***
Беглецы, покинув тоненький мост над сияющей бездной, вышли к новой лестнице, ведущей теперь всегда вверх и только вверх. Потратив практически целые сутки (на этой стороне ущелья лестница оказалась не в пример длиннее), эльф и чародейка таки добрались до самого верха. И вновь они очутились в очередном зале с колоннами. Правда, намного меньше предыдущего. Вымотавшись не на шутку, путники, найдя укромное местечко в уголке, решили немного отдохнуть. Прислонившись спинами к монолитным колоннам и с непередаваемым облегчением вытянув натруженные ноги, беглецы предавались блаженному ничегонеделанию: Леголас попыхивал трубочкой, Гермиона же покончив не то с поздним ужином, не то с ранним завтраком, с интересом разглядывала кинжал, доставшийся ей от покойного Шарку. — Для орков вполне достойная работа, — скосив глаза, заметил лесной царевич, вдруг осознав, что ему положительно нравится рассматривать задумчивую мордашку своей новой знакомой. Гермиону, конечно, нельзя было назвать писанной красавицей, но что-то было в этой бледной девчушке с ее лучистыми и озорными глазищами. Что-то неуловимо притягательное и родное, словно ты знал ее всегда, с самого твоего рождения. — Вещичка знатная, — подтвердила юная чародейка, смахнув со лба непослушную прядь не то русых, не то темно-рыжих волос. — В своем мире я видела подобные только в Британском музее в Лондоне. Там, знаешь ли, полно всяких диковинок, в свое время свезенных в мою столицу едва ли не со всего света. Мумии, древние папирусы, статуи … — Кстати, о статуях. Та каменная женщина … — Я про себя назвала ее Королевой ночи. — Королева ночи? Хм. Знаешь, Гермиона, а не плохо звучит. Романтично. — Разумеется романтично, — непроизвольно поддела эльфа чародейка. — Если бы не я, ты до сих пор стоял бы там, с тупой улыбкой пялясь на ее каменные прелести. — Не стоит смеяться над подобными вещами, — сумрачно поглядев на гриффиндорку, медленно изрек Леголас. — Эту статую окружала некая темная сила … колдовство, магия, если хочешь, которая едва не подчинила меня своей воли. А ты, разве не почувствовала определенный дискомфорт, находясь подле Королевы ночи? — Разумеется почувствовала, — помолчав с минуту, нехотя заявила Гермиона. — Сперва это было подобно наркотическому дурману, головокружению. А затем, что-то извне стало давить мне на виски и лоб, словно пытаясь влезть в голову. Признаться, я с трудом смогла избавиться от этого неприятного ощущения. Однако стоило мне отогнать от себя чужую волю, как я заметила тебя … — Есть и еще одна странность, связанная с этой таинственной статуей. — Да? И какая же? — Ты видела витиеватые письмена, украшавшие резной пьедестал? — Видела, какая-то руническая вязь. Никогда с подобной не встречалась. — Хм. Значит твои внезапные лингвистические способности не распространяются на грамматику. — Получается, что так. А ты сумел прочитать надпись на пьедестале? — Сумел. Это адунаик — язык давно затонувшего Нуменора, только в данном случае его северная, ангмарская версия. Надпись гласит: «Сей монумент воздвигнут в честь той, что сумела победить саму смерть и живой взнеслась на небеса. Да славится в веках Ламия-Хаджна — несравненная королева Ангмара и всего великого Севера». — Ты ее знаешь? — Кто же ее не знает. Это сказка уже около тысячи лет будоражит умы мистиков и поэтов Средиземья. Собственно говоря, благодаря ей Ангмар и считают краем призрачных теней и темного знания. — А что это вообще за страна такая Ангмар? О ней постоянно говорил Машрак, называя себя ее законным королем, теперь эта статуя королевы Ламии, что вроде как победила саму смерть, твои теперешние слова о тенях и загадках … Признаюсь, — усмехнулась Гермиона. — Я несколько заинтригована. — Ангмар … — Леголас задумчиво выпустил в небеса очередное колечко дыма. –Это целая история, легенда, чье начало теряется в призрачном тумане древних времен … Полны чудес сказанья давно минувших дней Про громкие деянья былых богатырей. Про их пиры, забавы, несчастия и горе И распри их кровавые услышите вы вскоре (1) …***
— Ангмар … Таинственная, полная жутких тайн и опасностей земля, раскинувшаяся от лютых тундр Фородвайта, до легендарного залива Форохел, упирающаяся на севере в пологие отроги Безымянных гор, на юге граничащая с древним Арнором и диким краем. Страна благородной отваги и подлого насилия, рыцарских свершений и низкого предательства … Мало, кто знает откуда пришли те племена, что ныне зовутся ангмарцами. Сами они не любят особо распространяться о своей прежней родине, откуда им по какой-то неизвестной нам причине пришлось срочно убегать. Сказки и предания этого края туманно намекают о некой опасности, страшном зле, что едва не погубила целый народ. Но конкретики, разумеется, в легендах искать просто глупо. Однако, как бы там ни было, а древние ангмарцы довольно быстро заняли обширные территории от залива Форохел на западе до самой горы Гундабад на востоке. С самого начала это было многочисленное и воинственное племя, готовое с оружие в руках отстаивать свои новые приобретения. Но не было мира и согласия среди этих людей и посему чаще всего они воевали между собою, чем с чужеземными приблудами. С самого начала ангмарцы делились на две родственные этно-группы: «азулов» — жителей приречных равнин и лесов и «коссаров» — обитателей диких предгорий и ледяных тундр Фородвайта. Так уж сложилось, что азулы всегда руководили коссарами, что последним, разумеется, не особо нравилось. Посему не стоит удивляться, что уязвленные горцы нередко поднимали мятежи, заливая приречные равнины кровью. Не зря же поется в старинной ангмарской балладе: Народ железный там живет в горах, Он жителю равнин внушает страх. Твердыню скал обводит гордый глаз, Приют нужды и воли, — и не раз Уверенностью вскормленная сила Низине разорением грозила (2). Дабы хоть как-то прекратить нескончаемую череду гражданских войн, в Ангмаре было решено возводить на трон сразу несколько королей. Сперва их было трое, затем численность слабосильных властителей сократилось до двух. Однако это особо не способствовало миру в этой изначально неспокойной стране. Королей банально никто не слушал! В Ангмаре, пожалуй, самая разнузданная знать во всем Средиземье. Как любят говорить местные барчуки: «Каждый сам себе господин в нашем Отечестве»! Вместо того, чтобы беречь свою страну, объединившись в один стальной кулак, местные магнаты воюют друг с другом, а дворянчики помельче занимаются любимым местным видом спорта, что зовется у них — «наездом». Ватага разбойников, в которых весьма сложно признать людей благородных кровей и их слуг, нападает на имения своих же соотечественников, где поджигает, грабит, насилует … — Мерлин! Ну и местечко, — поморщилась юная чародейка. — А сейчас в Ангмаре тоже правят два короля? — Нет. Эта прискорбная традиция была пресечена самым радикальным образом уже довольно давно. В Ангмар вторгся проклятый в веках Король-чародей. Говорят, что некогда был он славным нуменорским принцем, который ради вечной жизни продал свою бессмертную душу силам извечной Тьмы. Коварно проникнув в эту неспокойную страну, он сперва разнюхал обстановку, прикинувшись другом и советчиком. И лишь потом, когда Нимруз и Аравал — два престарелых короля Ангмара, убаюканные его сладкими речами, окончательно расслабились, вероломно вторгся в их государство. Король-чародей привел с собой не только дикие орды орков и гоблинов, под его черными стягами маршировало и немало людских полков, состоящих из умелых, закаленных в сотнях битв воинов — морэдайн — «черных нуменорцев», некогда отринувших свет и поклявшихся служить злу во всех его проявлениях. Хорошо обученное и прекрасно вооруженное войско Короля-чародея с легкостью разбило разрозненные дружины ангмарцев. В первом же бою сложил голову Аравал, который из двух королей-соправителей считался самым умным и отважным. Напуганный Нимруз бежал в хорошо укрепленный замок Кардьяш, некогда возведенный на западных отрогах Мглистых гор. Последний, так называемый, «свободный король» чувствовал там себя в полной безопасности, ибо само расположение Кардьяша делало его практически неприступной твердыней. Однако он не учел одного фактора, что оказался посильнее могучих бастионов и крепких врат … — И что же это был за фактор? — заинтересованно вопросила Гермиона. — Любовь. — Любовь? — Она самая. У старика Нимруза была жена — юная и прекрасная Ламия-Хаджна — дочь его соправителя Аравала. Она влюбилась в статного и сладкоречивого черного нуменорца, когда тот еще жил при дворе в Карн Думе. Когда же Король-чародей осадил Кардьяш, он отправил Ламии тайное послание, в котором умолял помочь ему поскорее закончить войну. — И девица согласилась? — Она и вправду любила коварного злодея. — Но как она могла помочь завоевателю овладеть неприступной твердыней? — Ламия знала тайный ход, через который и провела захватчиков во дворец. Король-чародей убил старого Нимруза и в тот же вечер короновал себя государем Ангмара и всего Севера. Влюбленная же предательница стала его женой и королевой. — Вот эта история! — покачала головой Гермиона. — Словно романтическая сказка. Однако я так и не поняла, почему Ламию прозвали Королевой ночи? Это все из-за ее предательства? — В каком-то смысле да. Но свое прозвище жена узурпатора получила намного позже. И все благодаря сказкам и преданиям сперва ангмарцев, а затем и всех северян. В народе шептались, что Король-чародей поделился со своей возлюбленной секретом вечной жизни и юности. Со временем Ламия-Хаджна стала любимой музой для многих поэтов и художников. Немало бардов и менестрелей отчаянно рвали струны своих лютней и гитар, воспевая прекрасную предательницу, что живой воспарила на небеса и теперь вечно пребывает в окружении пресветлых валар. — Что-то мне тот давешний памятник не показался изображением святой праведницы … — Это всего лишь одна из легенд о прекрасной и коварной Ламии-Хаджне. Например, азулы живущие по берегам великой реки Мингарат, что делит равнинный Ангмар надвое, поют такие песни: Не знаю, что значит такое, Что скорбью я смущен; Давно не дает покою Мне быль старых времен. Прохладой сумерки веют, И Мингарата тих простор, В вечерних лучах алеют Вершины далеких гор. Над страшной высотою Девица дивной красы Одеждой горит золотою Темнее ночи косы, Златым убирается гребнем И песню поет она; В ее чудесном пенье Тревога затаена. Пловца на лодочке малой Дикой тоской полонит; Забывая подводные скалы, Он только наверх глядит. Пловец и лодочка, знаю, Погибнут среди зыбей; Всяк так погибает Ведь нет королевы Хаджны Девицы на свете милей! (3) — Страшно … печально и красиво, — с какой-то затаенной тоской в глазах медленно произнесла Гермиона. — Однако … Так и не понятно, кем на самом деле была и КЕМ в последствии стала эта Королева ночи. — Сказки на то и сказки, что никогда не дают точного ответа. В одних она фигурирует, как прекрасная обольстительница, заманивающая мужчин в свои чародейские сети, в других, как невинная дева, павшая жертвой любви, а есть и такие побасенки, где Ламия-Хаджна предстает перед нами в образе обычной ведьмы, ворующей детей у нерасторопных поселян … Одно могу сказать точно, магию Короля-чародея сложно было назвать светлой … — А что стало с ее вероломным возлюбленным? Он так и продолжал править захваченной страной? — Какое-то время …***
— Воцарившись в этой северной стране, черный нуменорец вскоре превратил ее в настоящий боевой молот, где тысячи подвластных ему людей, орков и гоблинов всепожирающим огнем устремились на лежащие к югу королевства дунадан. Многие годы морэдайн заливал кровью суровые северные земли, пока его противники не собрались с силами и не сбросили черное иго колдуна из Карн Дума. В славных сражениях былых дней пали хоругви ангмарцев, а бесчисленные рати завоевателя превратились в жуткую трапезу для волков и воронов. Говорили, что Король-чародей, бросив остатки своих войск, бежал с поля боя. День и ночь напролет гнал он своего гигантского черного коня, в тщетной попытке спастись от преследователей. Но удача окончательно отвернулась от него. Люди и эльфы выследили тирана и убили его. Глорфиндель — могучий эльфийских витязь победил черного нуменорца в жаркой схватке, что велась не на жизнь, а на смерть. Останки чародея были надежно спрятаны где-то в зловещих холмах Рудаура, в гробнице столь глубокой, что свету там не бывать. Есть легенда, — каким-то зловещим шепотом продолжил Леголас, — что Король-чародей не умер окончательно, сраженный клинком Глорфинделя, а был захоронен в холмах Рудаура еще живым. Будто бы люди, что надежно запечатывали его гробницу, слышали, как выл от ярости черный нуменорец, скребя своими ногтями каменную крышку гроба. — О, Мерлин! Какая жуткая смерть, — побледнев, прошептала Гермиона. — Верно, приятного тут мало. — А что же сталось с Ламией? — Она исчезла вместе со всем своим двором. По крайней мере так утверждали ангмарцы, когда показывали мне руины Кардьяша. Если верить скупым словам местных жителей, после гибели Короля-чародея Ламия и ее придворные навсегда покинули твердыню, скрывшись в неизвестном направлении. Но ангмарцы не отважились заселять Кардьяш, неохотно намекая на некую опасность, что таится под его каменными сводами. Вроде как в руинах поселились нечисть, от которой живым практически нет спасения. — Ты видел Кардьяш? — Всего один раз. И то с противоположной стороны реки Мингарат. Это было очень давно. — И как тебе руины? — На удивление хорошо сохранились. Если бы я не знал, что крепость покинута, то подумал бы, что в ней до сих пор живут люди. — И почему ты так решил? — Дело в том, что я проезжал Кардьяш вечерней порою и до сих уверен, что разглядел в его далеких стрельчатых окнах трепетное пламя факелов. — Ты хочешь сказать, что ан … — Тихо, — резко оборвал Гермиону Леголас, чье лицо вмиг окаменело. — Я что-то слышу …***
Наученная долгой и кровавой войной с Волан-де-Мортом, юная чародейка мигом замолкла на полуслове, тревожно вслушиваясь в неожиданно ставшей зловещей тишину. Обычная девушка никогда бы не услышала это далекое эхо, ибо органы ее чувств, к сожалению, слабы и не совершенны. С магами, тем более пережившими Сопряжение Сфер, все обстоит совершенно иначе. Их зрению и слуху позавидуют и свирепые хищники. Мерлин … Леголасу не показалось! Откуда-то сверху лилась дивная, чарующая … музыка?! Как? Откуда? Это было так нереально и в тоже время прекрасно, что становилось жутко. Среди царства камня и тьмы, на невообразимой глубине, вдруг раздается прекрасная музыка, без слов поющая о неги и любви. От таких нежданных звуков, у самого бесшабашного храбреца волосы на затылке дыбом встанут. — Что это? — слегка охрипшим голосом вопросила гриффиндорка. — Кто его знает, — пожал плечами хмурящийся Леголас. — Одно ясно, звук идет откуда-то сверху. Значит зал, в котором мы с тобой сейчас находимся не заканчивается тупиком. — Хоть какое-то утешение, — невесело усмехнулась Гермиона. — Пошли. Надо узнать, что происходит. Если есть музыка, значит есть и тот, кто ее играет, — попытался пошутить лесной царевич. — Это и троллю понятно. — Только тихо. — Хм! Не учи ученую. Я с одиннадцати лет на войне, — юная чародейка резким движением вогнала орочий кинжал обратно в ножны. Леголас снова не ошибся. Зал и вправду не заканчивался тупиком. Узкая винтовая лестница спиралями поднималась вверх, теряясь в зловещем мраке. Однако беглецам выбирать особо не приходилось. Нужно было идти вперед. Так появлялся хоть какой-то шанс на спасение. Позади лишь тьма и сверкающая бездна. Думая примерно таким образом, порядком отдохнувшие эльф и чародейка довольно споро и в то же время практически бесшумно, начали свой подъем. Все вверх и вверх, к таинственному источнику изумительно прекрасной музыки.***
— Демоны Утумно! — выругался себе под нос Леголас. — Глухая стена. И причем, что самое обидное, не так давно возведенная. — Раствор еще свежий, — Гермиона задумчиво провела пальцем по застывшей серой массе. — Это ничего не значит! К несчастью для нас, тут поработали хорошие каменщики и возведенные ими стены могут простоят не одну сотню лет. Она не дрогнет, даже если мы вдвоем будет биться лбами об нее лет эдак с двести. — А как же музыка. Здесь она слышится намного громче, чем внизу, — не сдавалась гриффиндорка. — Посмотри туда, — Леголас указал на узкие черные щели, расположенные у самого потолка. — Это выходы вентиляционных шахт. Через них мы и слышим эти завораживающие аккорды. Хотя тут тоже все не так просто! В свое время друг Балин, гном, объяснял мне строение твердынь народа Дурина. Так вот, благодаря этим шахтам звук может разноситься на много миль вокруг. Не удивлюсь, если окажется, что этот славный менуэт отплясывают где-нибудь в Хараде, если еще не дальше. — Что же тогда делать? — Дай свой кинжал. Попытаюсь поскрести. Авось какой кирпич зашатается. Пока Леголас, сурово нахмурив брови, ковырял орочьим кинжалом в сером растворе, Гермиона решила обследовать то помещение, в котором они очутились волею судьбы.***
По давешней винтовой лестнице беглецы поднимались не меньше двух часов, а может и более. Под землей время течет иначе, чем на поверхности. Когда же долгий подъем остался позади, перед эльфом и чародейкой раскинулась настоящая анфилада из просторных комнат и залов, соединяющихся друг с другом узкими коридорами. Затем снова лестница, такая же большая и широкая, как и та, у пьедестала Королевы ночи. А в конце подъема вновь залы и вновь винтовые лестницы. У путников порою создавалось неприятное впечатление, что они движутся по хитроумно устроенному лабиринту, у которого просто нет конца. Почти целые сутки шли они, лишь изредка позволяя себе краткий отдых; Леголас двигался, словно заведенный автомат, отказываясь не только от тоненькой пластинки лэмбаса, но даже от воды, Гермиона же чаще всего подкреплялась прямо на ходу. Словно какая-то неумолимая сила гнала их все вперед и вперед, к неизвестной, но столь вожделенной цели. И вот настал тот час, когда беглецы очутились в просторной комнате, если не зале, заканчивающейся недавно замурованным дверным проемом. Леголас сразу сосредоточился на замурованной двери, не удосужившись осмотреть комнату, в которой очутился. И как вскоре поняла Гермиона, совершенно зря! Стены тупикового зала были голыми и совершенно гладкими, как и все помещения в этом подземном царстве мрака и холода. Однако на этом сходство заканчивалось. Неведомый зодчий украсил стены удивительнейшими картинами, от которых у юной чародейки перехватило дыхание. — Мерлин!.. — девушка не сдержала вздоха изумления, рассматривая диковинный рисунок и замысловатую надпись под ним. — Леголас! Иди сюда! Быстро! В этот момент кривой орочий кинжал с треском переломился на пополам, лишь чудом не поранив эльфа. Крепко выругавшись, Леголас с раздражением отшвырнул ставшее бесполезным оружие в дальний угол последней комнаты. — …! Что там еще случилось? — с раздражением воскликнул он, поворачиваясь к гриффиндорке. — Погляди сюда, — Гермиона указала на так заворожившее ее настенное изображение. — Ну и что тут такого интересного? — все еще сердясь, Леголас подошел к девушке. — Что бы это все значило? Неведомый художник с поразительным талантом изобразил на стенах целую серию взаимосвязанных картин. Вот закованный в черные латы высокий всадник на могучем коне, подъезжает к воротам величественного замка, расположенного на склонах угрюмо сереющих горных отрогов. На его голове массивный шлем конусовидной формы, а в руках пылает алым светом меч. Наверху самой высокой башни, на маленьком воздушном балкончике, застыла грациозная женская фигурка. Неизвестная одета в длинное приталенное блио, поверх которого накинут изящный полушубок. Миниатюрную головку украшает причудливая соболиная шапочка с аграфом (4) из перьев цапли. Лицо укрывает позолоченная вуаль, оставляя открытыми лишь полные страсти и неги дивные очи. Женщина вся подалась вперед, словно всматриваясь в неведомые дали. Казалось еще мгновение, и эта грациозная фигурка взлетит над перилами балкона и устремится вверх, к пылающим алым багрянцем небесам. — Это фрески, — задумчиво протянул сын Трандуила, разглядывая первую картину. — Такие я видел в Гондоре. Потомки древних нуменорцев очень ценят подобное настенное творчество. — Уж не рыцаря ли с пылающим клинком ждет эта миниатюрная прелестница? — усмехнулась Гермиона. — Демоны Утумно! Я знаю этого парня! — неожиданно воскликнул изумленный Леголас. — Это же Король-чародей из Ангмара! Я не раз видел его изображения в Имладрисе и Гондоре. Там он в точно в таком же шлеме, да и его огненный меч ни с чем не спутаешь. — Вот тут, под картиной, что-то написано. Стиль письма такой же, как и на памятнике Королеве ночи, — прищурилась чародейка. — Манера расположения строф напоминает написание каких-то виршей. — Верно. Это стихи. Они есть под каждой фреской. Наверное, поясняют суть изображения. Вот, здесь, внизу … Воет в скалах дикий зверь К любимой спешит Король-Чародей! Не сам он тут едет, С дружиной своей Погибель замыслил Для Нимруза людей! — Это не о том ли Нимрузе идет речь, которого предала Ламия-Хаджна? — встрепенулась Гермиона. - Сейчас мы это узнаем, — хмыкнул эльф. — Перейдем-ка к следующей фреске. На этой картине нарядно одетая женщина с опаской оглядываясь назад, отворяла боковую дверь замка для Короля-чародея и его «дружины». На лицах закованных в сталь воинов застыло радостное предвкушение скорого кровопролития и жестокого, разбойничьего веселья. У замка Кардьяш немало цепей и ворот. К несчастью, сама их хозяйка врагу отопрет Ведь сердце Хаджны морэдайн отдано! Без сладостной боли — пропадет ведь оно! Прокралась красавица тайной тропой Жестокую банду ведя за собой … — Ламия-Хаджна! Королева ночи! — изумленно выдохнула гриффиндорка. — С лица она, как свет утра, да лишь душа ее черна, — усмехнулся лесной царевич. — Да, это, несомненно, ее история. Беглецы оказались подле следующей картины. Воины Короля-чародея устроили в замке Кардьяш кровавую бойню. Их вострые мечи не жалели ни старого, ни малого, всем принося страшную и лютую гибель. Растерзанные тела несчастных подданных Нимруза лежали повсюду. Иные, кто был еще жив, безуспешно протягивали руки к своим бессердечным мучителям, моля о милости и сострадании. Но … Увы! В ту ночь жалость покинула холодные стены Кардьяша. Гермионе на миг почудилось, что застывшие волею художника фигуры на картине оживают, вновь и вновь вздымая свои окровавленные клинки и оглашая просторные залы дворца дикими воплями и безумным хохотом. Подпись на этой фреске стерлась, поэтому невольные зрители перешли к следующей. Перед ними предстал богато убранный тронный зал, где золото, каменья и шелка давно являлись не исключением, а нормой. Король-чародей ворвался и сюда, неумолимо наступая на сжавшегося невысокого старичка, чью лысую голову украшала великолепная корона властителей Ангмара. Морщинистое лицо согбенного старца исказила гримаса неподдельного ужаса. Нимруз поднял обе руки вверх, словно моля о чем-то жестокого завоевателя. Однако все тщетно. Горящий клинок уже воздет над головой. За спиной черного нуменорца пряталась предательница Ламия, с ужасом и с каким-то нездоровым возбуждением взиравшая на развернувшееся перед ней кровавое действо. Лицо предательницы все еще было спрятано под церемониальной вуалью. Несчастный Нимруз вздымал свои руки, Тщетно пощаду моля. Но жалости не знала рука короля! … Зловеще сверкнул моргульский клинок Он вмиг оборвал тонкий жизни власок. По залу разнесся издевательский смех На страшную гибель колдун обрек всех! Молча беглецы перешли к следующей картине. Черный нуменорец сняв глухой шлем, обнажил, наконец-то, свое лицо. Был он коротко подстрижен и гладко выбрит по моде давно затонувшего острова в западных морях. Черноволосый и черноглазый, он мог бы показаться мужественным и привлекательным мужчиной, кабы не его нездоровая бледность и глумливо искривленные ярко алые узкие губы. Водрузив на голову корону Ангмара, он полушутливо обнял дрожащую Хаджну. У ног любовников заливаясь кровью лежало обезглавленное тело несчастного Нимруза. Ну, Хаджна, голубушка, Что ты дрожишь? Зачем же ты так побледнела? Не бойся свершенья последних часов — Ночь скроет кровавое дело! Леголас и Гермиона оказались у последней фрески. Здесь текст был помещен вверху, словно, нарочито оттягивая страшную развязку. Непроизвольно путники поддались общему настрою и старались не смотреть на прекрасно выполненный рисунок, пока лесной эльф не зачитал финальные и самые длинные строки мрачного вирша. Коварный чужак тонкий стан обнимет Острым клыком он шею пронзает. Не бойся! Боль мигом уйдет Заря новый жизни уже к нам идет! И вот уж свершилось кровавое дело — В любимой глаза нуменорец глядит теперь смело! Красавицу Хаджну под руку берет чародей И в зал он ведет ее — К дружине веселой своей! Проклятие людей не довлеет над нами Великие чары прошлись над Ангмара горами! И то, что мертво-вновь жизнь обретет. Поможет сему алая кровь … — Демоны Утумно! Что за чушь?! — грязно выругался лесной царевич. — Посмотри на картину, — каким-то странным голосом произнесла Гермиона. Глянув на прекрасную в своем ужасе фреску Леголас на миг потерял дар речи. Король-чародей, сорвав с лица Бианки вуаль, страстно целовал красавицу в белоснежную тонкую шею. В доселе привлекательном лице черного нуменорца появилось что-то отталкивающе звериное. В полыхающих алым огнем глазах, в хищно трепещущих ноздрях и … В неестественно длинных и острых зубах, словно у варга со снежных пустошей Фородвайта. Эти ослепительно белые клыки впились в нежную плоть красавицы. Две тонкие струйки медленно стекали по этому живому мрамору, добавляя картине какой-то мрачной сюрреалистичной красоты. Очарования порока …***
— О, Элберет! Секрет Ламии-Хаджны, наконец, раскрыт, — эльф с изумлением уставился на прекрасное лицо предательницы, навек изменившей историю этой полной мрачных тайн и загадок горной страны. — Король-чародей превратил ее в вампира, упырицу, стригу … — Королева ночи, что вечно танцует теням у бесконечной лестницы, — тихо проговорила Гермиона. — Невероятно … — покачал головой Леголас, непроизвольно протягивая руку к лику предательницы. — Такая же прекрасная, как и там, во тьме. Кончики пальцев эльфа коснулись лика Хаджны. В тот же миг пол под ногами беглецов существенно содрогнулся. Глаза Королевы ночи закрылись, словно она озорно подмигивала невольным зрителям. Гермиона вскрикнула, отшатнувшись назад, Леголас с грязным ругательством схватился за рукоять своего длинного меча. Раздался страшный треск. Целая секция стены медленно и величаво отъехала в сторону, открывая потаенную дверь. — Демоны Мелькора!.. — прошептал одними губами Леголас. — Это подземелье полно сюрпризов! — Лучше и не скажешь, — невесело хмыкнула чародейка из иного мира.***
Смертельная опасность пришла из тьмы в виде облаченного во все черное человека. Молча, без боевых кличей и воинственных воплей, он словно злобная тень выпрыгнул из мрака, метя своими длинным и узким стилетом в отважное сердце Леголаса из Лихолесья. Глоссарий: 1. Взято из средневекового германского эпоса «Песнь о Нибелунгах». 2. Использован стих Т. Грэя. 3. Авторская переделка одного из лучших стихотворений Генриха Гейне «Лорелея». Перевод А. Блока. 4. Аграф (от старофр. agrafe — «зажим, скрепка, крючок») — крепление, которое выполнялось обычно в виде пластины, венка, розетки с крючком и петлей; иногда из драгоценных металлов — золота, серебра с рельефным декором, чеканкой, эмалью. В отличие от античных фибул, средневековый аграф представлял собой не заколку, а застежку, пряжку. В Древней Руси аграф — это запон с драгоценными камнями, эмалями, филигранью. В дальнейшем такие застежки стали использовать в качестве украшений головных уборов и других деталей костюма.