Глава 31. Арест
8 мая 2020 г. в 13:31
До понедельника Зоя просидела дома. Настроение было отвратительным, самочувствие тоже оставляло желать лучшего. Порезанная рука успела зажить и, по мнению того самого фельдшера, к которому Зоя сходила еще раз, все должно было сойти без следа, однако, из-за переживаний температура все равно периодически подскакивала.
Пока Зоя не то, чтобы болела, родители разделились во мнениях. Александра Витальевна жалела дочь и один раз пришла к ней в комнату, чтобы поговорить о какой-то ерунде, а Михаил Павлович считал, что Зоя наказана полностью справедливо и теперь она уж точно перестанет бродяжничать.
— Третий день с повышенной температурой, пусть даже уже не такой, как в первый день — это не воспитание, — сказала Александра Витальевна мужу. — Это уже жестокость.
— Может быть, она простудилась, пока по улицам шлялась, — ответил Михаил Павлович. — Сейчас уже не лето.
— Ты Севастьяна только один раз наказал, когда он пожар чуть было не устроил, так тогда куда более серьезный повод был! — сказала Александра Витальевна. — А сейчас что? Обманула? Отругал бы да запер в комнате.
— Не обманула, а снова бродяжничать начала, — ответил Михаил Павлович. — Саша, из-за этого бродяжничества она в полицию тогда и попала!
— Теперь болеет, — сказала Александра Витальевна. — Жаль человека.
— Меньше надо было по холоду лазить, — ответил Михаил Павлович.
За все эти недели с момента начала учебы Зоя совершенно перестала следить за жизнью своего брата. Да, девушка знала, что Севастьян служит в жандармерии, но на этом познания Зои подходили к концу. Девушка не интересовалась вопросами службы Севастьяна, равно как Севастьян не интересовался учебой Зои.
В понедельник с утра Зоя вышла на учебу. Было стыдно перед классной дамой, которая столько ей простила и прикрыла перед инспектрисой, до сих пор было неприятно садиться.
Голова не совсем хорошо соображала, кроме того, неожиданно для себя девушка узнала, что сегодня первым уроком будет педагогика, а не словесность, как она предполагала.
— Ася, я же не готова, — с каким-то испугом сказала Зоя. — А Геллер будет обязательно меня спрашивать, я же ту неделю практически полностью пропустила…
— Можно подумать, ты к остальным урокам готова, — ответила Ася.
— Остальные уроки я и так смогу ответить, а вот педагогику… — вздохнула Зоя. — Не разбираюсь в ней.
— Значит, начнешь учебную неделю с нуля и оставления после уроков, — ответила Ася.
В класс вошла Эльвира Марковна.
— Лыкова, выходите к доске, — практически сразу сказала женщина.
Твердо, но немало волнуясь в глубине души, Зоя встала из-за парты и приготовилась отвечать.
— Рассказывайте про классно-урочную систему и Яна Амоса Коменского*, — сказала Эльвира Марковна.
— Ян Амос Коменский жил в Чехии… — начала Зоя и задумалась. — Был монахом…
— Не был он монахом, — ответила Эльвира Марковна. — К уроку готовы?
— Готова, — к своему удивлению и изумлению многих произнесла Зоя.
— Тогда продолжайте, — ответила Эльвира Марковна.
— Он был философом, — наугад сказала Зоя.
— Философом в полном смысле слова он тоже не был, — ответила Эльвира Марковна. — А вы, видимо, не готовы к уроку. Несите дневник.
— Я готова, — твердо сказала Зоя.
— Упорствуете, — изумленно произнесла Эльвира Марковна. — Сейчас не ответите на мой вопрос — вместо единицы будет ноль и оставлю вас после уроков.
«А так бы не оставляла… — подумала Зоя. — Может, смогу хоть как-нибудь ответить?»
— В каком веке дело происходило? — спросила Эльвира Марковна.
— В семнадцатом, — наугад ляпнула Зоя.
Кое-как девушке удалось ответить еще на два вопроса.
— Достаточно, тройка, — сказала Эльвира Марковна. — В следующий раз готовьтесь лучше. Можете садиться.
— Молодец, Зойка, выкрутилась, — прошептала подруге Ася. — Надеюсь, за тройку Геллер тебя после уроков не оставит, как тогда, из-за математики.
— Да будь уже что будет, — отмахнулась Зоя.
После обеда, погуляв с Асей и отдохнув, Зоя сама того не заметила, как наступил вечер.
«К Владимиру идти уже поздно, — подумала девушка. — Пойду завтра».
На следующий день, прямо перед началом молитвы, Зоя услышала, что ее зовет классная дама. С некоторым удивлением девушка пошла к Эльвире Марковне.
— Признавайтесь, Зоя, за что арестован Владимир? — недовольно спросила женщина.
— Не знаю, мадам, впервые об этом слышу, — ответила Зоя.
— Зоя, я про вас столько знаю, что стоит мне только сказать пару слов Елене Игнатьевне — вас сразу же если не исключат, то, как минимум, знатно потреплют нервы. И вам, и вашему отцу, — сказала Эльвира Марковна. — Да что там далеко за примером ходить, я пару раз ваши поступки предам огласке — и все, здравствуй, отчисление. Поэтому я очень не рекомендую вам сейчас запираться и говорить, будто бы вы ничего не знаете.
— Мадам, я впервые слышу о том, что Владимир был арестован, — ответила Зоя.
— Рассказывайте мне все: от и до, — сказала Эльвира Марковна. — Чем Владимир занимался, чем увлекался, с какими людьми имел дела!
— Он не делился со мной своими планами, — ответила Зоя, не понимая, почему она так упорствует.
— Ни за что в жизни не поверю! — воскликнула Эльвира Марковна. — Да вы с Владимиром на кладбище ходили, значит, что-то там делали. Отвечайте!
Зоя почувствовала неожиданный подзатыльник и расплакалась.
«Теперь Геллер руки распускает, — подумала девушка. — Что за жизнь такая?»
— Я, Зоя, избавила вас от проблем из-за вашего шатания по улицам на той неделе, — сказала Эльвира Марковна. — Я к вам всегда относилась более чем мягко. Вас можно было отчислить как за первую аморальщину с Владимиром, так и за вторую. А если постараться — и другие поводы можно было поискать. Вы поймите одну простую вещь: вот посчитаю я нужным вести с вами ровно-деловые отношения — вы через месяц вылетите с учебы. Не задержитесь здесь. Так подумайте: а стоит ли так упираться и, что самое главное, ради чего?
— Если я расскажу всю правду и она станет известна папе, то одним сидением дома я не отделаюсь, — ответила Зоя. — Эта правда за собой столько всего потянет, что мне можно будет опять руки резать.
— Значит, так, Зоя, — сказала Эльвира Марковна. — Все, что вы мне сейчас расскажете, не станет достояние общественности. Я ни за что из услышанного вас наказывать не буду. А теперь я слушаю вас.
Вытирая слезы, Зоя рассказала, что Владимир общался с людьми, которые, в свою очередь занимались листовками, брал у них чернила и бумагу для переводов и иногда приторговывал излишками среди своих одногруппников в университете. После чего, выдохнув, рассказала то, о чем рассказал ей Владимир совсем недавно: эти люди, которые не идейные, а разбойники, хотели убить кого-то, а, в свое время, лишили жизни отца Владимира, поэтому молодой человек решил их найти.
— Владимир не был идейным, как сам сказал, — окончила свой рассказ Зоя.
— Как я и говорила, Лыкова, любой эпизод вашей жизни можно преподнести так, чтобы добиться вашего отчисления, — ответила Эльвира Марковна. — Да даже общение с тем же Владимиром. Однако вы не волнуйтесь, этот рассказ останется между нами. Идите на уроки.
До сих пор переживая из-за ситуации с Владимиром и из-за разговора с Геллер, Зоя пошла в класс.
— Что от тебя Геллер хотела? — спросила Ася подругу.
— Про сына своего спрашивала, — ответила Зоя. — Про тебя тоже пришлось рассказать, ты ведь тоже с этим золотом была связана.
— С каким еще золотом? — изумилась Ася. Вспомнив случай, который уже успел забыться, девушка добавила. — Вот знаешь, Зойка, теперь я должна наброситься на тебя и затеять драку, но этого делать я не буду.
Вздохнув, Зоя ничего не ответила и подумала:
«Да, Асенька, теперь уже ты вправе на меня набрасываться, но ты, в отличие от меня, человек более опытный, не станешь глупить».
*Ян Амос Коменский — чешский педагог-гуманист, писатель, религиозный и общественный деятель, епископ Чешскобратской церкви, основоположник педагогики как самостоятельной дисциплины, систематизатор и популяризатор классно-урочной системы.