Из тьмы приходит утро

НЕ БЕЧЕНО! Все ломалось, менялось и рушилось в сознании Лили, и теперь она знала, что именно в последние месяцы иногда заставляло ее останавливаться и сомневаться в собственном здравом уме, потому что у нее было ощущение, что в ее семье кого-то не хватает.       Кто-то из членов семьи пропал. Кто-то, кто только что объявил о своем возвращении, сняв чары, затмевающие ее память о нем.       Лили встретилась взглядом с сыном и увидела силу, горевшую в нем, ничем не связанную. Гарри мог думать, что он защищает всех остальных от воздействия своей магии, но на самом деле это было не так. Страх ждал, чтобы разорвать Лили на части, стоит ей задуматься об этом, разрывающий сердце, сжимающий душу страх.       Но несколько месяцев назад директор школы прислал ей письмо, которое Лили сохранила, хотя и не понимала, о чем оно. В нем было две строчки. Одна была длиной в шесть слов.       Другая строка просто сообщала: «Ты поймешь, что с этим делать, когда придет время».       И теперь она действительно знала, что с этим делать, поняла Лили, глядя на Гарри. Это будет больно, но она все равно сделает это. Это была всего лишь еще одна жертва в длинной череде жертвоприношений.       «Мне не в первой», - подумала Лили, глядя на своего старшего сына, сына с ее глазами и такой же душой.       ________________________________________________________________________________       Гарри ждал. Мать только смотрела на него, как будто не знала, то ли обнять его, то ли разрыдаться, то ли в ужасе отпрянуть. Гарри надеялся, что пересилит не последний вариант, но боялся, что именно так и случится.       Он и сам не мог говорить. Воспоминания переполняли его. Это была его мать, женщина, которая воспитала его, дала ему цель в жизни и сделала его таким, каким он был: взрастила в нем такие особенности его личности, о которых он поведал Снейпу, и которые не изменятся, даже если его будут опекать как ребенка. Она причинила ему боль. Гарри мог признать это, даже почувствовать. Она поступила не лучшим образом.       Но она научила его, что значит жертвовать собой и смотреть в лицо войне, не дрогнув. Это была истинная причина, по которой Гарри хотел вернуть их отношения, чтобы он мог посмотреть ей в глаза и всегда знать, что по крайней мере еще один человек понимает, от чего он отказался. О, Снейп и Драко пытались, но они смогли только мельком увидеть воспоминания о его детстве, прежде чем расстроиться (хотя эти воспоминания, вероятно, заставили их испытывать также гнев и ужас тоже). Лили была с ним все это время. Причиняла она ему боль или нет, но она всегда понимала Гарри так, как никто другой в мире никогда бы не понял.       И она была из Гриффиндора, и приняла решение пожертвовать своим собственным ребенком, возможно даже, обоими, если бы Коннор не остановил Волдеморта той ночью. Ей была не чужда смелость. Лили глубоко вздохнула и отошла от стола, не отводя взгляда с его лица.       - Привет, Гарри, - сказала она.       Гарри спрятал все эмоции, которые хотели вырваться из него, за маской спокойствия. Он не был полностью уверен, что произойдет, если он отпустит их сейчас. Может это будет буря смеха или буря слез, как знать. Он в свою очередь глубоко вздохнул.       - Наверное, тебе интересно, что я с тобой сделал, - сказал он.       - Да, мне интересно какое именно заклинание ты использовал, - голос Лили был так же спокоен, как и его.       - Fugitivus Animus, - ответил Гарри. - Я наложил заклятье на тебя, и на отца. Сириус разрушил чары несколько месяцев назад, но только потому, что у него есть дар принуждения.       Глаза Лили на мгновение расширились, а потом сузились.       - Темная магия? - прошептала она. - О, Гарри, я надеялась, что ты лучше подготовлен.       Гарри сцепил руки за спиной. Они дрожали и дергались, и Гарри очень хотелось, чтобы сейчас Силарана была с ним, чтобы она сделала что-нибудь, что истощило бы или уняло эти сильные чувства, пронизывающие его. Это было похоже на реку, протекающую прямо у него под кожей.       - Знаю, - сказал он, - но я хотел им воспользоваться. Я боялся, что причиню тебе боль, если ты не будешь игнорировать меня, если ты попытаешься заговорить со мной, если снова попытаешься причинить мне боль, как раньше.       Лили покачала головой.       - Я думала, ты поймешь, что любая боль, испытанная тобой, была ради Коннора, - ответила она.       Гарри сглотнул. Затем он снова сглотнул, и когда он был уверен, что произнесет слова, а не заклинание, сказал:       - Даже боль от сети Феникса?       Лили дернулась, как будто он ударил ее, но кивнула.       - Да, - ответила она. - Сейчас ты уже знаешь обстоятельства, при которых наложили сеть, если ты способен думать столь независимо от нее. Ты знаешь, что сам согласился, и что мы сделали это, потому что боялись за жизнь Коннора.       Гарри покачал головой.       - Когда нам было по четыре года?       - Да, - ответила Лили. - Твоя магия неестественна, Гарри, неестественна по своей силе и тому, как быстро она растет. Мы пробовали другие чары сдерживания, но ни одни из них не сработали. Магия легко сбрасывала их все. - Лили закрыла глаза, и в ее лице и голосе прозвучала горечь. - Мы жили в ужасе каждый день, ожидая момента, когда ты используешь магию против нас.       - Но я этого не сделал, - прошептал Гарри.       - Тебя связали, до того, как ты смог бы, - поправила его Лили.       Гарри с трудом выдавил:       - Почему вы решили, что я похож на Волдеморта? - Он не понимал, что это вопрос не давал ему дышать, пока не задал его. - Почему не сравнили меня по силе с Дамблдором?       - Из-за того, каким образом росла твоя магия, - тихо сказала Лили. - Ты поглощал магию откуда-то еще, Гарри. Твоя магия прибывала из иного источника. Это было единственным объяснением того, как она увеличивалась. Кто знал, когда ты начнешь поглощать магию из нас? - Она закрыла глаза. - Это было похоже на жизнь с вампиром. Я сказала Альбусу, что это все равно что жить с тигром, но тигр всего лишь разрывает на части. Вампир же питается и поглощает. Возможно, ты даже поглощал магию Коннора. Мы этого не знали. Мы не могли сказать наверняка.       Отстраненно, будто это происходило не с ним, Гарри наблюдал, как мечутся его мысли, словно кто-то ударил его в солнечное сплетение. Он окружил себя толстым слоем пуха и шока, чтобы не сойти с ума сразу.       «Замечательно. Есть что-то еще, что я не могу контролировать. Я не только принуждаю других волшебников, но и поглощаю чужую магию. Неужели Волдеморт тоже делал это?»       - Я никогда не чувствовал, что делаю это, - сумел сказать он. Слова выходили из горла как последний оплот беспорядочных осколков здравомыслия. - Не думаю, что я это делал.       - Но ты мог бы, - сказала Лили, и в ее глазах был тот же ужас, что был в глазах Гарри, если бы он удосужился взглянуть в зеркало. - Как кто-то мог знать? Поэтому мы связали тебя. Нам нужно было надежное будущее для Коннора, Гарри. Ты и сам это понимаешь. Ты стал частью обеспечения этого будущего, вместо того чтобы угрожать ему.       Гарри почувствовал глубокую волну в своей душе, узнавание, когда слова коснулись кусочка сети Феникса, оставшейся у него в голове. Он учился защищать Коннора. Такова была вся его жизнь, пока он не поступил в Хогвартс. Как он мог оспаривать то, что говорила Лили? Разве он сам не просил бы наложить на него сеть Феникса, если бы знал о своих способностях и понимал связанные с этим проблемы?       Он судорожно сглотнул.       - Ты могла бы сказать мне, когда я стал достаточно взрослым, - сказал он. - Могла спросить меня, хочу ли я носить сеть Феникса, когда я действительно мог понять причины.       Почему я жалуюсь?       Но он знал ответ. Именно по этой причине он снял с Лили заклятие Fugitivus Animus, вместо того чтобы просто позволить ей оставаться под ним. Фальшивый мир вовсе не был миром. Тот прогресс, которого он мог бы достичь, если бы мать игнорировала его, не шел ни в какое сравнение с тем прогрессом, которого он мог бы достичь, если бы она поддерживала его. И хотя Гарри, возможно, мог бы самостоятельно разобраться с ответами, спотыкаясь и путаясь, пока наконец не стал бы таким же преданным Коннору, как и прежде, он все равно хотел, чтобы Лили рассказала ему обо всем. Прежде она всегда успокаивала его. У нее тоже должны быть ответы на вопросы. Он затронет все вопросы и заставит ее ответить на них раз и навсегда. Тогда ему больше никогда не придется беспокоиться об этом.       - Мы не могли этого сделать, - произнесла Лили. - И четыре уже достаточно взрослый, Гарри. Не другие дети, а ты, Гарри.       Мне нужна Силарана. Мне нужен Коннор. Мне нужен Драко. Я хочу, чтобы все это закончилось.       Но это не закончится, пока он не дойдет до конца, пока не услышит все, поэтому Гарри спросил:       - Тогда почему вы решили обучить меня быть защитником Коннора? Это был еще один способ связать меня? Я знаю, что обучение началось еще до того, как вы наложили сеть Феникса.       Лили кивнула.       - Из-за пророчества, - сказала она. - В пророчестве говорилось, что тебе суждено сыграть роль проводника и защитника Коннора. Ему нужен кто-то, кто защитить его. Ему нужен тот, кто всегда будет любить его, что бы ни случилось, что бы он ни сделал. И мы решили, что этим человеком будешь ты.       Гарри нахмурился. Он раздумывал, стоит ли спрашивать о той неясности, которая только что ворвалась в его сознание, но потом решил, что рано или поздно она просто всплывет снова, а Гарри хотел покончить с этим, поэтому он спросил:       - Если пророчество связывало меня с определенным будущим в качестве защитника Коннора, то это должно было произойти в любом случае, независимо от того, тренировали бы вы меня быть оружием на войне или любить брата не смотря ни на что. И вам не нужна была сеть Феникса. Ты знала, что Коннор должен выжить, чтобы победить Волдеморта, а я должен охранять его до тех пор, а не выпивать его магию.       Ужас в глазах Лили мгновенно невероятно усилился. Гарри моргнул, глядя на нее.       С чего бы ей бояться, что я узнаю об этом? Почему она боится этого больше, чем того, что моя магия высвободиться?       - Гарри, - прошептала Лили, - я никогда раньше об этом не думала об этом в таком ключе.       Гарри оцепенел:       - Что?       Лили смотрела мимо него на стену.       - Как я могла?- спросила она, и Гарри показалось, что сейчас она разговаривает сама с собой. - Я никогда ... мне и в голову не приходило спросить, насколько правдиво пророчество. Я просто верила слову Альбуса, что все это сбудется, но мы все должны были сделать все возможное, чтобы пророчество сбылось правильно. И что иногда пророчества бывают хитрыми, и вполне возможно, что что-то плохое может случиться с Коннором, при этом позволяя ему победить Волдеморта. Почему я никогда не задумывалась о противоречии между формулировкой и тем, что нам нужно было сделать? - Она уставилась в пол. - Я была так уверена, что ты причинишь боль Коннору, и ты мог это сделать, а мы все еще не оправились от войны, но я... я никогда не размышляла об этом в таком ключе. Просто никогда... - Лили сгорбилась и уставилась на свои руки, не закончив последнюю фразу.       Гарри сделал шаг вперед. Он чувствовал, что дрожит. Его глаза щипало так, словно в них попала пыль, чего он не понимал, но он не собирался волноваться из-за этого ощущения, особенно когда мать стояла перед ним и говорила слова, которые он никогда не ожидал услышать.       - Что?       Лицо Лили сморщилось от горя.       - О, Мерлин, - произнесла она так тихо, что Гарри едва расслышал ее. - Что я наделала? Что я сотворила с одним из моих сыновей во имя войны?       Глубокое всеобъемлющее чувство заполнило грудь Гарри, и где-то внутри него прекратилась боль, о которой он даже не подозревал.       - Что?- снова прошептал он.       Лили заплакала. Она делала это молча, и Гарри знал, что дрожь, которая сотрясала ее, была настоящей, что отвращение и страх за ее трясущимися плечами были настоящими, что то, как дрожал ее голос, когда она наконец смогла заговорить тоже было настоящим.       - Я н-не ... о, Гарри, во имя магии. - Лили обхватила голову руками, и слова звучали так, словно кто-то крючьями вырывал их из ее горла. - Что я сделала? Что же я наделала?       Гарри поднес свои руки к глазам. Его собственные пальцы дрожали. У него болела голова. Он сглатывал снова и снова, и пытался напомнить себе, что говорил ему Снейп - что это оскверненное, грязное место, что он не может доверять своей матери.       Но это была его мать.       «Да, это она», - подумал он и заставил себя заговорить снова.       - Мама, ты ... ты сожалеешь о том, что сделала?       - Да, - ответила Лили, и слово оборвалось на середине, превратившись в громкое всхлипывание. - Я, я не могу поверить.. я такая слепая дура, о чем, черт возьми, я думала.. О, Гарри. Извинений недостаточно. - Она резко сунула руку в карман мантии и, вытащив палочку, поднесла ее к своему виску.       Гарри рванулся вперед, схватив ее за запястье. Лили смотрела на него снизу вверх, гораздо ниже ростом, чем он когда-либо помнил ее, с кровоточащим сердцем, если не телом, и ужасно, ужасно уязвимая. Гарри знал, что теперь он может обрушить на нее всю силу своего гнева, и она никогда не оправится. Снейп, конечно, убедил бы его сделать это.       Снейп более мстителен, чем я когда-либо буду.       - Что ты собираешься сделать? - тихо спросил он.       - Убью себя, - сказала Лили совершенно ровным голосом. - Я знаю, что Avada Kedavra смертельно опасна с такого близкого расстояния. - Она рассмеялась, и этот звук зазвенел в ушах Гарри, как кости, отскакивающие от камней. - У меня, конечно, было достаточно шансов увидеть, что в этой войне я пожертвовала всем, не так ли?       Гарри обнаружил, что снова может дышать. Его грудь наполнилась чувством парения, как будто он летел прямо к солнцу.       Она моя мать. И она любит меня. И она сожалеет.       - Не надо, - сказал Гарри. - Это было бы слишком просто. И подумай о том, какую боль это причинит Коннору. И мне, - смог он сказать, и впервые в жизни это прозвучало без чувства вины. - Ты должна остаться здесь и принять ответственность за то, что ты сделала.       С лица Лили исчезли все краски. Лицо ее помертвело, а глаза сияли, как глаза оборотня в темноте.       - За все?- прошептала она.       - Да, - подтвердил Гарри. Его язык казался неповоротливым и тяжелым, и он пытался подыскать слова. Стук его сердца отдавался в ушах, дверь гробницы закрывалась снова и снова. - За жертвы, которые требовала от меня, за жертвы, которые потребовали от Питера, за жертвы, которые требуете от Коннора. Он ничего об этом не знает. Он давно должен был узнать обо всем. Мне следовало сказать ему, но и тебе тоже. Мы должны рассказать ему, почему я заставил тебя и отца забыть обо мне. Мы должны сказать ему, что я охраняю его. Обо всем. Совершенно обо всем.       Гарри как будто стоял на рассвете в поле, и прохладный ветерок с востока овевал его лицо. Это было ощущение его надежды, его радости, самое сладкое чувство.       Это займет много времени, но... все будет хорошо. Все действительно будет хорошо. У меня снова будет семья. Мама извинится за свои ошибки. Мы переживем гнев Коннора и преодолеем его, и папин страх перед самим собой, мы все преодолеем. Мы поможем Сириусу и Ремусу. Мы снова станем семьей.       Ремус. Я должен сказать ему, что он был прав насчет мамы, что она действительно хорошая женщина, что она скорее умрет, чем причинит вред одному из своих сыновей.       Гарри почувствовал, как мать кивнула. Это было кратчайшее, хрупкое мгновение, но он удержал ее взгляд и молча предложил ей сделать это снова.       И она сделала.       Гарри почувствовал, что его сердце вот-вот разорвется. Это было слишком для него, чтобы понять, что у него будет что-то намного лучшее, чем то, что он осмеливался найти. Он обретет покой. Ему больше не придется беспокоиться о том, как справляться со своей магией, потому что мать поможет ему в этом. Она придумала нечто вроде сложного обучения, которое смог освоить даже ребенок, и с каждым годом усложняла его, так что Гарри постепенно учился этому, не торопясь. Она была прирожденным учителем. Она могла бы помочь ему научиться контролировать свою магию принуждения и поглощения.       «В мире так много хорошего», - с удивлением подумал он.       - Гарри, - прошептала Лили. - Я не знаю, сможешь ли ты принять все извинения, которые я хочу принести.       - Я справлюсь, - сказал Гарри, глупо улыбаясь и не заботясь о том, кто это выглядит. - Ну, же, давай, - он крепко обнял ее. - Как думаешь, ты сможешь встать и подняться по лестнице к Коннору, папе и Сириусу?       - Да, - ответила Лили и сдавленно рассмеялась. - Почему бы и нет? Я так много сделала. Почему бы и не сделать это?       Гарри громко рассмеялся и помог ей встать. Он посмотрел на мать и понял, что его глаза сияют. Ее же глаза были омрачены, но этого и следовало ожидать.       А потом он услышал, что она произносит..       Expleo penuriam cum tex...       Она снова пыталась накинуть на него сеть Феникса.       После того, как сказала, что все поняла. После того, как пообещала, что попробует все исправить. После. Всего. Этого.              Осознание обрушилось на дом. Гарри почувствовал, как образ его любимой матери разлетелся на шесть осколков, на шесть тысяч, на шесть миллионов. Ее не стало, женщины, которая делала только то, что считала лучшим, женщины, которая воспитывала его, заботясь о судьбе мира, женщины, которая любила его.       Она бы никогда этого не сделала. Ни за что, если только она любит меня.       Нарыв вскрылся, прощению перерезали горло, окончательное и абсолютное предательство доверия. Возможно, Гарри и был плохим человеком, думая так, но он был не в силах простить ее за это.       ...tura! Phoenix texturae!       Заклинание обрушилось на него и отскочило. Магия Гарри парила перед ним, распростершись, как огромные мерцающие крылья. Конечно, заклинание отскочило. Он не позволит связать себя снова, никогда больше.       Гарри посмотрел на мать и почувствовал, как с пронзительным криком внутри нарастает безумие. Глаза Лили снова расширились от ужаса, от того, что Гарри мог с ней сделать. Он мог нанести удар. Он мог лишить ее жизни, и она заслужила это за то, что сделала с ним, за то, что она хотела сделать это с ним..       Нет.       Гарри взял под контроль это безумие. Он был здесь хозяином, а не его ярость. Он все время повторял это. Пришло время доказать это.       На этот раз некому это продемонстрировать, кроме самого себя.       И у него был способ продемонстрировать это.       Гарри глубоко вздохнул, собрал свои мысли и направил их в русло, которое он так старательно изучал, в русло чистокровных ритуалов и традиций. Такой ответ был бы естественным для волшебника, выросшего в чистокровном доме. Гарри таким не был, но он учился этому столь усердно, пока не научился танцевать даже во сне.       И для этого был особый танец. Почти для всего существовал свой танец.       Он вытянул руку. Он не был уверен, что искомый предмет откликнется ему. Насколько он знал, бабушка и дедушка со стороны Джеймса могли уничтожить его. Или, возможно, чары, наложенные им на родителей в течение последних шести месяцев и законное опекунство над Гарри со стороны Снейпа помешало бы делу.       «Тогда я создам его, - подумал он, и эти мысли отозвались эхом из безбрежной тишины внутри него, которая соответствовала тишине на кухне. - Но сейчас я хочу этого».       А потом предмет с грохотом появился, довольно деликатно уместившись на его ладони для предмета, который был вызван из Мерлин знает, за сколько миль отсюда. Гарри довольно долго изучал его. Как он и ожидал, это была простая шкатулка из рябины с серебряной крышкой. На крышке была выгравирована простая буква "П".       Шкатулка была покрыта пылью. Значит, уже очень давно никто из Поттеров ею не пользовался.       Гарри поднял глаза на мать.       - То, что ты сделала со мной, не может быть прощено, - произнес он, начиная ритуал с чувством облегчения. Магия ритуала уже овладела им, успокаивая его собственную магию, направляя ее на выполнение одной конкретной задачи и гарантируя, что Лили не сможет уйти, и никто другой не сможет войти в комнату, пока все не будет закончено. Этот танец был лучшим из всех в данный конкретный момент, предназначенный для того, чтобы сдержать гнев и положить ему конец. - У меня нет ни малейшего желания драться с тобой на дуэли, или придумывать иные законные способы урегулировать это оскорбление. И то, и другое повлечет за собой новую встречу с тобой, а у меня нет ни малейшего желания это делать. Поэтому я возьму с тебя плату, виру за все, что ты сделала со мной. Единственный раз, одна сокрушительная цена за другую сокрушительную цену, одно извинение, на тех условиях, которые я выбрал. Мы никогда больше не увидимся. Мы произведем этот обмен, и на этом все будет кончено. - Гарри глубоко вздохнул, потому что это был последний сознательный шаг танца и испытание. - В последний раз расплатиться за все.       И ритуал сработал. Кухню залило красным и желтым светом, как будто огонь пробился сквозь стены и воздух. Гарри чувствовал, как магия, более древняя и сильная, чем та, с которой он когда-либо имел дело, кружится по комнате, высасывая воздух из его легких и удерживая Лили на месте, чтобы взять с нее ту цену, которую он потребовал.       Я был прав. Она поступила со мной несправедливо. Если бы это не было истинной несправедливостью, то танец провалился бы, и магия отняла бы у Гарри выбранную им цену за то, что он осмелился призвать ритуал к невиновному человеку.       Гарри поднял шкатулку и открыл ее. У него больше не было выбора. Магия ритуала справедливости охватила его, и она была неумолима. Та же магия вытягивала из него слова, слова, которые изменялись всякий раз, когда совершался этот ритуал, но были теми, что должен был произнести призывающий.       - Я никогда не смогу быть в безопасности, пока ты будешь держать меня связанным сетью Феникса. Я собираюсь сделать так, чтобы ты не смогла этого сделать. Это все, что мне нужно, чтобы утолить свой гнев. Я больше никогда не хочу тебя видеть.       Ритуал подействовал. Красно-золотое сияние превратилось в огонь, в огромную алую руку. Рука протянулась к Лили и лишила ее магии.       Лили закричала, когда огненные пальцы прошлись по ее телу, сверху вниз снаружи и внутри, выискивая последние крупицы силы, которой она обладала. От нее отделился сияющий нежный голубой свет, контрастируя с красно-золотым пламенем. На мгновение голубая дымка зависла вокруг Лили, словно не желая уходить.       Ритуал правосудия оторвал магию Лили от тела, поднес ее к шкатулке, которую держал Гарри, и вложил в нее магию Лили. Серебряная крышка захлопнулась и закрылась на замок.       Гарри отпустил шкатулку. Она завертелась в воздухе, и рябиновые деревянные бока на мгновение вздрогнули. Гарри пристально наблюдал. Нечасто шкатулка возмездия взимала такую высокую цену. Чаще всего она предназначалась, чтобы изъять некоторое количество крови или плоти, чем магии.       А потом боковые стенки опустились, и появилась еще одна шкатулка, медленно вращающаяся рядом с первой. Она была пуста, как успел заметить Гарри до того, как крышка захлопнулась. Новая шкатулка исчезла, чтобы позже ее можно было использовать, и первая шкатулка, полная, исчезла вместе с ней.       «Вот и все», - подумал Гарри, глядя, как они исчезают. Все, что положено в шкатулку возмездия, уже никогда не вернешь. Он не собирался использовать и поглощать магию своей матери, как бы не было сильно искушение. Он доверял чистокровному ритуалу так же сильно, как не доверял самому себе.       Его мать лежала на полу, и теперь Гарри понимал разницу между тем притворным сокрушением, что она изобразила, дабы заманить его поближе, и настоящим. Он не хотел долго смотреть на нее. Это просто заставляло его чувствовать себя уставшим.       Ветер толкнул его в спину. Ритуал исполнил для Гарри правосудие, и теперь ему оставалось только выполнить свою часть сделки. Он сказал, что никогда больше не хочет видеть свою мать. Магия не собиралась позволить ему остаться рядом с ней и нарушить обещание, или проклясть ее, особенно в тот момент, когда ритуал только что превратил ее в магглу.       Ему придется уйти.       Гарри не успел задуматься об этом, когда понял, что некоторые красные и золотые тени в комнате изменились: они стали ярче, а не темнее. Гарри моргнул и повернулся к ним лицом. Магия ритуала должна была исчезнуть, как только он уйдет. Что-то пошло не так?       Затем красные и золотые огни вспыхнули, и Фоукс подлетел к нему. Он парил перед ним, и Гарри не видел ничего, кроме черных глаз, обрамленных золотыми перьями. Фоукс что-то тихо напевал ему. Его крылья заслонили Гарри от взгляда матери.       Гарри, глубоко раненный и измученный тупой болью, с широко разлившейся магией, мог понять намерения Феникса, хотя все еще не понимал его слов. Он кивнул.       - Да, пожалуйста, - прошептал он. - Покажи мне куда идти.       Фокс расправил крылья еще шире, и Гарри показалось, что он не летит, а парит в воздухе. Гарри смотрел, как из этих крыльев вырастают золотые листья, сияющие светом и песней, мягко хлопающие вокруг него и заключающие его в яркие стены. На мгновение они напомнили ему сеть Феникса, но он подавил эту мысль и вместо этого стал изучать мир, в котором сейчас находился.       Где я?       Он понял это почти мгновенно. Он летел в пламени Фоукса, в измерении, через которое перемещался Фоукс, когда он исчезал из одного места и появлялся в другом. Это был прекрасный мир. Прозрачные вуали алого и оранжевого перекрывали друг друга. Голубое и золотое свечение вспыхивало ослепительными фонтанами, которые вздымались и сливались друг с другом, поднимаясь вверх дугообразными петлями. Время от времени появлялась сверкающая белая точка, парила, как солнце, слишком яркая, чтобы на нее смотреть, и исчезала.       И было жарко. Жара царила здесь повсюду.       Гарри почувствовал, как она вонзилась в него и тепло унесло последние крупицы холодной ярости. Он слегка улыбнулся. Он не сможет каждый раз делиться этим с Фоуксом, но он может поделиться этим прямо сейчас, когда его магия чудесно свободна и его разум очищен от части яда, который он носил так долго.       И он знал, вне всякого сомнения, что Фоукс предложил ему это добровольно, что он никоим образом не принуждал его к этому.       Гарри протянул руку. Огонь облизал ее, на этот раз ласковый и игривый, он вился вокруг его пальцев и мурлыкал, как книзл. Сверкающие красные змеи оплели его волосы. Гарри почувствовал, что смеется, когда пламя хлынуло ему в горло и защекотало его, и если его голос звучал не совсем вменяемо, что ж, он не думал, что был полностью вменяемым в данный момент. Ведь и огонь таким тоже не был.       Вокруг него зазвучало слово, которое Гарри слышал всего несколько раз, но которое повторялось и шелестело, как огонь, как будто это был голос пламени.       Вейтс. Вейтс..Вейтс..Вейтс..       «Полагаю, это я», - подумал Гарри со спокойствием, которое, как он знал, было искусственным, навязанным ему остатками ритуала и магией Фокса. Ну и что? Чистокровный волшебник был бы в состоянии принять это. Он тоже мог бы принять это, поскольку в данный момент думал как чистокровный волшебник. Ни один чистокровный волшебник не боится собственной магии.       На мгновение Гарри упустил контроль над своими мыслями и он увидел огромную пропасть под собой, пропасть, где ему придется думать о том, что сделала его мать.       И он отстранился, и вновь ухватился за привычный способ мышления. Все было кончено. Дело сделано. Он потребовал от матери плату, и на этом все закончилось. На этот раз он действительно не мог повернуть назад и позволить ей снова причинить ему боль. Магия справедливости согласилась с ним, что правосудие должно быть совершено, и Коннору, Джеймсу и матери просто придется научиться жить с этим.       В последний раз расплатиться за все.       Шуршащие, шепчущие голоса стихли, а потом огонь совсем угас. Гарри мельком увидел белый мир и понял, что Фоукс перенес его в какое-то знакомое место снежной ночью. Но прежде чем огонь отпустил его полностью, он вспыхнул и высветил в белизне множество сетей.       Гарри молча смотрел на сети, а затем на туманные отблески фигур, в которые они складывались, фигур, которые появлялись на концах нитей, как рыбы на леске.       Домовые эльфы. Кентавры. Дементоры. Единороги. Драконы. Гоблины. Рунеспуры. Оборотни. Великаны. Русалки. Сотни и сотни других, все связанные, все скованные, все привязанные.       Все насильно принужденные.       Волшебный мир был построен на сетях, сотнях и тысячах сетей, древних и взаимосвязанных. Гарри задумался о том, как он может развязать их всех.       А потом видение исчезло, и Гарри увидел Фоукса, сидящего перед ним на голой, обледеневшей ветке дерева и спокойно смотрящего на него. Его голова была наклонена набок, а глаза казались сверкающими черным камнем среди перьев. Он издал длинное, медленное воркование.       - Он говорит, что именно поэтому вы - вейтс. Вы придумаете способ.       Гарри повернулся и кивнул Добби. Он не удивился, увидев домового эльфа. «Сейчас я уже не в состоянии удивляться», - подумал Гарри. Слишком многое произошло, и он очень, очень крепко держался за мысли, которые позволяли ему оставаться его в здравом уме.       - Привет, Добби, - сказал Гарри. - Не мог бы ты сбегать и спросить мистера Малфоя, не будет ли он против принять меня в качестве гостя на Рождество?       Добби поклонился.       - Добби будет в восторге, - сказал он с достоинством и исчез.       Гарри притоптывал ногами и дул на руки, согреваясь от холода. Вокруг него лежал снег. Над головой сияли звезды. Перед ним, окруженный защитными кольцами, похожими на корону из клинков, раскинулся Малфой-мэнор.       - Ты принес меня сюда не просто так, верно? - спросил он Фоукса.       Феникс снова пропел, на этот раз самодовольно, а затем слетел с ветки и приземлился на плечо Гарри. Гарри расслабился, позволяя теплу от перьев проникать внутрь себя. Он погладил Фоукса по шее и лениво подумал, действительно ли Люциус позволит ему остаться. До сих пор он не прислал никакого подарка на солнцестояние. Гарри думал, что он в союзе с ним, но на самом деле он понятия не имел, что произошло с тех пор, как он решил держаться подальше от Драко.       «Это надо прекратить, - подумал Гарри. - Пока мы официально не расторгли все, в чем поклялись между собой, Малфои все еще мои союзники, и я не могу позволить себе сторонится их.       Будет ли мое присутствие оказывать принуждение на Драко?       Гарри заставил себя не беспокоиться об этом. Он попросит о правах гостя. Люциус может или впустить его, или отказать. Если он откажет Гарри, есть и другие места, куда можно пойти. Если же примет его, это будет означать, что Люциус принимает риск, что разум его сына возможно подвергнется чужому влиянию, не говоря уже о нем самом и его жене.       Драко, конечно, пойдет еще дальше. Он будет настаивать, чтобы они уладили все на более личном уровне. Но Гарри чувствовал, что может с этим смириться. Сейчас он мог принять все, что угодно. В магическом мире действительно были танцы почти для всего.       Тут появился Добби.       - Мистер Малфой говорит, что мистер Гарри Поттер желанный гость в его доме, сэр, - произнес он, склонив голову.       Гарри рассеянно улыбнулся. Он был рад, что Люциус решил перестать быть глупым.       «Это относится не только к нему, но и к большинству людей, не так ли?»       - Мистер Малфой говорит, что надеется, что мистер Гарри Поттер примет его извинения, - добавил Добби, его слишком большие глаза пристально смотрели на Гарри.       Гарри кивнул.       - Пожалуйста, иди вперед и скажи ему, что если я сумел простить его за дневник, то смогу простить и за это.       Добби кивнул и снова исчез, как раз в тот момент, когда дверь особняка распахнулась и раздался голос Драко :       - Гарри! Гарри!       Гарри глубоко вздохнул и сделал вторую самую трудную вещь за весь вечер: он двинулся вперед, а не прочь. Через несколько мгновений он уже был внутри защитных щитов мэнора, и они раздвинулись перед ним, как занавеси, а затем он зашагал по снегу, его ступни издавали сырые слякотные звуки, а Фоукс переминался на его плече, как будто хотел устроиться поудобнее.       Фоукс был вынужден с испуганным визгом взмыть в воздух, когда Драко схватил Гарри и повалил их обоих в снег, но Гарри не возражал. Он обхватил Драко руками и крепко держал его, думая о правах гостя и позволяя другим чистокровным волшебникам рисковать, и больше ни о чем.       Чего он действительно не понимал, так это от чего его зрение помутилось, и потом его лицо дрогнуло, и Гарри разрыдался. И он позволил Драко сопроводить себя в тепло и свет поместья, потому что, хотя у них и были действительно танцы почти для большинства вещей не свете, для этого момента танца не было.