Из тьмы приходит утро

Гарри лениво размышлял, возможно ли, чтобы кто-то умер от гнева. Он полагал, что узнает об этом через минуту. Снейп либо умрет от этого, либо наконец заговорит, чего он так и не сделал с тех пор, как Гарри появился в его кабинете.       Гарри поднял голову и спокойно встретил взгляд своего опекуна. Снейп не пытался применить к нему Легилименцию. Вероятно, сейчас он даже не в состоянии вспомнить заклинание. Гарри продолжал ждать.       Снейп сломался.       - Ты - глупый мальчишка, - прошипел он, вскакивая из-за стола. - О чем ты только думаешь? Ты не в том состоянии, чтобы возвращаться в это грязное место, не говоря уже о том, чтобы провести там несколько недель.       - Я принял решение, - сказал Гарри, пропуская словам Снейпа мимо ушей. Это был образ мыслей, который он уже давно не вызывал, тот, в котором все, кроме Коннора, перестало иметь значение. Гарри уже забыл, каким удивительно ясным и простым становится все вокруг, когда он использует его. Он все еще чувствовал гнев и сожаление, но гораздо сильнее было осознание того, что он делает это ради блага всех остальных, даже если на первом месте стоит его брат. - Я знаю, что Драко рассказал вам о том, что сказал его отец.       - И это было неправильно, - ответил Снейп.       Гарри склонил голову набок.       - Значит, я не могу принуждать других волшебников своей магией?       "Это была бы хорошая новость, если бы она могла быть правдой", - размышлял он. Это разрушит кошмар, в котором он жил последние несколько дней, постоянно избегая Драко и Снейпа, насколько это было возможно, и размышляя над словами Люциуса. Наконец, Снейпу удалось загнать его в угол и отправить в свой кабинет. Однако Гарри не думал, что профессор сделал это для того, чтобы пробудить его от кошмара.       - Ты можешь, - сказал Снейп, - но я не был под принуждением.       Гарри отрицательно покачал головой.       - Простите, сэр, но я вам не верю.       Снейп сделал один длинный шаг к нему. Гарри продолжал наблюдать. Но он не испугался. Он почти ничего не чувствовал, кроме решимости. Было очевидно, что Снейпу требовалось гораздо больше времени, чем Гарри предполагал, когти магии принуждения глубоко впились в него.       - Я - окклюмент, - сказал Снейп. - Неужели ты думал, что я этого не почувствую, Гарри?       "Он пытался вернуть все в прежнее русло, обращаясь ко мне по имени", понял Гарри. Вероятно, его заставляла это делать магия. Магия Гарри подчинялась даже его бессознательным желаниям, и Гарри действительно хотел очнуться от кошмара. Но этого не случится. Теперь он это знал.       - Думаю, вы действительно почувствовали это на первом курсе, сэр, - сказал Гарри. - А потом все изменилось. Я помню, как вы почувствовали, что должны защищать меня после нападения Тома Риддла.       - Ты помнишь, что Том Риддл сделал с твоим разумом? - прозвучало это, как-будто Снейп готов зарычать в любую секунду. Гарри подумал, не позвать ли ему Ремуса. Он и Снейп могли бы посоревноваться в свирепых криках.       - Разумеется, сэр, - ответил Гарри. - Вот почему все изменилось. Но моя магия влияла на людей даже под паутиной Феникса. Драко изменился. Вы изменились. Просто мне потребовалось больше времени, чтобы повлиять на вас, так как вы были защищены своими ментальными щитами. - Он вздохнул. - Мне очень жаль. Я бы прекратил это, если бы знал, как этим управлять. Я бы остановил это прямо сейчас, если бы знал, как это контролировать.       Снейп с видимым усилием овладел собой.       - Гарри, - произнес он.       Гарри кивнул, показывая, что слушает.       - Что, по-твоему, произойдет, если ты вдруг снимешь с меня свое принуждение? - Спросил Снейп. Он наклонился вперед, пристально глядя на Гарри.       - Вы бы снова стали самим собой, сэр, - сказал Гарри. - Человеком, каким вы были до того, как я поработил вас.       Голос Снейпа прозвучал тихо и холодно - признак его истинного гнева.       - Я знаю, что такое рабство, Гарри. - Он дотронулся до своей левой руки, где скрывалась Темная метка. - И ты не порабощал меня.       - Но именно поэтому принуждение так коварно, сэр, - сказал Гарри. Он был немного смущен. Снейп, должно быть, читал теории о том, как могущественные волшебники, принуждают других следовать за ними посредством чистой силы их магии. Снейп был рядом и с Волдемортом, и с Дамблдором.       Он бы почувствовал это от них обоих. Почему профессор отказывался верить, что Гарри делал тоже самое, оставалось загадкой. - Вы этого не заметили. Принуждение проникло в ваш разум, ваши мысли и связало вас. Даже сейчас оно влияет на вас. Вы думаете, что испытываете ко мне привязанность. А на самом деле это не совсем так. - Эти слова все еще больно произносить, так же как и думать, но это было частью важного дела. Каждый раз, когда Гарри думал, что причинил себе боль, он вспоминал, что другим он сделал гораздо больнее.       - Я буду благодарен тебе, Гарри, если ты не станешь говорить мне, что именно я чувствую, - сказал Снейп, и его глаза сузились еще больше. - Ты оказал плохую услугу мне, себе и Драко. Ты вообще слушал его, когда он пытался поговорить с тобой?       - Я сказал ему, что уезжаю домой на Рождество, сэр, - ответил Гарри. - Он закатил мне истерику.       Хотя на самом деле, истерика это слишком мягкое определение того, что случилось с Драко. На самом деле Гарри вовсе не хотел знать, что все эти вещи Драко думает о его родителях и Конноре. Для Малфоя у Драко был необычайно грязный рот. Но теперь Гарри подумывал о том, что возможно Драко узнал все эти слова от своей матери.       - Драко приходил ко мне, - сказал Снейп и сделал еще один шаг вперед. Гарри запрокинул голову, чтобы посмотреть на него снизу вверх. Это было нормально. Он мог это сделать. Когда он вернется после Рождества, Снейп уже заметит разницу и, вероятно, усилит свои окклюменционные щиты против вновь подкрадывающегося принуждения. - Он сказал, что уже знал об этом принуждении, и что он решил остаться твоим другом.       - Да, он мне тоже так сказал, - невозмутимо ответил Гарри.       - И что же? - Спросил Снейп, сверкая глазами.       Гарри пожал плечами:       - Он тоже под принуждением. Драко считает, что все, что он чувствует - это его истинные чувства, но на самом деле это не так. Он думает, что принял решение остаться моим другом, но на самом деле это было решено за него.       Снейп стиснул зубы.       - А откуда, мистер Поттер, вам это известно, если вы сами признались, что не знаете, насколько глубоко проникло ваше принуждение?       Гарри улыбнулся. Он знал, что это была грустная улыбка. В последнее время его улыбки по большей части были именно такими. Коннор не мог понять почему. Он даже казался довольным, что у Гарри есть дар, так похожий на его собственный.       - Разве вы не понимаете, профессор? Я не могу рисковать. Мне нужно уехать от вас на некоторое время. Если ваши чувства ко мне заметно изменятся, а я думаю, что они изменятся, тогда я пойму, что они были результатом моего принуждения. Но я не смогу этого узнать, пока не проверю.       - А если они не изменятся? - Резко спросил Снейп.       Гарри выдохнул.       - Я не понимаю, - прошептал он. - Как вы уже сказали, вы знаете, что такое рабство. Почему вы хотите рискнуть и быть порабощенным, если останетесь рядом со мной? Мое принуждение может быть необычайно сильным или далеко идущим. Одни решения под его влиянием могут быть благоприятными для вас, а другие нет. Какие-то из этих решений повлияют на вас, а какие-то нет. Самое ужасное во всем этом то, что я никогда не смогу быть уверен, и нет ни одного способа, который бы все это исправил. Почему вы хотите рискнуть и возможно оказаться под принуждением, даже если вы абсолютно уверены, что этого не случится?       Снейп пошевелился. Гарри ожидал, что профессор вернется за свой стол или, возможно, даже поднимет волшебную палочку и бросит в него заклинание, но вместо этого он опустился перед Гарри на колени. Гарри настороженно посмотрел на него. Руки Снейпа дернулись, но он не сделал ни малейшего движения, чтобы прикоснуться к Гарри, вместо этого спокойно смотрел на него.       - Гарри, - мягко произнес он. - Я предпочитаю рискнуть. Когда я передумаю, ты узнаешь об этом первым. Я решил помочь тебе восстановить свой разум. Я решил стать твоим опекуном. Я решил обучить тебя зельям, о которых ты спрашивал меня. Каждый выбор, который я делал в отношении тебя, по крайней мере, с конца прошлого года, был мотивирован состраданием, восхищением и, да, привязанностью к тебе. Я в этом абсолютно уверен. Я знаю, что такое рабство. И сейчас это вовсе на него не похоже.       Гарри с трудом сдерживал собственную дрожь. Он изо всех сил старался ничего не чувствовать, не реагировать на слова Снейпа. Если он сделает это, то его магия может выйти из под контроля и вынудить Снейпа произнести еще несколько таких же слов.       Хотя она конечно, могла бы сделать это в любом случае, отвечая на желания, о которых Гарри даже не подозревал.       Как он вообще мог снова доверять самому себе?       - Останься здесь, - прошептал Снейп. Казалось, что эти слова душат его. - Не уезжай к родителям на Рождество. Ты заслуживаешь большего, чем дом, полный радости, которая тебя минует, и родителей, которые будут игнорировать тебя или причинят тебе вред, если они когда-нибудь увидят тебя снова. - Он закрыл глаза и долго стоял неподвижно. Гарри гадал, что же будет дальше. Затем Снейп выдавил из себя одно слово. - Пожалуйста.       Он бы так не сказал. Его заставила магия.       Я принуждаю его, даже просто находясь с ним в одной комнате.       Гарри сбежал.       _____________________________________________________       - Гарри.       Гарри вздохнул и обхватил голову рукой. Фоукс, который сидел в ногах его кровати, спрятав голову под крыло, сонно курлыкнул и еще больше съежился, распушив перья на груди.       Занавески раздвинулись, и появился Драко. Гарри не нужно было смотреть на него, чтобы понять, что он достал свою палочку, засветив Lumos. Драко был очень, очень настойчив после визита Люциуса. Он, казалось, не понимал, что Гарри пытается дать ему пространство для развития его собственной личности. Он продолжал настаивать, что знает, чего хочет, и Гарри не имел права отнимать это у него.       Гарри хотел, отчаянно хотел ему поверить, но разве он мог?       На этот раз Драко сел на кровать рядом с ним и снова произнес его имя. Гарри ждал, что он вот-вот схватит его за плечо и заставит повернуться лицом к своему другу, к своему другу под принуждением, своему прирученному питомцу, своему кому-то еще. Он чувствовал себя еще хуже из-за того, что сделал с Драко, чем по отношению к Снейпу. Снейп сопротивлялся этому принуждению целый год, и Гарри тоже думал, что он поправится быстрее. Драко находился под влиянием Гарри уже два с половиной года. Гарри лишил его собственной личности, лишил его человека, которым Драко мог бы стать, других друзей, которые у него могли бы быть, интересов и увлечений, которые он мог бы развить, не находясь в тени Гарри. Чувство вины извивалось у него внутри, как змеи, когда он думал об этом.       Змеи. Силарана. О, Мерлин, я ее тоже принуждал?       - Отлично, - сказал Драко измученным голосом. - Теперь просто слушай. Мне есть что тебе сказать, Гарри.       Гарри не понимал, что бы это могло быть. Драко уже сказал Гарри, что узнал о принуждении в сентябре, что его мать прислала ему книги о том, как противостоять этому, что он сам принял решение и возобновил свою дружбу с Гарри по собственной воле. Гарри не поверил своим ушам. Драко все еще был слишком близко к нему, когда он принимал такое решение. И возможно, Драко даже смог бы освободиться, но тогда Гарри протянул руку, жадно, эгоистично, и потащил его обратно в заколдованный круг.       Сколько же ошибок я совершил? Чем скорее Коннор научит меня, как обращаться с принуждением, тем лучше. Коннор уже научил его концентрироваться и сосредотачиваться на внутреннем я, напрягая свою волю до тех пор, пока не охватишь целый мир. Гарри не знал, насколько хорошо это сработает, когда вся его магия, а не только одна конкретная ее часть, захочет изменить разум окружающих людей, но был полон надежд. Если бы он смог выбраться из Хогвартса, то, возможно, даже перестал бы так сильно этого хотеть. Он уже знал на чем строятся его отношения с родителями, Ремусом и Коннором. Он не должен был хотеть изменить их поведение.       - Гарри, - прошептал Драко, а затем погладил Гарри по волосам. Это было очень приятно. Гарри не хотел этого допустить. Он закрыл глаза, изо всех сил стараясь отвести принуждение от Драко. Но голос последовал за ним в темноту, даже когда Гарри погрузился в свои мысли, уклоняясь и отсекая части своего разума, которые он восстановил в мае.       - Я даже не знал о тебе, пока не встретил тебя в Хогвартс-экспрессе, - сказал Драко. - А потом я почувствовал твою магию. Я ощутил это как боль, как всегда бывает с Малфоями. Сначала я подумал, что ты тот самый Мальчик-который-выжил, и что вы с Коннором просто подшутили надо мной. И только когда ты представился, я понял, что ошибся. - Драко помедлил, как бы собираясь сказать что-то еще, но потом продолжил.       Гарри попытался сосредоточиться на мостах магии, которые он создал через пропасть своих мыслей. В прошлом году, когда он сражался с Томом Риддлом, почти ровно год назад, он контролировал свои мысли. Он должен снова ограничить свою магию, если очень постарается. Не связывать ее навсегда, конечно, но направить ее более конкретно, чем Гарри делал до сих пор. И тогда он будет делать с ней только то, что хочет.       - Я чувствовал себя таким преданным, когда думал, что все это время ты держал меня под принуждением, что наша дружба была ложью, - прошептал Драко.       Гарри сгорбился, а затем заставил себя лежать ровно и дышать спокойно. Если он почувствует себя слишком обиженным, то, вероятно, попытается успокоить боль, а значит магия вынудит Драко сделать то, на что он не согласился. Дыши медленно и глубоко. Вот и все.       - А потом я понял, что это не имеет значения, - сказал Драко. - В нашей дружбе есть вещи, которые не могут быть только лишь результатом принуждения, Гарри. Подумай об этом. Ты спас мне жизнь на первом курсе. Ты вернул мне долг жизни, и я использовал его, чтобы заставить тебя сделать то, что ты не хотел делать: навестить мою семью на Рождество. Я снова и снова просил тебя рассказать мне всю историю того, что случилось с Темным Лордом в конце первого курса, но ты этого так и не сделал.       В прошлом году ты выкинул меня из головы в тот момент, когда почувствовал, что больше не нуждаешься в моей помощи, и у меня не было никаких дурных последствий от этого. В прошлом году ты позволил мне пойти с тобой в Тайную комнату, хотя и не хотел этого, и мог бы легко заставить меня остаться. А в этом году ты снова спас мне жизнь, а потом защищал меня от отца, когда думал, что я в этом нуждаюсь. - Драко сделал паузу, словно переводя дыхание. - Слишком много всего, Гарри. Я не позволю тебе отмахнуться от этого. И я не стану отмахиваться от этого, что бы ты ни думал. Даже если мои чувства изменятся, когда ты покинешь Хогвартс, мне все равно. Я все еще буду здесь, когда ты вернешься, потому что мы многое пережили вместе. Ты не можешь покончить с этой дружбой, потому что чувствуешь себя виноватым. Ты не имеешь право единолично принимать такое решение.       Гарри мрачно удивился, почему его магии так нравится вытаскивать из людей нежные речи.       Конечно же потому, что ты хочешь любви. Ты чувствовал себя использованным своей семьей, когда освободился от паутины Феникса. Но ты мог бы завоевать любовь обычным способом, а не навязывать ее. Именно так поступили бы обычные волшебники.       - А если ты вернешься с рождественских каникул разбитым, - прошептал Драко, - клянусь Мерлином, я заберу тебя и снова соберу вместе.       Гарри не позволил себе слушать дальше. Если бы он это сделал, то непременно обернулся бы к Драко.       В конце концов Драко вернулся на свою кровать, а Гарри снова перевернулся на другой бок и уставился на закрывающуюся щель в занавеске, где тот только что был. Но больше всего его пугало не само обещание. Он вполне мог ожидать, что Драко сделает подобное заявление. Магия была вполне способна получить все, что захочет - или Гарри захочет. Это было более точное описание.       Что его пугало, так это спокойная решимость, скрывавшаяся за словами Драко. Под принуждением или нет, но Гарри подумал, что это намерение вполне может совпадать с собственным желанием Драко.       _______________________________________       В то утро Снейп молча съел свой завтрак и наблюдал, с гораздо меньшим, чем обычно, чувством удовлетворения и насмешки, которое испытывал при этом зрелище, как Блэк выпивает последнюю дозу зелья сопереживания. Блэк и Люпин собирались провести в одном доме с Гарри несколько недель подряд.       Снейп знал, что он мог бы заставить Гарри. Он мог бы использовать свои законные полномочия опекуна, чтобы заставить Гарри остаться.       И это разрушило бы его отношения с Гарри гораздо более эффективно, чем слова Люциуса.       Снейп положил вилку и вздохнул. Он ничего не мог поделать. Он ненавидел быть беспомощным, и особенно ненавидел быть беспомощным в отношении Гарри. Мальчик уже достаточно настрадался, а теперь он возвращался домой к людям, которые причинили ему большую часть этих страданий.       "Нет", - подумал он, глядя на Блэка. - "Есть одна вещь, которую я могу сделать".       - Блэк, - произнес он.       Мужчина вздрогнул, выплеснув тыквенный сок на ладонь, и повернулся к нему. Он действительно выглядел плохо, бесстрастно подумал Снейп. Сегодня его кожа была почти белой, а круги под глазами напоминали синяки. Если бы Блэк не сделал того, что сделал с Гарри, Снейпа можно было бы даже убедить проявить заботу.       - Я знаю, что ты едешь в Годрикову впадину вместе с Гарри, - сказал Снейп. - Если ты сделаешь что-нибудь, что причинит Гарри боль, будь уверен, я об этом узнаю. А потом я выслежу тебя и убью.       Блэк пристально посмотрел на него. Затем он сказал:       - Тебя посадят в Азкабан.       - Мне все равно, - ответил Снейп. - Я буду пытать тебя, прежде чем убью, по часу за каждый год, который собираюсь провести в Азкабане. Это не может компенсировать того, что вы сделали с Гарри, но будь уверен, это удовлетворит меня. И то, что твой брат вынес от руки Волдеморта, после моей пытки покажется тебе добротой.       При упоминании о Регулусе Блэк сдавленно вскрикнул.       - Я могу рассказать Альбусу, что ты угрожаешь мне, и он... - произнес Сириус, сжав кулаки под столом.       - Ничего не сделает, - сказал Снейп. - Не тогда, когда он нуждается во мне.       - Мастера зелий можно заменить, - сказал Блэк.       Снейп фыркнул:       - Ты просто дурак, если думаешь, что я нужен ему только для этого. А угроза -это всего лишь угроза, Блэк. - Он удерживал взгляд собеседника и понизил голос, пока не убедился, что каждое слово обжигает уши Блэка. - Это не обязательно станет реальностью, если ты сам не предпримешь никаких действий. Помни. Любая жестокость, которую ты проявишь, станет причиной твоей собственной смерти от пыток.       Блэк уставился на него широко раскрытыми глазами. Затем встал и выбежал из комнаты.       Снейп откинулся на спинку стула, избегая любопытного взгляда Альбуса. Вместо этого он размышлял о Гарри, сидевшем в конце Слизеринского стола и игнорирующим все попытки своих соседей по факультету начать разговор.       Я позволил ему пойти навстречу опасности, зная, что удерживать его будет еще хуже.       Неужели все родители так чувствуют по отношению к своим детям?       _______________________________       До сих пор, - размышлял Гарри, растянувшись на диване перед камином, готовый в любой момент передвинуться, если кто-то из родителей подойдет и попытается сесть на него, - Рождество с его семьей проходило нормально.       Родители, конечно же, полностью игнорировали его, и Сириус делал почти то же самое, как будто он снова оказался под властью Fugitivus Animus. У Гарри были свои подозрения на этот счет, поскольку он видел, как Сириус выбежал из Большого зала вскоре после того, как Снейп поговорил с ним в их последнее утро в Хогвартсе, но ничего не мог с этим поделать. Гарри изо всех сил старался даже не думать о Снейпе, чтобы его магия не решила, что он нуждается в Мастере зелий, и не попыталась снова поработить его чувства.       Но Гарри завладел вниманием Коннора, и это как всегда было великолепно. Коннор провел много часов, работая с Гарри над овладением его дара принуждения, показывая ему успокаивающие упражнения, которым его научил Сириус, и как собрать свою волю и направить ее к единственной цели, а не просто расправить ее и позволить ей болтаться в воздухе. И он проводил с Гарри много часов, когда никто из родителей не звал его, чтобы поговорить, поиграть с ним или просто побаловать. Они поговорили об истории, которую изучал Коннор, и о квиддиче, и Коннор уже пообещал, что Гарри получит несколько рождественских подарков, хотя Лили и Джеймс не подумали купить их для Гарри.       "Даже не вздумай купить ему что-нибудь", - твердо сказал себе Гарри. Он всегда хотел помнить, чья это вина. Забудь, кто был виноват, и у него будет хороший шанс устоять и не превратиться в одного из тех магов, о которых Коннор мрачно предупреждал его, тех, кто просто использовал свой дар, чтобы повелевать всеми вокруг, потому что считали, что это их право, поскольку они родились с магией. Обладатели дара принуждения должны быть осторожны в своем влиянии на мир, серьезно сказал Коннор. Именно поэтому Коннор испытал огромное облегчение, узнав из книги Грипхука Фишбэггина, что его дар светлый. Это означало, что ему никогда не придется беспокоиться о том, какое влияние он будет оказывать.       Гарри понимал, что сам он не может быть уверен в таком предсказуемом статусе, поэтому сосредоточился. И он думал, что это сработает. В первый же день, вернувшись домой, кусок хлеба выскользнул из кухни и попал ему в руку, хотя Гарри едва ли осознавал, что голоден. Сейчас, в канун Рождества, он действительно должен был сосредоточиться, чтобы призывать самые простые предметы, и конечно же, чтобы его магия, не реагировала на его подсознательные желания.       Это ты можешь сказать.       Так было всегда. Тем не менее, Гарри считал, что имеет право быть осторожным и довольным.       - Гарри? Могу я с тобой поговорить?       Гарри моргнул и отложил свою книгу по истории магии, которую он уже читал, но хотел освежить в памяти, на этот раз уделяя особое внимание той роли, которую играли Лорды.       - Конечно, Ремус, - сказал он, отодвигая ноги в сторону, чтобы оборотень мог сесть на диван напротив него. Ремуса трясло, и Гарри внимательно посмотрел на него. - Тебе нужно больше аконитового зелья?       Ремус напряженно покачал головой. Тут Гарри вспомнил, что до полнолуния оставалось еще несколько дней. Глупо было с моей стороны забыть об этом. Он виновато улыбнулся и сел.       - Тогда, в чем дело?- спросил он, пока Ремус молчал.       Ремус сложил руки перед собой.       - Думаю, тебе следует знать, почему я не позволил тебе снять с меня Obliviate, - сказал он.       Гарри почувствовал, как его внутренности скручиваются и замерзают. Он не хотел говорить ни о чём, связанным с Хогвартсом здесь -       Но, конечно, он не мог избегать этого разговора, не тогда, когда каждый второй разговор Коннора с родителями был об этом. И он пообещал помочь Ремусу исцелиться. Это был прогресс, тот факт, что он хотел об этом поговорить. Гарри заставил себя кивнуть.       - Скажи мне, - произнёс он мягко и постарался не думать о том, насколько похоже на это звучали уговоры матери рассказать о самой крохотной завистливой мысли или о мелкой царапине.       Ремус вздохнул.       - Ты не знаешь, насколько близок я был к убийству Северуса, когда Сириус провернул свою шутку? - спросил он.       Гарри вздрогнул при упоминании Снейпа, затем заставил своё тело застыть, когда Ремус заинтересованно взглянул на него. Ни Сириус, ни Ремус - ни Коннор, если уж на то пошло - не знали о том, что их отношения со Снейпом изменились, или о причине, по которой Гарри вернулся в Годрикову Лощину на каникулы, вместо того, чтобы остаться с ним. И Гарри не желал, чтобы они выяснили это.       Конечно, благословлённый носом оборотня, Ремус принюхивался.       - Почему ты пахнешь страхом, Гарри? - мягко спросил он.       - Мы говорили не обо мне, - сказал Гарри. - Мы говорили о тебе."       Это был неуклюжий манёвр, но он думал, что Ремусу, должно быть, действительно хотелось поговорить с ним чтобы отыскать его, и это означало, что его очень легко отвлечь. Оказалось, что это было правдой. Лицо Ремуса потемнело, и он с трудом кивнул.       - Мы и продолжаем, - сказал Ремус. - Ты знаешь, как далеко я зашёл?       Гарри покачал головой.       - Нет. Папа только в общих чертах рассказал о смысле розыгрыша и как он спас Снейпу жизнь, и как у него появился долг жизни перед отцом.       Он мог произнести эти слова спокойно, включая имя своего защитника, так ему казалось. Он мог. Видите? Он только что это сделал.       - Очень близок, - прошептал Ремус. - И я всё ещё вспоминаю о том, какой гнев наполнял меня, какая свирепая, безумная жажда крови побуждала убивать и убивать. Я знаю, что она, конечно, повлияла и на Северуса тоже, но она оставила свои следы на звере во мне. Во время полнолуния, в краткий миг моего превращения перед тем, как Волчьелычное зелье позволит мне вернуть контроль, зверь просыпается и вспоминает этот момент.       - Почему? - спросил Гарри, недоумевая. Ремус трансформировался десятки раз за свою жизнь к теперешнему моменту. Почему одна трансформация столько значит?       Ремус мрачно усмехнулся       - Потому что, - сказал он, - Северус сбежал. Зверь не желает, чтобы кто-нибудь сбежал.       Гарри сглотнул. Ремус кивнул. Его лицо было спокойным, но глаза горели.       - С этой штукой во мне не бывает компромиссов, Гарри, сказал он. - Пойми. Я не волк. Я оборотень. Это болезнь. Проклятье.       - Я знал об этом, - прошёптал Гарри.       - Да, но ты не понимаешь, - ответил Ремус. - Фенрир Грейбэк укусил меня, когда я был ещё совсем крохой. Ты знаешь, что он предпочитает кусать детей?       - Чтобы наказать их семьи, - сказал Гарри, вспоминая эту часть истории Первой войны.       - Лишь частично, - сказал Ремус тихо. - Многие укушенные дети умирают, но если мы выживаем, мы по-другому приспосабливаемся к проклятию, поскольку получили его так рано. Ярость зверя становится нашей яростью. Когда мы злимся, это чувство оборотня. Он глубоко вздохнул и вытянул перед собой руку.       - Я не рационален, когда я в ярости, Гарри. Меня уже одолевал соблазн укусить человека.       Он встретил взгляд Гарри прямо.       - И поскольку я знаю, что я буду злиться, обнаружив воспоминания за Обливиэйтом, я не хочу, чтобы его убирали. Я буду тогда по существу оборотнем без трансформации.       Он склонился вперёд.       - Ты можешь представить, что ты так злишься на своих друзей, Гарри? Я не хочу, чтобы со мной такое произошло. Я знаю, что пути назад не будет, когда я узнаю, что они сделали с тобой. И это будет из-за меня, а не из-за них. Они могли совершить непростительные вещи, но я тоже совершу непростительные вещи в своём гневе.       Гарри содрогнулся, когда вспомнил холодную, чёрную, немую ярость, которая била из него ключом в Тайной комнате. Ремус ошибался. Гарри понимал всё это слишком хорошо. У него было собственное проклятье, только, насколько он знал, не существовало зелья, которое помогло бы ему контролировать его.       - Но одновременно, - шепнул Ремус, - я хочу знать. Я смотрю на Сириуса, Джеймса и Лили, и кажется, что я вообще не знаю их больше. Я задумываюсь, что же там, за масками.       Гарри ничего не сказал. Он не знал, что можно было сказать. Ремус был одним из тех, кому нужно было составить это мнение. Гарри не мог сделать это за него - не стал бы делать это за него, даже если бы кто-нибудь сказал ему сделать это или умереть. Он предпочёл бы умереть, чем подвергнуть кого-нибудь принуждению.       Да, именно это я и имею ввиду, понял он в приливе удивления и облегчения. Он не был уверен до этого, что сделал бы это.       - Я знаю, что Лили была хорошей женщиной, - шепнул Ремус. - Я знаю, что Сириус и Джеймс были хорошими людьми. Но были, были, были. Я не знаю, являются ли они теми людьми, которых я знал, по сей день.       Он мрачно улыбнулся. - И я думаю, что больше всего я напуган тем, что могу узнать, что они никогда не были теми людьми, что я представлял.       - Ремус, - спросил Гарри, потому что должен был это сделать, - почему ты остался в стороне и позволил Питеру отправиться в Азкабан, зная, что он невиновен? И почему ты никогда не говорил мне правду?       - В первую очередь? - тихо спросил Ремус. - Потому что Альбус попросил, и я ему доверял. И я видел Сириуса после того, как чары наконец рассеялись и Регулус умер. Он выглядел еще хуже, чем сейчас. Я проводил с ним дни напролет, пока он кричал, бесконечные ночи, пока он видел кошмар за кошмаром. Он хотел забыть, позволить всему этому умереть, позволить Регулусу исчезнуть из памяти. И я был готов дать ему все, что он захочет, чтобы позволить себе забыть его страдания.       - А как же Питер? - Спросил Гарри. Он знал, что в его голосе звучат резкие обвинения, но ничего страшного в этом нет, заверил он себя. Он злился за кого-то другого, а не за себя.       - Я никогда не дорожил им так, как другими своими друзьями, - сказал Ремус. Хотя это явно было не просто произнести, он с готовностью признал это. Это был отвратительный факт, с которым он смирился давным-давно, понял Гарри. - Джеймс, Сириус, я.. мы были близкими друзьями. Питер был приятелем, следовавшим за нами повсюду. Мы все это чувствовали. Не думаю, что мы когда-либо осознавали это, пока Альбус не испытал нас на прочность, но мы это сделали.       Гарри отвел взгляд. Он снова не знал, что сказать. Неудивительно, что Волдеморт легко поверил в то, что Питеру надоело находиться в тени своих друзей, подумал он. Возможно, это было даже отчасти правдой.       - Я знаю, что мне придется принимать собственные решения, а тебе - свои, - сказал Ремус, положив руку на плечо Гарри и поднимаясь. - Но я хочу, чтобы ты знал: я боюсь собственного гнева. Это трусость, Гарри, но это особый вид трусости. На мгновение его улыбка вспыхнула, понимающая, самоуничижительная, больше похожая на прежнего Ремуса.       Потом она исчезла, и он, прихрамывая, вышел из комнаты.       Остаток дня Гарри провел на диване, поскольку никто больше не настаивал на том, чтобы подойти и сесть, а Коннор играл с Сириусом в какую-то игру, отчего его смех разлетался по дому, как бабочки. Он подумал о том, что сказал Ремус о принятии собственных решений.       Он придумал, чем бы заняться ближе к вечеру.       Мысли метались в голове, пока он обдумывал это.       Ты действительно хочешь это сделать? Ты уверен?       Но какие бы возражения он ни выдвигал, они всегда натыкались на непреодолимый барьер его принципов. Не имело значения, хочет он этого или нет. Он сказал, что скорее умрет, чем прибегнет к принуждению. Он хотел приложить усилия, чтобы все исправить. Он не мог сделать этого с Ремусом, потому что Ремус сам должен был выбирать, и имел возможность выбирать, теперь, когда он знал, что ему не хватает воспоминаний.       Но в доме были и другие люди, которых Гарри принуждал напрямую, и у которых не было возможности выбирать.       А Гарри устал..устал от одиночества, если не считать его близнеца и Ремуса, устал от того, что у него нет родителей, кроме тех, кого он так или иначе магически принудил к этому.       Он скучал по своей маме.       Наконец, он медленно встал и, покончив с ужином, пошел на кухню. Лили была там одна, колдуя над посудой, которая носилась вокруг нее и сама убиралась на место. Гарри слышал смех наверху, где Сириус и Коннор втянули Джеймса в игру, которая, судя по звуку, была карточной. Ремус уже ушел домой: усталость от приближающегося полнолуния сказывалась на нем. Кроме того, он шутил, что хочет быть готовым к Рождеству на следующее утро.       Гарри глубоко вздохнул и долго прислушивался. Смех, и тихая музыка из колдорадио в другой комнате, и голос его матери, когда она пела подпевала мелодии.       Он не стал вытаскивать волшебную палочку, потому что думал, что должен закончить все так же, как начал. Он сосредоточил всю свою волю, поднял свою силу до того уровня, на котором она была, когда он покинул Тайную комнату, и прошептал:"Finite Incantatem!"       Он почувствовал щелчок и чары Fugitivus Animus исчезли из разума Лили. Ее мысли прояснились, обострились, изменились.       Затем она замерла.       Тарелки на мгновение застыли на месте. Наконец Лили сделала резкий жест, и они с грохотом упали обратно на стол. Она постояла молча еще мгновение, и ее дыхание было таким же быстрым, как у Гарри. Гарри подумал, что и ее сердцебиение, вероятно, тоже, хотя он не мог его слышать.       Затем медленно, дюйм за дюймом, она повернулась к нему лицом, пока на Гарри не уставилась пара широко раскрытых зеленых глаз, таких же как его собственные.       - Привет, мам, - тихо произнес Гарри.