— Что ты думаешь по поводу небольшой прогулки до одного прекрасного места, а, мой мальчик?
И конечно же, на сей раз, вопреки собственной занятости и количеству домашней работы, когда Изуку смотрит в глаза своего возлюбленного, такого счастливого, такого воодушевлённого мыслью о совместной прогулке и такого неизменно любящего Мидорию, он соглашается, кажется, даже быстрее, чем сможет подумать об этом.
Потому что Изуку, быть может, чувствовал себя невероятно уставшим, невероятно вымотанным долгой и тяжёлой учебной неделей, однако Тошинори — воплощение безопасности, воплощения тепла и уюта — то, чего Мидории остро не хватает сейчас. И одновременно — то, что он с лёгкостью может получить.
«Уже, — улыбается Изуку, улыбается по-настоящему искренне и неподдельно нежно, держа за руку Яги, который по-прежнему казался громадным, практически каким-то великаном, если сравнивать с Мидорией, — тепло, уют и дом со мной».
Благо, сегодня настолько солнечно, настолько хорошо на улице, что абсолютно нет никакой нужды в том, чтобы кутаться в кучу одежды, носить что-то тёплое, но откровенно мешающее в данный момент, казавшийся Изуку прекрасным.
Лёгкий и едва ощутимый ветерок, уже не такое яркое, как, например, летом, октябрьское солнце, медленно уходящее куда-то вдаль, прямо к горизонту. И, наконец, сам Тошинори, лёгкая и непринуждённая беседа с ним — не так важно, о чём.
Но Мидории нравилось говорить с Яги ровным счётом обо всём, делиться с ним воспоминаниями — и не обязательно, что хорошим… вовсе нет: любыми, рассказывать ему о прошедшем днем, спрашивать, как прошёл день у Тошинори.
И порой обыденность, и порой совершенная повседневность, без капли чего-то вычурного, чего-то необычного, экстраординарного, была гораздо приятнее, чем сумасшедшая реальность геройских будней.
Нельзя сказать, что это слишком сильно напрягало Изуку — в конце концов, он сам выбрал такой путь, однако проводить время с семьёй, проводить время с Яги — всегда приятно, всегда расслабляет — самое лучшее средство от усталости.
По крайней, сейчас Мидория уже не мог вспомнить, уже не мог хотя бы предположить, что его беспокоило ранее, чем конкретно была вызвана причина такого утомления.
Ведь даже горы домашней работы, которую Изуку решил отложить на потом, в один из немногих раз позволить себе сделать её позже, после прогулки; вмиг забывались, вмиг отходили на второй план, не волнуя в данный момент Мидорию.
Сжимая ладонь возлюбленного, худую и поразительно холодную — будто совсем недавно Тошинори побывал в невероятно холодном месте; крепче, нежнее, и одновременно — любяще, Изуку думает о том, что сегодняшний день по-настоящему прекрасен.
Когда в последний раз Мидория чувствовал себя настолько безмятежным и расслабленным? Трудный, действительно непростой вопрос. Однако, несмотря на то, что Изуку не знал и никак не мог понять, куда Яги ведёт его на прогулку, у него всё-таки был ответ.
Сейчас. Почти в любой момент, если Мидория находился с Тошинори, со своим возлюбленным, и в то же время — с самым лучшим человеком на всём этом свете, что казалось по-настоящему сюрреалистичным.
Именно в такие мгновения, как и в мгновения, когда Изуку был с Инко, он чувствовал полное расслабление, не боясь разговаривать на любые темы, не боясь шутить открыто, излагать практически все собственные мысли.
Потому что Мидория мог доверять им, доверять семье, которая всегда готова принять его и всё то, что с ним связано, будь то какие-то переживания, волнения, странные — хотя бы на первый взгляд, мысли.
И не так важно, где на самом же деле находится дом Изуку: у его мамы, или же у Яги. Ведь ему всегда рады и там, и там; ведь его дом — с ними, просто с ними, и нигде более, ни в каком ином месте.
В конце концов, именно рядом с Инко, с Тошинори, с собственным домашним питомцем… и, быть может, с ещё одним человеком, Мидория ощущал себя по-настоящему спокойным, открытым, честным, расслабленным — и многое-многое другое.
Поэтому Изуку готов пойти с Яги хоть на край света, полететь хоть на другую планету, отправиться хоть в другую Вселенную, но главное — дом Мидории всё равно будет с ним, независимо от того, как далеко они уйдут.
Дом Мидории — в нежный и тёплых улыбках Тошинори, дом Мидории — в ласковых и неизменно трепетных прикосновениях возлюбленного, дом Мидории — в игривых поддразниваниях Яги, в каждой его доброй, лишённой зла, усмешке.
И, наконец, дом Мидории — в самом Тошинори, в его очаровательном и заразительном смехе, в его историях из прошлого и настоящего, в его словах, в его жестах — случайных, или нет; в каждом его вздохе, в каждом дне его жизни, в каждом поцелуе…
Изуку не думает, что променял бы свой дом на какой-либо другой, на дом без Яги и без своей мамы. Потому что это казалось ему почти абсурдным, абсолютной чушью из всех возможных глупостей.
Тем не менее, сейчас мысли Мидории заняты другими вещами, так или иначе связанными с его предыдущими размышлениями. Ведь когда Изуку огляделся по сторонам, внимательно рассматривая место, где он находится в данный момент, у него появился ещё и другой ответ.
Дом Мидории — на пляже Дагоба, откуда и пошли его начинания, первые шаги к исполнению собственной мечты — стать героем. И именно здесь у Изуку, как и в академии ЮЭЙ, целая вереница различных воспоминаний.
Взлёты и падения, неудачи Мидории, его успехи, его поразительные результаты или же неожиданные провалы, его честный и тяжёлый труд — Изуку, вероятно, спроси его обо всём этом сейчас, сможет почти идеально назвать всю хронологию тех событий.
Но главное, что помнит он больше всего, лучше всего — людей, поддерживающих его: Тошинори и разработанный им план достижения мечты, приготовленная и всегда свежая еда от Инко, их вера в Мидорию.
Боже, его семья если не идеальная, то практически идеальная, да? По крайней мере, представить себя и свою жизнь без возлюбленного, без мамы и без поддерживающих Изуку друзей, невероятно трудно.
И каждый раз, стоит только Мидории прийти сюда, на этот чистый и потрясающе красивый пляж, заметно изменившийся за всё прошедшее время; как на него нахлынывают воспоминания, а в горле, казалось бы, из-за скопившихся эмоций у Изуку застревает ком.
Вероятно, Мидория уже давным-давно расплакался бы сейчас, однако рука Яги на плече, крепкая и родная, успокаивающая, не даёт Изуку этого сделать — точно так же, как и лучистая улыбка Тошинори.
— Вот мы и на месте, — говорит он, оглядываясь по сторонам, — этот пляж по-настоящему сильно изменился с тех пор, не так ли? И всё благодаря тебе, мой любимый мальчик.
…или всё-таки не совсем? Потому что Мидория, щёки которого практически горели от смущения, от услышанной похвалы; вновь был в крошечном шаге от того, чтобы расплакаться, будучи особенно эмоциональным и чувствительным сейчас, когда воспоминаний у Изуку невероятно много.
Благо, Яги, сжимая руку Мидории в своей, поглаживая собственными пальцами каждую его костяшку, каждую его венку на ладони, прекрасно понимает чувства Изуку. Ведь у Тошинори с пляжем Дагоба тоже связано немалое количество воспоминаний.
И почти в каждом из них мелькает Мидория, становясь главной звездой мыслей Яги, всех тех — уже давным-давно прошедших, событий. Но Тошинори почти всё помнит как наяву.
Именно поэтому — а также по ещё одной причине, он привёл сюда, в такое памятное место, Изуку. К тому же, здесь, прямо во время заката, просто потрясающие виды, не так ли?
Во всяком случае, хотя до заката ещё оставалось сколько-то времени, прежде чем небо окончательно изменит свой цвет, станет нежно-розовым — как румянец на щеках Мидории; Яги уже видел один прекрасный вид. Самый лучший из всех возможных.
Тот вид — Изуку; тот вид — в том, как он, широко и так по-детски наивно распахнув свои зелёные глаза — точно настоящая чаща леса, с интересом рассматривает пляж, каждый уголок этого места.
Удивлённый, да? Тошинори ожидал от него приблизительно такой вот реакции — удивление и интерес, перемешанные с лёгким недоумением или даже недоверием — от мысли, что Мидория сделал это — расчистил пляж, сам.
И недоверие — от того, что вместо мусорных куч, невероятной высоты мусорных гор, теперь здесь поразительно чистая территория, в буквальном смысле за километр веющая свежестью, запахом моря, запахом соли…
— Потрясающе, — шепчет он, говорит еле слышно. И не про пляж. — Изумительное зрелище.
…а про Изуку, про своего мальчика, про своего Принца Чепухи, про своего возлюбленного, чьи веснушки — россыпь крошечных рыжих точек на щеках, на носу, почти по всей коже Мидории, освещены мягким розовым светом грядущего заката.
Ах, зрелище и впрямь красивое. По крайней мере, так думает Яги, и, поддаваясь внезапному порыву нежности, порыву любви и ласки, он разворачивает Изуку к себе одним осторожным движением, замирая так на мгновение.
Мидория слишком красив, чтобы не касаться его, чтобы не гладить его лицо, не гладить его щёки самыми кончиками пальцев, щекоча прикосновением нежную кожу, вынуждая Изуку покраснеть в ответ на незамысловатую ласку.
— Тоши, — улыбается Мидория, тянется к рукам Тошинори сам, подставляя своё лицо, желая получить больше приятной ласки. Однако Яги, внезапно прикладывая палец к губам возлюбленного, перебивает его:
— Тсс. Прежде чем ты скажешь что-то ещё, я хотел бы… серьёзно поговорить с тобой кое о чём, Изуку. Это действительно важно.
На сей раз Мидория кажется недоумённым, даже слегка напуганным: серьёзный разговор? О чём он будет? Неизвестность и некоторая боязнь серьёзных разговоров вызывала у Изуку неприятную дрожь по спине.
Тем не менее, возлюбленный Яги с лёгкостью позволяет ему сказать всё, что хотелось; всё, что нужно было сказать в данный момент. И Тошинори, вздыхая тяжело, но в то же время — наигранно, отводит взгляд в сторону, где солнце плавно двигалось по невидимой линии прямо к горизонту.
— Не пойми меня… неправильно, — начинает Яги, вновь смотря на Мидорию, на своего мальчика, а не на закат — на такое прекрасное и трогательное, захватывающее зрелище.
Тошинори мог бы смотреть не закат бесконечно долго, однако у Яги есть дела поважнее. Потому что ему
действительно нужно сообщить Изуку абсолютную правду, и желательнее всего — как можно скорее. Ведь обманывать его и дальше нет никакого смысла.
— Я понял это уже достаточно давно: вероятнее всего, около года назад, — он неловко заламывает собственные пальцы, тщательно обдумывая каждое сказанное слово, каждую свою мысль, — и с тех пор моё мнение никак не изменилось. Тем не менее, я боялся сообщить тебе то, о чём думаю.
В тот момент Мидория, замерев — будто его сковали цепями, привязали к одному месту и решили держать здесь вечно, понимал, что опасение серьёзных разговоров не совсем напрасное. Ведь слова Тошинори настораживают:
— И… надеюсь, что ты примешь моё решение. Потому что я больше не могу иначе, не могу терпеть это, Изуку. Прошу… просто пойми меня.
Как бы хорошо Яги ни чувствовал себя рядом с Мидорией — с самым замечательным человеком на свете, которого он когда-либо встречал; к сожалению — или нет, как и было сказано ранее, Тошинори не мог продолжать жить во лжи.
На самом деле, ему давно хотелось во всём сознаться, однако подходящего момента, увы, не было, а следовательно — таким образом Яги держался по-настоящему долго. Но Изуку заслуживает знать правду. Хотя бы сейчас, даже если уже поздно.
— Я хочу, — возвращается к начатому Тошинори, на мгновение прикрывая собственные глаза, прежде чем взглянуть на невероятно взволнованного и нервного Мидорию, — разорвать наши отношения. Точнее, я не хочу больше быть твоим «парнем».
Всё, что происходит в следующие секунды — Изуку и Яги просто молчат, будто совершенно не знают, что сказать друг другу. Впрочем, так и было. Ведь это самое последнее, чего Мидория ожидал услышать.
Но нельзя сказать, что ранее он не допускал в голову подобные мысли, когда реальность казалось слишком нереальной, вымышленной — такой прекрасный человек, как Тошинори, и такой человек, как Изуку…
Хотя в большинстве случаев именно Мидория убеждал Яги в том, что они заслуживают друг друга, идеально подходят друг другу, поскольку у Тошинори, очевидно, действительно низкая самооценка, вопреки всеобщему мнению; однако сам Изуку порой думал примерно о том же.
Мидория оказался недостаточно хорошим для бывшего Символа Мира, да? В конце концов, Изуку уж точно не был идеален в отношениях, вполне осознавая подобное. Но услышать те самые страшные слова от Яги — больнее всего, даже если мальчишка пытался показать обратное.
Всё в порядке. Всё хорошо. Всё отлично…
Мидория пообещал самому себе больше не плакать, и особенно — не плакать так сильно, что подавить собственные рыдания казалось чем-то невозможным. Потому что Изуку сейчас как никогда больно, как никогда стыдно.
Тошинори зря потратил на него всё своё время, какую-то часть своей жизни, чтобы терпеть выходки Мидории и его далеко не идеальный характер, его не самые умные поступки, его проблемы. Что может быть хуже?
Только то, что Изуку, прикрыв глаза рукой, не мог перестать плакать, ощущая, как глаза уже начинает откровенно щипать от слёз, а сердце сжимается от горечи услышанных ранее слов. Мидории действительно жаль. За всё.
— Потому что я хочу быть твоим мужем, — как ни в чём не бывало продолжает Тошинори, казалось бы, полностью игнорируя Изуку. Ведь он не договорил до конца. — Серьёзно, мой мальчик! Я больше не могу терпеть, что мы всё ещё не сыграли с тобой свадьбу, и…
Приземляясь прямо на землю, чтобы встать на колени перед Мидорией, Яги и сам смотрит на него со слезящимися глазами, когда держит в руках бархатную коробку с кольцом.
— Я хотел бы встретить с тобой старость, я хотел бы делать тебя счастливым, я хотел бы разделить с тобой всю свою оставшуюся жизнь, я хотел бы отдать тебе своё сердце, я… всё, чего бы ты только пожелал, мой дорогой Изуку. Согласен ли ты на это?
Сердце Мидории едва не разорвалось. И от этого, несмотря на то, что минутами ранее он был готов провалиться под землю и рыдать до тех пор, пока воды и вовсе не останется в организме; Изуку плачет лишь сильнее.
Но на сей раз — от радости. Но на сей раз, прижимая к себе стоявшего на коленях Тошинори, от любви. Но на сей раз — от чувства, что всё будет хорошо. Всё
действительно будет хорошо, верно?
***
В то время как мягкий свет уходящего за горизонт солнца освещает лица возлюбленных, Мидория утыкается носом в плечо Яги и вдыхает его запах, ассоциирующийся с теплом, домом и уютом, плача долго-долго. Однако «да», сказанное Изуку — самое сладкое слово, которое Тошинори когда-либо слышал…
