Жизнь без прикрас в суровом античном царстве

Доброго времени суток, везунчик, откопавший эту рукопись и сумевший его прочитать. Я мог бы назваться, вкратце обрисовать свою жизнь, кем я был и что делал, но всему свое время. И для полноты восприятия не буду забегать вперед. Скажу лишь, что я жил скромной, простой жизнью в двадцать первом веке. Был образованным, трудился на респектабельной, но не очень доходной работе, был женат на милой женщине, которая со временем опротивела. Совершил ряд ошибок, в конце приведших меня к преждевременной гибели. Но на этом моя история лишь началась, каким-то чудом, не буду забегать вперед пробалтываясь каким именно, я умудрился возродиться. Во временах кровавых жестоких, в кругу власть держащих, но положение мое с рождения было шатким. И довелось мне испить чаши горя, страха и отчаяния.Однако, по большей части благодаря везению, я умудрился выжить, стать царем и возвести полюбившуюся мне родину на забытые высоты. Теперь же под старость лет я решил записать свою историю, без прикрас, со всеми нелицеприятными тайнами, которые в официальные анналы ясный пень не попали. Почему решил сознаться во всех грехах? Да просто не думаю, что рукопись доживет до появления кириллицы, если она еще и появиться. А значит никто мою писанину не разберет. А если и разберет, то к тому времени мои тайны будут уже не важны. Но не буду забегать вперед и свою историю, запутанную, долгую, большей части жестокую, хоть и не лишенную чудесных моментов я, пожалуй, начну с начала. Первые дни А началось все с темноты, тишины и страха. Да нет - не страха даже, а ужаса. Представьте на секундочку, что вы жили в свете, у вас были обязанности, свои увлечения, но в целом вы смотрели на мир и наслаждались всеми красками его великолепия. И вот в следующий миг все это исчезло. И вы лежите. Точно живой так, как чувствуете кожей мягкую постель, но ничегошеньки не видите. Пытаетесь открыть глаза, безрезультатно. Страшно правда? А это еще даже не половина проблемы. Ведь помимо этого ваше тело вас совершено не слушается. Нет, руки и ноги явно на месте, но они какие-то совершенно ватные. Слух, вот он да был, но все звуки почему-то смешивались в какую-то неразбериху. И вот в такой вот ситуации я очнулся или проснулся, а если придираться к точности, то возродился. И как вы думаете, что я первым делом сделал? Верно, я заорал. Да так, как, наверное, еще ни разу в жизни. Сколько я орал так даже не представляю. Впрочем,не слишком долго, я полагаю, так как мой крик в охрипшее карканье не превратился. Как раз наоборот он возрос на несколько октав, когда что-то обхватило меня за спину с затылком и подняло. И пусть это было сделано с какой-то особой заботой и лаской, это ничуть не помогло унять бешенный страх. Нет, ну посудите сами – вы не видите, не слышите, толком не можете двигаться, так еще вас и несут какие-то неизвестные великаны. Естественно я продолжал орать и ругаться благим матом все то время, что меня несли. И продолжал это делать, когда передавали в другие невидимые тиски, еще более заботливые и нежные. А замолкать начал лишь когда по носу неожиданно мазнуло чем-то мягким и теплым, и совсем прекратил ор, когда это что-то бесцеремонно влезло мне в рот. Я невольно обхватил это губами и вскоре оттуда полился напиток богов, Олимпийский нектар. Иначе и не скажешь, настолько это была приятная на вкус жидкость. Вместе с тем над ухом раздалось странно знакомое мычание. А самого меня прижало к каким-то упругим и мягким холмам, от которых исходило приятное тепло и чувство полной защищенности. И эти три фактора, наконец прекратили напавшую на меня паническую атаку. Благодаря чему я смог логически осмыслить всю ситуацию и прийти к неоднозначному выводу. Что я – младенец. Да бы подтвердить свою догадку я по изучал округу ручками и когда признал в холме женскую грудь совершенно расслабился. А после, когда наелся, то и вовсе провалился в глубокий сон. Последующие часы, дни, недели… честно не знаю сколько прошло, как-то без зрения время особо определить не получалось. Особенно, что весь жизненный уклад свелся к банальной рутине. Я спал, затем просыпался от голода, требовал еды, меня куда-то несли, я снова кушал на тех же самых заботливых руках. Правда пару раз ритуал проходил и без переносок. Конечно по началу я пытался следить за кормежкой и хоть так подсчитывать дни, но после третьего раза сдался. Уж больно сладко было засыпать на этих любящих руках, после сытного обеда вкусным молоком. Через какое-то время ко мнепостепенно начали возвращаться чувства. Первым вернулся слух. В какой-то момент общий гвалт разделился на знакомые звуки. Стук шагов, скрип мебели, голоса людей и тому подобное. Правда, о чем говорили понять было вообще без шансов, но тут уже сказывалось полное неведение языка. Во всяком случаем именно в этом я себя и убедил. Затем, появился нюх, и это я вам скажу было прискорбно, ибо первым делом я почуял, извините уж, но собственное дерьмо. Последовавшую после процедуру описывать, пожалуй, слишком стыдно. Поэтому я сразу перейду к глазам. Их я через час, день или неделю наконец-то открыл, но к сожалению, увидел лишь размытые цветные пятна. И в конец приуныл испугавшись, что это навсегда. Но к счастью, однажды я проснулся и понял, что наконец вижу. Это был прямо бальзам для моей истерзанной души. Наконец исчезла тьма, теперь я мог изучать окружающий мир. Но главное, у меня появилась возможность разобраться в какую-такую дыру меня забросило. Чем я тут же и занялся. Сперва я оглядел себя и убедился, что моя догадка была верна, - я чертов младенец. И это было все-таки печально, ибо хоть разумом я и был тридцатилетним мужиком, но тело меня конкретно подводило. Я помнил, как это ходить, или хотя бы ползать, но мои маленькие ручки и ножки напрочь для этого не годились. И получалось, что я застрял в состоянии близком к инвалидности на неопределенное время. Зато у меня была вся жизнь впереди, а также глаза. Мои хорошие глаза. И их я использовал на полную. После тела я изучил свою кроватку. Это была довольно просторная деревянная колыбелька, но в общем-то ничем особым не примечательная. Разве что затейливой резьбой вдоль кромки сплошной спинки, косого переда в ногах и на деревянных заборчиках, соединявших их. Сама резьба изображала различные вариации солнца и огня. Но меня гораздо больше интересовало что же за забором, вот только плотная марля, свисавшая с обеих сторон, и мои еще слишком слабые глаза не позволили этого. А вот потолок меня знатно так впечатлил. Во-первых, размерами, хотя на деле мне все тогда казалось слишком огромным, а во-вторых самой настоящей мозаикой, при чем изображавшей все-тоже солнце, причем настоящей позолотой, если мои новые глазки не обманывали. И скажу по секрету они не врали. Однако сколь бы великолепным потолок и не был, мое любопытство он удовлетворить не мог. А потому, я начал призывно попискивать и пытаться сдернуть чертову марлю. Марлю содрать у меня не получилось, а вот призвать на свою голову ведьму удалось. Кроме шуток, я совсем не утрирую, но в ответ на мой зов над кроватью появилась настоящая страхолюдина. Смуглая, длинноносая, да еще и с огромной бородавкой на кончике, покрытая частой сетью морщин, а тонкие и сухие губы в жуткой усмешке обнажили кривые зубы, часть из которых отсутствовала напрочь, а остальные вовсю крошились. Именно такая страхолюдина появилась надо мной. И я взмолился всем богам, в надежде, что это не моя мама, иначе я просто не выдержал бы и месяца. И к счастью меня услышали. Эта ведьма. Грубо конечно так ее звать, но другого ее имени я тогда еще не знал, да и даже когда узнал его, то это прозвище уже крепко засело в моей голове. В общем, эта ведьма, прощебетав нечто тайное, протянула свои длинные мозолистые лапы, подхватила меня с удивительной заботой и не спеша понесла через огромную комнату, при этом отчаянно посмеиваясь. Я же, если честно, совершенно прифигел с убранства своей спальни. Мозаика над моей кроватью из чистого золота была вишенкой на торте и только частью огромного узора. Но помимо фрески бросалось в глаза и много иных вещей кричавших о достатке. Золотые подсвечники, серебряные графины, украшенный изумрудами горшок, различные скульптурки одна краше другой, ковры такого качества, о котором могли лишь мечтать наши миллионеры, и огромная кровать, укрытая шелковым балдахином. И это была лишь часть мельком увиденного мною, от чего я возрадовался, как никогда. Ибо мы не бедствовали и хвала богам, но радость от этого знания продлилась не долго, ибо, повернувшись, я увидел одну из них. Я встретил Афродиту воплоти. Нет, я опять нисколько не утрирую. Когда я развернулся, то из слепящего солнцем дверного проема появилась прекраснейшая из виденных мной женщин. Серьезно. Можно быть красивой, можно быть великолепной, можно быть сногсшибательной. Но не до такой же степени. В ней идеальным было все. Начиная от золотистых волос, заплетенных в длинную косу, и тонких бровей, продолговатыми волнами пролегших над глубокими зеленными глазами.Прямого носа, с гармоничными крыльями ноздрей, высоких четко выраженных скул, с небольшими ямочками на впалых щеках. И заканчивая маленьким подбородком под пухлыми губами, так и манящими к поцелуям. Все ее лицо было верхом красоты. А тело, ох это тело. Укрытое короткой шелковой туникой оно так и манило своим совершенством. Тонкая лебединая шея переходила в покатые плечики, ниспадавшие с которых, лямки толиримской туники толи греческого хитона еле скрывали увесистые, огромные, и все же лишь слегка покачивающиеся при ходьбе шары. Нет, правда, ее грудь была просто невероятна, и не только объемом она поражала, но и идеально округлой формой, и при этом, даже без всяких лифчиков, она прекрасно держала форму, лишь самую малость подаваясь сдавшейся гравитации. А под ними широкий пояс обхватывал узкую, особенно на фоне груди и крутого таза, талию. И, казалось бы, хоть в чем-то, но бог должен был ее покарать, но нет. Заканчивавшаяся значительно выше колен туника давала вовсю насладиться крепкими бедрами и икрами. Крайне мускулистыми, но опять же в идеальной пропорции между силой и красотой. И вот на руки этой богине меня и передали. Мама, а это безусловно была она, ибо только мать может с такой любовь и нежностью принять дитя. Да и она с привычной невозмутимостью уложила меня на сгиб локтя, и пальчиком огладила мой носик. Я же дабы показать, что более не совсем уж овощ, тут же крепко ухватился за него. Чем вызвал счастливую улыбку на прекраснейшем лице. И что это была за улыбка, серьезно, я улетел от нее в прострацию. И это не осталось незамеченным. Меня пощекотали за пятки, чему я естественно не обрадовался и злобно нахмурился. Во всяком случае я на это надеялся, но судя по всему я не справился так, как заработал лишь новые смешки и новую щекотку. Тогда что бы знали свое место, я ее наказал способом изощрений. А именно, я протянул руку и ущипнул твердый сосок, выпиравший сквозь тонкую материю туники. Но я опять прогадал и меня не поняли. Правда в этот раз к моей большущей радости. Ибо матушка потянула на плечике замысловатый шнурок и явила миру свое величайшее богатство. Затем переложила меня на другой локоть и поднесла к обнажившейся груди, попытавшись всунуть мне в рот сосок, превышавший мой большой палец и в длину, и в ширину. Но я рот так и не раскрыл, ибо в этот момент ловил моральный, эстетический оргазм. Боже как же она была хороша, эта белая гора, с пухлым и длинным сосцом по центру идеальной розовой окружности. Но мое поведение опять не осталось незамеченным. Моя мама, владелица Эвереста, сурово сведя свои пшеничные брови, обернулась к ведьме и принялась с ней что-то озабоченно обсуждать. Я же, медленно и внимательно оглядев свою супер-пупер кормушку и видневшееся над ним лицом, осознал еще один удивительный факт. Женщина, которую я обоснованно считал своей матерью, оказалась вовсе и не женщиной. Это была юная девушка. При чем юная - прямо совсем юная. И хотя я в темноте и предполагал, что моя новоиспеченная родительница могла оказаться гораздо младше моего реального возраста. Но я точно не был готов к тому, что настолько. Серьезно, я очень сильно сомневался была ли она старше моих выпускниц из чёртового одиннадцатого б класса. И осознав эту истину мне как-то стало трудно ассоциировать ее с матерью. А потому я без стеснения совести принялся тактильно изучать грудь, бесспорно прекраснейшую из виденных мною в обеих жизнях. При чем делал я это по уму, без грубых щипков или хлопков, а ласково поглаживая и наминая нежную плоть. И честно скажу вам, упругость ее была не просто глазным мороком, она еле подавалась моим маленьким ручкам. Вместе с тем обеспокоенный щебет прекратился, а когда я задрал глаза к потолку то увидел, что все внимание вновь обратилось ко мне любимому. При чем очень пристальное и удивленное. Матушка, грациозно вскинув бровь, наблюдала за тем, как ее несмышленый карапуз вовсю ласкает грудь, как заправский кобель, вместо того, чтобы усердно смаковать спрятанное внутри молоко. Правда меня это нисколько не поколебало и я, не отрывая взгляда от изумрудов, продолжал столь полюбившееся мне дело. Все это прекратила ведьма, от куда-то со спины обронившая таинственный комментарий, от которого мама очаровательно покраснела. А я понял, что лучше свою истинную натуру не выдавать, хотя бы пока не разузнаю всю подноготную о месте, в котором волею несчастливого случая оказался. А потому обхватил своим беззубым ротиком столь притягательный сосок, из которого тут же полился чудесный напиток. И видимо младенческий голод меня все же не покидал, а лишь хитро затаился. Так как с такой жадностью я к женским грудям еще не присасывался, и я напрочь забыл обо всем остальном. Когда же меня с трудом оторвали от моего лакомства я издал такой злобный и негодующий писк, что меня тут же со смех переложили к другой такой же великолепной близняшке. Посасывая ее я не заметно для себя и заснул. Так закончился мой первый день новой жизни. Конечно не совсем точно, но именно с этого дня, когда я открыл глаза и смог изучать мир, я и начал свое новое летоисчисление.