единственное, что мог сделать Тошинори в ответ на столько веское заявление — лишь подыграть Мидории, наигранно прикрывая свободной рукой свой рот от «ужаса». И Яги, вероятно, в любой другой момент и впрямь расстроился бы.       Но Изуку, улыбающийся, казалось бы, во все тридцать два зуба, когда он неторопливо перебирается поближе к Тошинори, чтобы дать ему настоящий, искренний ответ в виде утреннего поцелуя в губы; не против свадьбы.       Определённо точно…

***

      Яги поправляет свой несчастный и уже изрядно потрёпанный за день галстук более нервно, чем, вероятно, когда-либо ещё во всей этой жизни, напоминающей Тошинори сказку, всего лишь глупую и лишённую хоть капли реальности выдумку.       Потому что то, что чувствовал Яги сейчас, потому что то, что Яги видел сейчас, слышал сейчас, в одном чудеснейшем месте, в котором, как полагал он ранее, никогда не окажется; просто-напросто не могло быть действительностью.       Тошинори думал, размышлял на крошечное — почти до иронии, мгновение, о том, что в данный момент, должно быть, спит, видя самый прекрасный и поразительно явный сон во всём свете. В конце концов, несмотря на то, что события, происходящие здесь в данный момент, и впрямь казались нереальными, однако Яги чувствовал и слышал.       Слышал фоновую, ненавязчивую музыку, скорее ласкающую слух, чем портящую всё настроение; слышал и другой, совершенно иной шум — шорохи одежды, еле слышные перешёптывания других людей, стук чьих-то каблуков; чувствовал то, насколько здесь было хорошо и тепло — в отличие от того, каково в это время года на улице…       А ещё Тошинори чувствовал присутствие другого, поразительно знакомого человека, улыбающегося ему немного нервно, немного неуверенно, и в то же время — так, что внутри от подобной улыбки всё приятно скручивалось; чувствовал ещё и то, что взгляды многих людей обращены именно на него, именно на них.       Слишком много деталей, слишком много ощущений, которые навряд ли Яги смог бы испытывать на себе даже в самом явном, в самом сладком и в самом осознанном сне. И это, признаться честно, удивляет его, выводит его из равновесия, фактически вынуждая ненадолго выпасть из реальности.       Он смотрит по сторонам, буквально на пару секунд оглядывается со странным, с нечитаемым взглядом, отчаянно пытаясь вспомнить, что было раньше; вспомнить, что он делал какое-то время назад, если Тошинори, по всей видимости, всё-таки не спал в данный момент.       Ах, такая задача… кажется сложной, невероятно сложной и ещё сильнее вводящей Яги в странный ступор. Однако, если постараться, если напрячься как можно лучше, то в голове хотя бы на секунду-две мелькали некоторые воспоминания.       Самое обыкновенное утро, ласковые и нежные поцелуи с Изуку, запоздалый звон будильника, вкусный совместный завтрак, торопливые сборы куда-то, а ещё — попытки нормально погладить свою одежду, чтобы…       Сегодняшний день — практически самый важный для Мидории и Тошинори, для их совместного будущего. И Яги, настолько окрылённый мыслями о том, что уже завтра он будет проводить время со своим мужем, невольно умудрился забыть даже самое элементарное.       Потому что этот момент — невероятно радостный, невероятно трепетный, невероятно волшебный, наконец-то настал — не то чтобы в действительности же свадьба многое поменяет. В конце концов, Тошинори как любил Изуку больше всех на свете, так и будет его любить — точно так же, как сам Мидория любит Яги.       Но смотреть на деревянное кольцо на пальце Изуку, откровенно говоря, казалось чем-то греховным, когда Тошинори так относился к Мидории, а именно: ему хотелось уронить все горы к ногам возлюбленного, поймать для всего всё звёзды с ночного неба, принести ему своё сердце, отдать ему всё самое дорогое — не только в материальном плане.       Однако самое-самое дорогое, что есть у Яги — это его любовь и Изуку, поэтому… Тошинори не был уверен в том, что готов отдать Мидорию кому-либо. Точнее, он знал, что не отдаст его никому.       И особенно тогда, когда Изуку, не менее ошеломлённый ситуацией, невероятно взволнованный и, казалось бы, топчущийся на одном и том же месте, поглядывал на Яги, на своего будущего мужа, с решительностью во взгляде. В конце концов, Мидория и сам не думал о том, чтобы уйти куда-либо от Тошинори. Ни за что.       Зная это, а также зная ещё и то, что Изуку впервые за всю жизнь присутствует на свадьбе, и тем более — на своей; Яги подмигивает Мидории, желая хоть немного унять его волнение. Ведь всё будет хорошо, всё точно будет хорошо — Тошинори приложит максимум усилий, желая быть самым идеальным мужем для Изуку, желая быть причиной его счастья, его радостных и тёплых улыбок по утрам.       Яги хочет быть в буквальном смысле всем для Мидории: хочет быть тем, кто его всегда поддержит, кто его никогда не оттолкнёт от себя, кто его всегда защитит и примет таким, какой он на самом деле. И это самое лучшее, и это самое большее, о чём Тошинори мог мечтать. Почти.       — Согласны ли Вы…       На крошечное мгновение — практически на долю секунду, сердце Яги замирает, а сам Тошинори будто забывает, как правильно дышать, какого вообще это вообще — жить, зная, что Изуку — самый лучший человек во всей Вселенной, по-прежнему не является вашим мужем.       Упущение, не правда ли? И несмотря на шум в ушах, и несмотря на невероятное волнение и дрожь в голосе всего лишь от одной-единственной мысли и предвкушения, Яги кивает — кивает согласно и невероятно счастливо, даже если… ах, он ведь даже ещё не услышал ответ Мидории, верно?       Не то чтобы Изуку, готовый в практически в любой момент упасть в обморок от радости, от всё того же волнения и странной слабости, странной лёгкости; слишком долго оттягивает свой ответ, своё решение.       «Да», сказанное Мидорией — вновь самое лучшее «да», которое Тошинори когда-либо слышал за всю жизнь. Практически. Потому что как бы сильно Яги ни хотелось сейчас оказаться с Изуку, совсем рядом с ним, им нужно было услышать ещё один ответ.       В конце концов, сегодняшний праздник — не только для Мидории и Тошинори, несмотря на изначальную настороженность Яги по отношению к одному определённому человеку. Однако, как показало время, опасения оказались напрасными.       Кроме того, мама Изуку тоже заслуживает счастья спустя столько времени, не правда ли? Поэтому ещё одно «да», сказанной на сей раз старшей Мидорией — второй самый прекрасный ответ, который когда-либо слышал Тошинори.       И Инко, по-настоящему счастливая рядом с Масаши, а главное — невероятно любимая им, выглядит не менее потрясающей, чем Изуку. Однако это не то, о чём думает сейчас Яги, практически на ватных ногах поворачиваясь к своему мужу.       Где-то там, на фоне, звучат чьи-то откровенно мешающие в данный момент слова, какая-то ненавязчивая мелодия, посторонний шум. Но всё то единственное, что крутится в голове у Тошинори, в его мыслях — один очень важный для него человек.       Изуку. Тот, кто изменил жизнь Яги, изменил его судьбу, а теперь — стоял прямо перед ним, улыбаясь смущённо, улыбаясь нежно, не замечая ровным счётом ничего: ни шума, ни музыки. Ведь всё внимание Мидории сосредоточено на Тошинори, прежде чем…       Заветная фраза — единственное, что нужно возлюбленным, чтобы наконец-то сократить те ничтожно крошечные сантиметры между собой, осторожно и ласково — точно вся долгожданность мгновения вот-вот растает, беря друг друга за руки — клятва, что всё будет хорошо, а дальше — лишь лучше.       И именно после этого Яги, наклоняясь — тем самым становясь на одном уровне с Изуку, с трепетом и с неизменной любовью целует его в губы незамысловато, легко и просто, не желая смутить ещё больше, ещё сильнее. Ведь Мидория, неторопливо отвечая на поцелуй Тошинори, неловко хватаясь за него — почти как за спасательный круг в море различных эмоций; и без того выглядит уже смущённым.       Выражать свои чувства и желания на людях кажется чем-то непривычным, даже неправильным. Однако гости, собравшиеся здесь — близкие возлюбленным, их друзья, некоторые знакомые. Те, кто примут их всегда, даже если и не сразу.       Поэтому, ненадолго прикрывая свои глаза, чтобы собраться с мыслями, Яги продолжает и дальше мягко касаться собственными губами губ Изуку, ощущая его тёплое дыхание, ощущая его учащённое сердцебиение, ощущая его любовь.       Что может быть ещё лучше? Лишь то, что внезапным образом осознание накрывает Тошинори с головой, вынуждая его буквально на пару секунд вздрогнуть, остановиться, едва не спугнув Мидорию. Но кто мог винить Яги в этом? Потому что он, боже мой, целовал не просто возлюбленного, а собственного мужа.       Несмотря на то, что поверить в это по-прежнему было трудно; когда Изуку ненадолго отрывается от Тошинори — но не для того, чтобы окончательно разорвать поцелуй, нет — уж точно нет, уж точно не сейчас; и, смотря на Яги с обожанием, с невероятной любовью и с восторгом во взгляде, говорит:       — Даже если ты не можешь быть героем для других, помни и знай, что ты был героем для меня… и навсегда останешься им, что бы ни случилось в мире, что бы ни случилось с нами. Ты — мой самый главный и самый любимый в жизни герой, Тоши. И я люблю тебя каждой клеточкой своего тела и души.       …теперь же, растроганный словами Мидории, растроганный его искренним взглядом и самой ситуацией, Яги охотно верит в реальность происходящего, в реальность того, что Изуку — его муж. Возможно ли это вообще? Но Тошинори знает ответ.       Поэтому никто не может обвинять Яги ещё и в том, что он, обнимая Мидорию крепче, обнимая нежнее и как можно ласковее гладя его по плечам — желая «ухватить» как можно больше частей своего мужа; практически сразу же вовлекает Изуку в ещё один поцелуй.       И раз этот праздник как для Мидории с Тошинори, так и для Инко с Масаши, то они на вполне законном основании имеет право провести сегодняшний день самым лучшим, самым идеальным образом, желая запомнить его на долгие годы…

***

      Поздним вечером, когда весь шум и гам наконец-то приутих, а гости, присутствующие на свадьбе, пожелав возлюбленным хорошей и счастливой совместной жизни, в конечном итоге разошлись по домам; Яги, донельзя счастливый и практически окрылённый любовью, несёт Изуку на своих руках домой.       — Я надеюсь, ты не против такого «путешествия»?       В голосе Тошинори игривость, лёгкое поддразнивание — Мидорию, такого прекрасного и очаровательного, невозможно не дразнить, поэтому Яги даже не пытается отказать себе в этом удовольствии.       Но в голосе Изуку, кроме ответной игривости, есть ещё и нотки серьёзности, не дающие Тошинори ни капли сомнения относительно правдивости слов Мидории, смотрящего на возлюбленного с весёлыми огоньками во взгляде:       — Кто я такой, чтобы отказываться от предложения своего идеального и потрясающе красивого мужа?       Несмотря на явное смущение, которое Изуку невероятно трудно просто так скрыть, это действительно так, это и впрямь так — его муж, может быть, не самый идеальный, но точно почти самый идеальный. Кроме того, про красоту Мидория, с ярко-розовыми — от румянца, щеками, зарывшийся носом в грудь Яги, тоже не врал.       И всё, что может сделать Тошинори в ответ — торопливо нести Изуку в спальную комнату, даже и не отрицая то, как же громко и как же часто бьётся собственное сердце, в то время как щёки горят от смущения равносильно щекам Мидории.       В своей «скелетной» форме Яги не так часто получал комплименты, а тем более — в большинстве случаев едва ли в них верил. Но комплименты, сказанные Изуку — другое дело, ведь они — искренни, ведь они — правдивы. Ведь они — от мужа Тошинори, да?       Боже, реальность по-прежнему порой казалась Яги нереальной. Но ощущение того, как уже совсем скоро Мидория, по-прежнему одетый в свадебный костюм, тянет его за руку на их совместную кровать, большую и тёплую, мягкую, усыпанную лепестками роз в честь такого праздника, вполне реально. Несомненно.       Однако прикосновения Изуку, неторопливые и ласковые, когда он, с растрёпанными после всего празднования вихрами волос, уставший и желающий наконец-то отдохнуть вместе с Тошинори; ещё более реальны, чем что-либо ещё, чем что-либо другое, когда Мидория берёт Яги за руку.       Трудно не понять, куда он, с почти по-детски широко раскрытыми глазами, освещёнными слабым лунным светом, смотрит. А именно: на кольцо, на палец Тошинори, чувствуя лёгкое головокружение от мысли, что…       Изуку никогда не думал, что будет настолько счастливым. Но в один прекрасный день все мечты стали настолько сладкой реальностью, что от неё почти что сводит зубы — в хорошем, конечно же, смысле. И не только у него так.       Яги, вспоминающий то, как много всего они вместе прошли, пережили: взлёты и падения, совместные неудачи, ошибки, различные радостные мгновения и события, иногда даже небольшие ссоры; никогда ранее тоже не думал о подобном.       Но Тошинори и Мидория здесь, они вместе. И у их затянувшейся истории счастливый конец, не так ли? Или, если быть точнее, то счастливое начало.

***

И когда с рассветом постепенно наступает новый день, вместе с ним наступает и начало их жизни — самой счастливой, самой радостной и самой лучшей из всех возможных вариантов…